Шахматист

Вскоре после первой игры и первой победы Гедеон вступил в борьбу за титул чемпиона планеты. На планете сложилась наилучшая для шахмат ситуация: чемпион оставался сильнейшим, что не значило, будто его совсем невозможно обыграть. Превосходство Таля на Амои было весомым, но не абсолютным. Многие талантливые гроссмейстеры могли оспаривать и оспаривали право на корону шахматного короля. А внезапное появление Гедеона только обострило интригу. Впрочем, интересным турнир был для публики, для гроссмейстеров, но не для него самого. Еще тогда, возвращаясь после первой игры с Талем, Гедеон понимал, что его мечты о свободной игре и собственных решениях не сбудутся никогда. А в чужой игре он был слоном, почему-то он сравнивал себя именно со слоном, который не выбирает свои ходы, а делает то, что нужно игроку. Каждый матч в рамках турнира Гедеон разыгрывал по заранее определенному плану. Ему сообщали, должен он выиграть партию или проиграть. Если выиграть, то как именно, и если проиграть, то каким образом. Его наставник говорил: — Сегодня вы проиграете Бойсу, причем проиграете так, что ни у кого не возникнет подозрений. Пусть все забудут о том, что вы до этого шесть раз разгромили его. И тогда мы будем уверены, что в следующий раз вы повторите то же самое на международном турнире, среди всех наблюдателей. Вы должны быть способны естественно подвести игру к любому нужному нам финалу. Он слушался. Он проиграл партию Талю, в итоге обойдя его по очкам и заработав таким образом победу. Как всегда, как все шесть лет на занятиях в темной комнате: никакого азарта, никакой интриги, только схема, расчет и анализ. Даже когда он стоял в Большом Зале Церемоний в Мистрале и ему на голову лег тонкий золотой венок чемпиона - даже тогда он не почувствовал ничего. Грезившаяся ему свобода оказалась миражом. Сразу после чемпионата планеты начались игры межпланетного турнира претендентов. Начало его Гедеон почти не запомнил, он ничего не видел во время коротких перелетов с планеты на планету. Сначала привычный тонированный кар, потом пустые служебные коридоры космопорта, каюта лайнера, суета другого космопорта и он сам, выключенный из нее. Он проходил через особую зону досмотра, наблюдая за толпами людей через стекло, потом садился в тонированный кар, брат-близнец амойского, и его отвозили в отель. Потом игра, кар, аэропорт и возвращение на Амои. Он видел, как настоящий, человеческий мир шумит рядом с ним, но не мог туда попасть. Только после четвертьфиналов, когда началось, собственно, шахматное шоу, секундант сказал, что они больше не будут летать с планеты на планету, а остановятся на Ферли-Вален. На этот раз, прилетев, они прошли не через закрытую спецзону, а через общую, вместе со всеми пассажирами. После космопорта был кар с большими панорамными окнами, стекла в которых гудели, когда мимо пролетали другие кары. Всю дорогу до отеля Гедеон провел, прижавшись к стеклу щекой, ему было приятно ощущать это дрожание, такое непривычное после герметичных автомобилей Амои. Было раннее утро. Огромный голубой Порт-Вален растворился в золотой солнечной дымке. Кар пролетал мимо узких зеркальных шпилей, вдоль сияющих стен, состоящих из огромных круглых окон, скользил над площадями и парками. Парки! Никогда еще Гедеон не видел столько зелени. Деревья здесь росли просто так, занимая целые кварталы. И снова зеркальные небоскребы, площади, шпили. Гедеон смотрел и чувствовал, как его взгляд будто переполняется – он никогда не видел и не чувствовал так много. Город за стеклом был сказкой, он выглядел как выраженное в архитектуре счастье. Гладкие стеклянные стены отражали солнце и небо, и небо было таким голубым, каким никогда не бывало на Амои. Или было? Почему-то он не помнил амойского неба. В конце-концов они остановились у отеля, огромной зеркально-голубой фасолины, в которой, наверное, мог бы расположиться целый город. Гедеон вышел из кара, и у него сразу перехватило дыхание от свежего воздуха. Несколько секунд Гедеон стоял и глотал его. От белых, радостно искрящихся плит под ногами шло тепло, а вокруг носились какие-то звуки, запахи, блики. После многих лет изоляции реальный мир слишком сильно ударил ему в глаза и в уши. Он не был готов к тому, что мир окажется таким… живым. Где-то в стороне, в паре шагов, но будто за тысячу километров от него, с кем-то говорил секундант. Но голоса таяли в окружающем Гедеона солнечном гудении. — Рад вас видеть... мы подготовили резиденцию... совсем недалеко от конференц-холла... спасибо, ничего