Unspoken

      Серёже тринадцать. Игорю шестнадцать уже вот-вот, но это неважно — двадцать четвертого октября у Серёжи день рождения.              Игорь дарит ему альбом для зарисовок — Юля по-умному назвала это скетчбук, от себя купив ещё и дорогущий набор карандашей. Олег, которого Игорь позвал из вежливости, дарит Серёже нож-бабочку, пока тётя Аня не видит. Серёжа очень радуется альбому и карандашам, почти обнимает Игоря, но одумывается и просто улыбается. Они никогда не обнимались, ни разу в жизни, даже для семейных фото — раньше Игорь был против. А теперь?..              Что-то изменилось? Теперь ему хочется обниматься? Игорь задумывается, глядя на Серёжу в деньрожденном колпаке и розовой парадной рубашке. Смотрит на Юлю, которая его приобнимает за плечо, смотрит на отца, который ему подмигивает, гордясь за него и его любовные успехи.              Нет, он всё ещё против. Но ему интересно, как бы Серёжа ощущался в его кольце рук — как бы прижимался, как пах, как стучало бы его сердце. Хоть бы разок ощутить это?..              Игорь мотает головой — вот же бред.              От ножа Серёжа теряется, что неудивительно — Игорь сразу сказал, что не стоит, что не подходит его брату подобное. Но потом Олег наклоняется и поясняет тихо, почти шёпотом, краснея сильно:                     — Это чтоб… чтоб ты защищаться мог. — и смотрит на Серёжу в упор, так же глупо, как обычно Серёжа на Игоря пялится. Вообще, Игорь весёлого и самоуверенного Волкова таким смущенным никогда не видел. Он даже перед девчонками так не мялся!              — Спасибо. — так же краснеет Серёжа. — И что пришёл, ну, тоже спасибо.              И внутри Игоря, прямо в груди, от этого короткого взаимодействия что-то тревожно и нехорошо вздрагивает. Будто что-то у него в этот момент крадут, прямо из-под носа уводят что-то личное, и надо своё защищать.              — Это я позвал. — встревает вдруг Игорь, сам не зная, зачем, и Юля удивленно на него смотрит. Как и Олег, как и Серёжа, как и все, блять. — Чего им на детском празднике ещё делать?              Серёжа сникает, опустив глаза в стол, поджимает губы. Становится стыдно, становится жалко — эти эмоции Игоря сжирают рядом с Серёжей всю жизнь, оттого рядом с Серёжей быть не хочется.              “Ты козёл” — кричит его выражение лица, и Игорь бы рад сказать что-то ещё, но не находит слов.              Отец вздыхает, Олег смущённо и виновато стоит на месте, а Юля тычет Игорю больно локтём в ребра, заставляя согнуться. Игорь хочет возмутиться, но тут Юля уходит, вынуждая бежать за ней. Истеричка!              Краем глаза Игорь успевает заметить, как Олег садится за стол рядом с Серёжей, наверняка, что-то ему нашептывая. Что-то успокаивающее, ободряющее, что-то, что обычно говорят парни девушкам, чтоб залезть к ним в трусы, наверняка. Мысли сводят с ума, ударяют по мышцам, сжимают ладони в кулаки.              Рука Олега опускается Серёже на плечо, Серёжа благодарно вглядывается тому в лицо — скуластое, угловатое, уже мужественное. Входная дверь хлопает.              “Блять, думай, думай!”              Игорь, помешкав, всё же бежит за Юлей.       

