Дуэль сердец

      Последнюю неделю Долохов провёл паршивее некуда. После того, как его выгнали из дома князя Долгорукова из-за ссоры с Софи, он рьяно взялся за дело, предложенное Курагиным – увезти Наташу Ростову из дома её крёстной и разыграть перед ней комедию венчания. Холодная ярость и злоба на Софи, которая в очередной раз чувствительно щёлкнула его по носу, весьма помогали Долохову в организации этого дела. Ему казалась удачной мысль нанести удар этой холодной гордячке через удар по её любимой кузине. Хлопот было много – найти расстриженного попа, который согласится разыграть фальшивое венчание, найти церковь, где эта комедия должна быть разыграна, достать Анатолю заграничный паспорт и подорожную, наконец, обеспечить его деньгами хотя бы на первое время проживания за границей вместе с любовницей, которая наивно всё это время будет думать, что она – законная жена.       Разумеется, все практические хлопоты Долохову пришлось взять на себя: Анатоль был дурак-дураком, если дело касалось умения чего-то организовать. Даже первое письмецо Ростовой пришлось Долохову сочинить самому: он написал черновик, а Курагин переписал, поставил подпись и отправил своей зазнобе. Зато Анатолю не было равных в умении распускать павлиний хвост перед Ростовой, дурить ей голову и обещать с честными глазами вечную любовь и долгую счастливую семейную жизнь, тогда как на самом деле все его желания по отношению к ней заключались лишь в одном: потрахать её некоторое время без законного брака и любых обязательств, а потом бросить.       В заботах и хлопотах Долохову некогда было думать о моральной стороне этого дела. То, что оно скверно пахло и могло кончиться плохо для всех участников, особенно для Анатоля, это он понимал с самого начала. Курагин вполне мог попасть под уголовный суд за двоежёнство. Власти могли смотреть сквозь пальцы на дело с фальшивым венчанием, если бы оно касалось какой-нибудь мещаночки или даже бедной дворянки из какой-то глухой провинции или деревни. Но Ростова была аристократка с титулом, её семья была не на последнем месте в высшем свете Москвы и Петербурга, так что замять скандал не удалось бы. К тому же Ростовы за обиду дочери могли подать жалобу не только в суд, но и на имя государя. Поэтому Долохов и отказался участвовать в похищении Ростовой, когда Анатоль впервые предложил этот план. Но ссора с Софи подтолкнула его к решению помочь приятелю в этом грязном деле.       По дороге от дома князя Долгорукова к своему дому Долохов распалялся всё больше и больше. Мысли и воспоминания о своём первом знакомстве с Софи и об отношениях с ней то и дело пролетали в его голове. С самого начала он был для неё пустым местом, в то время как он был влюблён в неё с первой же встречи. Он вспоминал, что тогда его поразила не столько красота этой девушки, сколько выражение её лица. Её тёмные глубокие глаза смотрели словно внутрь себя, как будто она прислушивалась к своим тайным мыслям и удивлялась им. Всё это придавало ей загадочный вид. Долохов видел в ней не просто робевшую перед ним, взрослым мужчиной, юную барышню, но создание особенное, ему непонятное. Бог знает почему, но эта молодая, серьёзная, настороженно глядящая на него девушка производила на него впечатление существа, совершенно отличного от окружающих её светских барышень. Он часто приглашал её на танцы, особенно на вальс, так как заметил, что она больше всех танцев любит именно этот. Когда она танцевала вальс, слегка склонив к плечу свою красивую головку в короне тяжёлых тёмных волос, и слегка отклонившись назад, словно желая отдалиться и отгородиться от него, ничего более трогательно-чистого, юного и свежего нельзя было себе представить. Но никакие его попытки хоть как-то сблизиться с ней не помогали. Она старательно держала дистанцию, избегала его взгляда, никогда не улыбалась ему, старалась не вести с ним