не нужно... начнется сегодня вечером... господин Шен! Как хорошо было стоять, зажмурившись и подставив лицо солнцу. — Господин Шен! Гедеон вздрогнул и обернулся. — Я покажу вам ваш номер. Невысокий усатый человек в униформе с символикой Шахматной Федерации приветливо улыбнулся ему и чинно повел рукой в сторону отеля. — А где мой секундант? — Он сказал, что займется регистрацией и попросил проводить вас. И они пошли по белым сахарным плитам к отелю. Счастье захватило Гедеона, его ошеломляло все: как рос перед ним отель, как, все сильнее изгибаясь, нависала над ним небесно-зеркальная стена, пока они подходили. Как выстроились в бесконечный, теряющийся где-то вдалеке, ряд вращающиеся двери. Их наверняка было не меньше полусотни. А потом, уже внутри, когда они поднялись в конференц-комплекс, в котором проводился турнир, Гедеон с удовольствием слушал рассказ своего сопровождающего о том, как тщательно все готовится и что лучше, чем в Порт-Валене игры никто никогда не устраивал. Это были необязательные, дежурные слова, но Гедеон наслаждался даже ими. — Хотите посмотреть игровые площадки? Это не по пути, но крюк небольшой. — Да. Мне интересно. И сопровождающий повел его в игровые залы, залитые солнцем, и Гедеон слушал его болтовню, смотрел на рабочих, устанавливающих оборудование и вдыхал химический запах какого-то пластика, запах готовящегося открытия игр. — ... и у каждого гроссмейстера — своя зона отдыха с великолепным обзором. А вот тут интерактивные аналитические боксы... То, что сейчас происходило с ним, было настолько не похоже на все, что было до этого. Какая-то из реальностей просто обязана была оказаться ненастоящей. Но сочность запахов и звуков, скрипучая гладкость отполированного пола, кусок золотой нитки, торчащий из вышитой на форме сопровождающего эмблемы турнира, коробки с газированной водой, стоящие у пока еще пустых автоматов, были куда ярче, чем сон прежней жизни, морок или проекция лабораторий. Он понимал, конечно, что выбирает между снами, но поддавался тому обману, что был вокруг сейчас. Вечером была первая игра. Он легко выиграл ее, изящно обманув соперника заранее подготовленной комбинацией и сорвав аплодисменты зала. Оникс кивком головы подтвердил, что все в порядке, и куда-то ушел. Гедеон остался в зоне отдыха один. В играх как раз наступил перерыв. Гедеон, сцепив ладони на затылке, разглядывал зал. Он не видел ни одного знакомого лица: фотографии и видео оказалось трудно соотнести с жизнью. Хотя он не сомневался: всех здесь присутствующих он знает по имени и по игре. Зал ступеньками сбегал к игровой площадке и стойке арбитра. Сейчас там явно что-то происходило: из динамиков прокаркало: «Представитель команды… просим подойти…» Было скучно. Все кругом были заняты другим: сбивались в кучки, что-то горячо обсуждали, хохотали, показывая на пальцах сыгранные и несыгранные еще партии. Гедеон не ожидал, что среди претендентов окажется столько его ровесников. Хотя этого стоило ожидать: спорт-то совсем недавно стал популярным, в него только-только пришла молодая поросль, первые выпускники расплодившихся шахматных школ. Гедеон уже почти погрузился в сонный гул, когда вдруг увидел: по слишком широким, неудобным ступенькам неуклюже спускался толстячок в синем костюмчике. И шел он прямо к Гедеону. - Здравствуйте! – подбежал он. – Вы ведь претендент с Амои, Гедеон Шен, да? Я вас сразу узнал! Поздравляю. Вы мощно сделали Корса сегодня… - Спасибо, - автоматически ответил Гедеон. – А мы знакомы разве? - А, да нет, нет конечно, я так просто подошел. Я Тогге, Кайн Зандер Тогге, мы с вами играем через три игровых дня, по жеребьевке. Этот с Тлинкалло, кажется. Гедеон его толком не помнил – наверное, просто ничего не представляющий из себя игрок. Тогге махнул рукой по залу: - Тут как-то все не складывается. Проводящая команда – во-он они там сидят – не выставила почему-то свои основные силы. Нандеран уже, считай, проиграл с вашей помощью… Рея и Локс еще не вступили. А по рейтингу вы идете первым. - По ФИА? – Гедеон недоуменно помотал головой. - Да ну вас! – толстячок захохотал. – Тут внутренний рейтинг – что-то вроде тотализатора, так принято. Я участвую, я, кстати, и организовываю. - Очень приятно чувствовать себя фаворитом на гонках. - Бросьте, это же игра, ничего больше. У меня-то шансов нет, даже вот таких микроскопических, вот и занимаюсь подсчетом ставок. Хотя, - он быстрым движением потер подбородок, - на этот раз никакой борьбы не будет. Не дали вы нам острого подлить. У