Дуэль сердец

      Софи всегда знала, что Долохов очень нравится многим женщинам, хотя себя не могла в прошлом причислить к числу этих женщин. Да и сейчас она не испытывала к нему никакой симпатии. Судя по его поведению в театре и выражению лица в доме князя Долгорукова, он усвоил себе манеру презрительного отношения к высшему свету. В этом сезоне он несомненно был в центре внимания высшего московского общества, был нарасхват в лучших московских домах, куда его приглашали как экзотического гостя из экзотической страны. И, конечно, он был кумиром светских молодых мужчин, завидовавших его приключениям и популярности, а также предметом воздыханий московских дам и барышень. Несмотря на это, а возможно, и благодаря такому вниманию к его особе, он вёл себя так, как будто с каких-то высот, недоступных простым смертным, снисходил до тех, кто приглашал его в свои дома и заискивал перед ним. Хотя эти люди, чаще всего, были гораздо выше его по знатности, богатству и положению в свете. Долохов словно издевался над обычаями, ритуалами и приличиями аристократии. Его холодные глаза постоянно светились насмешливым блеском, как будто он потешался над всеми и каждым.       Вот и в этот вечер он отличился, устроив небольшой скандальчик во время танцев.       Когда Софи заканчивала танцевать первый танец, она заметила, что среди тех, кто не танцевал, а разговаривал, была небольшая группа людей, в которую входил Долохов и Жюли Карагина. Жюли о чём-то спросила Долохова, а он ответил ей с презрительно-холодной усмешкой. Сказанное, очевидно, было весьма обидным для Жюли, потому что её некрасивое лицо покрылось красными пятнами, она явно смутилась и быстро вышла. Мужчины, окружавшие Долохова, видимо одобрительно отнеслись к его словам, потому что они либо открыто ухмылялись, либо прятали улыбки. Женщины, однако, казались возмущёнными. В перерыве между танцами Софи подошла к немолодой княжне Катишь Мамонтовой, одной из кузин Пьера Безухова, которая была ей знакома ещё до отъезда Софи за границу. Теперь они возобновили знакомство. Катишь тоже стояла в группе, где были Жюли и Долохов, слышала их разговор, поэтому Софи вполголоса задала ей вопрос:       – Что случилось с Жюли?       Княжна бросила сердитый взгляд в сторону Долохова и так же вполголоса ответила:       – Этот человек нагрубил ей прямо при всех. Жюли просто задала ему вопрос, отчего он не женится. А он, представляете, ответил ей, что девушка сначала должна доказать ему свою любовь. Жюли спросила: чем же девушка должна вам доказать свою любовь? И тут Долохов сказал с самым наглым видом: она должна отдаться мне ещё до свадьбы, тогда я на ней женюсь! А ещё спросил Жюли: может быть, вы желаете сделать это? Ужасный человек, не правда ли?       При этих словах Софи тоже почувствовала негодование. Похоже, Долохов остался прежним – наглым и бесцеремонным типом. Вот зачем ему потребовалось так обрывать и смущать Жюли? Его дерзкий ответ на её вполне невинный вопрос был просто вопиющим нарушением всех светских правил, которые диктовали мужчинам разговаривать с дамами и барышнями исключительно вежливо. Понятно, что Жюли смутилась от такого хамства. Ведь она и так уже слыла неудачницей на брачном рынке. Несмотря на всё её богатство и страстное желание выйти замуж, в её двадцать семь лет желающих жениться на ней так и не нашлось.       Софи стало жаль Жюли и она пошла за ней. Очевидно, Жюли спряталась от скандала в дамской уборной, предполагала Софи. Так и оказалось. Когда Софи вошла, Жюли сидела на диване, и комкала в руке платочек. По её лицу было видно, что она не сдержала несколько слезинок, хотя сейчас уже и не плакала. Софи вспомнила, что когда-то неприязненно относилась к Жюли, ревнуя её к Николаю. Но ревность давно прошла, как и любое чувство к Николаю, и теперь Софи не чувствовала ничего, кроме женской солидарности и жалости к несправедливо оскорблённой Жюли. Она подсела к Карагиной и успокаивающим жестом положила свою ладонь на её руку.       – Полно, Жюли, не расстраивайтесь! Этот человек не стоит ваших слёз.       – Я не понимаю, за что… я просто спросила… а он так нагло… при всех… – всхлипнув, ответила Жюли.       – Ну-ну, перестаньте, не подавайте виду, – успокоительно похлопала её по руке Софи. – Пойдёмте, вместе со мной вернёмся обратно, и вы сделаете вид, что всё произошедшее вас не касается. Если сплетники увидят, что вы ничуть не расстроены и сохранили самообладание, то все разговоры быстро прекратятся. Сплетники – они как стервятники. Эти падальщики реагируют только на раненых существ и слетаются на их вид и запах, а если вы покажете, что ничуть не ранены и не задеты, то им делать будет нечего и они разочарованно разойдутся в разные стороны.       – Хотелось бы мне уметь сохранять такое же самообладание, как вы сейчас умеете, – невесело усмехнулась Жюли.       – Практикуйтесь больше, – улыбнулась ответно Софи. – У меня была большая практика выступлений перед публикой и умения держать перед ней лицо даже в самых сложных обстоятельствах. Вы тоже научитесь, если будете практиковаться. Пойдёмте и попробуем прямо сейчас.       Жюли послушно кивнула головой, сделала самое холодно-равнодушное лицо и после этого вместе с Софи вернулась в зал. Предсказание Софи сбылось. Как только Жюли вошла в зал, все взгляды обратились к ней. Но, следуя наставлениям Софи, Жюли «держала лицо», и вскоре все желающие заметить в ней следы смущения и расстройства были разочарованы.       И вот теперь этот человек, откровенно оскорбивший Жюли, приглашает и её, Софи, на танец! Но Софи совершенно не собиралась танцевать с человеком, который так нагло ведет себя с женщинами, пусть даже это не она сама. Кроме того, даже не признаваясь в этом сама себе, Софи опасалась танцевать с Долоховым. И это было всегда, с первого их знакомства шесть лет назад. Тогда, ещё шестнадцатилетней девочкой, она испытывала пугающую её смесь чувств, когда Долохов приглашал её на танец. Ей не давало покоя какое-то инстинктивное осознание его физической силы, чисто мужской привлекательности и темперамента, которые казались ей чуждыми и опасными для её женской природы. Но тогда, будучи застенчивой девочкой, она не осмеливалась отказывать ему в приглашении на танец. Однако теперь она чувствовала себя гораздо более сильной и независимой. И потому в ответ на его слова с приглашением на танец Софи легко и небрежно бросила Долохову:       – Благодарю вас за приглашение, но нет.       – Почему? – поднял бровь Долохов.       – Очень устала от танцев, – так же легко ответила Софи и пошла в дамскую уборную.       По возвращению из уборной её тотчас же пригласили на следующий танец, и она согласилась. Когда танец закончился, и кавалер отвёл её на место, рядом с её стулом вновь возник Долохов. Бесцеремонно придвинув к ней соседний стул и сев рядом, он одним взглядом разогнал других кавалеров, которые было вновь устремились приглашать Софи танцевать. Софи невольно поразилась этому его умению одним взглядом повелевать людьми и безотчётно задалась вопросом: отчего некоторые люди обладают этим качеством… чем-то, не имеющим названия, но сообщающим значительность каждому слову и каждому жесту? Долохов явно был из таких. Из тех, кто умел подчинять себе людей и управлять ими. Даже одним взглядом. Но чувство невольного удивления, смешанное с несколько неприязненным восхищением, тотчас же растаяло, когда Долохов начал разговор с ней с небрежно-дерзким видом.       – Я смотрю, вы вполне избирательно устаёте, Софи. Для кого-то да, а для кого-то нет. Вы не удостоили меня чести потанцевать с вами прежний танец, отговорившись усталостью, однако это вам ничуть не помешало принять приглашение другого мужчины.       