Шахматист

Все осталось по-прежнему. Но сначала его на день – вернее, на двадцать четыре часа – оставили в покое. День он провел в своей комнате, без процедур, без игры, просто лежал на кровати, кутаясь в одеяло, временами вскакивал, бесцельно кружил по комнате, ложился снова, иногда включал маленький настольный компьютер, который ему поставили недавно, запускал фильм или игру, и тут же выключал. Когда он ложился, на него снова накатывало чувство стыда и беспомощности. Все зря. Все напрасно. Несколько лет мучений… А что будет, если он не выдержит? От этой мысли Гедеон зарывался лицом в подушку, по телу проходил жар, он резко вставал и начинал снова наматывать круги по комнате. Через сутки, вечером следующего дня, за ним пришел андроид и отвел его на занятия. Была партия с параллельными вариациями. Гедеон играл медленно, но как-то легко. К середине игры он понял, почему: ведь ему целые сутки ничего не кололи и никак не воздействовали. На другой день, и еще много дней потом, процедуры и занятия продолжались, но теперь Гедеону было страшно – впервые за все то время, что он провел на обработке. Это не мешало ему слушаться, выполнять все указания, играть – даже напротив, страх отнимал все силы и мысли, не давал сопротивляться. Гедеон играл механически, привычно определяя стратегию и заученно доводя ее до конца. В программе уменьшили число сеансов в боевые шахматы и шахматы втемную: теперь он играл в основном то, что требовало либо точного и однозначного расчета, либо готового шаблона. Как-то во время сеанса с параллельными вариациями один экран внезапно погас: в голографическом тумане обрисовалось лицо наставника. - Достаточно на сегодня. - Но я еще не закончил. - Неважно. Зайдите ко мне. В помещении, что служило ониксу чем-то вроде кабинета (Гедеон догадывался, что настоящий его кабинет где-то не здесь), он задал вопрос, который мучил его столько дней. Оникс чуть заметно улыбнулся: - Ничего не будет. Вообще ничего. Гедеон не понял. На языке завертелись сотни вопросов: как? Почему? Но оникс их предупредил: - Вы уже выдержали. Все в порядке. Мы переходим к заключительному этапу тренировок. Кажется, потом Гедеон спросил, сколько еще осталось. И, получив ответ «года полтора», успокоился. Партия подходила к концу. Перемены начались с того, что Гедеона в каком-то смысле выпустили на свободу. Отныне он играл не с программой и не с симулятором, а с живыми игроками по сети. Он получил право играть где хочет, в том числе и просто у себя в комнате, но по привычке все равно приходил в темный класс тренировок. В сети уже довольно давно существовал шахматный клуб. Он был открытый и, в силу виртуальной структуры, анонимный. По сути это была просто площадка, где всегда можно было найти себе соперника. Понятно, что, как и перед любой онлайн-площадкой, перед клубом стояла проблема нечестной игры с помощью компьютера. Чтобы хоть как-то ее решить, игроки выступали анонимно. Игрок приходил на площадку, получал временный код, указывал свой уровень (любой, какой считал нужным) и свои намерения. Например, играю в случайные шахматы, или хочу отработать такую-то защиту. И ждал соперника, который пожелает с ним сразиться. Использовать программу, чтобы один раз обыграть какого-то анонимного игрока, было бессмысленно. В результате мошеннику нечего было делать с этой победой. Ни похвастаться, ни позлорадствовать, ни даже узнать имя побежденного. В общем, играли там относительно честно. А если вклинивался человек с программой... что ж, никто не мешал прервать матч без объяснения причин. Жаловаться-то было не на кого. В клуб, случалось, приходили и гроссмейстеры. Они выставляли себе высший ранг (собственно, гроссмейстер) и играли друг против друга, а иногда снисходили до новичков, которые с детской радостью хватались за возможность поиграть с настоящим мастером – может быть, даже с чемпионом. К этому клубу присоединился и Гедеон. Первую же партию с ним анонимный соперник возмущенно прервал: он принял выхолощенную, продуманную игру Гедеона за компьютерную. Так случалось нередко: примерно каждая третья или четвертая игра завершалась обвинением Гедеона в мошенничестве. Один из противников спросил его по системе мгновенных сообщений: «Ну зачем вы это делаете? Для