Дуэль сердец

      На следующий день Софи проснулась в самом скверном расположении духа. Воспоминания об отвратительной сцене с Долоховым не давали ей покоя ещё с вечера. Она уже много раз покаялась в том, что наговорила гадостей Долохову. Что он неуч, солдафон и прочее. Говоря ему обидные слова, Софи сама не верила в них – просто ей хотелось уязвить его побольнее после его намёка на то, что она когда-нибудь пойдёт к нему в содержанки. Она ведь прекрасно понимала: несмотря на разгульный образ жизни Долохов далеко не был дураком. А из её слов, сказанных ему на вечере, выходило, что он чуть ли не кретин. Он, конечно, тоже бросил ей оскорбительный намёк, но она могла просто прекратить после этого всякое общение с ним. И вот теперь про себя она думала, что не стоило ей доводить дело до скандала, хотя и не публичного, но всё же. Можно было проигнорировать слова Долохова и сразу прервать разговор с ним, отойдя куда-нибудь, а не отвечая оскорблениями на оскорбление. Или же настоять на том, что хочет уйти с вечера и не допустить разбирательства в диванной, когда князь Долгоруков заступился за неё и потребовал извинений у Долохова. Софи ещё тогда охватило тревожное чувство. Она знала, что Долохов не прощает даже малейший намёк на обиду, а тут его просто вышвыривают из дома. Это он наверняка воспринял как оглушительную оплеуху. Мстительность Долохова ей тоже была хорошо известна. Шесть лет назад в отместку за её отказ, который он, видимо, тоже воспринял как унижение, он обыграл Николая на огромную сумму. Софи помнила, каким ударом был этот проигрыш для семьи Ростовых, в которой денежные дела уже пошли неважно. И сейчас она боялась, что Долохов каким-то образом снова будет мстить за нанесённую из-за неё обиду. А ведь на сей раз обида была гораздо тяжелее. Значит, и месть он может выбрать более страшную, чем тогда, когда она ответила отказом на его предложение.       Но что он может сделать сейчас, думала про себя Софи. Обыграть снова Николая он не сможет. Их дружбе пришёл конец, да и Николай теперь далеко, в Польше. Нанести снова какой-нибудь удар по семье Ростовых? Но это тоже невозможно, теперь Долохов не вхож в дом её родственников и воспитателей. Как-то попытаться отомстить лично ей? Но что он может сделать ей? Она теперь будет гораздо осторожнее и постарается вообще больше нигде и никогда не пересекаться с этим типом. Такими мыслями Софи успокаивала себя, но получалось плохо. В её душе повисло тяжёлым грузом ощущение какого-то будущего несчастья, связанного с этим человеком.       Добавляло забот Софи и странное поведение Наташи. Уже несколько дней кузина была сама на себя не похожа. Постоянно задумывалась, невпопад отвечала на вопросы отца, или Марьи Дмитриевны, или самой Софи. Когда Софи однажды прямо задала ей вопрос: «Что с тобой творится, Наташа?», то Наташа отговорилась неважным самочувствием. Однако Софи чувствовала, что дело не в здоровье, кузину мучает что-то другое.       Тем не менее долго разбираться в настроении Наташи у Софи времени не было. Сегодня вечером она снова давала частный концерт в доме Архаровых. Три дня подряд концерты – это для Софи было достаточно тяжело. Хотя обычно она не затягивала выступления в частных домах, но любой концерт требовал максимальной нервной энергии. Редко после какого она не чувствовала себя уставшей и морально истощённой. Поэтому она не приняла ни одного приглашения на ближайшие дни и решила дать себе небольшую передышку. Впереди у неё был ещё один большой публичный концерт в Благородном собрании, который уж точно затянется на несколько часов, и Софи следовало поберечь силы.       