Не злодей в моей истории

      — Всё-таки какое огромное влияние на нас оказывают природные катаклизмы… — задумчиво произнес Элайджа, и что-то подсказывало Ребекке, что сейчас её брат говорит вовсе не о людях, пострадавших или погибших в результате стихийных бедствий, а о конкретной лавине, изменившей ход истории, по крайней мере, так казалось её брату. — Если бы не та лавина, — следующими словами первородный подтвердил мысли своей сестры, — возможно, они развелись бы ещё раньше. Возможно, всё было бы совсем по-другому… — И Майклсон осушил очередной стакан виски, которым уже потерял счёт.       Вампиризм, дарующий вечность и другие огромные преимущества перед обычными людьми, всё-таки кое-что и отнимал — например, способность опьянеть и забыться. Сколько бы он сейчас ни выпил, алкоголь не сможет затуманить его разум и хоть ненадолго стереть память, которая хранила в себе тысячелетнюю историю, и избавиться от этих воспоминаний хотя бы временно ему не поможет бутылка даже самого крепкого алкоголя.       — Не думаю, что лавина слишком многое смогла изменить. — Блондинка посмотрела на брата своими огромными зелёными глазами и легонько постучала ногтями по деревянному подлокотнику кресла, в котором располагалась. — И уж тем более не думаю, что это спасло бы ей жизнь.       — Они бы развелись раньше, — повторил Элайджа, дёрнув плечом. — Их брак не приобрёл бы такой общественный резонанс. Чарльз был бы менее зол, не было бы этого интервью…       — И у королевской семьи было бы меньше поводов так прекратить её жизнь, — закончила Ребекка фразу брата и вдруг с усмешкой поинтересовалась: — Интересно, сколько раз королевская чета хотела убить меня? — её глаза сверкнули зелёным светом совсем не по-доброму.       — У них бы всё равно ничего не вышло — если бы они, конечно, не раздобыли где-то кол из белого дуба, — сказав это, Элайджа тоже не удержался от усмешки, а его сестра уже была далеко — она перенеслась мыслями в март семьдесят восьмого.

10 марта 1978 года

      В этот день Букингемский дворец был совершенно на себя не похож — обычно тихое, мрачное болото сегодня гудело, словно пчелиный улей. Телефоны беспрерывно звонили, люди сновали туда-сюда. Маленькой и неприметной Диане и без того было трудно адаптироваться в огромном замке, даже несмотря на то, что она была матерью двух наследников короны, а сегодня её и подавно не замечали. Вот и на сей раз её чуть не сбил с ног очередной бегущий куда-то секретарь, и её сотая попытка разузнать, не пришли ли какие-то новости, успехом не увенчалась.       На курорте, где Чарльз с друзьями катался на лыжах, сошла лавина и унесла с собой двоих из группы. На поиски были посланы десятки вертолётов. Местонахождение принца до сих пор неизвестно, и Бог его знает, как быстро от всего происходящего принцесса сошла бы с ума, если бы не присутствие и поддержка её верного личного секретаря Элайджи Майклсона. Мужчина всё время был подле неё, успокаивал, как только мог и как-то было дозволено протоколами.       И вот принцесса и её секретарь уже сидят в одной из комнат замка и смотрят очередной выпуск новостей, однако известий по-прежнему никаких. В те мгновения, когда этого больше никто не видел, Элайджа позволял себе брать её за руку, и вместо того, чтобы отстраниться, она в ответ сжимала его ладонь настолько крепко, насколько хватало сил в хрупком теле…       — Она просто ужасно боялась остаться одна, поэтому и цеплялась за брак с принцем.       Голос брата вернул Ребекку в настоящее время, и вслед за ним она озвучила собственный вывод, который сделала в те дни, наблюдая за происходящим.       — Ты знаешь, в тот момент я поняла, зачем они рожают столько детей. — Ребекка повернулась к своему брату, который продолжал смотреть на камин, видя её возмущённый взгляд боковым зрением. — Чтобы всегда были запасные, а раз есть запасные, то переживать вовсе не стоит. В тот момент, когда ты пытался, как мог, утешить Диану, которая тряслась от страха за жизнь мужа, потирая потные ладони, и никак не могла найти себе хоть одного уголка в огромном замке, герцог Эдинбургский даже не прерывал трапезу. У секретаря, рассказавшего ему о произошедшем, он спросил только одно — почему они встали на лыжи, если была опасность, а после продолжил спокойно пережёвывать свой обед! — Ребекка перешла на крик. — Конечно, зачем ему волноваться, если у короны была ещё целая куча наследников!       — В тот момент ты ещё больше приблизилась к титулу принцессы Уэльской, ведь у Эндрю появилось больше шансов стать наследником престола. Вряд ли это была бы Анна…       — До Эндрю очередь дошла бы только в случае смерти сыновей Дианы, престолонаследие всегда идёт по прямой линии, — заметила Майклсон. — Так что, увы, королевой мне стать было в любом случае не суждено, — сказала она таким тоном, будто ей этого очень хотелось. — Если Диана вошла в историю как Королева людских сердец, то я бы вошла в историю как Принцесса-Потрошитель. Я бы там их всех в первую же ночь после коронации перегрызла…       