Софи поглядела на Долохова и вдруг почувствовала то же самое, что чувствовала в прошлом, когда Долохов ухаживал за ней. Было в нём что-то такое, посылавшее ей сигналы опасности. Её нервы всегда были взбудоражены рядом с этим человеком. Она не доверяла ему и видела, что несмотря на цивилизованную одежду и внешность, Долохов не выглядел слишком цивилизованным человеком. Поэтому она всегда старалась держаться от него подальше. Но он был раздражающе настойчив с ней, и её демонстративная холодность ничуть не влияла на него. Вот и сейчас её нервы натянулись как струны, словно она вернулась в прошлое. Однако Софи уже умела «держать лицо», как сама советовала это Жюли Карагиной, и поэтому не стала демонстрировать смущение и опускать глаза, как это делала прежде, а ответила Долохову взглядом, исполненным самого ледяного спокойствия.       – Ну и что? – ответила она на его замечание. – Я совершенно не обязана объяснять никому, в том числе и вам, мотивы своего отказа вам и своего согласия протанцевать с другим кавалером.       Продолжая оценивающе осматривать её своим наглым взглядом, Долохов сказал:       – Один танец со мной, я думаю, вы бы выдержали.       Софи почувствовала, как нервы её начинают натягиваться ещё сильнее. Казалось, сама атмосфера между ними была заряжена молниями, как воздух перед грозой. Близость Долохова всегда неприятно действовала на неё, но сейчас, когда он так откровенно осматривал её, это казалось девушке даже оскорбительным.       Тем не менее она «держала лицо» и, не моргнув глазом, выдержала его пристальный осмотр.       – Месье Долохов, вам никто не говорил, что невежливо навязываться даме на танец?       Едва заметно Долохов ухмыльнулся.       – Софи, если бы я когда-нибудь слушался чьих-то советов, то никогда и ничего не добился бы в этом мире. Наоборот, я давным-давно выяснил: только нарушая правила светской благопристойности, такому человеку, как я, можно завоевать хоть какое-то уважение среди напыщенных светских снобов.       – Среди нарушения светских правил вы числите и свой персидский костюм? – спросила Софи, принимая насмешливый тон и начиная так же откровенно озирать его с головы до ног. Пусть попробует сам, каково это, когда тебя так неприкрыто раздевают глазами, подумала она.       Как ни странно, но под этим взглядом Долохов ощутил что-то вроде неловкости. До сих пор все восхищались его вызывающим нарядом, а вот Софи смотрит на его одежду с нескрываемой насмешкой. Но он не подал виду.       – А что вам не нравится в моей одежде? – спросил он.       – Да всё нравится, – ответила Софи таким тоном, как будто хотела сказать «ничего не нравится». – Вполне сойдет, чтобы восхищать дурачков и обольщать дурочек. Впрочем, это избитый дешёвый приём – выделиться из толпы экстравагантной одеждой и тем самым обратить на себя внимание глупой светской публики, жаждущей развлечений.       Долохов почувствовал себя задетым. Тем более, что Софи действительно была права. Он носил персидский костюм именно для привлечения к себе внимания.       – Так вы отказали мне в танце из-за одежды? – спросил он.       – Нет, – с раздражающим спокойствием ответила Софи. – Я отказала вам просто потому, что не хотела танцевать с вами. А причины моего нежелания танцевать с вами мне объяснять необязательно.       – Что такого страшного в одном танце со мной? – усмехнулся Долохов. – Я совсем не такой уж плохой партнёр, и, возможно, вам даже понравилось бы танцевать со мной.       Софи негромко рассмеялась.       – Месье Долохов, вы не можете быть мне партнёром ни в чём. В том числе и в танцах. Оставьте меня в покое.       После такого категорического отказа любой кавалер давно бы отступился. Но Долохов лишь нагло усмехнулся.       – Ну что же, прекрасно. Но хочу пояснить вам кое-что, Софи. Вы уже не светская барышня, которую ограждает частокол из правил приличия, которые диктуют мужчинам вести себя с вами исключительно уважительно и вежливо. Вы сами спустили себя на уровень наёмной прислуги, которой платят деньги за работу. А положение прислуги всегда такое… такое шаткое. Прислуга не может позволить себе отказать и отклонить предложение людей, платящих ей деньги. Так что для вас могут наступить времена, когда и вы не сможете отказать мне в предложении потанцевать или сделать что-то ещё… более сомнительное или даже бесчестное.       