Вечером Софи в сопровождении синьоры Лауры поехала к Архаровым. На сей раз, к счастью, никаких танцев не было. Софи просто после выступления пообщалась со старыми московскими знакомыми, осталась на ужин вместе с гостями, а потом они с синьорой Лаурой отправились домой к Марье Дмитриевне. Перед сном Софи захотела поговорить с Наташей, которая на сей раз к Архаровым на вечер не поехала из-за головной боли. Войдя в комнату кузины, она заметила, что Наташа, полностью одетая, дремлет на своей кровати. Софи хотела уже уйти к себе, но тут её взгляд упал на листок бумаги, лежащий открытым на столе. Она машинально скользнула по нему взглядом и вдруг заметила подпись: «Курагин». Софи знала, что читать чужие письма нельзя, и никогда этого не делала прежде. Но в данном случае не могла не нарушить свои же принципы – про Курагина ходили нехорошие слухи, он был человеком с изрядно подмоченной репутацией. Такой же гуляка и буян, как и Долохов, недаром они были в одной компании. О чём такой человек может писать Наташе? Ничем хорошим эта переписка для кузины не могла кончиться. Поэтому Софи решительно взяла письмо в руки и прочитала его.       Самые дурные её предчувствия оправдались. Это было любовное послание, в котором Курагин признавался Наташе в любви, заявлял, что какие-то тайные препятствия не позволяют ему прямо ездить в дом и искать её руки, но если она, Наташа, так же любит его, как и он её, то он её похитит и увезёт на край света. Софи пришла в ужас после прочтения этого письма. Теперь поведение Наташи в последние дни стало ей понятно.       Софи лихорадочно соображала. Очевидно, что Анатоль обратил внимание на Наташу и увлекся ею ещё при их встрече в театре. Недаром он потом подсаживал Наташу в карету после представления. Потом была вторая встреча на вечере у Элен Безуховой. Софи вспомнила, как Наташа танцевала с Курагиным, потом куда-то исчезла и вернулась с каким-то странным лицом. Курагина тоже в это время в танцевальном зале не было. Очевидно, тогда между ними что-то произошло. А какова роль Элен, сестры Курагина, в этом деле? Похоже, что она сыграла роль определённой сводни, недаром она настойчиво зазывала Наташу к себе. Скорее всего, она это делала по просьбе брата, думала Софи. Но как сама Наташа относится к увлечению Анатоля и к этому письму? Софи чувствовала потребность разобраться в этом и разбудила кузину.       Разговор с Наташей привёл Софи в ещё большее смятение. Наташа с самым восторженным видом сообщила кузине, что влюблена в Анатоля Курагина, что чувствует себя его рабой, и его – своим властелином. И что она никогда ничего подобного не испытывала ни к одному мужчине. И теперь она сделает всё, что Курагин ей прикажет. Напрасно Софи пыталась напомнить Наташе, что она, хоть и неофициально, но обручена с князем Андреем Болконским. Наташа смотрела на неё с таким видом, как будто уже и не помнила, кто это такой – Андрей Болконский. У Софи было ощущение, что Наташу будто околдовали или опоили каким-то дурманом.       – Наташа, подумай, – взывала она к кузине, пытаясь достучаться до её рассудка, – если Курагин влюблён в тебя, почему он отказывается ездить в дом и просить твоей руки у твоего отца? Почему намекает на то, что обязательно должен тебя похитить и увезти куда-то?       Но Наташа смотрела на Софи непонимающим взором и отказывалась отвечать на эти вполне разумные вопросы. Она только твердила о том, что безумно любит Анатоля и не позволяет себе сомневаться в нём. Что он для неё теперь самый лучший и самый благородный из людей.       Выведенная из себя упрямством подруги, Софи резко заявила:       – Благородные люди не действуют тайно в таких делах. Благородные люди открыто ищут руки девушки, в которую влюблены. А Курагин поступает подло, втягивая тебя в какие-то тайные сношения с ним и тайную переписку. Так как он, действуют только непорядочные люди. Я прошу тебя прекратить любые отношения с ним. Иначе… иначе я всё расскажу дяде или Марье Дмитриевне.       – Нет, нет, – с ужасом заговорила Наташа. – Ты не можешь… ты не должна… нас тогда разлучат! Пожалуйста, молчи обо всём, я тебя умоляю. Если ты расскажешь, то ты мой враг!       Наташа искательно заглядывала в лицо Софи, но видела там только твёрдую решимость остановить эту безумную историю. Тогда она практически впала в истерику и выгнала Софи из своей комнаты.       