Unspoken

      Серёжа не нравится Игорю — это видно и чувствуется сразу, поэтому Сережа сильно переживает за ужином, не зная, куда себя деть.              Пока Игорь помогает отцу накрывать на стол, а мама весело щебечет на кухне, что-то разогревая, Серёжа просто сидит, чтобы не мешать никому, но каждый раз Игорь смотрит на него непонимающим, хмурым взглядом.              И всё-таки, Игорь Серёже нравится. Вот так, просто и ни за что.              Уже за ужином он чувствует, как тот постоянно следит за ним, и это мешает ему расслабиться. Его маленькие непослушные руки теребят салфетку, пытаясь скрыть дрожь. Он бы хотел быть как все, не привлекать лишнего внимания, но всё равно чувствует, как его взглядом прощупывают, как будто он не совсем такой, как другие: слишком странный, слишком слабый, слишком много тревожится. Он это слышал много раз и на детской площадке, и в садике, и в школе.              Везде он лишний.              Когда мама говорит: «разнервничался», отбирая у него изорванную салфетку, Серёжа чувствует, как его щёки пунцовеют. Мама его любит, её слова ласкают его, но и немного обижают. Она всегда такая добрая, её голос всегда мягкий, но она опять напоминает ему, что с ним что-то не так. Он знает, что она не осуждает, терпит и бережет его, но всё равно ему не нравится, когда она так говорит, а ещё больше печалит то, что он в самом деле разнервничался. Снова.              Хотелось бы быть как Игорь — уверенным, спокойным, сильным. Но что-то всегда ломается, выдавая в нём белую ворону, когда начинает становиться жарко, страшно или когда что-то идёт не так. Игорь всегда спокойный, крепкий, а Серёжа… Серёжа другой, как говорит мама.              Он обиженно смотрит на свою тарелку, нервничая от того, что Игорь и не пытается скрывать своего недовольства. Серёжа знает, что дядя Костя тоже на него иногда смотрит с каким-то непониманием. Дядя Костя — строгий и серьёзный, и Серёжа ощущает на инстинктивном уровне, что он не такой, каким хочет казаться. Но маме он сильно нравится, поэтому Серёжа неуютно ёжится под взглядом двух пар глаз, помалкивая.              Мама смеётся сбоку от него, и её слова, её улыбка — это то, что делает его мир чуть более понятным и безопасным.              Сережа кривится, гоняя горошек вилкой по тарелке. Круглые зелёные камушки перекатываются вдоль белой, чуть маслянистой поверхности, оставляя после себя гадкую жижу. Это выглядит противным, непохожим на еду и лишним. Серёжа в моменте думает странную мысль в своей семилетней голове — он и сам своего рода горошек.              — Не хочу горошек. — обращается к маме он, окончательно разочаровавшись в том.              — Ну, Серёжа… — щебечет мама, а дядя Костя улыбается кривовато, и становится не по себе.              Игорь смотрит в упор неприязненно, хмуря брови и усердно жуя курицу, запихивая в себя ложку за ложкой — будто работает лопатой, и неуместные мысли возвращаются в голову Серёжи: Игорь во всём лучше него уже потому, что он хотя бы нормальный. Он ест что дают, не мешается под ногами, не боится взгляда в глаза.              Игорь Серёже нравится. Вот бы и ему стать, как Игорь.       

