Дуэль сердец

      На вопрос девушки Долохов нетерпеливо покачал головой.       – Вы слишком осторожны и рассудочны, Софи. Вы спрашиваете, как мы сможем начать с чистого листа? Да проще не бывает. Представьте себе, что мы с вами только сегодня познакомились. До этого не виделись никогда, не знали друг друга и никогда друг о друге не слышали. Представьте, что я впервые увидел вас на каком-то балу или вечере и был потрясён вашей красотой и очарованием. Попросил кого-то из своих знакомых представить нас. И вот он подводит меня к вам, и я вам говорю: позвольте представиться, мадемуазель. Я Фёдор Иванович Долохов, офицер российской армии. Принимал участие во многих военных компаниях, а также в тайных операциях российской разведки в Персии. Воевал, командовал отрядом партизан в войне с Наполеоном и участвовал в заграничном походе русской армии. Собираюсь продолжить военную службу на должности начальника штаба военной комендатуры Санкт-Петербурга. Молодость провёл, признаюсь, бесшабашным и не всегда пристойным образом, но это дело прошлое. За свои выходки в молодые годы был пару раз разжалован. Но сумел загладить эти проступки верной службой, а позднее был неоднократно отмечен и награждён. Сейчас чувствую себя готовым остепениться и вести жизнь вполне респектабельного члена общества, хотя и не обещаю, что во всём буду соблюдать его условности. Но ведь и вы, мадемуазель Софи, по слухам тоже не испытываете особого почтения к светским условностям. И даже однажды набрались смелости пойти против них. Думаю, хотя бы эта черта у нас общая. Ну вот, – слегка улыбнулся Долохов, – я вам и представился, прекрасная незнакомка. Теперь очередь за вами.       Софи тихонько рассмеялась и покачала головой. Ей представилась забавной мысль о таком вот знакомстве. Но улыбка тотчас слетела с её губ, она посмотрела на Долохова долгим взглядом и сказала с самым серьёзным и решительным выражением лица.       – Позвольте и мне представиться, в свою очередь. Я Софья Александровна Ростова, известная многим в Европе и России профессиональная пианистка. Ношу звание придворной пианистки Их Величеств Императриц. Хочу заниматься музыкой профессионально до конца дней своих, пока есть силы и способности для этого. Не хочу и не могу оставить сцену и свою профессию. А так как я хорошо знаю правила, обычаи и законы нашего общества, то ещё в самом начале своей карьеры приняла твёрдое решение никогда и ни за кого не выходить замуж. По законам любой страны, не только России, муж вправе запретить жене выступать на сцене перед зрителями и получать за это деньги. Пока я не замужем и свободна, я могу сама распорядиться своей жизнью и решить, что мне делать, а что нет. Но стоит мне выйти замуж – и моей свободе конец. Поэтому я давно решила: замужество не для меня. Ну и как вам это моё решение? – она пристально посмотрела в лицо Долохова и продолжила. – Вы согласны на этом условии продолжать отношения со мной с чистого листа?       Долохов смотрел на неё с самым ошеломлённым видом.       – Вы это серьёзно о том, что не желаете никогда выходить замуж? – спросил он, словно не веря своим ушам.       – Совершенно серьёзно, – как прежде спокойно подтвердила Софи. – На свете нет такого мужчины, который бы позволил мне после свадьбы продолжить мою карьеру профессиональной пианистки. Я в этом неоднократно убеждалась. За годы моих выступлений я получила несколько предложений руки и сердца от самых разных мужчин. И знатных, и не знатных. И богатых, и не очень. Дворян и людей других сословий. Но все они сходились в одном: после свадьбы я должна оставить всякую мысль зарабатывать своим искусством себе на жизнь, должна засесть дома, стать обычной женой и матерью семейства. А музыку оставить лишь для развлечения гостей и знакомых семьи.       – Знаете, Софи, – начал Долохов резким тоном, – я не могу осудить этих мужчин. Более того, я их вполне понимаю. Любой мужчина, и я в том числе, выдвинул бы такое условие. Как вы представляете себе семейную жизнь, если вы будете продолжать разъезжать везде со своими концертами? Что должен в это время делать ваш муж? Сопровождать вас как верный слуга или смиренно дожидаться дома, когда вам в очередной раз надоест раскатывать по разным странам и городам и вы соизволите почтить домашний очаг своим присутствием? Да любой мужчина посчитает унизительным такую жизнь, – с каждым словом Долохов говорил всё более резко и закончил самым ожесточённым образом.       – Я это знаю, – спокойно ответила Софи. – В нашем обществе ждать принято только женщинам. Мужчины могут годами пропадать на войнах, на воинской службе, ездить по служебным или семейным делам. Моряки уплывают в дальние путешествия, дипломаты уезжают в другие страны с разными поручениями, офицеры и солдаты отправляются в походы… да мало ли ещё примеров, когда мужей долгое время нет дома, а жёны ждут их. И это считается в порядке вещей. Но наоборот, даже если жена отсутствует месяц или два – это считается невозможным и ужасным. Нельзя заставлять мужчин ждать, они к тому не приучены, – тут в голосе Софи появились саркастические нотки. – Ждать и терпеливо поддерживать огонь в домашнем очаге должны только женщины. Я не могу изменить этот обычай нашего общества. Да и не стремлюсь особо. Я просто отказываюсь подчиняться ему и бросить сцену. И если для этого нужно отказаться от замужества, то я как-нибудь это переживу, – завершила она с самым спокойным и уверенным видом.       – Признаться, этого я не ожидал, – после долгого молчания, наконец, произнёс Долохов. – Вы меня огорошили. Я почему-то был уверен, что вы перестанете выступать перед публикой за деньги после того, как выйдете замуж.       – Вы ошибались, – негромко сказала Софи. – И вот теперь, когда вы всё знаете про моё решение, я думаю, вы согласитесь со мной, что никакие дальнейшие отношения нам не нужны. Мы можем оставаться с вами просто знакомыми, но дальнейшее сближение между нами… я думаю, оно просто невозможно. И нежелательно для нас обоих. Каждый из нас должен пойти по жизни своим путем. Эти пути могут быть параллельными, но пересекаться не должны.       Долохов покачал головой с каким-то отрешённым видом.       – Я не могу оставить надежду стать ближе к вам, – произнёс он с трудом. – После стольких лет… отказаться от вас, когда мне впервые показалось, что мы сможем понять и принять друг друга… неужели вы желаете, чтобы я снова исчез из вашей жизни?       Какая-то сильная тоска сжала сердце Софи. Желала бы она никогда больше не видеть Долохова? Она понимала, что так лучше будет и для неё, и для него тоже, но мысль не видеть его больше оставляла горечь в её душе. Какие-то узы между ними уже появились, она не могла не признаться себе в этом, и разорвать их окончательно ей было больно.       Софи сама не знала, что ответит Долохову на его вопрос, и тут раздался звонок в дверь. На пороге появилась горничная со словами:       – Барышня, к вам княгиня Болконская пожаловали!       И вслед за ней на пороге комнаты появилась Наташа в сопровождении женщины средних лет, судя по одежде, няни, которая несла на руках годовалую девочку. Софи и Долохов встали при виде гостьи, а что касается Наташи, то она буквально замерла на пороге, увидев Долохова. На лице её было ясно написано выражение, что подобной встречи она не ожидала, более того, встреча с Долоховым ей неприятна. Общее молчание первым нарушил Долохов.       – Здравствуйте, княгиня, – произнёс он. – Мы с вами давно не виделись.       – Да, давно-таки, – как-то невпопад ответила Наташа. – Не ожидала вас здесь встретить… Софи, – обратилась она к хозяйке, – если я не вовремя, то я, пожалуй, лучше пойду.       Софи не успела ответить, её перебил Долохов.       – Нет-нет, княгиня, оставайтесь, – сказал он. – Это я должен сейчас уйти, время моего визита закончилось, а у меня есть ещё дела. Софи, – произнёс он, обернувшись к девушке, – так я привезу вам мою сестру? Если вы не против, то мы навестим вас завтра.       Софи с трудом выдавила из себя дежурную улыбку.       – Конечно, я совсем не против. Приезжайте с Лизой завтра к обеду. Я буду очень рада повидать её.       Долохов слегка поклонился по-прежнему ошеломлённой его видом Наташе и вышел. Софи пошла проводить его, а в это время Наташа и няня с ребёнком усаживались в гостиной. В прихожей у двери Долохов пристально посмотрел на Софи и негромко произнёс:       – Я не сдамся так просто на этот раз. Наш разговор прервали, но я обязательно продолжу его. До завтра, Софи. – И он вышел.       Софи ничего не ответила и только тяжело вздохнула, закрывая за ним дверь. А потом вернулась в гостиную к Наташе.       – Софи, что у тебя делает этот господин? – воскликнула Наташа, когда Софи вошла и уселась рядом с ней.       – Пришёл навестить меня, – ответила Софи. – Ты же знаешь, его семья какое-то время жила у меня, пока он воевал. А ещё мы встречались в Париже летом прошлого года. Он там был с нашими войсками, а я на гастролях.       – Но что ему нужно от тебя? – снова спросила Наташа. – Он что, снова пытается ухаживать за тобой, как девять лет назад?       – Ну, вроде того, – неуверенно ответила Софи. – Сказал, что хочет забыть наше прошлое и начать наши отношения с чистого листа. Как будто мы только сегодня познакомились.       – Вот так история, – растерянно произнесла Наташа. – А как ты к этому относишься?       Софи невесело усмехнулась.       – Наташа, спроси чего попроще. Я и сама не знаю.       Наташа помолчала, как будто обдумывая всё, что было сказано.       – Но какова цель этих отношений между вами? Он снова хочет сделать тебе предложение? – задала она вопрос.       – Похоже на то, – расстроенно произнесла Софи, глядя в сторону.       – И что? Если он сделает предложение снова… что ты ответишь? – продолжала допрос Наташа.       – Наташа, ты же знаешь моё отношение к браку, – тихо ответила Софи. – Я давно решила ни за кого никогда не выходить замуж. Потому что любой мужчина потребует от меня, чтобы я отказалась от сцены и возможности самой зарабатывать на жизнь своей музыкой. А я не желаю этого делать.       – Знаешь, мне никогда не нравилось, что ты отказалась от замужества, – покачала головой Наташа. – Но если дело коснётся этого господина… то я впервые рада твоему решению. Долохов – неприятный и очень опасный тип. Ты отказала ему девять лет назад, и я очень надеюсь, что и в этот раз ты пошлёшь его куда подальше, если он повторит своё предложение.       Софи помнила, с какой неприязнью Наташа отнеслась к Долохову, когда они только познакомились. Тогда Софи разделяла эту неприязнь. Но теперь произошло многое из того, что заставляло Софи как-то по-другому посмотреть на этого человека. Наташа не знала о том, что когда-то Долохов принимал участие в попытке её похищения Курагиным, не знала о выстреле Софи в него, и, соответственно, не знала о неожиданном благородстве Долохова, который не отдал Софи в лапы полиции. Вся эта история теперь была тайной между Софи и Долоховым. Софи ничего не рассказала об этом Наташе, а посвящённые в историю синьора Лаура и Марья Дмитриевна Ахросимова тем более никому ничего не говорили. К тому же синьора Лаура умерла несколько недель назад, а Марья Дмитриевна жила в Москве, и скорее откусила бы себе язык, чем стала рассказывать компрометирующую её крестницу Наташу историю о неудавшемся побеге с Курагиным. Софи подумала, а не изменилось бы отношение Наташи к Долохову, если бы она узнала об этой истории, о том, что Долохов практически спас Софи от тюрьмы или ссылки в Сибирь. Но она решила, что пока не будет рассказывать об этом, может быть, как-нибудь потом. Достаточно того, что у неё самой голова и мысли шли вразброд при думах о Долохове. Софи встряхнула головой, как бы отгоняя от себя все эти раздумья, и, улыбнувшись, произнесла:       – В любом случае замужество с Долоховым мне не грозит, так же, как не грозит замужество с любым другим мужчиной. Давай не будем это обсуждать. Лучше скажи, какими судьбами тебя ко мне занесло.       