Девушка почувствовала, как её охватил гнев. Намёк был слишком очевиден. Видимо, Долохов причислил её к тем представительницам артистического мира, которые частенько поступали на содержание к богатым покровителям. У неё просто руки зачесались дать ему пощёчину прямо по его нагло усмехающемуся лицу. Но она сдержала себя – ещё не хватало ей скандала – и ответила спокойно на это завуалированное оскорбление, отбросив всякое учтивое обращение типа «месье»:       – Долохов, вы ведь считаете всех женщин продажными? Николай как-то рассказывал нам о вашем разговоре, где вы впрямую назвали женщин продажными тварями. Но видите ли, в чём дело… даже самой продажной женщине на свете может быть мало одних денег. Нужна… как бы это выразиться… душевная совместимость. А какая может быть душевная совместимость с вами? Тем более у меня? За годы моих странствий я привыкла к обществу умнейших интеллектуалов Европы, к их метким фразам, вдохновенным словам, мудрым размышлениям, блестящим умозаключениям, увлекательному разговору и высшей образованности. И, общаясь с ними, я без лишней скромности могу признаться, что научилась беседовать с ними наравне, и вызывала их восторги своим искусством пианистки. А что за общение у меня может быть с вами? С человеком, у которого на уме лишь дуэли, кутежи, карты и прочие не слишком приличные развлечения. К тому же вы просто грубый солдафон. От вас за версту несёт казармой и кордегардией, – при этих словах Софи сделала гримасу, как будто действительно чувствовала дурной запах, исходящий от собеседника. А потом заговорила по-французски с безупречным произношением. – «Les femmes comme moi ne sont pas pour les hommes comme vous». Впрочем, вы всё равно не знаете, что за цитату я привела: ведь вы, ко всему прочему, ещё и неуч. Поэтому я скажу проще: я вам не по плечу. Да и не по карману. Посмотрите на меня, – и тут Софи демонстративно провела пальцем по своей шее и плечу, указывая на серьги и колье из редких голубых топазов и парижское платье из синего шёлка. – Всё это куплено мною, на заработанные мною деньги. Если вы предположили, что всё это подарили мне поклонники или покровители, то вы очень ошиблись, – закончила она с самой насмешливой улыбкой.       Долохов практически не изменился в лице, когда Софи произносила свою речь, но какая-то тень по его лицу пробежала. Девушка была уверена – многие её слова жестоко его задели. Особенно те, которые она сказала в его адрес.       – Желаете сказать мне, что сейчас вы разбогатели благодаря своей музыке? – спросил он с непроницаемым видом.       – Можете быть уверены, я не голодаю, – с той же улыбкой ответила ему Софи.       После этих слов она решительно встала и пошла к выходу из танцевального зала. Когда она отвернулась от Долохова, улыбка тотчас слетела с её лица. С меня хватит, сердито думала она по дороге. Больше ни минуты она не останется с этим наглым типом под одной крышей. К тому же глаза Долохова, сверкнувшие каким-то опасным блеском, когда она кидала ему в лицо обидные слова, внушили ей немалое беспокойство. Не стоило бы связываться с этим господином, пронеслась в ее голове мысль, когда она спешила к выходу.       Но уйти, не прощаясь, как она и собиралась сделать, у неё не получилось. Вслед за ней вышел хозяин дома.       – Мадемуазель Софи, куда же вы? – остановил он её уже в коридоре. – Я надеялся, что вы останетесь не только на танцы, но и на ужин. И мы бы ещё поговорили о музыке. Вы совершенно божественно сыграли мою любимую «Пассакалию» Генделя.*       Софи признательно посмотрела на него и сказала:       – Я очень благодарна вам за ваше любезное гостеприимство и внимание ко мне. Но я очень устала и хочу домой.       И она сделала движение, чтобы пойти дальше. Но князь Долгоруков снова остановил её.       – Не нанёс ли вам кто-нибудь обиды в моём доме? – внимательно глядя на неё, спросил он. – У вас расстроенное лицо. Я видел, что перед уходом вы вели продолжительную беседу с господином Долоховым, и мне показалось, что она была не из приятных для вас. Мне не нравится этот человек и его поведение. Я принимал его лишь по усиленным просьбам племянника моей покойной жены Макарина. Если господин Долохов как-то оскорбил вас, то я не могу оставить это просто так. Обида, нанесённая моим гостям – это и моя личная обида.       Софи невесело усмехнулась.       – Просто господин Долохов соизволил намекнуть, что мой нынешний статус артистки, которой платят за выступления, ставит меня в такое положение, что мужчины вроде него получили полное право подходить ко мне с не самыми приличными предложениями.       Князь застыл на мгновение, а потом решительно сказал:       – Я не могу оставить это просто так. Пойдёмте со мной, и я немедленно разберусь с этим господином.       Софи отрицательно покачала головой.       – Я благодарна вам за заступничество, ваше сиятельство, но прошу вас – никакой скандал мне не нужен.       – Скандала не будет, – успокоил её князь. – Во всяком случае публичного. Мы поговорим с господином Долоховым с глазу на глаз.       Он отвёл девушку в небольшую диванную комнату и, вызвав лакея, что-то негромко приказал ему. Через пару минут в комнату вошёл Долохов, а следом за ним Макарин. Последний, правда, не стал проходить в комнату, а остался в коридоре у открытой двери. Из бального зала доносились звуки мазурки – там веселье было в разгаре.       – Господин Долохов, – начал старый вельможа с внушительными интонациями, – мадемуазель Софи Ростова – моя весьма уважаемая и почитаемая мною лично гостья. Я считаю огромной честью для себя, что она согласилась посетить мой дом и озарить его своим талантом. Тем не менее вы осмелились разговаривать с ней без должного почтения. Хочу вам сказать, что мои гости – это всё равно, что я. Пока кто-то находится под крышей моего дома, он находится под моим личным покровительством и защитой. Нанести обиду моему гостю означает нанести обиду и мне. Поэтому я предлагаю вам немедленно извиниться перед мадемуазель Ростовой и обещать не допускать подобного поведения впредь. В противном случае вы должны покинуть мой дом и не появляться здесь больше никогда.       При этих словах лицо Долохова становилось всё более и более каменным, на скулах заиграли желваки. Когда хозяин дома закончил, Долохов молча повернулся и вышел прочь, не произнеся ни слова. Извиняться он явно не желал. На Софи, стоящую рядом с князем, он даже не взглянул. Следом за ним засеменил его приятель Макарин.       – Ну вот видите, – с улыбкой сказал князь девушке, когда Долохов и Макарин вышли, – не случилось никакого публичного скандала, который мог бы повредить вам. А теперь я прошу вас остаться до конца танцев и оказать честь поужинать со мной и моими гостями.       Софи с признательностью взглянула на хозяина дома.       – Благодарю вас за помощь и поддержку. Конечно же, я принимаю ваше любезное приглашение.       Старый вельможа галантно предложил ей руку, и они вместе отправились в зал, где продолжались танцы.

***

      Ещё с юности Долохов усвоил, что ему придётся вырывать удачу и успех в этом мире исключительно собственными усилиями. Небогатый офицер и дворянин без всякого титула, он, благодаря счастливому знакомству с князем Анатолем Курагиным, был волею судьбы занесен в общество самых состоятельных и знатных представителей «золотой молодежи» Петербурга, а потом и Москвы. Всё, что давалось богатым и зачастую глупым баловням судьбы без усилий, ему приходилось добывать по́том и кровью. Но это закалило его волю до твёрдости алмаза. Силу его твёрдого характера и умения подчинять себе людей давно ощутили многие из его приятелей по разгульной жизни. Несмотря на то, что по положению и состоятельности они были выше его, тем не менее он сумел поставить себя среди них так, что они признавали его первенство. Правда, поначалу кое-кто из них пытался унизить его, указывая ему на более низкий статус и состояние. Но постояв под дулом его пистолета или став свидетелем его холодного спокойствия при самых его безумных и опасных выходках, они начинали понимать, что по самообладанию и силе воли он превосходит их. Кое-кто даже боялся вставать на его пути и считал, что легче уступить или убраться с его дороги, чем идти против него. Долохов мог быть совершенно безжалостным к своим врагам и угрызения совести по отношению к ним его никогда не тревожили. Он знал, что по законам природы выживает сильнейший, а участь слабых – либо подчиняться, либо вовремя уносить ноги.       