разговоров, краснела, если ему всё же удавалось затеять разговор, и отвечала коротко и односложно. А потом стремительно исчезала при первой же возможности. И всегда у неё в глазах было выражение такое, как будто они видели что-то другое, не его и вообще не людей, а чем-то другим были озабочены. Все его попытки увлечь, заинтересовать собой отскакивали от неё, как от каменной статуи. Но он ничего не мог с собой поделать: это странное юное существо при всей своей очевидной невинности возбуждало в нём страсть такой силы, которую он не испытывал ни прежде, ни потом ни к одной из самых искушённых его любовниц.       После её отказа от его предложения и его отъезда на Кавказ он надеялся, что время и расстояние изгладят из его души образ этой девушки с непроницаемой душой, в которую он так и не смог проникнуть… и вскоре он был уверен, что это ему удалось. Но вот они снова встретились через несколько лет в Москве, и первая же встреча в театре доказала ему всю тщетность его надежд забыть Софи.       Тогда, по дороге домой после позорного фиаско у князя Долгорукова, Долохов здорово накрутил в себе злобу и желание мести. На ум само собой пришло предложение Курагина увезти кузину Софи и организовать фальшивое венчание с ней, и Долохов понял: вот она, желанная месть! Долго думать и изобретать что-то своё не надо. Софи будет наказана несчастьем и позором любимой кузины. Зная их взаимную привязанность, Долохов не сомневался: душевные страдания Софи будут ничуть не меньше, чем у Наташи, когда она поймёт, что её кузину поймали в ловушку и грязно использовали.       Долохов сам не знал, когда постепенно к нему начало приходить отрезвление. Какой-то вредный голосок о том, что жестоко и подло губить жизнь наивной влюблённой и не слишком умной девушки ради того, чтобы отомстить другой – этот голосок начал звучать в нём ещё в разгар подготовки похищения Ростовой. Однако Долохов старался заглушать его, разъезжая по Москве и окрестностям в поисках попа, места фальшивого венчания, в организации получения документов, денег и прочего. Но окончательно, пожалуй, отрезвление охватило его, когда похищение кончилось ничем. Анатоля чуть не схватили лакеи Ахросимовой, лишь с трудом и с помощью Долохова ему удалось вырваться. Когда они после неудавшегося похищения ехали домой, Долохов даже поразился охватившему его чувству облегчения. С удивлением он понял, что безумно рад тому, что этот дурно пахнущий план провалился. С его души и сердца как будто упал давящий на них все эти дни тяжёлый камень. И когда на следующий день с искательным выражением в лице Анатоль начал расспрашивать Долохова, как бы поправить испорченное дело и разработать новый план увоза Ростовой, Долохов резко и категорично ответил приятелю:       – Ничего поправить нельзя. Я эту старую ведьму Ахросимову хорошо знаю. Она теперь весь свой дом на уши подняла и твою девицу стерегут сейчас наверняка не меньше, чем казну Российской империи. С неё теперь глаз не спустят, можешь быть уверен.       – Но, может быть, мне как-то удастся свидеться с ней и договориться о новом плане, а? – начал было нерешительно говорить Анатоль.       Долохов, который всегда был невысокого мнения об уме Курагина, в очередной раз поразился глупости приятеля.       – Да ты подумай сам («своей тупой башкой», последние слова он произнёс про себя). Тебя теперь на пушечный выстрел к ней не допустят, не говоря о прочем. Ведь наверняка и Ахросимова, и старый граф Ростов вызнали у доченьки, кто её должен был похитить. Скажи спасибо, если старый граф тебя на дуэль за это не вызовет, а уж встретиться со своей дочерью он тебе никогда не позволит больше.       – Но, может, как-нибудь… – попытался снова заикнуться Анатоль.       Долохов потерял терпение.       – «Как-нибудь» дальше будешь делать сам, если не хочешь остановиться. Я больше в этом деле не участвую! Всё. Точка. Я сказал!       «А без меня у тебя ума не хватит что-то новое придумать и организовать», – про себя добавил он.       Курагин и сам это понимал, поэтому сразу сник и прекратил разговор.       А на следующий день Анатоль вообще исчез из Москвы. Прислал в дом Долохова лакея за вещами и записку, в которой лишь писал, что должен срочно уехать, и был таков. По правде говоря, Долохов испытал облегчение при мысли о том, что теперь Анатоль перестанет приставать к нему с просьбами вновь организовать побег Ростовой, и эта неприглядная история закончится окончательно.       Мутный осадок от этого дела всё-таки на душе у Долохова оставался. Он старался не думать больше о неудавшейся попытке отомстить Софи, и чтобы окончательно выкинуть всю эту историю из головы и развеяться, поступил по привычке – организовал развесёлую пирушку для знакомых в своём доме вечером того дня, когда Анатоль уехал из Москвы. Через три часа после начала пирушки все были достаточно пьяны, чтобы по обыкновению отправиться кататься по ночной Москве. Приглашённый заранее ямщик Балага и ещё трое его молодцов-ямщиков на тройках покатили всю честну́ю компанию по пустынным улицам. Большинство потом развезли по домам, но Долохов со своей любовницей-цыганкой Матрёшей, а также с Макариным решили вернуться в дом Долохова. Балага гнал изо всех сил, как вдруг на совершенно пустынную дорогу скользнула какая-то тень… Балага крикнул «Берегись!», но было уже поздно: лошади, запряжённые в сани, наехали на человеческую фигуру, вышедшую на дорогу, и сбили её. Долохов лишь успел заметить, что это женщина. Она отлетела в сугроб на обочине и там замерла.       – Тормози! – закричал Долохов Балаге, и когда тот повиновался, выскочил из саней и кинулся на помощь сбитой женщине. Перевернув её и вглядевшись, он не поверил своим глазам. При свете тусклого ночного фонаря, находящегося неподалёку, он всё-таки сумел разглядеть её лицо: с закрытыми глазами и в глубоком обмороке перед ним лежала Софи Ростова. Как она оказалась одна после полуночи на улице? Что делала? Куда шла? Но времени отвечать на эти вопросы у Долохова не было. Он подхватил девушку на руки, быстро отнес в сани и велел Балаге гнать к себе домой. По дороге она на несколько секунд открыла глаза и смотрела в лицо Долохова, как будто не узнавая его, а потом снова впала в беспамятство.       Внеся бесчувственную Софи в дом, Долохов пронес её в свою спальню и положил на постель. Сняв с неё с помощью Матрёши зимнюю шубку и шаль, он быстро осмотрел девушку. Следов крови не было, следов каких-то повреждений тоже. Очевидно, её просто оглушило падение. Быстро выйдя в столовую, он увидел своего пожилого дядьку Гаврилыча, который заботился о нём ещё в детстве и сейчас продолжал служить ему.       – Гаврилыч, бери Балагу, и быстро езжай за доктором, – приказал Долохов ему.       – Дык, Фёдор Иванович, где же я в ночь-полночь доктора найду? – попытался спросить Гаврилыч.       – Всю Москву объезди, Балага адреса подскажет, но доктора найди! – жёстко приказал ему хозяин. – Да скажи ему, если будет отказываться ночью с вами ехать, что я ему заплачу и двойную, и тройную цену! Любые деньги отдам!       В ожидании доктора он сел в кресло, на котором сидел во время пирушки. Полупьяный Макарин тоже расположился за столом и наливал себе вино.       – Это кого же мы сбили? – бормотал он. – Как бы не было неприятностей от полиции!       – С полицией я разберусь, – отрезал Долохов. – Ну, как она? – этот вопрос он уже обратил к Матрёше, которая вышла из спальни, где лежала Софи.       – Да не пришла ещё в себя, – отвечала Матрёша. – Доктора надо ждать, пусть он смотрит, что с ней.       Подойдя к креслу Долохова, Матрёша села на подлокотник сбоку, слегка приобняла любовника и, желая отвлечь его внимание на себя, начала нежно накручивать его светлые кудри на свои пальцы. Долохов машинально обнял её за талию, но мысли его были далеки от Матрёши и её попыток вызвать его интерес к себе.