Наташе, судя по всему, хотелось ещё поговорить на эту тему, но она решила не настаивать, и быстро затараторила:       – Андрей два дня назад уехал посмотреть, как там рязанские имения Николеньки, его сына. А мне стало скучно без него, и я решила навестить нашу старую знакомую, Перонскую Марью Игнатьевну. Она бывшая фрейлина императрицы, ты должна её помнить немного. Сейчас она почти не выезжает, возраст, знаешь ли. Но в последний раз, когда я её навещала, она высказала желание посмотреть на мою дочку, Машеньку. Вот я и взяла её сегодня и поехала к Марье Игнатьевне. А когда возвращалась, решила заскочить к тебе, всё равно по дороге, – рассказывала Наташа. – Нет-нет, чаю, пожалуйста не надо, я и так выпила почти целый самовар, когда сидела у Перонской, – с улыбкой ответила Наташа на предложение Софи выпить чаю.       – А приехала я к тебе, чтоб сообщить одно очень важное известие, – продолжила Наташа. – За день до отъезда Андрея нас навестил Пьер Безухов. И представляешь, не один, а с невестой! Он решил ещё раз жениться!       – Да что ты говоришь! – воскликнула Софи. – И кто же избранница Пьера?       – Наша старая знакомая по Москве! – отвечала Наташа. – Помнишь трёх кузин Пьера, княжон Мамонтовых? Так вот, нынешняя невеста Пьера, одна из его кузин, Ольга Семёновна.       – Да, я помню их, – кивнула Софи. – Ольга, по-моему, средняя по возрасту. Я их всегда путала, они очень похожи с младшей сестрой, с Софьей. Обе были такие хорошенькие, румяные. Только у Софьи родинка на губе, а у Ольги её не было. Я только так и различала их, – с улыбкой закончила Софи.       - Да, именно она, средняя сестра, Ольга, – подтвердила Наташа. – Незадолго до войны она вышла замуж, но её муж был небогатым человеком, хотя и из хорошего рода. Состоял на военной службе и, к сожалению, погиб в сражении под Малоярославцем. Ольга осталась после него вдовой практически без средств к существованию. Детей у них тоже не было, не успели завести. И когда Пьер узнал о бедственном положении кузины, тотчас предложил ей жить в своём доме, тем более, что там уже жила её старшая сестра, Катишь. Ты же знаешь, какой у Пьера добрый и благородный характер! Ольга переехала к нему, ну а там… там я только могу предположить, что было, – со смехом продолжила Наташа. – Наверное, как всегда, вечера вместе, беседы, взгляды… Короче, Пьер сделал ей предложение, и она согласилась. Думаю, брак будет удачным. Когда они вместе навестили нас, то ворковали между собой, как голубки, и бросали друг на друга влюблённые взоры!       – А им разрешат пожениться? – с сомнением спросила Софи. – Ты же знаешь, церковь запрещает браки между двоюродными братом и сестрой.       – А они троюродные, – ответила Наташа. – На эту степень родства смотрят снисходительно. Кроме того, когда я задала этот вопрос Пьеру, он ответил, что с разрешением на венчание вопрос уже улажен. Я представляю, как он улажен: наверняка сунули денежек кому надо в синоде, – со смехом закончила Наташа.       – Я ужасно рада за Пьера! – с радостной улыбкой сказала Софи. – Я боялась, что после первого неудачного брака он навсегда решит остаться холостяком. Элен, знаешь ли, была не самой лучшей женой, любого мужчину отворожит от повторной женитьбы. И, кроме того, знаешь, Наташа, мне часто казалось, что Пьер тайно влюблён в тебя.       Наташа слегка покраснела.       – Ну, да, мне тоже иногда так казалось… Правда, Пьер был так благороден, что ни слова, ни полслова не говорил мне о своих чувствах. А на моей свадьбе с Андреем совершенно искренне поздравлял нас и желал счастья. Если и было у него что-то ко мне, то я рада, что он от этих чувств избавился. Ольга очень хорошая, добрая, умная, и Пьер казался таким влюблённым в неё, когда привёз к нам. Я думаю, они будут удачной и счастливой парой.       – Дай Бог, чтобы твоё предсказание сбылось, – с прежней улыбкой отвечала Софи. – Пьер заслуживает счастья... – И тут Софи обернулась к маленькой дочке Наташи, которая сидела на коленях няни и играла погремушкой. – Машенька! Здравствуй, мой ангелочек! Хочешь ко мне на ручки? – заговорила она самым ласковым и нежным тоном, и протянула к девочке руки.       Малышка улыбнулась в ответ и буквально порхнула в объятия Софи. Девушка взяла погремушку у няни и начала играть с ней. Наташа смотрела на них с какой-то задумчивой улыбкой.       – Знаешь, Софи, – негромко проговорила она. – Когда ты приезжаешь к нам, и я смотрю как ты играешь с Машенькой, я всё время думаю, что из тебя получилась бы совершенно потрясающая мать! Ты умеешь обращаться с детьми, и они тебя обожают. Жаль, что ты отказалась от мысли иметь своих детей…       Софи начала слегка подкидывать малышку на руках. Девочка была в восторге от этой игры и радостно смеялась.       – Зато я буду самой лучшей тётушкой твоим детям! – отвечала она Наташе, продолжая игру. – Помнишь, я тебе говорила, что стану состоятельной и эксцентричной тётушкой Софи, которая будет баловать твоих детишек и привозить им подарки из дальних стран? Так оно и получилось!       – Но всё-таки свои дети, это совсем другое, – попробовала продолжить Наташа, но Софи перебила её.       – Наташа, мы об этом уже с тобой говорили много раз. Чтоб завести своих детей, я должна буду выйти замуж. Плодить незаконнорождённых – это не моё. А от замужества я отказалась, ты об этом тоже знаешь. Расскажи лучше, как там Николенька?       – У Николеньки всё в порядке, – начала рассказ Наташа о своём пасынке, сыне её мужа от первого брака. – Растёт умным мальчиком, Андрей с ним много занимается, а также господин Десаль, его гувернёр. Теперь мы с ним остались вместе, и очень хорошо ладим. Он зовет меня «матушкой», а я люблю его не меньше, чем могла бы любить родного сына.       – Вот и славно, – ответила Софи и вдруг рассмеялась. – Наташа, по-моему, с Машенькой случился небольшой конфуз!       – Ой, действительно, – подтвердила Наташа и потянулась было, чтобы взять дочку у Софи, но её опередила няня, которая ловко сняла девочку с колен Софи.       – Ничего, матушка-барыня, сейчас мы ей быстро переменим всё, что нужно. Недаром я запас с собой взяла, – и няня показала на небольшую корзинку, которую она принесла с собой. Софи показала ей место на соседнем диване, и няня начала переодевать девочку.       – Что-то я её сегодня Машеньку затаскала по гостям, – с любовной улыбкой глядя на дочку, говорила Наташа. – Сейчас няня переоденет её, и мы поедем домой… Да, Софи, я тут кое-что вспомнила, – тут Наташа стала серьёзной. – Вскоре после нашей свадьбы Пьер Безухов рассказал мне и Андрею совершенно удивительную историю. Она касается твоего Долохова.       – Почему это моего? – слегка покраснела Софи. – Он такой же мой, как и твой.       – Ну, неважно, – отвечала Наташа. – Я почти совсем забыла об этом рассказе Пьера, а вот теперь вспомнила, когда увидела этого господина. Пьер рассказал, что встретил Долохова перед сражением под Бородино. Безухов там присутствовал, ты же знаешь, об этом я тебе говорила. И вот Долохов, который тоже участвовал в сражении, незадолго до начала боя подошёл к Пьеру, когда вокруг было полным-полно людей, и громко, при всех попросил у него прощения. Сказал, что жалеет обо всех неприятностях, которые ему причинил и просит простить его за всё. Странный поступок, правда? Никак не ожидала подобного от него. Я всегда была уверена, что Долохов просить прощения, раскаиваться и извиняться за что-то просто не способен.       