Придя к себе, Софи села на кровать и стала отчаянно думать, что ей делать. Рассказать или нет? Подумав немного, она решила пока повременить и понаблюдать за Наташей. Послезавтра дядя Илья Андреевич утром поедет продавать подмосковное имение, а ближе к вечеру Марья Дмитриевна повезет Наташу и Софи на обед в дом Безуховых – Элен пригласила их ещё в тот день, когда Софи выступала у неё. На обеде наверняка будет и брат Элен, Анатоль Курагин. Он обязательно попытается и там поговорить с Наташей. Софи решила подождать до этого дня и следить за кузиной, не спуская с неё глаз. Хорошо, что на ближайшие дни она отказалась от всех приглашений выступить с концертами. Будет время проследить за Наташей.       Прошёл день, в течение которого Наташа избегала Софи и избегала разговоров с ней. На следующее утро старый граф поехал с покупщиком осматривать подмосковное имение и уговариваться о цене. А ближе к вечеру Софи и Наташа в сопровождении Ахросимовой поехали на обед в дом Элен Безуховой. Как и предполагала Софи, Наташа улучила минутку поговорить с Курагиным после обеда и отошла от него с взволнованным лицом.       Когда девушки в сопровождении Марьи Дмитриевны вернулись домой, то Наташа сама вызвала Софи на разговор. Они сели в небольшой диванной комнате, и Наташа с восторженным видом начала превозносить необыкновенные, как ей казалось, достоинства Курагина. Она сказала, что верит в благородство его намерений, что он клялся в безумной любви к ней, что она тоже безумно влюблена в него и под конец своей восторженной речи огорошила Софи заявлением, что вчера написала и отослала сестре князя Андрея Болконского письмо с отказом выходить за него замуж. Софи пришлось снова прервать поток восторженных речей кузины и снова попытаться образумить её.       – Наташа, ты спрашивала Курагина, почему он не ездит к вам в дом и открыто не ухаживает за тобой? Почему не хочет открыто просить твоей руки, если ты уже разорвала помолвку с Болконским? Теперь никаких препятствий для ухаживаний Курагина нет. Подумай хорошенько, почему он продолжает поддерживать только тайные сношения с тобой?       Но Наташа как будто не слышала её. Все вопросы и сомнения Софи она отметала и вела разговор только о том, как любит Курагина, и как он благороден и очарователен.       Софи снова вышла из себя и воскликнула:       – Да ты видела его всего лишь три раза! И каждый раз не больше часа! Наташа, опомнись! Разве можно за это время узнать человека и убедиться в его благородстве? Ты совсем не знаешь Курагина и не знаешь его намерений. Вспомни его репутацию. Такие мужчины, как он, могут выглядеть вполне благородными и очаровательными, пока охотятся за женщиной и загоняют ее в ловушку. Но как только дичь поймана и ловушка захлопнулась, они показывают своё истинное лицо, довольно часто далёкое от благородства и очарования. Не позволяй дурачить себя! Я не верю Курагину и не верю в благородство его намерений. Он ведет себя подозрительно, и, если ты продолжишь и дальше отношения с ним в таком духе, ты погубишь себя!       Эти слова взорвали Наташу и она, со злостью глядя на Софи, закричала, что отношения с Курагиным касаются только её, Наташи, что она может даже погубить себя, но никому до этого дела быть не должно, что она ненавидит Софи за все её сомнения в благородстве намерений Курагина, и что теперь они враги навсегда. И выбежала из комнаты.       На следующий день после этой ужасной ссоры Софи, которая решила продолжить следить за кузиной, заметила, что Наташа постоянно сидела у окна в гостиной, которое выходило на дорогу, и как будто ждала чего-то. Софи подошла к окну в другой, соседней комнате, которое тоже выходило на дорогу, и начала наблюдать. Примерно через полчаса проехал экипаж, в котором сидел военный, издали похожий на Анатоля Курагина. Он сделал какой-то знак. Выйдя в коридор, Софи увидела, как Наташа с предельно взволнованным видом пошла к себе. Софи двинулась за ней, стараясь быть незаметной. У дверей комнаты Наташи кузину поджидала одна из горничных Марьи Дмитриевны. Воровато оглянувшись, она сунула Наташе письмо, и тотчас же убежала. Наташа с письмом пошла в свою комнату.       