***

      Папа от них ушёл, потому что Серёжа “больной”, так Серёжа запомнил их подслушанный разговор. Тогда же он узнал, что, оказывается, доктора отговаривали маму рожать, так как Серёжа мог родиться совсем слабым и не выжить или вообще — мёртвым.              Но по итогу, у него всего-то синдром Аспергера, частичная невралгия и слабый иммунитет. Ну, Илон Маск как-то ведь справляется?              Только других в этом не убедить. Куда бы Серёжа ни пошёл, к нему всегда относятся либо как к хрустальному шарику, который легко разбить, либо как к фрику, оскорбляя и издеваясь. Золотой середины нет. Что в Москве, что в Питере — дети везде злые.              — Рыжий, ты чё, даун что ли?              — Чудила дёрганый.              — На девку похож.              — Чё ты молчишь?              — Чё ты пыришься?              В общем, друзей у Серёжи нет и не было никогда. Единственными его друзьями могли быть мама и Игорь, и то не точно, потому что Игорь взял в привычку называть его дебилом и придурком относительно недавно, после переезда. И без слов ясно, что переезжать ему не хотелось и винит он во всём Серёжу. Но Серёжа на Игоря никогда не жалуется, а то ему потом влетает так, как Серёже и не снилось. Ему жаль Игоря.       Всё же, Игорь хороший старший брат, пусть он и не друг ему вовсе.              В новой школе, вопреки косым взглядам Игоря, Серёже не нравится. В старой ему тоже не нравилось, но там он хотя бы знал обидчиков в лицо и мог избегать их, уже привыкший, а здесь…              По пути в класс, в первую же неделю, Серёжу сильно толкают — с координацией у него и так проблемы, а тут он и вовсе сваливается, ударяясь головой, всем на смех. Незнакомец, чуть старше него, даже не думает ему помочь, только смотрит сверху вниз. Брезгливо и насмешливо. От этого Серёжу пробирает, он поднимается неуверенно на ноги, неуклюже проходя мимо.              Не понимает он, почему везде и всюду его норовят ткнуть лицом во что-то унизительное. Иногда Серёжа не понимает и того, что нечто унизительное уже случилось, но после множественных мозгополосканий от мамы, он начал разбирать, когда над ним издеваются. Прямо сейчас это и происходит.              Ну вот, опять они наедине — Серёжа и неприятности.              — Эй, — подросток хватает его за ранец, оттягивая назад, и Серёжа под весом того прокатывается пятками по полу. Парень, позже Серёжа узнаёт, что того зовут Кирилл, склоняет голову набок, присматриваясь, — и что тут у нас?.. Девочка, ты ушиблась?              Серёжа молчит упрямо, вырывается и шагает было вперёд, как вдруг Кирилл толкает его в плечо и он снова падает на пол. Кирилл смеется:              — А где твоя юбка? Под цвет ранца, со стразами. Чё, забыла дома? Вместе с бантиком?              Дети толпятся в коридоре, наблюдая, и посмеиваются.              — Я не девочка. — Серёжа снова поднимается, отряхиваясь, его лицо становится немного напряжённым, но он говорит спокойно, непонимающе глядя то на Кирилла, то на толпу людей. — У меня нет юбки, — отвечает он монотонно. — Я не ношу юбки, и бантики тоже. Я мальчик.              Кирилл опять его толкает, и Серёжа не выдерживает, взрываясь и отталкивая его яростно в ответ, да толку мало — сил нет.              — Отвали! — кричит он зло. — Хватит!              А потом появляется Игорь. Вокруг Игоря всё словно светится: рядом с ним становится уже не тревожно, спокойно, тепло. Как будто Серёжу замотали в тёплый плед и забрали домой, подальше от бед.              — Сказал же, отъебись от него. — с привычной хрипотцой в голосе обращается к обидчику Игорь. Серёжа удивляется немного — Игорь матом обычно не ругается, им нельзя, но Игорь вообще… хулиган иногда. Серёжа, конечно, благоразумно молчит, отступая Игорю за спину. — Кирилл, да? Гречкин. Мы в одном классе.              — Гром. — удивляется деланно Кирилл. — А это чё, твоя сеструха? — поглядывает он на спрятавшегося Серёжу.              Тут он тянет свои загребущие лапы вперёд, и Серёжа в панике дёргает брата за рубашку, нервничая. Спаси, помоги, убери его от меня! Так и хочется закричать, спрятаться, вот-вот повалит пот и перелопаются все капилляры от волнения, но Игорь бьёт Кирилла по руке, да так, что та отлетает, и Гречкин останавливается. Всё останавливается.              Потому что Игорь, совсем как супергерой, как рыцарь, защищает Серёжу.              — У-у, злой сын мента! — Кирилл рассерженно, но с натянутой улыбкой трёт своё красное от удара запястье. — Может, это не сестра, а твоя рыженькая подружка?              И тогда Игорь бьёт его в лицо. Кулаком. У Серёже по телу пробегает табун мурашек, он таращит глаза, наблюдая за тем, как Гречкин истошно вопит, хватаясь за свой нос.              — Сука! — орёт он, и Игорь бьёт его ещё и в живот, снова кулаком, так, что Кирилл падает. Прямо как Серёжа до этого.              Маленький восторг и стыд за своё торжество над насилием заполняют тело Серёжи, и он взволнованно смотрит на затылок Игоря: на его густые каштановые волосы, коротко остриженные и торчащие, на его худую, жилистую шею, на его широкие, но сухие и сильные плечи. И Игорь в этот момент вызывает в нём странные, стыдные чувства.              Он ему очень нравится.              — Если ещё раз кто-то полезет к Серому, то дело будет иметь со мной! — говорит Игорь, совсем как в кино, такой блистательный и сильный, и Серёжа хочет обнять его крепко-крепко, хочет верещать от восторга. Но нельзя.              Игорю он не нравится до сих пор.              От этого временами больно, но любить Игоря он не перестает, так же как и Игорь не перестаёт защищать его. В таком маленьком симбиозе они и существуют.              Дома Серёжа рисует брату много-много портретов, исчерчивая все чистые альбомные листы: вот Игорь в коридоре, большой и могучий, бьет обидчика Серёжи в нос; вот Игорь шагает по школе в рыцарских доспехах, донельзя сиятельный и благородный; а вот Игорь стоит с медалью за первое место на большой сцене, и все ему апплодируют. Очередной рисунок отправляется в стопку других посвященных Игорю, а Серёжа, вздыхая, ложится спать.              Он очень любит своего брата.       