В настоящий момент он мог считать, что добился в жизни многого. Он был на хорошем счету в Экспедиции секретных дел при военном министерстве. За свою шпионскую деятельность в Персии он получил вознаграждение в виде весьма крупной суммы денег. Только эта его миссия была тайной и о ней он никому не рассказывал. Все думали, что он побывал в Персии просто в поисках приключений, и он поддерживал это мнение. Также ему было пожаловано довольно большое имение неподалёку от Смоленска, которое он получил в аренду с правом выкупа. После многих лет риска и опасностей он получил почти всё, чего желал. Однако, если бы его спросили – счастлив ли он или хотя бы доволен, то Долохов не знал бы, что ответить на этот вопрос.       В самом скрытом и тайном от всех уголке его души с давних пор, как заноза, засело одно желание, одна мечта, от которой он не мог избавиться несмотря на все старания. И у этой мечты было имя – Софи Ростова.       Шесть лет назад она вошла в жизнь Долохова и стала чем-то вроде наваждения. Он никогда не пытался анализировать свои чувства к ней. Сила её привлекательности и власти над его душой была и ему самому не всегда понятной. Одной её красотой это нельзя было объяснить, хотя природа благословила её необыкновенно притягательной для него женской прелестью. Долохов сознавал лишь, что при любом взгляде на неё сердце его начинало стучать чаще и его охватывало ощущение, похожее на жажду. Иногда она казалась ему существом не от мира сего, эта грациозная и стройная, словно вся выточенная брюнетка с тонким профилем прелестного лица и большими тёмно-зелёными глазами, чем-то напоминающими таинственные глаза кошки. Долохов помнил, как даже в свои шестнадцать лет она мало интересовалась всем тем, чем обычно интересовались светские барышни: сплетнями, модами, танцами. Нередко среди пустой болтовни она задумывалась и выпадала из общей беседы. Ему всегда смертельно хотелось знать, о чём она думает в такие минуты. Но она никого не впускала в свой тайный внутренний мир. Этим она отличалась от обычных светских барышень, и именно это интриговало его и привлекало к ней не меньше, чем её красота. Он влюбился в неё без памяти, сделал предложение и получил отказ.       Тогда он уехал из Москвы, и у него были немалые надежды на то, что время и расстояние излечат его от несчастной страсти. И вскоре ему стало казаться, что эти надежды полностью оправдались. Вернувшись домой, он был уверен, что всё позабыто. До него доходили слухи, что Софи ушла из дома Ростовых и сделалась профессиональной пианисткой, добившейся немалого успеха в музыкальном мире Европы. Но этот мир был совершено чужд ему, и никаких особых эмоций эти слухи в нём не вызывали. Дальние страны и приключения в них, новые люди, новые женщины, как ему казалось, навсегда вытеснили из его сердца и души образ Софи.       Так было до роковой встречи с ней в театре два дня назад.       Тогда, увидев её в ложе вместе с кузиной и старым графом Ростовым, он ощутил что-то вроде резкого укола в сердце. Он немедленно отвёл глаза от этой ложи и усилием воли заставлял себя до самого конца представления не смотреть в сторону Софи. Но сердце его опять застучало чаще, чем прежде, и с острой горечью внутри себя он вынужден был признать, что он ничего не забыл, и чувства к этой девушке охватили его с прежней силой. А вот она, как и раньше, не обращала на него ни малейшего внимания.       