Софи как будто озарило. «Наша любовь победит всё: я смогу похитить вас и увезти на край света», вспомнила она слова из любовного послания Курагина, которое прочитала несколько дней назад. Софи поняла, что шутки кончились: Курагин и Наташа действительно собираются бежать, и, скорее всего, это произойдет сегодня ночью. Она поняла, что придётся действовать решительно и предотвратить побег.       Перед ужином, когда Наташа уже ушла в столовую, Софи тихонько проскользнула в её комнату и вытащила ключ, который торчал в замке с внутренней стороны комнаты. А после ужина, когда Наташа снова пошла в свою комнату, Софи последовала за ней, решительно вставила ключ в закрытую дверь со стороны коридора и заперла Наташу в её комнате. После этого пошла к Марье Дмитриевне и рассказала ей всё: о том, как узнала о романе между Курагиным и Наташей, о том, как развивались их отношения, и, наконец, о том, что она подозревает – сегодня ночью Наташа и Курагин договорились о её побеге.       Марья Дмитриевна сначала смотрела на Софи с гневом и недоверием: ей не хотелось верить, что её любимица Наташа оказалась способна на такое безрассудство. Она даже напустилась на Софи, обвиняя её в слишком пылком воображении. Но Софи резко прервала Ахросимову, попросила её поговорить с самой Наташей и вручила ей ключ от комнаты крестницы. Вместе они пошли в комнату Наташи. Отперев дверь ключом, Марья Дмитриевна учинила Наташе настоящий допрос. Та молчала, но пристыженное и униженное выражение её лица говорило за неё. Ахросимова бесцеремонно обыскала вещи Наташи и нашла ту записку, которую ей передали сегодня. В ней действительно Курагин писал о том, что Наташа должна выйти к нему на заднее крыльцо дома в десять часов вечера, что после отъезда из дома Марьи Дмитриевны они поедут в деревню Каменку и там обвенчаются. А после венчания они поедут за границу и будут там жить, пока родители не простят их за побег и тайное венчание и не примут обратно.       Ахросимовой пришлось признать очевидное: Софи права, и Наташа действительно собиралась сегодня ночью сбежать. Обругав крестницу и назвав её мерзавкой и бесстыдницей, Марья Дмитриевна снова заперла её и велела дюжим лакеям схватить людей, которые приедут за Наташей, и привести их к самой хозяйке дома.       Началось тревожное ожидание. Софи стояла в тёмном коридоре, который окнами выходил на заднее крыльцо, и наблюдала за дорогой. Действительно в десять часов к задней калитке подкатили две тройки, в каждой из которых сидели несколько человек. Лица разобрать было невозможно по причине темноты. Один из подъехавших вошёл в калитку, прошёл к заднему крыльцу… Дальше Софи ничего не видела, только слышала через стекло какие-то крики. Один из голосов ей показался знакомым… но было так плохо слышно, что толком она не разобрала, кто кричал… а может, почудилось… голоса лакеев Ахросимовой тоже были знакомы и она могла что-то перепутать… Потом мужчина, который входил во двор, побежал обратно, выбежал за калитку и через несколько мгновений обе тройки быстро поехали по улице и скоро скрылись из виду. Позднее Софи узнала, что лакеи хотели схватить Курагина (это очевидно был он), который уже взошёл на крыльцо, но он сумел выскользнуть и убежать. Похищение не состоялось.       Софи пошла в комнату Наташи, где Марья Дмитриевна, уже знавшая о неудаче с задержанием похитителя, вовсю отчитывала Наташу. Наташа лежала уже несколько часов на диване, не шевелясь и закрыв голову руками. Но упреки и ругань крёстной словно вывели её из оцепенения. Она впала в истерику и проклинала Марью Дмитриевну и Софи за то, что те помешали её побегу. На неё не действовали никакие разумные доводы, которые приводила ей Марья Дмитриевна, тоже твердившая, что поведение Курагина бессовестно и подозрительно. Что Наташу никто не запирал, и не было надобности её увозить, как какую-то цыганку или актёрку. Что Курагин вполне мог ездить в дом и открыто ухаживать за Наташей, а потом просить её руки… Всё было бесполезно, Наташа не слушала ничего, она только рыдала и кричала, упрекая всех за то, что ей не дали сбежать. Наконец, силы её истощились, и она упала на диван и впала в какую-то прострацию, глядя широко открытыми глазами в потолок. Крёстная оставила её лежать на диване, только подсунув подушку и укрыв двумя одеялами.       