***

      Когда Софи пришла в себя, она обнаружила, что лежит на чьей-то постели. Голова кружилась, затылок ломило. Но она всё же приподнялась и огляделась. Где это я, спросила она себя.       Она была в какой-то небольшой полутёмной комнате. Из-за двери доносились голоса, но в той комнате, где она лежала, не было никого, кроме неё. Кругом разбросанные вещи, на стенах висят шкуры животных и оружие… куда она попала?.. Тут память вернулась к ней, она вспомнила про смерть Наташи, про то как сама в приступе горя и отчаяния вне себя отправилась бродить по ночным улицам. Вспомнила сбивших её лошадей, а потом склонённое над ней лицо Долохова... Долохова?!! Господи, да она же скорее всего в его доме! И даже лежит на его постели! Софи резко вскочила, содрогнувшись от какого-то ужаса, смешанного с омерзением. Надо быстрее бежать из этого вертепа!       Рядом со столом на спинке стула висели её шубка и шаль. Софи потянулась было за ними, но тут у неё сильно закружилась голова – она схватилась за край стола, чтобы не упасть, и склонилась над ним. На столе лежала какая-то исписанная бумага. Кое-что было зачёркнуто, исправлено, переписано заново… Машинально она прочитала первое не зачёркнутое предложение, хотела было уже выпрямиться… но тут её как будто ударило… Да ведь она уже читала все это! Отличная память не подвела её. Первые фразы навсегда остались в её памяти: «Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода».       Софи схватила бумагу трясущимися руками и быстро дочитала до конца. Это же письмо Курагина Наташе, которое она увидела и прочитала всего несколько дней назад! Слово в слово! Только почерк другой – чёткий и ровный… не то что криво-косо написанные каракули в письме Курагина. Значит, соображала Софи, кто-то другой сочинил письмо, а Курагин просто переписал! Понятно, кто сочинитель – это у него она сейчас находится в доме. Значит… значит и о похищении он тоже знал, и скорее всего, принимал в нём участие. Она помнила, как в окно дома Ахросимовой видела две тройки, где сидело несколько человек. Не один Курагин приехал за Наташей, с ним были еще люди… И голос! Голос, который что-то кричал, кажется: назад, Курагин! Да, теперь она точно поняла – она слышала голос Долохова! Это был он!       Софи быстро соображала. Долохов сочинил письмо, Долохов принимал участие в похищении… значит, он наверняка знал, что венчание будет ненастоящим. Не настолько он глуп, чтобы не понять, что у Курагина были причины тайно похитить Наташу, а не просто открыто ухаживать за ней и открыто просить руки. Значит, Долохов знал, что Курагин был женат и не мог честным образом добиваться того, чтобы Наташа стала его законной женой. Они вместе пытались провернуть это грязное дело и обмануть Наташу. Долохов такой же негодяй и мерзавец, как и Курагин! Они вместе убили Наташу, вместе толкнули её на отчаянный поступок…       Софи затрясло и на глаза навернулись слёзы. Но она тут же взяла себя в руки и приказала успокоиться. Не время теперь переживать и плакать. Надо убираться из этого мерзкого дома как можно скорее!       Надев шубку, но не застегивая её, и накинув на плечи шаль, Софи вышла в соседнюю комнату – и остановилась.       Посреди этой комнаты стоял длинный стол, уставленный полупустыми бутылками и тарелками с разной недоеденной снедью. Словом, видны были следы недавно закончившегося кутежа. На конце стола сидел сам хозяин – Долохов, в придвинутом к столу кресле. На ручке кресла, обнимая Долохова за шею, сидела какая-то молодая худая женщина с красивым бледным лицом и сизо-чёрными волосами… Судя по одежде и внешнему виду – цыганка. На боковой стороне стола сидел ещё один низенький и явно полупьяный по виду мужчина, в котором она узнала Макарина. Когда Софи вошла в комнату, все трое уставились на неё.       