вас все шансы выйти в финал – ну разве что случится что-нибудь… А, да. Давайте я вас познакомлю со всеми. Гедеона он, естественно, не спрашивал. И кто эти «все», тоже было совершенно непонятно. Оказались – ребята его лет, чуть старше, разные, кто-то хорошо говорил на койне, кто-то плохо. И все задавали вопросы. - Вы с Амои? В самом деле? Вы впервые проходите турнир претендентов? Разница была только в тоне: заинтересованном или опасливом. Кто-то спросил его о Тале. — Я ему проиграл, но обошел по очкам. Нет, я не знаю, почему он не участвует в турнире. Разговор разгорелся снова. Эти молодые претенденты, секунданты, прочая шахматная братия, весело перекидывались словами об игре – азартно и легковесно. — Раус? А что Раус? Третью партию без боя почти. - Где он в таблице? Двадцать шестой сейчас? Ну, закончит в последней десятке, ага. - Он же выиграл у Бен-стора! Пока единственный. У него же атака? – это махал руками Тогге, соотечественник Рауса. - Да нет, он не сошел с ума, он что-то задумал… - Что вы мне про Бен-стора? Он шлёпальщик. По ходу в минуту. Вообще не думает и зевнул вот уязвимость на левом фланге. - …Сидеть в позиционной игре. Классическая фигура локсианской школы… - Ну, Веско он просто загнал в ловушку… - Что тебе та уязвимость, не ты же с ним играл… - …У него легковесные ходы. Если нужно думать, он думать отказывается… - …пробьет дыру в обороне Пакста, отдаст ферзя, зайдет слева… - …Между прочим, это что-то говорит об игре, раз в ней такой чемпион… - …Ну и как при этом брать? - …Нет, он не выдержит, пропустит. Просто нервный. На него давят… Компания переместилась к бортику игровой зоны, тыча пальцами в позицию начавшегося матча. - Двойные луны, ну не идиот? Ладью-то зачем? - А он не любит ферзей жертвовать. Запасливый. - Растеряется. А я говорю – просто растеряется… На Гедеона все смотрели, но никто с ним отдельно не заговаривал. На лицах иной раз мелькало такое выражение, будто они хотят его потрогать, но не решаются. Они говорили о шахматах. Но это были не его шахматы. В этой игре возможно было выиграть случайно и так же случайно проиграть, испугаться, занервничать, выбрать комбинацию попроще, пропустить удачную возможность… - Шен! Шен, а вы почему молчите? – один все-таки отважился пригласить Гедеона к общей перепалке. Гедеон пожал плечами, сделав неопределенный жест: - Мне нечего вам сказать. У них с Гедеоном были совсем разные игры. Поэтому Гедеон по-прежнему проводил вечера в одиночестве, в компании телеканалов. За огромными, всегда зашторенными окнами по прежнему шумела свобода, но без него. Гедеон, однако, не сожалел. Он мог бы выйти, откликнувшись на чей-то зов – или на призыв самого мира – но оставался в своем аквариуме, по собственному выбору. С другой стороны, телеканалы тоже были частью свободы. Гедеон неприятно поражался тому, как пренебрежительно относятся к политикам – будто к актерам, которые должны не направлять, а развлекать. Как будто в их выступлениях должен был звучать консервированный смех за кадром, до этих пор Гедеону тоже непривычный, и настойчиво мельтешащий, как фантомные пятна в глаза, когда посмотришь на яркое. И так же неприятно, будто мелкий, невидный порез на подушечке пальца, саднила мысль о том, как узок был его мир даже до того, как он оказался в своей шахматной тюрьме. Несколько районов согласно классу родителей. Общие для всех районы. Только один город и пустая, бесплодная планета, где нечего делать. Здесь же мир косвенно – в рекламах поездок, разговорах, мелькающих названиях планет, разноцветных флагах, табло отлета лайнеров – распахивался не просто широко, а почти бесконечно. Привычный к узким коридорам разум Гедеона не мог охватить такого мира, не мог понять, как он может существовать – такой огромный и такой легкодоступный. Может быть, отчасти поэтому он оставался у себя. Номер как защитная капсула, окна как наблюдательные иллюминаторы. Тогге, кстати, звал его пару раз на какие-то сборища, но Гедеон отказывался, а потом просто обыграл Тогге – и тот больше не появился. По мере продвижения Гедеона к финалу кольцо общения вокруг него размыкалось. Обстановка становилась все более натянутой и серьезной. Веселые разгильдяи исчезли из виду, остались серьезные, погруженные в игру претенденты. Тут-то Гедеон и ощутил, что имел в виду дурачок Тогге, когда называл его фаворитом турнира. Если раньше на него поглядывали с боязливым любопытством, как на диковинного зверя, то теперь взгляды выражали угрюмую обреченность. Он шел неоспоримо первым. Так