Софи решила на эту ночь остаться в комнате Наташи, проследить за ней. Она, не раздеваясь, прилегла на кровать Наташи, накинув на себя лёгкое одеяло. Несколько раз за ночь она вставала, подходила к кузине и пыталась поговорить с ней. Наташа молчала, как каменная, не спала и глядела остановившимися глазами в потолок. У Софи сердце разрывалось от жалости к ней. Она пыталась заснуть, но, как и Наташа, не сомкнула глаз до самого утра.       Утром, совсем разбитая, она вышла к завтраку одна. Наташа продолжала молчать и отказывалась отвечать на все вопросы, даже на приглашение чего-нибудь поесть. Лежала в той же позе, только глаза закрыла.       В столовой Софи повстречалась с осунувшейся за ночь Марьей Дмитриевной – видимо, и она не смогла заснуть. Марья Дмитриевна сразу же строго заговорила с Софи:       – Софья, нам необходимо скрыть эту историю от графа Ильи Андреевича. Он, скорее всего, к полудню приедет. Если будет спрашивать, что с Наташей, говори, что она захворала вчера вечером неожиданно. Поняла?       Софи кивнула:       – Да, я поняла. Не скажу ни словечка дяде. Только вот что… я по дороге в столовую слышала, как лакей с горничной вполголоса переговариваются между собой о том, что ночью Наташа бежать собиралась. От слуг ведь ничего не скроешь. Боюсь, они и дальше будут болтать, а слухи по Москве поползут. Тогда от репутации Наташи одни клочья останутся. А ещё хуже будет, если слухи эти дойдут до дяди или даже до Болконского, который вот-вот должен приехать. Они ведь могут Курагина на дуэль вызвать и тогда скандала не избежать.       – Это ты верно говоришь, – обеспокоенно сказала Марья Дмитриевна. – Я той горничной, что записки от мерзавца Курагина Наташе передавала, собственноручно все щёки исхлестала. Её сегодня же увезут в деревню, и я приказала, чтоб она там скотницей работала на самой грязной работе. Но другие мои охламоны… да, им всем рты не заткнешь. Что же делать нам, Сонюшка? Нельзя никакой дуэли допустить, никак нельзя!       Софи тревожно сказала:       – Марья Дмитриевна, а что, если обратиться к графу Петру Кирилловичу Безухову? Когда мы были на обеде у его жёнушки-сводни, она сказала, что он сегодня из Твери должен вернуться. Напишите ему записку, чтоб он приехал. Он благородный и порядочный человек, к тому же друг Болконского. Ему можно всё рассказать, он болтать про Наташу не станет. А вы его попросите, чтобы он поговорил с Курагиным – ведь этот негодяй ему шурин. Пусть заставит Курагина убраться куда-нибудь из Москвы.       На том и порешили. Ахросимова тотчас же написала Пьеру и отправила письмо с лакеем в дом Безуховых. А через пару часов действительно приехал граф Илья Андреевич. Его взволновало известие о болезни Наташи, о которой ему твердили и Марья Дмитриевна, и Софи, но ничего более дурного он не заподозрил. Наташа, которая кое-как поднялась и теперь тенью бродила по дому крёстной, тоже сказала ему, что заболела. Она действительно казалась больной и выглядела ужасно: глаза блестели неестественным сухим блеском, кожа на лице как будто стянулась, губы растрескались. Софи замечала, что Наташу как магнитом тянуло к окнам: в какой бы комнате она не была, она тотчас же подходила к окну и глядела на дорогу. Софи понимала, чего ждёт и кого выглядывает Наташа – кузина надеялась, что Анатоль либо приедет, либо напишет ей. Сама Софи не верила, что Курагин даст знать о себе. Она понимала, в отличие от ослеплённой Наташи, что Анатоль вёл какую-то подлую игру, вот только смысла этой игры Софи не могла разгадать.       Однако с приездом Пьера, который действительно уже вернулся в Москву и, получив записку Марьи Дмитриевны, поспешил в её дом, всё стало понятным. Крёстная Наташи, взяв с Пьера честное слово молчать, рассказала, что Наташа отказала своему жениху Болконскому, а причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила её жена Пьера Элен. Рассказала и то, что Наташа чуть не убежала с Курагиным, чтобы тайно с ним обвенчаться. Ошеломлённый этими известиями Пьер еле выдавил из себя:       – Курагин не мог с ней обвенчаться! Он женат, давно уже женат. Два года назад, когда он со своим полком находился в Польше, какой-то тамошний помещик заставил его жениться на своей дочери!       