Софи тоже была удивлена рассказом Наташи. Хотя она теперь больше узнала Долохова, относилась к нему гораздо лучше, чем при первом знакомстве, понимала по его поведению после её выстрела в него, что он способен на благородные поступки, но всё равно извинения за прошлые и давние дела у неё как-то не вязались с обликом этого человека… Проводив Наташу, она со вздохом подошла к фортепиано и начала свои ежедневные музыкальные упражнения. Ей хотелось как-то встряхнуться, сыграть что-то бойкое, резкое, активное, чтоб избавиться от меланхолического настроения, вызванного мыслями о Долохове. Она сыграла несколько весьма энергичных пьес, в том числе и «Менуэт» Гайдна*. Это немного отвлекло её от мыслей о Долохове, об их разговоре сегодня, о рассказе Наташи со слов Пьера. Но ночью мысли о Долохове снова пришли к ней, и она чувствовала, что после рассказа кузины её отношение к нему снова поменялось в лучшую сторону. Ещё одно очко в его пользу, с какой-то грустью думала Софи. Что-то в её душе продолжало медленно, но неуклонно смещаться в сторону всё лучшего и лучшего мнения о Долохове.       А на следующий день Долохов сдержал слово и привёз к Софи Лизу. Девушки радостно приветствовали друг друга и обнялись при встрече.       – Лиза, ты прекрасно выглядишь, – с улыбкой сказала Софи. – Видно, свежий деревенский воздух пошёл тебе на пользу! Цвет лица отличный, румянец на щеках, и вообще цветущий внешний вид!       – Это не только воздух, но и мой новый стиль в одежде, – рассмеялась Лиза. – Я теперь все туалеты и платья для себя заказываю только с тальмой, как ты со своей модисткой мне и посоветовали два года назад. И посмотри, – она покружилась перед Софи, – почти ничего не заметно. Я уже и сама теперь верю, что у меня вовсе не горб, а просто сутулость. Но благодаря тальме и её почти не видно.       – Так и есть, – подтвердила Софи, отмечая про себя с радостью, что Лиза стала более раскованной и уверенной в себе, чем два года назад.       – А тебе и деревня не нужна, – сказала Лиза, с улыбкой рассматривая Софи. – Как была красавицей, так и осталась. Даже ещё красивее, чем прежде.       – Приходится соответствовать желаниям публики, – отшутилась Софи. – В отзывах о моих выступлениях постоянно пишут, что я не только талантлива, но и красива. Так что многие приходят на мои концерты не столько для того, чтобы послушать меня, сколько поглазеть. Ну, хватит болтать на пороге, пойдёмте обедать.       Лиза и Долохов, который всё это время с улыбкой слушал болтовню девушек, прошли вслед за ней в столовую. Обед, а затем и вечер прошли в общей беседе. Лиза рассказывала о том, как она с матерью жили все эти два года в деревне, Софи рассказала жадно слушавшей её Лизе о прошедших гастролях, о городах и странах, в которых она побывала, о людях, с которыми она познакомилась. А Долохов прибавил к общей беседе несколько рассказов о прошедшей войне. В основном это были смешные случаи, которые даже на войне, порою в самых трудных обстоятельствах, случались довольно часто. То это была история о том, как на территории Германии захватили в плен французского солдата, чтобы допросить его в качестве «языка». А он оказался не французом, а итальянцем, насильно завербованным Наполеоном в своё войско, и ни слова не понимал по-французски. Тогда раздосадованные переводчики в русском штабе, тоже не знавшие ни слова по-итальянски, отправили его назад к французам с запиской на французском языке: «Забирайте его обратно, такой идиот нам не нужен». Или рассказ о том, как один из русских офицеров, когда русские войска вступили на территорию Франции, увидел дорожный указатель. На нём было написано: «До Парижа 50 лье». И тогда офицер приписал внизу по-русски: «Ерунда – дойдём». И как все русские войска, проходя под этим указателем и читая надпись, дружно хохотали. Софи подозревала, что вместо слова «ерунда» было написано намного более непристойное словцо из русского лексикона, да и офицером-шутником, судя по всему был сам Долохов, но не стала перед ним высказывать свои подозрения и дружно смеялась вместе с Лизой.       