одиночество его укрепилось. Предоставленный сам себе, забытый даже своим секундантом, он знал уже, что не решится выйти, но наслаждался самой возможностью выбрать – идти или не идти. Однажды вечером секундант все же явился. Он выглядел довольным, насколько это можно было определить по ониксу: - Вы в финале. В точности так, как мы и предполагали. Вы рады? Гедеон, не поднимаясь, неопределенно повел рукой: - Не знаю. Играть интересно. - Это хорошо. Все равно этот матч вы проиграете. «Спортивные новости», № 215 за 3158 г. Сенсация! Амойский претендент впервые дает интервью. Шахматы по прежнему остаются в фокусе внимания прессы. Проходящий на Ферли-Вален турнир претендентов наконец выявил одного явного фаворита, который, вне всякого сомнения, выиграет турнир. Он уже обошел по очкам всех участвующих гроссмейстеров, включая победителей турнира прошлых лет, образовав такой разрыв, что Хази, идущему вторым, нужно выиграть три из двух оставшихся игр. Когда будет верстаться номер, финальный матч уже закончится, и имя победителя станет известно точно. Но никто – ни шахматные аналитики, ни болельщики - не сомневается в победе претендента с Амои, семнадцатилетнего Гедеона Шена. Нашему журналу удалось заполучить эксклюзивное интервью с ним. Впервые нашим гостем становится претендент с Амои. Это большой шаг в политике разрядки между Амои и Федерацией – до сих пор спортсмены Амои, показывая блестящие результаты, уклонялись от общения с прессой. Звезда Гедеона Шена на шахматном горизонте засияла внезапно – и столь же неожиданным стало то, что он согласился на интервью. (…) - Скажите, Гедеон, это первый ваш турнир такого уровня? - Да, этот турнир претендентов для меня первый. Но в принципе я прошел обычным путем – сначала стал чемпионом планеты… Это просто логическое продолжение. - Вы появились очень неожиданно. Буквально год назад о вас еще никто ничего не знал. - Когда-то я решил, что если играть, так уж играть всерьез. Я хотел не просто играть в шахматы, как это делают многие, но играть лучше всех. Я долго учился, тренировался, чтобы потом выйти против лучшего шахматиста страны - и выиграть. Мне кажется, ради этого стоило столько лет прятаться в тени. - Что вы думаете об Эроне Тале? Вы очевидно превзошли его. - Таль прекрасный шахматист. В чем-то он меня, безусловно, превосходит – например, в парадоксальности и красоте игры. Но это игра, это соревнование не только умов, но и нервов. Так вышло, что я оказался устойчивее. Но он прекрасный соперник, вот что я в нем ценю больше всего. - Вы надеетесь выиграть у Бен-стора? Тогда вы станете самым молодым чемпионом мира в истории. - Я хочу выиграть. А смогу ли – не знаю. Но в любом случае мне интересно будет именно выиграть, а не получить титул. Я прежде всего шахматист. - Что для вас шахматы? Кто-то считает их искусством, кто-то – войной… - Мне не близко ни то, ни другое. Шахматы – это просто игра. Не более, но и не менее. Но я люблю эту игру. (…) Гедеон проиграл, в строгом соответствии с планом. 6:3, без учета ничьих, которых было пять. Прекрасный результат для дебютанта. Когда Бен-стор ставил ему последний мат, Гедеон заученно отступил от стола и прикрыл лицо рукой, как бы в отчаянии. Он должен был разыграть трепетного, взволнованного юношу, который честно бился за победу и расстроен проигрышем, но в то же время держится достойно. Седой, бородатый, добродушный Бен-стор пожимал ему руку и благодарил за игру и по-настоящему спортивное поведение. Аналитики называли его открытием года. Журналисты наслаждались: что за драма! Юный талантливый дебютант уступает в финале многоопытному гроссмейстеру! Ему присвоили прозвище «принц шахмат». Пресса упражнялась в сравнениях: «Кажется, Амои не могла породить таланта большего, чем Таль – и вот вам, пожалуйста, через год появляется Шен. Что же теперь, по гроссмейстеру в год?» Гедеон думал о сотнях тысяч наивных людей, что по всему миру желали ему победы. Но его с ними разделяло стекло. И по его сторону стекла не было слышно никаких пожеланий. Только расчет. Гроссмейстер Али Бен-стор, чемпион мира, комментирует матч: - Я более чем уверен, увидев игру Шена, что мне осталось недолго. В скором времени он отберет у меня корону. Не буду врать, что это меня радует, или что я ее охотно уступлю, но это естественно. Ход вещей. (…) Он показал очень сильную игру. - То есть вы считаете его многообещающим игроком? - Нет, Шен уже ничего не обещает. Он вполне состоявшийся игрок, ему не нужно формироваться. Ему осталось только обыграть меня.