Марья Дмитриевна и Софи, присутствующая при этом разговори, были потрясены. Теперь они обе понимали смысл затеянной Курагиным грязной игры. Будучи уже женатым, он, конечно же, не мог открыто ухаживать и просить руки Наташи. Поэтому и затеял побег с тайным венчанием. Наверняка, венчание должен был провести какой-нибудь расстриженный поп, поэтому действительным оно бы не было. Закипая от гнева и ужаса, Софи понимала теперь, в какую ловушку чуть не попала Наташа. Будучи уверена, что она стала законной женой Курагина после венчания, Наташа позволяла бы ему всё, что жена позволяет мужу. А на самом деле она просто стала бы любовницей Курагина. Её жизнь была бы растоптана, репутация порвана в клочья, до конца дней своих она стала бы изгоем в обществе. Позор пал бы не только на неё, но и на всю семью Ростовых.       После слов Пьера Марья Дмитриевна, изругав Курагина последними словами, поспешила донести известие о женатом статусе Курагина до Наташи. Но Наташа не хотела верить. Она потребовала личной встречи с Пьером, чтобы тот прямо в лицо ей подтвердил свои слова. Когда Пьер, пришедший в её комнату, дал ей честное слово, что всё сказанное им про Курагина – это чистая правда, Наташа вся помертвела. После того, как Пьер вышел, она легла на кровать, свернулась там в клубок, и застыла, как смертельно раненый зверёк.       Пьер вскоре уехал из дома Ахросимовой, пообещав ей выполнить её просьбу – заставить Курагина любым способом убраться из Москвы. Наташа до конца дня снова пребывала в прострации: лежала, не шевелясь, и не реагировала ни на какие попытки разговорить её, которые предпринимали Марья Дмитриевна и Софи. Лишь ближе к полуночи она позволила горничной раздеть себя, надеть ночную сорочку и уложить в постель.       Эту ночь Софи снова решила провести в комнате кузины. Она попросила постелить ей на диване, улеглась, но долго не могла заснуть. Нервное напряжение дня не отпускало её. Наконец, сказались последствия и предыдущей бессонной ночи, и тяжёлого дня, и Софи заснула. И не слышала, как Наташа встала со своей кровати, тихо выскользнула в коридор, и вернулась с каким-то небольшим свёртком. Налила в стакан воды из графина, высыпала порошок из свёртка, размешала пальцем и выпила…       Наступал уже поздний зимний рассвет, когда Софи проснулась… нет, даже не проснулась, а вскинулась от прикосновения к её плечу. Рядом с диваном стояла Наташа и легонько трясла Софи за плечо. Когда Софи села на постели, Наташа каким-то сдавленным голосом сказала ей:       – Соня, я приняла яд… достала мышьяк в шкафу рядом с комнатой дворецкого… я знаю, он покупал мышьяк по поручению Марьи Дмитриевны, чтобы крыс в подвале травить… я его приняла часа два назад… или три… не помню… только сейчас мне очень плохо… больно… боюсь… не хочу теперь умирать… помоги мне… спасите меня…       И тотчас упала рядом с кроватью Софи, как подкошенная, с диким протяжным стоном, держась за живот. Её начало мучительно рвать, всё тело сводили страшные судороги. Объятая ужасом Софи попыталась поднять Наташу, но не смогла. Тогда она выскочила в коридор и с громкими криками побежала в спальню Марьи Дмитриевны…       Через десять минут весь дом был на ногах. Быстро послали за личным доктором Ахросимовой. Он приехал, выгнал из комнаты Наташи всех, оставив только пару горничных для помощи, и начал промывать Наташе желудок, а потом вливать ей в рот какие-то противоядия. Полуодетые и застывшие от ужаса Софи, старый граф, Марья Дмитриевна и присоединившаяся к ним синьора Лаура сидели в коридоре и слушали сначала мучительные звуки рвоты, а потом ужасные крики боли Наташи. Вышедший через час из комнаты доктор не смог их ничем утешить. Он сказал, что доза была достаточной большой, и яд уже сильно впитался в кровь. Справится ли с последствиями организм Наташи – этого прогноза он дать не мог.       