Долохов никак не ожидал, что девушка очнется так быстро. Не прошло и десяти минут, как он внес её в дом и положил на свою кровать. Доктор ещё не приехал. Долохов смотрел на вошедшую Софи и заметил, что она уставилась на него, и при этом на её лице всё больше проступает выражение ненависти. Общее молчание прервал полупьяный Макарин. Пошатываясь, он поднялся из-за стола и подошёл к Софи с бокалом вина.       – О, нас почтила своим присутствием прекрасная дама! – Макарин наконец-то узнал Софи и смотрел на красивую девушку с восхищением. Как-то криво поклонился и попытался сунуть ей бокал. – Вы разделите с нами наше уединение, мадемуазель? Позвольте предложить вам вина!       Софи посмотрела на него с отвращением. Почему-то ей подумалось, что и этот тип тоже мог участвовать в попытке похищения. Недаром он приятель Курагина и Долохова. Но Макарин – самое обычное ничтожество. Дурак-подручный, вроде мальчика на побегушках. Не он ей нужен, а тот, кто сейчас с непроницаемым выражением лица смотрит на неё, сидя на том конце стола. Девушка медленно протянула руку и взяла бокал из рук Макарина.       – Пейте сами, сударь! – презрительно сказала она и выплеснула в лицо ему вино – А теперь закусите! – схватив со стола вазочку с икрой, она таким же резким движением выбросила икру на лицо пьянчуги.       – Позвольте, но как это… что вы делаете, – жалко забормотал Макарин, опустившись на стул. Вынув из кармана несвежий платок, он начал вытирать себе лицо.       Но Софи не обращала на него никакого внимания. Она с ненавистью смотрела на Долохова.       – Наташа умерла сегодня, – не спуская взгляда с его лица, сказала она. – Прошлой ночью приняла яд, когда узнала, что ваш приятель обманывал её. Узнала, что он уже женат и не мог законным образом жениться на Наташе. После этого пришла в такое отчаяние, что приняла мышьяк. Почти сутки промучилась страшным образом, а сегодня умерла. Её крики от боли у меня и сейчас в ушах стоят…       Софи опять начало трясти, опять проклятые слёзы подступили… Но она резко помотала головой несколько раз, пытаясь успокоиться, и ей это удалось. Наклонилась над столом и, держась за его край обеими руками, продолжала, не отрывая взгляда от ненавистного лица Долохова.       – Ведь это вы сочинили письмо Наташе, которое ваш приятель Курагин отослал ей? Я только сейчас видела черновик, составленный вами, на вашем столе. Я читала письмо Курагина моей кузине и запомнила его дословно. В вашем черновике всё написано точь-в-точь. Наверняка, и вместе с ним на попытку похищения вы тоже ездили. Я слышала, как вы кричали что-то Курагину, и голос показался мне знакомым, но я тогда не сообразила, что этот голос – ваш. Только в ту ночь вам не повезло. Я ещё раньше догадалась, что затеян побег, и рассказала обо всём крёстной Наташи. Поэтому вместо Наташи на крыльцо вышли лакеи Марьи Дмитриевны и чуть не захватили вашего дружка. Ну, что молчите? Отвечайте – ездили вы с Курагиным похищать Наташу, или нет?       Долохов молчал и не говорил ни слова. Когда Софи сообщила ему о смерти Наташи, ей показалось, что в его лице что-то дрогнуло, но она тотчас же отбросила от себя эту мысль. Нет, в этом ледяном и жестоком сердце ничего не могло дрогнуть. Долохов не способен на жалость и сострадание, была уверена она. Не способен испытать чувство вины.       – Молчите? Отлично. Молчание – знак согласия, – продолжила Софи. – Значит, вы действительно были у дома Марьи Дмитриевны с Курагиным. Ну, и как вам понравилась ваша шуточка? Что вы приготовили для Наташи с вашим приятелем после похищения? Я ведь знаю, что Курагин женился два года назад в Польше. Пьер Безухов нам об этом рассказал ещё вчера. И вы наверняка это знали. Так какой спектакль вы приготовили для Наташи? Что-то вроде фальшивого венчания с подставным или расстриженным попом, ведь так? И вот результат вашего розыгрыша, хотя и не удавшегося до конца. Наташа в состоянии отчаяния приняла яд и теперь мертва. Ваш приятель Курагин, как ни в чём не бывало, уехал из Москвы. Спрятался, убежал, подлец. А вы… вы здесь сидите спокойненько, пьёте и развратничаете. Совесть никого из вас не мучает, да вы и слова такого не знаете – «совесть»! Вы все, вся ваша тёплая компания убили Наташу! А она… она всегда была мне как сестра, как самый близкий человек в мире! И нет на вас никакого суда, нет никаких законных способов заставить вас всех заплатить за вашу подлость!       