чего вам эта победа?» Сколько Гедеон ни уверял его, что играет сам, противник ему так и не поверил. Наставник, наблюдая за ходом этих игр, заметил как-то: «Неудивительно. Ваша игра точна и результативна, но это, увы, ценится мало». И ввел ему новый курс – шахматной эстетики. Гедеон знал, конечно, и умел применять сложные и парадоксальные стратегии. Но играл он так, чтобы выиграть – и выбирал ходы, лучше всего работающие на результат. Теперь же ему пришлось учиться выбирать ходы красивые. «Удивляйте вашего противника и вашу публику», как выразился оникс. В обязанность Гедеону теперь вменялось и следить за текущими играми. Он бы и не уделял этому должного внимания, но оникс постоянно его спрашивал, проверяя, как он ориентируется в турнирных таблицах, способен ли оценить сравнительную силу и шансы соперников. Он скучал во время этих опросов (может, было бы интереснее, будь они для него живые люди, а не имена с экрана), но это было все же меньшее зло. Настоящим злом была, как ее называл наставник, общая подготовка. Новости (да, он теперь обязан был смотреть новости), политическая обстановка, устройство общества, культурные реалии… У Гедеона сводило зубы оскоминой от репортажей. Страноведческие лекции нагоняли на него тоску. Но он привычно, против своей воли, все запоминал. «Нельзя, чтобы вы выглядели диким зверем из дикого леса», - пояснял ему наставник, - «мы готовим из вас не просто блестящего шахматиста, а публичную фигуру. Вы должны нравиться публике». - Я не актер, - отвечал Гедеон. - Я знаю. Вы и не должны играть, в этом вся суть. Все остальное время занимала игра. Теперь Гедеон урывал часы от сна, от отдыха – играть с живым, хоть и анонимным соперником было не в пример интереснее. Кажется, впервые шахматы захватили его по-настоящему. И неважно, что приходилось в довесок анализировать игры противников – это не мешало играть каждую свободную минуту, в ущерб другим занятиям. Постепенно Гедеон научился видеть через стиль и манеру игры характер соперника. Он уже отличал друг от друга всех завсегдатаев клуба. Никому другому ничего бы не сказало простое передвижение фигур (на том и стоял, собственно, клуб), но для Гедеона они все были так же различны, как соты и сети. Он знал, что если на вот этого надавить, то он начнет ожесточенно атаковать, а если на того, то он затаится и поведет осадную войну. Он нечасто играл с гроссмейстерами – наставник просил его об этом особо: вы не должны пока примелькаться – но когда играл, чувствовал свою силу. Но не всегда выигрывал. Хотя мог бы. Об этом его тоже просили. Оникс растолковывал: - Вы не всегда должны будете выигрывать. Это неестественно. Когда-то придется и проиграть, так что учитесь сейчас. И Гедеон учился выводить партии на проигрыш так, чтобы это не выглядело капитуляцией или нечестной, сданной игрой. Первое время было отчаянно обидно отдавать победу, но когда гроссмейстер сказал ему: «А вы блестяще сопротивлялись. Это хорошее поражение. Далеко пойдете» - он ощутил что-то вроде эйфории от того, что его игра удалась. Потом, правда, было стыдно. Перед началом этой партии Гедеон всерьез волновался. Соперника он, как всегда, не знал, но в этот раз алгоритм, вычисляющий личность игрока, давал 96% вероятности за то, что против Гедеона собирался играть действующий чемпион мира. Но алгоритм был неточен: он основывался только на анализе сетевых адресов и данных о том, где находятся игроки. В прошлый раз он утверждал, что игра идет с победителем турнира претендентов – а Гедеон поставил ему мат на двадцатом ходу, да такой, какого бы он сам не дал поставить еще в шахматной школе. Иногда алгоритм все же срабатывал верно, и предполагаемый гроссмейстер играл как настоящий гроссмейстер. Но впервые вероятность была такой высокой – и впервые в поле «ваш соперник» высвечивалось имя чемпиона мира. Гедеон уже подтвердил участие в игре и теперь ждал начала. Его соперник играл белыми, фигуры еще не пошли, партия не началась. Гедеон нервничал, вставал, ходил вокруг стола, не решаясь, впрочем, отойти далеко, чтобы не пропустить первый ход противника. Но белые оставались неподвижными. Гедеон сел обратно в кресло и, обхватив себя руками за плечи, стал гипнотизировать доску. В это время дверь в комнату