К полудню никакого улучшения состояния Наташи не произошло. Рвота и крики от страшной боли, правда, прекратились, но только потому, что она впала в состояние, напоминающее глубокий обморок. Дыхание её становилось с каждым часом всё более медленным и поверхностным, доктор, постоянно щупавший её пульс, озабоченно говорил, что стук сердца опасно замедляется. Ближе к вечеру по лицу Наташи началась разливаться зловещая синева. Доктор не говорил ничего определённого, но по его озабоченному виду было заметно, что дела Наташи идут всё хуже и хуже. На вопросы о самочувствии пациентки, которые задавали ему через каждые полчаса, а то и чаще, он отвечал только одно: «Молитесь, Бог милостив, она справится».       Как будто о ней не молились!       На коленях перед иконами постоянно вставали в своих комнатах и Марья Дмитриевна, и Софи, и старый граф. Он к тому же послал одного из людей Марьи Дмитриевны в Отрадное с письмом, где просил старую графиню и Петю немедленно ехать в Москву. Даже синьора Лаура шептала по латыни молитвы своей католической веры. Софи была в таком ужасе, что могла только повторять одни и те же бессмысленные слова, стоя на коленях перед иконами и кладя земные поклоны: «Господи, прости! Господи, спаси! Спаси, сохрани и помилуй рабу Твою Наталью!» Все остальные молитвы словно вылетели у неё из головы – так велики были её страх и потрясение…       К обеду в дом Ахросимовой приехал Пьер Безухов. Он привёз известие о том, что вчера вечером крупно поговорил с Анатолем в своём доме и велел мерзавцу убираться из Москвы. Сегодня утром Анатоль с помощью слуг сложил свои вещи и уже уехал в Петербург. Известие о том, что Наташа ночью отравилась и её жизнь в опасности, и Пьера привело в состояние отчаяния и ужаса. Он сидел в комнате Марьи Дмитриевны, когда к ним с совершенно потерянным видом вошла Софи с просьбой.       – Марья Дмитриевна, дайте мне одного из ваших людей, чтоб я послала записку дирекции Благородного собрания, что сегодня вечером выступать я не буду. У меня же сегодня там назначен большой публичный концерт, сотни две зрителей должны собраться, но я не могу ехать, не могу оставить Наташу, когда она в таком состоянии. Пусть напишут объявление, что я заболела, и укажут, что деньги за отменённый концерт я всем верну в полном объеме.       Марья Дмитриевна хотела уже выполнить просьбу Софи, но тут вмешался Пьер.       – Софи, вам ни в коем случае нельзя отменять выступление. Я вчера искал Анатоля по всему городу, в том числе в клуб заезжал, и везде уже идут толки и сплетни о том, что Наташа собиралась бежать с этим мерзавцем. Если вы отмените концерт, то как будто подтвердите эти слухи – все знают, что вы живёте в одном доме с Наташей, что вы родня и близкие подруги. Вам надо ехать и поступать, как я вчера поступал – на все расспросы я улыбался и смеялся, и опровергал любые слухи о том, что Наташа хотела убежать с Курагиным.       – Я не смогу, Петр Кириллович, – с мольбой сказала Софи. – Посмотрите, у меня даже руки дрожат, как я буду играть?       Тут вмешалась Марья Дмитриевна.       – Софья, надо тебе ехать. Петр Кириллович прав. Если ты откажешься выступать, сплетники ещё больше распустят языки, будут говорить, что это неспроста. – И со слезами на глазах добавила. – Если, не дай Бог случится худшее… если уж мы не сможем спасти жизнь Наташи, то хоть её доброе имя должны спасти. Нельзя давать сплетникам московским ещё один повод для болтовни о ней, никак нельзя.       Скрепя сердце и собрав все силы, Софи послушалась уговоров и поехала с синьорой Лаурой на концерт в Благородное собрание, заранее решив, что импровизировать на заданные зрителями темы она не будет. Слишком большое напряжение для этого требуется, а она и так на пределе душевных сил. И вообще будет стараться играть более медленные пьесы, вроде «Сицилианы» Баха из его Cонаты для флейты*. Она с трудом потом вспоминала, как провела концерт, как старалась держаться и улыбаться, раскланиваясь восторженно аплодирующей публике, как к ней подходили знакомые люди из числа зрителей и некоторые из них как бы невзначай задавали вопросы о Наташе: где она, что с ней, говорят, что она уехала из Москвы, это правда? Ясно было, что сплетни о Наташе растут и набирают размах. Софи сама не понимала, как у неё нашлись силы с улыбкой отвечать на нескромные вопросы, что с Наташей всё в порядке, нет-нет, она никуда не уехала из Москвы, по-прежнему живёт в доме крёстной Ахросимовой, только в последние два дня простудилась и заболела, но ничего страшного. Разочарованные сплетники отходили, не найдя, чем поживиться в ответах и поведении Софи.       