***

      Обычно, когда Серёжу достают, он жалуется Игорю, а Игорь, как порядочный старший брат, через раз забывает разобраться. Раньше он всегда заступался, сразу же, из жажды справедливости и знания, что с него три шкуры спустят дома, если не доглядит. А сейчас изредка лезет, если под руку шпана попадётся вовремя, когда он ещё помнит про жалобу.              В основном голова Игоря забита тренировками, учёбой и Юлей. Юля Игорю нравится сильно, как самая дорогая статуэтка где-то в музее высокого искусства: трогать нельзя, только смотреть и восхищаться, а потрогать-то хочется.              Ему семнадцатый год пошёл! Пубертат, в конце концов, трахаться охота, а не разбирать чужие проблемы.              Так вот… Гречкин. Гречкин дразнит Серёжу за долбаный хвостик и бабские ужимки. Папа, бывает, сам его за это дразнит, но Аня каждый раз за Серёжу вступается и они ссорятся по-крупному, поэтому такое бывает редко. Так, Серый иногда любит свои патлы в косы заплести и ходить так, провоцируя на нелучшие мысли, но это же на повод его за эти косы дёргать и писать всякую херню?              — Эй. — заявляется на порог сережиной спальни Игорь. Смотрит внимательно на Серёжу — тот сидит за столом, склонившись над альбомом, и рисует сосредоточенно, ничего не замечая вокруг. — Серый?              Неделя прошла. За неделю Игорь завалил тест по математике, за что лишился карманных, трижды опоздал на уроки, и чуть было не повздорил с Олегом по надуманной причине: ему показалось, что тот глазел на Юлю, но через время он осознал, что это бред.              Олег вообще… Ну, не мог он глазеть. Игорю не удалось вспомнить такого, сколько бы времени они ни провели вместе, чтобы Олег засматривался на девчонок. Просто в моменте за обеденным перерывом он вскинулся с обвинениями, словно взорвавшись, словно это рвалось из него. Да только беспочвенно.              — Чё с Кириллом у вас? — подходит, не выдержав тишины, Игорь, и замечает: первое — Серёжа в наушниках и его не слышит, второе — он рисует человека. Парня. Очень знакомого, сильно узнаваемого на рисунке, от чего Игоря бросает в дрожь сначала.              — А? — оборачивается Серёжа, вздрагивая от неожиданности, и снимает наушники, ошарашенно пялясь на него. — Ты чего, как приведение? — захлопывает альбом Серёжа.              — Говорю… — обиженно начинает Игорь, сам себя не понимая, и прочищает горло, меняя тон на спокойный. — Говорю, что с Гречкиным? Мне разобраться?              Серёжа не отвечает, словно витая в облаках, и постукивает пальцами по своему дебильному альбому. Тому, который ему подарил Игорь, блять, чтобы он рисовал там Волкова, очевидно.              — Нет. Нет, Игорь, не надо. — приходит в себя Серёжа. — Там… Ну, Олег уже… он уже разобрался, в общем.              У Игоря брови ползут вверх, глаз вот-вот задергается — он силится что-то сказать, но не может. При чем тут вообще Олег? Олег друг Игоря, как он может… Откуда он…              — Откуда он вообще знает про Гречкина? — находит слова Игорь, пытаясь собраться. Необъяснимая тревога заполняет грудь, почему-то становится обидно до боли, словно его предали, обманули, променяли. — Вы общаетесь или…              — Да ты сам ему рассказал, забыл? — хмурится Серёжа. — Мы домой шли, а ты ему хвастался, что скоро… ну, побьёшь Кирилла. Потому что он… фигню пишет.              — И? И что? — не понимает Игорь. — Я же сказал, что я…              — Ну, он позавчера подходил в школе ко мне, спрашивал, отстал ли от меня Гречкин.              — А ты…              — Я правду сказал. — жмет плечами тот, виновато глядя исподлобья. — Что нет, что он ко мне лезет. Вот и…              Олег побил Гречкина. Олег побил Гречкина, потому что тот задирал Серёжу.              Ладно, что бы это могло значить? Что его друг заботится о его младшем брате. Что они общаются — его друг и младший брат общаются в тайне от него. Что защиты и авторитета Игоря не хватает на придурка из параллели, и Серёжа обратился к Олегу за помощью.              — Вы общаетесь? — настаивает Игорь, хмурясь — мысли в голове путаются и мешают думать. Воздуха катастрофически мало.              — С Гречкиным?              — С Волковым, блять, вы общаетесь? — выходит из себя Игорь, наклоняясь, и ощущает сам, как становится больше и злее. Тень его накрывает Серёжу, и в глазах того Игорь может видеть, как жутко он выглядит.              Серёжа замолкает, не стучит по альбому больше — накрывает тот ладонью, подбирая ближе к себе, и Игорь выхватывает его, отталкивая чужие руки. Серёжа ему по плечо, поэтому Игорь с лёгкостью держит его на расстоянии вытянутой руки, второй встряхивая альбом и бегло оглядывая рисунки: пейзажи, пейзажи, пейзажи….              — Отдай! Ты дебил! — отчаянно вопит Серёжа, пока Игорь глазами бежит по страницам. Словно ему это нужно, ему это важно… — Так нельзя, это моё, личное, Игорь! Ну, отдай уже!              Вот — все последние страницы, а их с десяток, точно с чужим лицом. Нет ни одного рисунка Игоря, зато все исписано, изрисовано лицом…              — Чтобы, блять, не приближался к нему. Ни на шаг больше, чтобы я тебя рядом с ним не видел! Ты чё, блять, из этих?! — кричит яростно Игорь, тыча альбом в лицо Серёжи, перепуганное и жалобное.              Вот-вот побегут первые слёзы. Честно говоря, Игорь Серёжу никогда не бил и не оскорблял. Игорь вообще… Заботился о Серёже всегда. Не кто-то другой, а он. Другой был бы жесток с ним, это наверняка, с Серёжей легко быть жестоким. Серёжа, бывает, сам провоцирует на это.              — Ведёшь себя, как тёлка, рядом с ним, а он и рад. Ему-то что, сука, дело до тебя есть? Он думает, что ты давалка пидорская! Подстилка! — выдирая рисунки, один за другим, цедит Игорь. В горле клокочет что-то первобытное и животное, что-то злое и агрессивное, что требует вдарить и Серёже — чтоб не повадно было. Но Игорь обходится альбомом и словами. — Он прав, а? Скажи, блять, он прав?!              Вечером родители скандалят — тётя Аня защищает Серёжу, как и всегда, но папа, что странно, вдруг заступается за Игоря. Впервые на памяти Игоря, папа заступается за него.              — А что он не так сказал? — твердо чеканит папа.              — Следи за своим сыном.              — За моим сыном? Мы теперь детей делим?              — Слушай…              — Хотя ты права, Ань, у меня хоть сын растёт, а у тебя кто?              — Костя. — опасно, предупреждающе шипит тётя Аня, будто бы давая ему отступить, пока не поздно.              — Мужик должен быть мужиком.              Той же ночью Аня и Серёжа уезжают.              Той же ночью Игорь сидит на кровати, глядя на свой черно-белый портрет, когда-то подаренный ему Серёжей, и игнорирует шум в спальне отца — вещи летают по комнате, разбиваясь о пол и стены, запах алкоголя пробивается даже через дверь.