открылась и вошел наставник. — Вы еще не начали? Хорошо. Оникс прошел к столу и сел в дополнительное кресло, не так давно появившееся в комнате, но до сих пор всегда пустовавшее. — Я хочу посмотреть, как вы играете. Гедеон кивнул, хотя мысль о том, что наставник будет наблюдать за ним, его тревожила. — Чемпион мира... Попробуйте выиграть у него. Это будет непросто. Оникс кивнул в сторону доски. Белые сделали ход: d2-d4. Игра шла тяжело. После третьего хода оникс переключил доску Гедеона в режим «в темную». — Играйте. Гедеон сжал зубы, чувствуя, что ему снова расставляют ловушку и что предстоит не просто игра, а очередной эксперимент. Он стал действовать аккуратно и неторопливо. Но алгоритм, судя по всему, действительно не ошибся. Противник был очень силен и к середине партии Гедеон ничего не мог сделать с его позиционным преимуществом. — Сядьте прямо. Холодный голос оникса заставил Гедеона вздрогнуть. Почти рефлекторно подчинившись приказу, он расправил спину и плечи и снова погрузился в игру. Он свел эту партию вничью, получил уже привычное «Спасибо за прекрасную игру» и, с досадой откинувшись в кресле, закрыл глаза рукой. — Неплохо. Зайдите ко мне вечером, после окончания занятий. Когда Гедеон пришел, оникс активировал огромный, показывавший почти в натуральную величину, настенный экран. - Смотрите. Гедеон узнал в этом нервном мальчике себя только по одежде. Он смотрел как тот, другой бегает по комнате, выбрасывая длинные ноги, как горбится на стуле, как вцепляется пальцами в плечи… Как раз в этот момент вошел оникс. Гедеон заметил, что он сам – там, на экране – при виде наставника как-то подобрался, приподнялся, но выглядеть лучше не стал. Напротив, он стоял неестественно, как деревянный, а двигался манерно. Оникс в сравнении с ним был как отполированный гоночный кар рядом со ржавым рыдваном. Прямая, но не застывшая осанка, спокойно опущенные плечи. Он сел – свободно, расслабленно, и все равно красиво. Даже не сел, а опустился. Рядом с Гедеоном, который так и не избавился от детской привычки садиться сначала на краешек, а потом ерзать, сдвигаясь глубже, это было особенно заметно. Гедеон смотрел дальше. Оказывается, он, когда соперник делает ход, едва не пропахивает носом доску, следя за передвижением фигуры. Что у него есть привычка по-обезьяньи дергать себя за губу или скрести висок. Что, когда положение на доске обостряется, он скрючивается и переплетает ноги в косичку… А он-то считал, что играет спокойно. Между тем оникс вообще не делал ненужных движений. И даже когда он просто ставил руку на подлокотник, подпирая подбородок ладонью, это выглядело так, будто он позирует художнику. Просто бери и рисуй. Гедеон услышал свой голос, и краска бросилась ему в лицо. Как он, оказывается, некрасиво говорит – высоко, надсадно, концы фраз срываются на визг, или окончания глотает… - Видите? – голос у оникса был мягкий, поставленный. - Вижу, - произнес раздавленный Гедеон. Но что же ему теперь, утопиться? Зачем ему это показывают? - Вы совсем не умеете держаться. В ваше оправдание скажу, что ваши сверстники держатся не лучше. Гедеон промолчал. - Теперь вы будете просматривать запись каждой игры. Да, и выпрямитесь, пожалуйста. Поднимите голову, посмотрите на меня. Гедеон автоматически принял ту же позу, что оникс. - Да, вот так лучше. Так вместо прежних унылых тренажеров в его расписании появились упражнения на коррекцию осанки и отработку плавности движений. Он их не выносил, чувствуя себя в ярко освещенном зале не то инвалидом, не то каракатицей. Та единственная запись оникса стала его учебным пособием. Гедеон по тысяче раз перематывал на тот момент, когда он входил и садился, но поначалу, как ни старался, не мог даже стать точно так же – то грудь выпячивалась колесом, то прогибалась поясница, то взлетали плечи. После этих упражнений у него страшно болела спина, болели все непривычные мышцы, но он терпел, потому что видел в зеркале – ради чего. Еще ему ввели дополнительные занятия по технике речи. Это было скорее смешно: артикуляционная гимнастика, где заставляли вертеть языком и разминать губы, упражнения на модуляцию голоса, чтение текстов на определенный звук… Что говорить, он уже знал, теперь его учили – как. В обработке