***

      После летнего лагеря Игорь возвращается тот же самый, снисходительно терпеливый и чуточку хмурый, но доброжелательный, как сторожевой пёс. Серёжа верит в самую малость вещей: что мама его любит, что существует бесконечное множество вселенных и что Игорь хороший старший брат.              Кое-что в нём, всё же, поменялось. Смотрит он как-то иначе, подолгу и внимательно, словно в Серёже за лето что-то изменилось тоже, и от этого Серёжа смущается, но радуется в глубине души. Словно Игорь начинает видеть его. По-настоящему видеть его!              В первый школьный день Игорь даже согнал какого-то паренька с места в автобусе, чтобы посадить туда Серёжу, и стоял рядом, наблюдая за ним. В упор, как в самом начале, но уже без неприязни и недовольства. С интересом, с узнаванием и трепетом.              От этого внутри Серёжи всё звенит и стрекочет, улыбка растягивает уголки его потрескавшихся губ, и он расцветает.              Серёжа собирает волосы в хвост, а иногда, когда есть время, заплетает косы — мама научила его ещё в детстве, зная серёжину гиперфиксацию на одной длине волос, чуть ниже плеч. А Игорь его больше не дразнит, не кривится, не нудит о том, чтобы Серёжа постригся нормально — иногда Игорь и волосы его рассматривает с интересом, и в глаза ему заглядывает осторожно.              Наконец, он с ним считается, относится с аккуратностью и вниманием! Пусть всё так же снисходительно, свысока, всё же... Наконец, кажется, Серёжа ему тоже нравится. Он даже…              Даже знакомит со своим другом.              — Это брат мой. — говорит вдруг ни с того, ни с сего Игорь громко, и Серёжа встрепенувшись оглядывается на них. Сталкивается взглядами с этим, как его, Олегом? И тот краснеет моментально, отводя глаза, шепчет что-то взволнованно Игорю. — Нормально. — отмахивается Игорь, пожимая плечами. Игорь всегда себя так ведёт, ну, по-крутому, как персонаж фильма.              — Это, ну, Тамара Филипповна ваша… Она злая, жуть! — говорит невпопад Олег, и Серёжа возвращается к разглядыванию камушков под ногами, отпинывая те. — Чё я ей сделал-то? Формулы, элементы… Я чё ей, Менделеев?              — Она всегда такая. — смеётся добродушно Игорь.              — Слушай… — Олег снова вдруг смотрит на Серёжу, и Серёже от его взглядов чуточку щекотно, а ещё неловко. — А брата как зовут?              Игорь молчит пару секунд, хмуря брови, и смотрит на Олега недоверчиво, но затем грубовато чеканит:              — Серый. — хотя знает, что эта форма имени Серёже не нравится категорически.              — Я Олег. — тот чуть наклоняется, так, чтобы Игорь его не закрывал собой. — Очень приятно познакомиться. — добавляет Олег торопливо, но теряется тут же, дальше глядя уже только перед собой.              Олег кажется добрым, а ещё забавным, красивым, ну, насколько можно называть парней красивыми. Серёжа об этом, честно, не задумывается — просто тот очень… привлекательный. Он загорелый после летних каникул, высокий, как Игорь, у него большие карие глаза с густыми ресницами, у него острые скулы, у него широкая улыбка. Приятный густоватый голос.              От него у Серёжи в животе порхают бабочки. Много-много самых разных, самых красивых бабочек.              И он начинает рисовать его.       

