Не злодей в моей истории

15 Марта 2015 года

      Тёплые и яркие лучи мартовского солнца настойчиво пробивались в помещения сквозь оконные стёкла, пытаясь оповестить тех, кто спрятался за каменными стенами, о том, что в город снова пришла весна. И пусть в этих краях никогда не было суровых зим, весну все всегда ждали. Ведь она была предвестником новой жизни, пробуждения всего живого после «временной смерти» в период холодов. Приходя в город, весна давала знать его обитателям, что ещё ничего не кончено, и жизненный цикл вновь повторится. На ветвях распустится листва, взойдут цветы. Всё начинается заново, и знание это было необходимо даже вампирам — вечным существам, которые по природе своей уже мертвы, но даже им важно было знать, что ничего ещё не кончено, и планета начинает свой новый виток.       Щурясь от солнца и вглядываясь сквозь окно куда-то вглубь школьного двора, Кэролайн с улыбкой наблюдала за тем, как её дочери пытались обогнать друг друга на новеньких розовых велосипедах, чем-то похожих на тот, который у неё был в детстве. Девочки весело смеялись. Смех долетал до обострённого слуха их матери, и это заставляло её улыбаться.       — Им очень понравился твой подарок, — плотнее прижав телефон к уху, наконец-то вымолвила вампирша. — Они сегодня всё свободное время катаются по школьному двору.       — Я очень рад, — проговорил Клаус; по голосу она поняла, что гибрид улыбается, и он был совершенно искренен в своей радости.       Клаусу и впрямь доставляло огромное удовольствие баловать близняшек, тем более что одна из них росла копией мамы-вампирши, несмотря на отсутствие биологического родства. И сейчас он действительно был рад тому, что его подарок смог угодить близняшкам. Радость дочерей Кэролайн была лучшим лекарством от боли, коей за последние годы накопилось едва ли не больше, чем за целую тысячу лет.       — Я рад, что им понравился мой подарок, — вновь заговорил Клаус. — Только им, а уж, тем более, их отцу незачем знать, от кого он, иначе Зальцман не пожалеет сил и преодолеет расстояние между нашими городами, чтобы выстрелить мне в спину, даже зная, что это меня не убьёт.       — Хорошо — улыбаясь, произнесла Кэролайн, — что-нибудь придумаю, мне же не впервой. Я ведь уже много раз удачно скрывала от всех происхождение подарков, которые ты шлёшь.       Сегодня, в пятнадцатый день первого весеннего месяца, её дочерям исполнилось десять лет, а значит, с их последней встречи и того дня, когда Клаус ей поведал историю отношений своего старшего брата и английской принцессы, прошло уже пять лет. Пять раз зима сменилась весной, пять раз деревья сбросили листву и снова нарядились в неё. Лиззи и Джози уже исполнилось десять, а это значит, что через пару месяцев Хоуп отпраздновала бы свой тринадцатый день рождения. Она была бы уже подростком, но его девочка с тех пор не менялась; она так и лежала на той кровати, заключённая в железные кандалы, и всё, что выдавало в ней признаки жизни — это лишь мерно вздымающаяся от дыхания грудная клетка. Но кто дышал внутри хрупкого тела — его малютка-дочь или древняя злая сила?       Майклсон старался не думать об этом, чтобы не дать гневу взять верх и не сжечь весь город дотла. Он старался не думать об этом, а вот от другой мысли, как от назойливой мухи, отмахнуться не выходило. Его девочка не менялась: она не видела закатов и рассветов, смены сезонов за окном своей спальни; она не могла радоваться подаркам, сюрпризам и ходить в школу, а ему нужно было продолжать жить, иначе мир погрузится во тьму. Поэтому он дарил подарки дочерям Кэролайн на каждый праздник, пытаясь хотя бы так проявлять свои отцовские чувства — если Хоуп радоваться не может, пусть радуются они. И вот уже пять лет вампирша умело скрывала происхождение всех этих подарков, да и, что ни говори, каждый из них безумно нравился близняшкам, порой даже больше, чем подарки, подаренные отцом.       Перед тем, как попрощаться, они традиционно пообещали, что скоро снова услышат друг друга, ведь голос в телефонной трубке — это всё, что им оставалось. Бросить все свои обязательства и свои семьи, просто устремившись навстречу друг другу, было бы неправильно. Безрассудные поступки во имя любви простительны для людей; их век слишком короток, да и впридачу они не знают, когда наступит конец, вот и живут одним днём, чтобы успеть всё, хотя это невозможно. Вампирам же грех жаловаться: когда впереди вечность, ты можешь дождаться момента, когда твои дети вырастут, не разрушая их и без того сложные судьбы отсутствием одного из родителей, тем более что близняшки лишились своей кровной матери ещё до рождения.       Гибрид и вампирша, хоть и не признавались в этом ни себе, ни друг другу, каждый по-своему верили в то, что они испытывают друг к другу настоящие чувства, которые будут столь же вечны, как они сами, а значит, у них есть время, чтобы дать детям вырасти.       