наступил этап шлифовки. Оникс по-прежнему время от времени присутствовал на его играх. Он никогда не смотрел на доску, всегда на Гедеона, и бросал время от времени: - Сядьте прямо. Не трогайте рукой лицо. Опустите локоть. Поставьте ноги на пол. Гедеон раздраженно поворачивался к нему – эти спокойные замечания мешали играть почище, чем прежний шум с экранов. Но оникс, предвосхищая его возмущение, отвечал: - Меня не интересуют результаты в матче: я уверен, что вы сыграете как нужно. Но вы должны еще и выглядеть при этом красиво. И Гедеон, стиснув зубы, старался. Он стал зевать очевидные комбинации и попадаться в ловушки, в которые не попадался уже несколько лет. Но постепенно замечания оникса перестали мешать. Не сразу Гедеон сообразил, что они попросту пропали. — Сеанс завершен. Результаты: выигранных партий — 46, сыгранных вничью — 2, проигранных — 2. Коэффициент роста: 0,3. Гедеон откинулся в кресле и закрыл глаза. Сорок шесть выигранных партий из возможных пятидесяти были очень неплохим результатом. И на этот раз он почти не устал. — Занятие закончено. Отдыхайте. Можно было уходить, но Гедеон остался в кресле. У него еще были силы, чтобы заняться тем, чего он ждал всю неделю. Через несколько минут в комнате снова погас свет и появился проекционный экран. — Вы заказывали трансляцию из Зала делегаций. Игра Таль—Раус. Гедеон открыл глаза. По экрану побежали зеленоватые строчки с техническими деталями предстоящего матча, турнирные таблицы, информация об игроках. — Передайте мне управление. — Передаю. Он распределил экраны по всей комнате так, чтобы не пропустить ни единой детали игры. Прямо перед ним был вид на шахматную доску с уже расставленными фигурами. По бокам — игроки крупным планом. Нотация велась сверху. Остальные экраны давали обзор игровой площадки с разных сторон. Гедеон сел в кресло в центре и приготовился наблюдать. Вообще анализ партий соперников в недавних пор занимал большую часть его времени. Гедеон досконально знал стили и излюбленные стратегии всех активно играющих гроссмейстеров. Но Таль, действующий чемпион Амои, интересовал его особенно. Интересовал настолько, что Гедеон остался сегодня после сложнейшего сеанса одновременной игры вслепую, чтобы посмотреть эту трансляцию. Матч начался. Это были классические шахматы, и поэтому Гедеон, которого не интересовал розыгрыш дебюта, стал рассматривать Таля, его спокойное, тонкое лицо и птичьи кудри, взметнувшиеся надо лбом. Надо же, он бы и не узнал Таля, хотя они были знакомы когда-то – вместе учились в школе. Но этот красивый и серьезный молодой человек, молодой чемпион Амои совсем не был похож на нескладного пухлого мальчика, каким запомнил его Гедеон. Он держался естественно, не следил за собой – то откидывался в кресле, то ерошил волосы, то, переключая часы, улыбался сопернику, приглашая к игре. Гедеон не мог себе такого позволить. Он старательно вытравлял это из себя, хотя, может, и зря. Таль смешным не выглядел. Матч начался. Таль играл быстро и легко. Гедеон ловил каждое движение его мысли, иногда опережая, иногда мысленно не соглашаясь, но все равно восхищаясь эффектностью и неочевидностью ходов. Игра Таля была по-настоящему красивой, он был художником от шахмат. Именно поэтому, а может, еще и потому, что Таль находился ближе чем кто-либо, на этой же самой планете, Гедеон с ревностным интересом отслеживал все его игры, представляя, что когда-нибудь сам он тоже выйдет сразиться с ним. Таль между тем легко загонял соперника под шах – так, что тот еще этого не замечал, но Гедеон уже видел будущие ходы партии, как на ладони. Ему казалось обычно, что под атакуемым королем будто появляется воронка. И вот сейчас такая воронка разверзалась под белым королем Рауса. Раус хмурился, потом начал теряться и наконец – Гедеон видел это отчетливо – пустил партию на самотек. «Ну, разве можно так сдаваться?» - вздохнул про себя Гедеон, он знал, что Раус лишь немногим слабее. Он мог хотя бы дорого продать свое поражение. Хотя куда ему до Таля, не выстоит… Гедеон давно уже вылавливал в турнирных таблицах знакомые по прежней жизни имена. Таль как был самым талантливым, так и остался. Он легко двигался вверх и в этом году уже играл в турнире претендентов, дошел до финала