***

      — Если опять полезет, дай знать. — говорит серьёзно Олег.              Уроки начались минут пятнадцать назад. Раньше Серёжа бы поспешил скорее за знаниями, но сейчас он не может думать ни о чём, кроме того, что Олег, который и не является ему другом, вступился за него. Маленький нож-бабочку с волком он носит в рюкзаке, просто чтобы был, но никогда им не пользовался. Вообще, Серёжа не умел вступать в такие конфликты.              А Олег умел. Он сломал Гречкину руку, не иначе, настолько громко щёлкнули суставы у того! Серёжа всё ещё проматывал в памяти картину: Олег прижимает Гречкина со спины к стене, вывернув ему руку, и тот испуганно просит прощения у Серёжи.              Так вот… Уроки давно начались, но они оба просто сидят на лестничной клетке, глядя друг другу в глаза.              — Хорошо. — кивает Серёжа смущённо, и Олег вдруг прикасается к его волосам, убирая прядь за ухо. Та выбилась из косички. — Спасибо. — краснеет мучительно Серёжа.              — Слушай, — краснеет так же Олег, сцепляя руки в замок судорожно, будто обжегся. Он двигает губами, силясь что-то сказать, но сдаётся, выпаливая. — Давай я тебя провожу до дома сегодня?              — Меня Игорь провожает. — не понимает его Серёжа. — Ну, то есть, мы всегда домой ходим вместе.              — У нас сегодня семь уроков, не шесть. — говорит Олег знающим голосом. — Игорь останется.              — А ты? — глупо спрашивает Серёжа.              — А я… — теряется тот. — Я тебя провожу. Я тебя провожу? — исправляется Олег.              Серёжа задумывается было, как на это отреагирует Игорь — всё же, это его друг. Но, подумав, он кивает:              — Хорошо. — уголки губ подрагивают, он смотрит исподлобья на Олега, на котором ни единой царапинки, и ему отчего-то хочется быть ближе. Может, ему хочется дружить с Олегом тоже. Может, ему хочется, чтобы Олег провожал его каждый день.              — Чтобы тебя защищать. — добавляет он вдруг, и Серёжа растерянно хлопает глазами.              — Да, конечно.              — Ты брат Игоря, всё-таки. Я помогу тебе.              — А мы теперь друзья? — интересуется вкрадчиво Серёжа.              — Мы?.. — немного печально вторит ему Олег. — То есть… Конечно, да, мы можем дружить.              — Здорово! — радуется, зажигаясь, как фитилек, он. У него появляется настоящий друг!              Олег провожает его до дома после уроков, несёт его рюкзак, свой оставив где-то в школьной раздевалке, и всю дорогу рассказывает про свои жуткие хулиганства в прошлой школе, за которые его выгнали.              — Лягушек? — пугается Серёжа. — Ты насыпал ему в портфель… лягушек?              — Целую дюжину! — улыбается клыкасто тот. — Дюжина это же тринадцать?              — Чёртова дюжина! — смеётся Серёжа, — Знаешь, почему тринадцать называют чёртовой дюжиной? — оживляется Серёжа, глядя на Олега с лёгкой улыбкой. — Обычно дюжина это двенадцать, да? Вот как в коробке яиц, их всегда по двенадцать. А вот тринадцать... оно чуть больше, оно как будто что-то лишнее.              Серёжа заговорщицки понижает голос, как будто открывает Олегу тайну:              — И поэтому тринадцать начали считать странным. Даже страшным. Его так и прозвали — чёртова дюжина!              И тут он замолкает, пугаясь — Игоря бесят его рассказы и стремные разговоры. Он говорит, что Серёжа будто проглотил энциклопедию ненужных и неинтересных фактов, никак не заткнётся. Олег тоже так подумает?              — Ух ты, — округляет глаза Олег. — я и не знал. Никак запомнить не мог. — чешет он затылок. — Ты только не подумай, что я тупой! — пугается он тоже.              — Я не подумаю! — уверяет его так же тревожно Серёжа, а затем они, встревоженные, смотрят друг на друга пару секунд, прежде чем разразиться смехом.              Всё было так хорошо. Наконец-то, впервые в жизни, у Серёжи есть друг, который не считает его странным и лишним.              Что может пойти не так?