Только под самый конец вечера Софи вдруг стала серьёзной и спросила Долохова:       – Я давно хотела узнать у вас или у кого-то другого, кто воевал… Скажите, что заставляет мужчин идти на войну?       Долохов пристально глянул на Софи и ответил:       – Тут две причины. Первая – на войне не спрячешься. В мирной жизни могут уйти недели, месяцы, а то и годы на то, чтобы узнать человека. А на поле боя сразу ясно, кто чего сто́ит. Во время войны порою разрушается дружба, которая в мирное время казалась вечной. А люди, которые прежде были врагами или просто испытывали неприязнь друг к другу, вдруг становятся самыми близкими друзьями. Потому что война показала истинную цену человека. Что касается второй причины… она сложнее. Война – дело страшное. Она несет смерть. Но именно на войне со всей силой начинаешь понимать, что такое жизнь, ощущаешь её сильнее. Все чувства как будто обостряются. Это состояние… оно может действовать как крепкий опьяняющий напиток. К нему привыкаешь и не можешь отвыкнуть. И тогда в тебе что-то меняется. Мирная жизнь, о которой мечтаешь на войне, начинает казаться тебе скучной и пресной, когда ты, наконец, получаешь её. И тогда хочется вернуться снова на войну, как бы это нелепо не звучало. Но тут главное – не заиграться с опасностью, не перейти какую-то черту, про которую я словами вообще ничего не могу объяснить… Просто ты уже не годишься для мирной жизни. По крайней мере можешь вести её только какое-то время, но потом беспокойство всё равно одолевает тебя. Спокойный и размеренный образ жизни, который ведут большинство мужчин среднего возраста – это уже не для тебя. Вот как-то так. – И добавил после паузы. – Я понятно объяснил?       – Кажется, да, – задумчиво ответила Софи, не отрывая взгляда от пристально глядящих на неё глаз Долохова. – По крайней мере я надеюсь, что поняла вас.       – Думаю, женщине, никогда не бывшей на войне, это сложно понять, – покачал головой Долохов.       – Почему же? – возразила Софи. – Конечно, женщины не воюют и нас совершенно на войну не тянет. Но есть женщины, которые тоже не годятся для спокойного и размеренного образа жизни. Я знаю по себе. Меня охватывает тоска при мысли о том, что я когда-нибудь могла бы вернуться к скучной жизни светской барышни, которую я вела до того, как стала профессиональной пианисткой. Мне даже тогда, хотя я другой жизни не знала, было временами тошно от неё. А уж после того, как я глотнула воздух свободы и другой жизни… теперь мне вернуться к старому невозможно. Это было бы для меня хуже смерти.       – Всё так, – ответил Долохов. – Но война… это гораздо более сильный хмельной напиток, чем просто свободная жизнь. Вызывает гораздо более сильные эмоции в человеке. И лучше хотя бы время от времени возвращаться с войны. Иначе… есть большая опасность заиграться, перейти невидимую черту, о которой я вам говорил, а там… – Долохов помолчал, видимо, подбирая слова, но так и не нашёл их. Поэтому просто продолжил, – нужно научиться притормаживать… обязательно… хотя бы время от времени… Я давно понял про себя, что военная служба – это моё призвание. Для любой другой, более мирной деятельности и службы я не гожусь. Тем не менее я понимаю опасность заиграться и увлечься слишком постоянным и слишком долгим пребыванием на поле боя. И поэтому я изо всех сил надеюсь, что никогда не перейду черту, о которой сейчас вам говорил. До сих пор мне это удавалось…       Воцарилось молчание. Лиза тоже притихла и внимательно смотрела на брата. Софи вдруг вспомнила, как желала Долохову вернуться, когда он два года назад покидал её дом. Вспомнила, какие чувства вспыхнули в ней, когда она увидела его без рубашки. Он и сейчас, когда речь пошла о таких серьёзных вещах, был необыкновенно красив в её глазах. Софи сглотнула и потрясённо подумала: а ведь она желает этого мужчину. Желает в своей жизни, желает в своей постели… Она отвела глаза в сторону и постаралась поскорее выкинуть эти крамольные мысли из головы. Страсть к Долохову станет дьявольской ловушкой, которая может разбить её жизнь, и лучше постараться от этой страсти избавиться.       