***

      Герцог Эдинбургский правильно делал, когда не переживал за жизнь сына — ведь в итоге Чарльз оказался цел и невредим. Да, погибли его друзья, но наследник короны был в полной сохранности, что хорошо прежде всего для династии, ну или его родителей, конечно.       Прав был тот, кто однажды сказал, что подобные события накладывают на человека отпечаток. Тот факт, что Чарльз был в шаге от смерти, заставил многих переосмыслить жизнь в целом; беда была лишь в том, что все участники этой истории смотрели на жизнь совершенно по-разному, были не похожи друг на друга и к выводам, по итогу, пришли совершенно разным.       Сегодня Лондон был особенно серым и мрачным, под стать одежде и лицам монаршей семьи. Облачённые в чёрный, бледные и неразговорчивые Диана и Чарльз стояли чуть поодаль от взлётной полосы, куда приземлился самолёт, доставивший в Лондон гробы с телами друзей наследного принца, что были торжественно покрыты британскими флагами.       Чарльз смотрел то на гробы, то на свою супругу, которая время от времени приподнимала ладонь, желая дотронуться до плеча мужа, но, так и не решаясь этого сделать, опускала руку.       Принц никогда не был улыбчивым и многословным, а сегодня он был особенно угрюмым. Диана буквально чувствовала, как муж думает о чём-то очень важном для него и пытается принять какое-то решение. Она не ошибалась — глядя на то, как лондонский ветер треплет её белокурые волосы, Чарльз думал о том, что, пусть она близкий ему человек, мать его сыновей, ему пришло время навсегда отпустить её руку. Он вдруг осознал, что не хочет умереть, так и не пожив счастливо с Камиллой, и ему плевать, кто будет против — корона, церковь, общественность или все, вместе взятые.       Диана, смотрящая на его профиль, тоже понимала, что дальше так продолжаться не может, вот только, ввиду разного мировоззрения, она хотела не отпустить его руку, а сжать её крепче.       Когда мы вот так сталкиваемся со смертью лицом к лицу, нам становится ясно, что «остаток дней» — это не просто фигура речи, а вполне реальная цифра, и она может быть куда меньше, чем нам хотелось бы. Пусть они — принц и принцесса Уэльские, но и они всего лишь смертные, мечтающие уйти из жизни в объятиях любимых. Их трагедия была прежде всего в том, что она любила его, а он её — нет.       

***

      Супруги Уэльские вернулись с похорон; примерно в это же время во дворец прибыла королева, что весь день провела в гостях у единственной дочери, и причиной тому был вовсе не приступ материнской любви, — впрочем, подобные приступы с годами случались с ней всё реже. Елизавета в течение этого дня пыталась выяснить у Анны, жизнеспособен ли брак будущего короля. Ведь, так или иначе, Чарльз откровеннее всего был со своей младшей сестрой. Не узнав в ходе этого разговора ничего нового, кроме того, что, оказывается, ходят слухи о романе Дианы и её личного секретаря, королева вернулась в Букингемский дворец в надежде, что всё это решится как-то само собой.       Всю дорогу до нужного кабинета у принцессы тряслись ноги. Казалось, она вот-вот упадёт, настолько её страшил этот разговор. О чём пойдёт речь? Вдруг кто-то слышал, как Элайджа зовёт её просто по имени, или, того хуже, видел, как он держит её за руку?..       