***

      Олег с Серёжей общаться не будут, даже если раньше себе это позволяли — Игорь делает для этого всё возможное, всё, что в его силах. На следующий день, он тащит Олега с собой за школу, пока гремит звонок, торопя остальных на уроки.              — Опять? — устало спрашивает Олег, тем не менее сжимая руки в кулаки, стоя наготове. Будто Игорь снова кинется на него.              — Что — опять? — спрашивает в ответ Игорь непонимающе. — Мне Серый сказал, что ты… — он чуть ли не задыхается в попытках выразиться верно, доходчиво, и его озаряет. — Что ты… пристаёшь к нему по-странному.              — Чего? — мгновенно теряется Олег, и сразу кулаки разжимает. — Неправда, я бы никогда… Не было такого!..              — Он мне на тебя пожаловался. — хмурится Игорь, придавая своему виду серьезности. — Он считает, что раз ты мой друг, то и он с тобой дружить должен. Но это не так. Ты мой друг в любом случае, но Серёжа с тобой общаться не хочет, понимаешь? — опускает он ладонь на олегово плечо, вкрадчиво заглядывая тому в глаза. — Когда его мама о тебе услышала, она меня наругала, что я Серого в компанию постарше тяну и ему там не нравится, и они с батьком поссорились. Вот, уехали вчера, не знаю куда…              — А в школу он ходить будет? — с надеждой спрашивает Олег.              А Игорю хочется ему дать по зубам кулаком, потому что — тебе-то, блять, какое дело? Это не твой брат, не твой Серёжа!       Всю жизнь они были вдвоём: сопли и слёзы Серёже подтирал Игорь; следил, чтобы он поел и дошёл до дома, Игорь; защищал от чужих нападок тоже Игорь. Олег им никто, строго говоря.              — Как он там вообще? — продолжает настаивать тот. — Я даже… У меня и контактов его нет, чтобы спросить.              — И не будет. — резко взрывается Игорь, щетинясь, но, встречая удивленную физиономию Олега, тушуется. — Олеж, ты пойми… — вздыхает от чужой тупости Игорь, еле сдерживая злобу и внезапную ревность. — Боится он тебя. Меня уважает сильно, вот и подстраивается, общается, но ты это… Отвали от моего брата, короче, ладно? И так проблем валом.              Олег недоволен, обижен даже, судя по его загнанному и растерянному взгляду, но, тем не менее, кивает вынужденно.              Когда в классе Юля о чём-то весело щебечет с Олегом после, Игорь с удивлением отмечает, что это не вызывает в нём ровным счётом никаких эмоций. Ему неожиданно всё равно.