***

      Положив трубку, Клаус поднялся на второй этаж в спальню Волчицы. Королева Волков, как положено истинно королевской особе, возлежала на мягком ложе среди подушек.       Он подошёл к кровати и присел на корточки около её изголовья.       — Как ты?       Хейли, конечно, слышала его шаги, ещё когда он медленно поднимался по лестнице, но не реагировала, пока не услышала голос; только тогда она медленно повернула голову и посмотрела в глаза гибриду.       В лучах солнца её кожа казалась не такой бледной, а взгляд — не таким усталым, что позволяло хоть на мгновение обмануться и подумать, что с ней всё в порядке, хотя на самом деле она очень измотана. Очередная беременность давалась ей сложнее и протекала хуже, в разы хуже всех предыдущих. К шестому месяцу она была настолько плоха и слаба, что Элайджа, устав бросать на младшего брата укоризненные взгляды, решил ненавидеть его на расстоянии и уехал из города, никому не сказав, куда; ведь, если из-за одержимости Клауса идеей снова стать отцом, на его глазах с Хейли что-то случится, он не сможет ему этого простить.       Гибрид понимал, что точку зрения Элайджи разделяет вся семья, попросту считая его одержимым больным ублюдком, который годы напролёт использует Маршалл, как инкубатор, просто потому, что, по неизвестным кому-либо причинам, ей одной была дарована возможность рожать ему детей. Порой Клаус сам себя за это ненавидел, но поделать ничего не мог. Хоуп была его сердцем, ему было необходимо новое.       — Так же, как и вчера, — устало улыбнулась волчица, поглаживая огромный живот. Оставалось совсем немного, и она разрешится от очередного бремени. И днями лёжа на этой кровати и изнемогая от усталости, она лишь только молилась богам, которых знала, чтобы в этот раз всё закончилось хорошо, чтобы родилась здоровая девочка. Если появится мальчик, Клаус будет разочарован. Чтобы не думать об этом, она поспешила перевести разговор в другое русло.       — А ты как? Звонил? Девочкам понравился подарок? — поинтересовалась Хейли, заранее зная, с кем именно Клаус мог разговаривать часами.       — Да, спросил, — подмигнул Клаус. — Кэролайн говорит, что они в восторге.       — Ещё бы, — шире улыбнулась волчица, — это лучшие велосипеды на сегодняшний день, можно сказать, «метла Нимбус-2000», как в той книжке, которую ты читаешь Хоуп. Такому подарку будет рада любая десятилетняя девочка! — Хейли, немного помолчав, вдруг спросила: — Они, наверное, совсем выросли?       Клаус, кивнув, приподнялся на ноги, чтобы достать мобильный телефон из кармана брюк, а Хейли в этот момент, видимо, пыталась представить, как за эти годы изменилась бы Хоуп, если бы её не пленила Пустая; вернее, это Пустую пленили в теле Хоуп, но от этого было не легче.       В этот самый момент Клаус присел рядом, и перед глазами Маршалл возникло электронное изображение, с которого на неё смотрели две улыбающиеся девочки в школьной форме. На первый взгляд даже нельзя было сказать, что они близнецы — одна была брюнеткой, другая — блондинкой. Хейли указала на блондинку пальцем и вопросительно взглянула на Клауса.       — Это Лиззи, — уточнил тот.       — Она вся в неё! И не скажешь, что неродная, — искренне и широко улыбнулась волчица, не став уточнять, в кого «в неё», а потом вдруг спросила: — Это худшее из твоих наказаний, кроме того, что случилось с Хоуп, правда?       — Что ты имеешь в виду? — не понимая, к чему она клонит, поинтересовался гибрид.       — Я уверена, ты бы отдал всё, что имеешь, все свои десять жизней и всё, что смог в течение них накопить, лишь бы это были твои дочери, лишь бы ты был отцом детей Кэролайн. Тогда бы ни я, ни Рик попросту не стояли бы между вами. Рядом с ней ты перестал бы быть чудовищем. Ты просто был бы любящим отцом, настолько любящим, что в этом мире за всю его историю, наверное, невозможно было бы найти того, кто любил своего ребёнка сильнее. — Она сжала его руку, которую он держал на её животе. — Я знаю, Клаус, — другой рукой она осторожно коснулась его плеча, — твоё худшее наказание — это то, что матерью Хоуп оказалась я, а не она.       — Знаешь, у Ребекки есть книга «Всё о беременности и родах», и вот, когда моей сестрёнке становится некого истязать, она убивает время чтением. Так вот, в этой книге написано, что у всех беременных есть какие-то причуды: кто-то хочет нюхать асфальт, кто-то ест мел, кто-то нюхает резиновые мячики, кому-то срочно нужно ограбить продуктовую лавку… Вот и у тебя тоже есть своя причуда — ты несёшь чушь! — улыбнулся гибрид, и Хейли пришлось улыбнуться вместе с ним, хотя изначально она даже не поняла, к чему он клонит.       