***

      Когда принц и принцесса вошли в комнату с серыми стенами и такой же серой мебелью, там их уже ждали королева и герцог Эдинбургский. Если её величество выглядела довольно серьёзной или даже озадаченной, то у герцога вид был откровенно скучающий; похоже, происходящее было ему нисколько не интересно, причём не только сегодня, а довольно давно, лет этак с десяток, а то и больше. Похоже, совсем не такой он представлял себе свою жизнь, вступая в брак с будущей королевой, и в какой-то момент поняв, что перемен уже не будет, потерял ко всему интерес.       Диана и Чарльз по очереди подошли к ним и, поклонившись, как того требовал протокол, расположились на диване напротив.       — Спасибо, что пришли, — поблагодарила королева, будто бы у них был хоть какой-то выбор. — Я вас позвала из-за упорных слухов о том, что вы испытываете трудности в браке. — Она украдкой почесала переносицу. — Дело в том, что нечто столь значительное, как брак будущего монарха, не может потерпеть неудачу, а ваша семья (и вся наша семья) — залог целостности короны, и наличие трещин ставит под сомнение стабильность, на которую опирается монархия. На такую семью нельзя положиться. — После длительного монолога Елизавета позволила себе выдохнуть. Она использовала паузу, чтобы присмотреться к лицам сына и невестки в попытках понять их настроение. — Я вынуждена вам обоим задать один и тот же вопрос: вы больше не желаете поддерживать этот брак?       После речи, произнесённой её величеством, в комнате повисло гнетущее молчание. Слышно было, как потрескивают дрова в камине, как Диана делает глубокие вдохи и как герцог Эдинбургский тихо постукивает по полу носком лакированной туфли.       Чарльз был воистину обескуражен. Он вообще не мог припомнить, когда его родители так приятно его удивляли в последний раз. Он и так уже заготовил для матери целую речь на предмет того, почему им с Дианой всё-таки стоит развестись; он изложил сию речь на бумаге и носил с собой во внутреннем кармане на случай, если удастся переговорить с матерью с глазу на глаз. И решив, что более удачного момента попросту не будет, принц встал, достал листок из кармана и начал было говорить:       — Ну, раз уж ты спросила…       Однако, только он успел произнести эти слова, как вдруг Диана испуганно его перебила и даже дёрнула за рукав пиджака. Она боялась, что ещё немного, и остановить это будет попросту невозможно — Чарльз закончит свою речь, и тогда, скорее всего, её мнения даже никто не спросит.       — Нет, стойте! — выкрикнула принцесса на очередном тяжёлом выдохе. Её щёки горели ярче пламени в камине, грудная клетка двигалась так быстро, что это легко можно было заметить, а глаза блестели то ли от слёз, то ли от невыносимой духоты в этой комнате. — Я готова за него бороться всей душой!       Сказав это, она посмотрела на мужа, очень надеясь, что Чарльз, явно не ожидавший такой реакции, поймёт её слова правильно. Она готова бороться за него, а не просто за их брак ради целостности короны. Однако, услышав эти слова, Чарльз тут же разозлился на неё за то, что она не была с ним заодно, и, совершенно точно, не собирался вникать в её слова.       Но Диана, как и её муж, за эти часы, пока никто не знал, где он, тоже переосмыслила свою жизнь и очень испугалась. Ей вдруг стало очень страшно от перспективы остаться одной, в одночасье стать какой-то неприкаянной частью королевской семьи, никому не нужным осколком чего-то целого, который больше ни к чему не подходит. И ведь в этом случае Уильям стал бы следующим наследником, а значит, её никто не отпустил бы из дворца, ну или попросту отняли бы детей. Да, вместе им уже невыносимо, но без него её жизнь могла стать стократ хуже, и Диана понятия не имела, смогут ли её хрупкие плечи выдержать это, и решила не рисковать. Из двух зол выбирают всегда меньшее — то, которое было ей хотя бы известно. Да и ведь она всё ещё его любила и в меру своей наивности продолжала верить в чудо. Жаль, никто не сказал ей, что в этом королевстве чудеса не случаются.       После того, как Диана сказала, что готова бороться за мужа и за их брак и что ради этого она пойдёт на совершенно любые условия, которые только выдвинет ей королевская семья, точку зрения своего сына Елизавета выслушать даже не захотела. Любящая мать вновь была повержена беспристрастной королевой в неравном бою, а для королевы сохранение союза Уэльских было в большем приоритете, нежели личное счастье сына с разведённой Камиллой — и вообще, как можно рассуждать о личном счастье, если речь идёт о репутации короны? Разве не она превыше всего? Ведь в день, когда Елизаветаа вступила на трон, ей сказали главное: «Что бы в тебе ни боролось, корона должна побеждать!»       