и в финале проиграл. Гедеон помнил лицо Таля на фотографии, хотя и не мог бы описать, что было в том лице. Там было все: радость игры, горечь поражения, досада, попытка рассчитать, где ошибся на этот раз, несколько натянутая, для прессы, улыбка… Он пожимал руку сопернику, победителю, а победитель улыбался в камеру. Они стояли оба среди людей – тренеров, секундантов, болельщиков, и эти люди все были разные – и живые… Соперники поднялись и пожали друг другу руки. Раус угрюмо смотрел на доску, где ладья Таля заступила дорогу его королю, отрезав последний шанс к бегству. Таль глядел устало, клонил голову, опираясь рукой о спинку кресла: верно, игра его вымотала. Потом коротко глянул на камеры и ушел с ринга. Вот как выглядит победитель. Гедеону было жарко и страшно, и томило сладкое предвкушение от того, что и он будет так играть – и, вероятнее всего, именно с Талем и будет, нет для него на Амои сейчас другого соперника, а на матчи Федерации его вряд ли вывезут. Гедеон глянул на остановленную в стоп-кадре задумчивую улыбку Таля – тот смотрел на вышагнувшего из линии обороны коня, отчаянную, опрометчивую попытку атаки, и, должно быть, видел в ней, как и Гедеон, верного рыцаря, что поднимает уставшие войска в бой. Быть может, зря он думает, что его победа так уж неизбежна? За победу у Таля придется бороться, это видно. Ведь он не играл никогда вот так – когда противник в полуметре от тебя, он движется, дышит… Но боже мой, если он выиграет… Гедеон зажмурился: его бросило в жар. Если он выиграет, что это будет за победа! Через несколько недель Гедеон уже знал, что будет играть матч с Талем. Амои принимала мемориальный турнир в честь Кегги. Действующий чемпион Эрон Таль играл матчи со всеми заявившимися – Гедеон должен был выступить против него как дебютант. Он скрывал внутреннюю дрожь, тем более усиливавшуюся, чем ближе был день первого выезда за пределы его затвора. Ему казалось, что он знал тот мир, что снаружи – он присутствовал в нем немым наблюдателем, внимательным, не упускающим ничего – но каков мир в действительности? Он ведь в самом деле шесть лет не покидал лабораторий. Тренировки не шли в голову. Гедеон почти не играл: мозг сводило страхом и волнением, в которые переродилось радостное предвкушение. И чем дальше, тем больше был уверен, что проиграет. Проиграет даже такой простой матч. Перед наставником он пытался сделать вид, что играет: приходил в класс, запускал симулятор, но настраивал его на повторение какой-нибудь классической партии, и только отвечал давно заученными ходами, будто расставлял галочки в тесте. Догадывался, конечно, что наставник все видит, но тот не вмешивался, и Гедеон продолжал свои бесплодные игры. Однажды, впрочем, наставник обратился к нему с экрана. - Это не очень интересно. Вы его легко разобьете. Гедеон пожал плечами в ответ и переключил симулятор, разыграв дебют, который сделал бы честь ученику шахматной школы. За несколько дней до назначенной даты матча наставник вызвал его к себе в кабинет. Гедеон пришел, и очень удивился: наставник был не один. Рядом с ним стоял такой же высокий и прямо держащийся человек в обычном официальном костюме. - Я хотел представить вам вашего секунданта. Незнакомец чуть поклонился. - Пусть внешность не вводит вас в заблуждение: он оникс. Гедеон воззрился на него: нет, в самом деле он ничем не походил на оникса. Обычный сероглазый, темноволосый мужчина, красивый, но не более того. - Он будет сопровождать вас на играх, вести деловые переговоры, с ним вы сможете анализировать сыгранные матчи… - Секундант – представитель элиты? – саркастически спросил Гедеон. – Это несколько неспортивно. - Он же не будет за вас играть. Он будет следить за тем, что происходит вокруг вас. Он мог бы и не маскироваться, но, как вы сами заметили, это может выглядеть неспортивно. Оникс шагнул к нему и одновременно странно дернул плечами: будто хотел отбросить за спину длинные волосы. И тут Гедеон понял: его остригли совсем недавно, может быть, сегодня, и он не привык еще к новой роли, тяготится ею, как и новой одеждой. Хотя по нему этого нельзя было сказать никак, и если бы не то случайное, автоматическое движение, Гедеон бы и не догадался. Они пожали друг другу руки: пакт был заключен.