Клаус изо всех сил пытался шутить, хотя на деле к глазам подступали слёзы, они были готовы вот-вот начать жечь кожу солёной водой. По правде говоря, гибрид даже боялся думать, что было бы, если бы матерью его детей оказалась Кэролайн. Ведь того, что он испытывал к ней, он не испытывал больше ни к кому — как бы тогда всё было? Но в то же время он безумно был благодарен Хейли за то, что именно она родила ему дочку — ведь без неё Хоуп не была бы такой, а Клаус считал свою дочь идеальной во всех отношениях. Поэтому он ни капли не жалел о том, что всё сложилось так, а не иначе, и поспешил поведать об этом волчице.       — Ты подарила мне то, о чём я не мог и мечтать — впервые за целую тысячу лет я смог стать отцом самой прекрасной девочки на земле, хотя наша вампирская часть не позволяет нам иметь потомство. И то, что у нас с тобой есть дети, вообще против всякой природы, но нам удалось стать родителями, причём уже не единожды — это великое чудо! Его для меня совершила именно ты, и, какие бы между нами ни были отношения, сколько бы мы ни спорили, для меня ты всегда будешь очень важным человеком, членом моей семьи, матерью моих детей. Ты всегда будешь тем, за кого я стану бороться до последнего, чего бы мне это ни стоило!       Волчица до глубины души была тронута его словами. Хотя она признавала, что при первом знакомстве вообще была уверена, что он не способен на какие-либо чувства, и была убеждена, что он просто лицемерное чудовище, единственная забава которого — пополнять список своих мёртвых врагов. Она ведь даже хотела выпить аконит, чтобы убить ребёнка в себе. Однако в конце концов вышло так, что он дал ей то, что когда-то она обещала Хоуп — людей, которые будут бороться за неё, несмотря ни на что; иными словами — семью, пусть и чокнутую.       — Я тоже ни о чём не жалею, Клаус, но должна сказать… — Она подтянулась на подушках, и, хоть момент для подобных признаний был не совсем подходящий, именно сейчас она решилась. — Но это в последний раз, Клаус. За эти пять лет две беременности закончились раньше срока; двое родились мёртвыми и ещё двое умерли вскоре после рождения. Я больше не могу. Это в последний раз, Клаус. Я больше не могу их терять, устала их оплакивать и скорбеть, — она сглотнула. — Если в этот раз у нас не получится стать родителями, я больше не буду пытаться, и даже тот факт, что ты отключишь человечность и уничтожишь весь мир, не заставит меня пробовать снова. Я слишком устала. Можешь убить меня, если хочешь… Это последняя попытка. Обещай, что, если снова всё обернётся крахом, ты оставишь всё и уедешь к ней, как уже однажды хотел.       В ответ на её слова гибрид лишь молча кивнул, и волчице оставалось лишь догадываться — можно ли считать, что он обещал ей? Или он просто не хочет спорить?       Майклсон не будет ни спорить, ни уж тем более чего-то требовать. Она, совершенно точно, сделала даже больше, чем могла. Следом за Хенриком у них умер ещё один ребёнок — правда, тот прожил несколько дней, — потом у волчицы было два выкидыша, и ещё двое родились мёртвыми. Честно признаться, где-то в глубине души в благополучный исход этой беременности гибрид тоже не верил. Природа будто издевалась, даруя им шансы быть родителями и тут же отнимая их, словно напоминая, что они чудовища и не имеют права на потомство. А Хоуп — это всего лишь чудо, но ведь чудо — это та же ошибка. Ошибка бога, и вряд ли он допустит её дважды. Поэтому требовать он ничего не станет. Его желание стать отцом велико, но в то же время он понимал, что её желание остановиться тоже стоит уважать.       Ведь, если с ней что-то случится в попытках дать ему то, чего он хочет, простить себе он этого уже не сможет. Возможно, он никогда не любил её как женщину, но он безумно любит её как мать своих детей.       Он пробыл с ней до вечера, а когда волчица, сбросив с себя усталость, погрузилась в сон, Клаус отправился в свой кабинет и занялся единственным, что ныне его успокаивало — вырезанием деревянных шахмат. Предаваясь этому нехитрому занятию, гибрид вдруг задумался о том, что было бы, если бы он и впрямь был отцом маленькой копии Кэролайн?       Тётушка Ребекка, вне всякого сомнения, любила бы с ней возиться — да-да, именно с ней, это определённо была бы девочка; она поднимала бы на тётю свои огромные глаза и спрашивала:       — Почему Лиззи так меня ненавидит?..