Вспыхнувшая вновь тоска по Софи толкнула Долохова на поступок, который он и сам считал глупейшим. Услышав, что она будет выступать на вечере у князя Долгорукова, он напросился на этот вечер через родственника князя, своего приятеля Макарина. Ему хотелось вновь увидеть Софи ближе, возможно, даже возобновить знакомство, а там – кто знает… Кроме сплетен об уходе Софи от Ростовых, до него доходили слухи, что она решительно отказалась от возможности помолвки с Николаем Ростовым и даже написала ему письмо перед отъездом за границу о полном разрыве их отношений. Когда-то, шесть лет назад, она объяснила свой отказ от предложения Долохова любовью к Николаю. Но если к настоящему времени её любовь к молодому графчику прошла, то, возможно, у него, у Долохова, снова появится шанс. Так думал он.       Но эта встреча на вечере у князя не принесла ему ничего, кроме дополнительных мучений. Софи снова игнорировала его. Она села за фортепиано и начала играть. Долохов не слишком разбирался в музыке, но ещё шесть лет назад понял, что у этой девушки незаурядный талант пианистки. А теперь её мастерство стало ещё более совершенным. Так же, как и её красота. Освещённая сиянием хрустальных люстр, Софи казалась ангелом, спустившимся на грешную землю, чтобы одарить людей божественной музыкой. Она словно создавала музыку из воздуха, её пальцы порхали по клавишам, как крылья бабочки, а музыка как будто лилась из её сердца. Очарованный, как и все зрители, Долохов словно забыл обо всём на свете и погрузился в мир звуков и созерцания по прежнему неотразимой для него красоты Софи.       Но вот выступление закончилось, князь пригласил всех гостей в зал, начались танцы… а Софи даже не смотрела в его сторону, хотя он видел, что в начале вечера она заметила его среди зрителей – ведь он сидел в первом ряду. Было очевидно, что он по-прежнему остается для неё пустым местом, и его мечты на этот раз привлечь её внимание снова оказались глупыми и неосуществимыми. С горечью Долохов подумал, что пока он сходил с ума по ней, она и не думала о нём. Совсем как шесть лет назад. Ничего не изменилось за эти годы! При мысли об этом в нём вспыхнули убийственное раздражение и ярость.       И тут, как нарочно, подвернулась Жюли с её глупыми вопросами. Эта перезревшая девица пыталась с ним пококетничать. Долохов смотрел на неё и думал о жестокой несправедливости судьбы к нему. Сколько женщин были готовы на всё ради него, ради его внимания, а та, которая более всех была желанна ему, не хотела иметь с ним ничего общего. Взгляд Жюли не польстил ему, а вызвал дополнительное раздражение. Она смотрела на него как на вожделенный приз. Потеряв недавно двух кандидатов в женихи, она, очевидно, была не прочь завлечь в свои дырявые сети его, Долохова. Раздражённый невниманием Софи, он сказал Жюли грубость, сорвав на ней свой гнев.       Потом была неудачная попытка пригласить Софи на танец, ещё более неудачная попытка разговора с ней, вылившаяся в ссору между ними и обмен словесными уколами. И, наконец, сцена с хозяином дома, который практически вышвырнул Долохова вон. Подобного унижения он не прощал никому. Будь князь его ровесником или хоть сколько-нибудь близким по возрасту человеком, Долохов сразу же вызвал его на дуэль. Но дуэлировать с человеком в два с лишним раза старше его, стариком со слабым зрением и нетвёрдой рукой… нет, это было слишком даже для самого завзятого бретёра.       Вне себя от бешенства, в состоянии самой исступленной ярости Долохов вышел из дома князя. Мало того, что Софи снова оскорбила его: сначала своим невниманием, потом своей неприязнью, а под конец – откровенными оскорблениями в его адрес: солдафон, неуч, от тебя за версту несёт казармой… со злобой твердил про себя Долохов. Так его ещё и выгнали из дома князя по её наущению, словно он был негодным щенком, который по недосмотру хозяев опи́сал подол платья знатной дамы. Добавлял раздражения и злобы Макарин, который вышел вслед за ним и сейчас шёл рядом, что-то лопоча.       – Зря ты с Софи Ростовой так, – почти робко мямлил Макарин. – Мало того, мой дядя известный меценат, всегда покровительствовал музыкантам, так она и сама по себе непростая штучка. Ты только три месяца как вернулся, а был бы здесь полгода назад – все только о ней и говорили. Что у неё огромный успех в Европе, и наш государь пожаловал ей звание придворной пианистки. А это тебе не простая актёрка. Осенью в Петербурге из-за неё скандал огромный был. Какой-то офицер гвардейский втюрился в неё и начал преследовать. Ночами под окнами её квартиры стоял и орал признания в любви в пьяном виде. А потом, когда она его отшила, попытался даже во время её выступления доме князя Голицына поймать её в коридоре и сорвать поцелуй. Так она схватила какую-то вазу и здорово приложила его по башке. Разбила вдребезги – и башку, и вазу. Скандал был ужасный. Слухи дошли до государыни Елизаветы Алексеевны, та довела до сведения государя, и офицерика этого сразу за шкирку и выкинули вон из Петербурга. На Кавказ. Дескать, повоюй там, мо́лодец, охладись, коли ты такой горячий. Так что с ней надо осторожно себя держать. Мало ли, вернётся в Петербург и тоже наговорит что-нибудь или императрице, или даже самому императору…       Долохов слушал излияния Макарина молча, но внутренне продолжал кипеть. Когда он находился в таком состоянии, то готов был на самые отчаянные поступки. Ему хотелось так же уязвить Софи, как она сегодня уязвила его. Причинить ей такую же боль, какую она причиняет ему годами своего безразличия и неприязни к нему. Невольно он вспомнил её в театре. Она тогда сидела со своей кузиной в одной ложе, и было видно, что их прежняя дружба полностью возобновилась. Девушки весело улыбались друг другу, в какой-то момент Софи заботливо поправила растрепавшийся локон прически Наташи. Всё было как шесть лет назад, когда он впервые познакомился с семейством Ростовых и влюбился в Софи. Девушки и тогда были лучшими подругами, и были очень привязаны друг к другу. И тут Долохову пришла в голову мысль… Причинив боль одной, он одновременно сделает больно другой… Ударив по Наташе, он тем самым нанесёт удар Софи… Что ж, это мысль! Хоть так отомстить за своё сегодняшнее унижение и за годы, когда он так и не смог выбросить Софи из головы, а она и не думала о нём. И способ мести уже готов, только надо переговорить с Курагиным… Вчера Долохов высмеял план, предложенный Анатолем, сказал, что это дело пахнет уголовным судом и вообще полная дурь, так что он, Долохов, участвовать в нём не будет. Но сегодня всё изменилось…       Войдя в свой дом, Долохов увидел Анатоля Курагина, который недавно поселился у него, и сейчас сидел, развалившись на диване в отведённой ему комнате, и пил вино.       – Курагин! – резко окликнул приятеля Долохов. – Ты по-прежнему хочешь увезти Ростову и устроить фальшивое венчание? Вчера я отказался в этом участвовать, но сегодня согласен. Давай обдумаем, как провернуть это дельце.       Курагин обрадованно встрепенулся. Он понимал, что без Долохова не получится задуманная им затея увезти Наташу и разыграть комедию фальшивого венчания. Курагин просто не знал, как взяться за дело. А требовалось очень и очень многое: найти расстриженного попа, который разыграет венчание, достать денег, заграничный паспорт и подорожную, найти свидетелей венчания. Долохов знал, что Курагин уже был женат, что два года назад бедный польский шляхтич заставил его жениться на совращённой Анатолем дочери. По этой причине открыто ухаживать и делать предложение Ростовой Анатоль не мог. Мог лишь уговаривать влюбившуюся в него легковерную девушку сбежать с ним. Но уговорить на побег Наташу – это было только полдела. Надо было еще и организовать побег с фальшивым венчанием. И тут Курагину мог помочь только Долохов. Только он в высшей степени обладал тем, чего начисто был лишён Курагин – умом и практической сметкой. Только с ним план похищения Ростовой мог быть выполнен. Вчера, когда Курагин рассказал о плане увезти Наташу, Долохов резко отказался участвовать в этом тёмном, и, как он выразился, глупом и опасном деле, которое могло кончиться уголовным судом. Но сегодня почему-то переменил мнение. Почему – Курагина не интересовало. Он просто был рад, что умный и практичный Долохов поможет ему.