***

      Кажется, он стал её ненавидеть именно в тот момент, когда она не поддержала его желание развестись, и не захотел понять, что это произошло от испуга — ведь все мы боимся неизвестности даже больше смерти, а развод с принцем — это неизвестность.       — Думаешь, именно тогда нелюбовь окончательно превратилась в ненависть? — спросила Ребекка то ли у брата, то ли у самой себя.       — Трудно начать ненавидеть человека, если ты его любил. Сначала ты будешь до последнего искать оправдания его поступкам, — произнёс Элайджа. — Да, мы ненавидим своих родителей, но это произошло не за один день. В нас долго боролись ненависть за всё, что они сделали, и любовь к ним — просто потому, что мы их дети. Ненавидеть того, кого ты даже не любил, гораздо проще, но ненавидеть без повода означало бы для Чарльза признать, что он такое же чудовище, как и вся монаршая система, поэтому он терпел, пока она не дала ему повод. — Вздохнув, вампир с горечью добавил: — А ведь она просто испугалась… — Он повернулся к сестре: — Вот ты чего-нибудь боишься?       — Да, — призналась она, — того, что Ник так и не станет снова отцом. — Она тоже смотрела прямо на брата. — Тогда нас ждёт катастрофа, масштабы которой мы даже не можем себе вообразить.       Находясь в плену ностальгии, Элайджа не придал значения словам сестры, но позже станет ясно — Ребекка была как никогда права.       

***

      Диана искренне хотела всё наладить, но у неё совершенно не было для этого возможности. В первый же вечер после этого разговора Чарльз, по своему обыкновению, оставил её одну и помчался в Глостершир к Камилле, чтобы выплеснуть своей любовнице всё негодование.       Белые шторы в гостиной покачивались от лёгкого сквозняка, а за окном иногда мелькал жёлтый свет от фар проезжающих мимо машин. Чарльз всё расхаживал по гостиной, нарезая круги вокруг сидящей на диване и дымящей в потолок Камиллы. Мужчина всё не мог успокоиться, волна возмущения никак не хотела схлынуть.       — А что твоя мама? — в сотый раз поинтересовалась женщина.       — Мама… мама, — он готов был лопнуть от гнева. — А что мама? — взмахнул руками принц. — Обрадовалась, что вопрос закрыт и больше ничего не нужно решать, и выскочила из комнаты!       Он наконец присел рядом с Камиллой.       — Но я это так не оставлю! — пообещал наследник трона. — Я докажу её неверность, вытащу наружу все её похождения и вышвырну из дворца!       

***

      — Он много лет спал с другой женщиной, — на этих словах Элайджа раздавил в своих руках пустой стакан от виски, хотя так обычно делал его импульсивный брат, — превратил усадьбу в Глостершире в дом для их свиданий, но в изменах хотел уличить её!       Страшная ненависть исказила лицо первородного вампира. Увидь он сейчас будущего британского короля, не задумываясь абсолютно ни о каких последствиях, вцепился бы ему в глотку, хотя и так обычно поступает его импульсивный брат Клаус.       — Да, он хотел поймать жену на измене, и ты дал ему для этого прекрасный повод, — с грустью улыбнулась Ребекка. Взгляд Элайджи был затуманен ненавистью к будущему королю, и он лишь увидел, как дрогнули уголки её губ.       В ответ на замечание сестры Элайджа только усмехнулся. Признаться, он и сам толком не понял, как дошло до связи между ним и женой наследного принца. Может, дело в том, что Диана была сломана беспощадной системой короны, а, как однажды сказал о нём Марсель, «Элайджа не может не попытаться починить сломанное».