С каждым произнесённым словом Софи всё больше и больше напрягала голос. Потом замолчала, словно опустошённая всем произнесённым, опустила голову и слегка склонила её в сторону. И тут… тут её взгляд упал на камин, который находился недалёко от стола. Там, на каминной полке, лежал ящик. Софи сразу же узнала его. Точно такой же она видела много раз. Это был комплект дуэльных пистолетов французской фирмы Le Page. Именно тех, из которых её учили стрелять. Софи сразу узнала характерный обитый бархатом футляр с вытесненным сверху золотыми буквами названием фирмы. Покойный маэстро Савиано ещё по дороге во Францию заставил её взять несколько уроков стрельбы, и потом ещё не раз тренировал её. Объяснял он это необходимостью защищать себя. Гастроли означали постоянные переезды, а в Европе Наполеон уже много лет вёл долгие войны. На дорогах было неспокойно, бродили шайки дезертиров из разных армий, всяких мародёров и бандитов. Поэтому благодаря маэстро Софи научилась неплохо владеть оружием и стрелять достаточно метко. И вот теперь она узнала ящик с пистолетами известной ей фирмы. Она уставилась на ящик. Вот то, что ей нужно, промелькнула мысль в её голове. Впервые в жизни она чувствовала, как её словно захлестнул, подхватил и понёс за собой какой-то вихрь отчаянной, гневной и безумной решимости. Она как будто переступила невидимую черту, за которой рассудок уже не имел над ней власти.       Тем временем Макарин, который уже вытер лицо и с выражением страха слушал слова Софи, казалось, немного протрезвел при известии о смерти Наташи. Каким бы недалёким человеком он не был, но до него дошло, что неприятности от этой истории могут быть немалые. Он поднялся из-за стола и бочком двинулся к выходу.       – Я, пожалуй, пойду, – несмело сказал он Долохову, проходя мимо него.       – Да, иди, – бросил ему Долохов, не сводя глаз с лица Софи. Макарин вышел и, захватив свою одежду в передней, быстро убрался из дома приятеля.       После его ухода Софи посмотрела на Матрёшу.       – Пошла и ты вон! – приказала она цыганке.       Матрёша было сделала движение, чтоб подняться с ручки кресла и убраться от греха подальше, но рука Долохова, обнимавшая её всё это время за талию, удержала её.       – Сиди, – велел он.       – А я сказала – убирайся! – не отводя взгляда от Долохова, негромко, но с силой повторила Софи. Лицо её было бледным и твёрдым, глаза сверкали.       Первый раз Матрёша столкнулась с волей, не менее сильной, чем воля её любовника. К тому же она прочитала какую-то страшную решимость в глазах Софи. Ловко вывернувшись, она выскользнула из удерживающей её руки Долохова – и её как ветром сдуло.       Софи стремительно сделала пару шагов к каминной полке и открыла ящик. Взяла один пистолет и быстро проверила: он оказался заряженным. Увидев, что девушка проверяет оружие, Долохов начал подниматься из-за стола с намерением отобрать у неё пистолет, но Софи быстро направила на него ствол.       – Не двигайтесь! – резко сказала она. – Пистолет заряжен, я вижу. Дёрнетесь – выстрелю в вас без предупреждения!       Долохов выпрямился окончательно, кресло с грохотом упало позади него, оно они оба не обратили на это ни малейшего внимания. Лицо Долохова стало напряжённым и настороженным.       – Что вы затеяли? – спросил он. В его светлых глазах появился опасный стальной блеск.       