Когда Софи вернулась с концерта, то первым её вопросом к дворецкому, открывшему дверь, был: «Как Наташа?» Старый дворецкий, давний поверенный всех тайн этого дома, только горестно покачал головой.       – Барышне хуже и хуже. Барыня Марья Дмитриевна послала за другим доктором. Прослышала, что он хорошо лечит. Может, и поможет чем. Вот, ждём его с минуты на минуту.       Не снимая шубку и только стянув с головы на плечи кашемировую шаль, Софи быстрым шагом пошла к комнате Наташи. Не успела она подойти, как оттуда с рыданиями выскочила Дуняша, личная горничная Наташи, и запричитала:       – Отмучалась, отошла голубушка наша, барышня, раскрасавица наша!       Софи вместе с графом и Марьей Дмитриевной, которые сидели на стульях в коридоре, вбежали в комнату. На своей кровати лежала Наташа – и не дышала. Вне себя от горя, захлёбываясь от рыданий, старый граф упал на колени перед кроватью дочери и начал звать её: «Наташа, Наташа, доченька, доченька моя родная!» Марья Дмитриевна горестно зарыдала. Вслед за нею начали плакать и две присутствующие в комнате служанки.       Только Софи не смогла плакать. Она как будто окаменела, всё помертвело вокруг неё. Она почувствовала, что задыхается, что ни минуты не может больше оставаться в этом доме, куда пришла смерть и забрала самого дорогого и близкого для неё в этой жизни человека… Медленно, как сомнамбула, она снова пошла к выходу, отворила дверь и шагнула в тёмную зимнюю московскую ночь. Потом она вспоминала, как в коридоре недалеко от комнаты Наташи столкнулась с каким-то мужчиной средних лет, но не обратила на него внимание… А дальше… дальше она просто шла по пустынной заснеженной улице, не разбирая дороги. Перед её мысленным взором вставали картинки её детства и юности…       Вот маленькая Наташа утешает её, Софи, когда она, вскоре после приезда в дом Ростовых, по ночам плакала от тоски по умершим родителям… Наташа забирается в постель Софи, плачет вместе с ней, говорит: «Сонечка, милая, не плачь…» Вот Наташа прижигает себе руку раскалённой линейкой, чтобы доказать Софи свою любовь… Вот они вместе играют, смеются, шутят… Вот вместе открывают для себя волшебный мир Музыки – Наташа начинает чудесно петь, а Софи с каждым днём всё лучше и вдохновеннее играет на фортепиано… Одно воспоминание пронзило душу Софи особой болью… Однажды её за какой-то неважный проступок старая графиня наказала, заперев в комнате в сочельник накануне Рождества. Тогда Наташа, не сумев упросить мать выпустить Софи, тоже в знак солидарности с нею отказалась праздновать Рождество вместе со всей семьёй. А ночью, захватив из своей комнаты одеяло и утащив сладости из кухни, прибежала под дверь комнаты Софи. Они обе завернулись в одеяла, каждая в своё, и сидели перед запертой дверью – Наташа в коридоре, а Софи в комнате. И Наташа подсовывала под дверь Софи то конфетку, то печенье, и сама, конечно, угощалась тоже. А потом они начали вполголоса петь рождественские гимны и так увлеклись, что разбудили слуг. Их, конечно же, сразу разогнали, Наташу увели в её комнату. Но в воспоминаниях Софи именно то Рождество было самым лучшим и счастливым в её жизни…       Последнее воспоминание словно сломало что-то в душе Софи. Из её глаз, наконец-то, хлынули слёзы. Она шла, не разбирая дороги, рыдая на ходу и бессмысленно повторяя про себя: «Наташа, душенька, как же так, как же так…»       Вдруг над её головой раздался крик: «Берегись!» Софи обернулась… Перед ней торчало дышло саней и шёл пар от лошадиных морд. Она инстинктивно шагнула в сторону, но что-то сбило её с ног и откинуло на обочину мостовой. Софи упала в сугроб, но головой ударилась о торчащий из сугроба ствол дерева и потеряла сознание.