Долохов первым нарушил воцарившееся молчание. Он посмотрел на сестру и сказал:       – Лиза, нам уже пора. Матушка, должно быть, заждалась нас.       Лиза и её брат встали, Софи тоже поднялась. Они начали прощаться.       – Софи, – негромко произнёс Долохов, подойдя ближе к девушке. – Я хотел бы пригласить вас завтра прогуляться со мной.       – Завтра я не могу, – отвечала Софи. – Завтра у меня большой концерт в филармонии. А я всегда должна настроиться перед ним.       – Тогда послезавтра? – спросил Долохов.       – Да, хорошо, – кивнула Софи. – Послезавтра я занимаюсь с девочками в Александровском училище, но это будет утром, а вторая половина дня у меня совершенно свободна.       – Тогда я заеду за вами во второй половине дня, – промолвил Долохов, неотрывно глядя на Софи.       На прощанье Софи сказала:       – Приходите завтра, если сможете, на мой концерт. Я попрошу распорядителей оставить вам места в первых рядах.       Лиза обрадовалась.       – Конечно, я обязательно приду. А ты сможешь? – обратилась она к брату.       – Да, – улыбнулся он. – Завтра поедем вместе.       После ухода гостей Софи ещё долго пребывала в задумчивости. Невесёлые мысли теснились в её голове. Она никак не могла избавиться от воспоминаний о прошедшем вечере и открытии, которое она сделала про себя. Ее влечёт к Долохову. К мужчине, который меньше всего подходил ей в роли мужа или любовника. Собственно, догадаться об этом влечении можно было и раньше. Вот только она гнала от себя эти мысли. Софи с грустью вспоминала, как ещё во Франции старалась не думать слишком много о нём. А ведь уже тогда её сильно тянуло к этому мужчине. Только тогда она не признавалась себе в этом.       А ведь он опасен для неё, подумала Софи. Опаснее всех остальных мужчин. Потому что сильный, потому что властный, потому что упрямый и целеустремлённый. Способный так подчинить себе женщину в страсти, что она навек потеряется для себя и других, растворится в нём полностью. Софи этого не хотела, слишком много сил было положено ею на то, чтобы добиться независимости. И вот теперь отдать всё Долохову? Позволить ему распоряжаться её жизнью? Нет, этого она не желает. Надо как-то справиться с собой, постараться избавиться от чувств к нему. Только как это сделать? При первом знакомстве она с лёгкостью отринула его после того, как он сделал ей предложение и получил отказ. Но тогда она была к нему полностью равнодушна. Более того – испытывала к нему неприязнь. А теперь… а теперь её предает и бунтует против неё её собственное тело. Предательское тело, которое впервые в жизни захотело испытать страсть с мужчиной. И не с любым, а именно с ним, с Долоховым. Если он почувствует эту её слабину, то он не уйдёт от неё так просто, как это случилось девять лет назад. Это Софи понимала. В этом случае он будет давить и давить на неё. До самого конца. До полной сдачи ею своих позиций. А сдавать их Софи не желала.       Долохов не скрыл от неё, что в случае повторного предложения выдвинет то же условие, что и другие кандидаты в её мужья. Он тоже потребует, чтобы она оставила сцену, отказалась от независимого образа жизни и стала просто его женой. Но её музыкальная карьера и независимость – это самое дорогое, что есть в её жизни. Отказаться от них – всё равно, что заживо похоронить себя. Нет, это для неё невозможно.