Софи медленно сделала несколько шагов назад, не спуская глаз с Долохова и не опуская пистолета. Она отступила к двери в спальню и остановилась там. Потом кивнула головой в сторону каминной полки и сказала:       – Берите второй пистолет. Я уверена, он заряжен тоже. Скорее всего, вы с ними не расстаетесь, и они всегда у вас наготове на всякий случай. Если он не заряжен, я дам вам время зарядить его. А что я затеяла, вы спрашиваете? – И тут Софи невесело рассмеялась, но затем лицо её снова заледенело. – Я затеяла дуэль с вами! Почему только мужчинам разрешено дуэлировать между собой и наказывать подлецов с помощью дуэлей? Вы вместе с вашим приятелем Курагиным виноваты в том, что обманывали Наташу. Он лгал, что женится на ней, тогда как на самом деле наверняка готовил фальшивое венчание, которое должен был бы провести расстрига-поп. А вы помогали ему в этом грязном деле. Так что вы оба подтолкнули её к тому, что она в состоянии отчаяния приняла смертельную дозу яда! Вы оба виноваты в том, что она теперь мертва! Поэтому в моих глазах вы подлец и мерзавец! Только, к сожалению, никакой суд не может вас наказать. Мужчины в тех случаях, когда суд бессилен, вызывают негодяев на дуэль. Считайте, что и я вызвала вас на дуэль, чтоб заставить ответить за смерть моей подруги и сестры!       Долохов расхохотался, хотя и несколько деланно. Под дулом пистолета, который Софи твёрдо держала в руке и направляла на него, искренне и заразительно смеяться что-то не хотелось.       – Вы хоть знаете, с какой стороны за пистолет-то держаться?       С холодной улыбкой Софи ответила:       – Знаю. Пока мы с моим наставником ездили по Европе и постоянно переезжали из города в город, и из страны в страну, он неплохо обучил меня стрелять, чтобы защищаться в случае нападения. Потому что из-за постоянных войн на дорогах Европы сейчас очень небезопасно. Он учил меня стрелять именно из пистолетов этой системы. И у меня получалось весьма неплохо и метко. Поэтому можете быть уверены: я буду достойным противником. Я буду стоять здесь, у этой двери, а вы отойдете к другой двери. Так что между нами расстояние будет около десяти шагов. Ведь именно такое расстояние назначают мужчины-дуэлянты, когда желают драться насмерть? Места нам в этой комнате вполне хватит.       Долохов начал терять терпение.       – Бросьте пистолет, Софи! Хватит дурацких шуток! Я не собираюсь устраивать дуэль с женщиной. Если уж вас так потрясла смерть вашей кузины, то ищите Курагина и стреляйте в него. Он первопричина в этой истории!       – Я знаю, – холодно ответила Софи. – Но до него мне сейчас не добраться. Пьер Безухов сообщил, что ваш приятель скрылся из Москвы в неизвестном направлении. Я не могу бегать по всей России и разыскивать его. Кроме того, я уверена, что с этим мерзавцем со временем рассчитаются. Во-первых, отец Наташи. Он не простит смерти дочери. Во-вторых, её брат Николай. Он боевой офицер, стреляет метко и холодным оружием владеет отменно. В-третьих, князь Андрей Болконский, бывший жених Наташи и тоже военный. Уверена, что и он будет искать Курагина, чтобы вызвать его на дуэль. Кроме того, есть ещё младший брат Наташи – Петя. Ему пока всего пятнадцать лет, но он храбрый парень. Подрастёт на год или два и тоже сможет вызвать вашего подлого приятеля. Так что все мною перечисленные будут преследовать этого мерзавца – вашего дружка, как бешеную собаку, сколько бы он не бегал от них. И когда-нибудь до него доберутся. Кто-нибудь из четверых да пристрелит его на дуэли. А вот про ваше подлое участие в этом грязном деле знаю пока лишь я одна из родных Наташи. Так что именно мне судьба вручила шанс рассчитаться с вами за её смерть!       – Мне надоело слушать вашу ерунду! – загремел Долохов. – Я сожалею о смерти вашей кузины и даже о том, что помогал Курагину. Но никто из нас не предвидел такого исхода. И в любом случае я вам повторяю – никакой дуэли с вами, с женщиной, у меня не будет!       Софи вскинула голову выше. Рука её всё так же твёрдо сжимала пистолет, направленный прямо на Долохова.       – Тогда я просто пристрелю вас! – резко сказала она. – Мне плевать на ваши запоздалые сожаления! Наташу этим не вернёшь к жизни и не воскресишь. Запомните, единственный шанс у вас не быть сейчас убитым мною – это взять пистолет и стрелять в меня. Сейчас я начну отсчёт, как это полагается на дуэлях – «раз, два, три». Как только я скажу «три», я сразу же выстрелю в вас. Берите пистолет и цельтесь в меня, пока я даю вам время!       Долохов был вне себя. Ситуация всё меньше напоминала фарс и всё больше внушала опасения. Похоже, у проклятой девчонки намерения самые серьёзные, и она действительно может пристрелить его. Он подумал, что ему стоило бы броситься на Софи и попытаться силой отнять у неё пистолет. Но мешал стол, который стоял между ними. Да и где гарантии, что она не выстрелит, если он пошевелится? Вон она как смотрит: ни малейших проявлений женской слабости, колебаний или страха в глазах, одна холодная решимость и ярость. Кроме того, очевидно, Софи почувствовала, что он готов кинуться на неё, поэтому резким движением руки с пистолетом поймала Долохова на мушку и покачала головой с самым твёрдым видом.       – Я сказала – не дёргайтесь! Любая ваша попытка броситься на меня и отнять пистолет – и я сразу же стреляю!       Долохов изо всей силы грохнул кулаком по столу. Его светлые стальные глаза с угрозой впились в лицо Софи, как будто он пытался взглядом остановить её. Но Софи ответила ему таким же угрожающим и пылающим яростью взором.       – Бросьте пистолет, я вам говорю, дура вы сумасшедшая, истеричка! – громовым голосом крикнул Долохов.       – Я начинаю считать. Раз, – вместо того, чтобы испугаться, произнесла Софи, продолжая целиться в него.       – Оставьте, Софи, это не выход. Свою кузину вы не вернёте к жизни, если убьете меня, – Долохов попытался достучаться до рассудка Софи, но она явно была в таком состоянии, что не воспринимала разумных доводов.       – Другого выхода у меня нет, – отрицательно покачала головой Софи. – Берите пистолет, я вам говорю. Это ваш единственный шанс!       – Софи, прекратите эту глупость сейчас же!       – Два.       – Я не буду в вас стрелять!       – Последний раз вам повторяю: берите пистолет, Долохов!       – Нет! – выкрикнул Долохов, снова ударив кулаком по столу. Один из бокалов от удара подпрыгнул, и свалился на пол. Софи глубоко вздохнула.       – Ну что же, я дала вам все шансы... ТРИ!       И она нажала на курок.       Раздался громкий звук выстрела, комнату заволокло дымом. Как во сне, Софи видела, что Долохов схватился за грудь, потом изогнулся, попытался схватиться за край стола, но тут же упал, цепляясь за скатерть. Скатерть поползла за ним, бокалы, рюмки, тарелки, столовые приборы с грохотом попадали на пол…       Софи медленно положила пистолет на стол, и пошла к выходу, не глядя на упавшего Долохова. Она вышла из его дома, на ходу машинально запахивая шубку и накидывая на голову шаль. Что бы с ней дальше не произошло, как бы ей не пришлось ответить за убийство этого человека, но она была спокойна. Она не смогла уберечь Наташу, но отомстила за её смерть. Её долг перед мёртвой подругой был выплачен. Хоть один из негодяев, виновных в её смерти, был уже мёртв…       Когда она медленно брела по заснеженной улице, в душе её почему-то звучал «Реквием» Моцарта, его знаменитая «Lacrimosa»*. Софи несколько раз играла эту величественную и гениальную заупокойную музыку…       «Lacrimosa dies illa, qua resurget ex favilla judicandus homo reus…»       «Слёзный день настанет, и восстанет из праха человек, и будет осуждён…»       Кого эта музыка отпевала сейчас в душе и сердце Софи: Наташу, Долохова или саму Софи?.. Ответа на этот вопрос у нее не было…