Шахматист

— Которая по счету эта школа? — Шестая. Вы подготовили анкеты? Дети клубились в зале, переходя от стола к столу. Никто не играл по парам, над некоторыми столами вообще собирались кучи, взлетали руки, выкрикивались ходы. Преподаватель, махнув на все рукой, сидел в углу и молча наблюдал. Одна из таких куч рассыпалась, когда из-за стола встал пухлый кудрявый мальчишка в очках. Он разрумянился, даже распарился в игре, лоб блестел бисеринками пота. Он растолкал мешавших, видимо, ему зрителей и тут же, в три хода, закончил партию. — Интересный экземпляр. Жаль, я не видел, что он играет, но завершение было убедительным. — Судя по анкетам, это Эрон Таль. Победитель каких-то местных соревнований и, как говорят, гений атаки — уже сейчас. Он вам подойдет? — Вряд ли. Ему понадобилось разогнать толпу, чтобы всего лишь закончить партию — он совсем не умеет играть в ситуации давления. Эрон солидно пожал руку противнику и начал оглядываться по сторонам. От нескольких столов ему замахали, кое-кто повскакал с мест, он задумчиво поскреб голову и пересел к тому, кто его даже не звал — маленькому мальчику мышиной внешности. Тот, не ответив на улыбку противника, сразу выставил фигуры. — Только завершил партию, и тут же начинает следующую. Он любит шахматы. На все готов, чтобы играть. — Это не плюс, поверьте. У него талант, но любой талант — это отклонение от нормы. Я не знаю, чем обернутся наши методы на нем. Может, он станет действительно гением, а может — овощем. Потом, он слишком любит шахматы и может выйти из-под контроля. Мы не имеем права рассчитывать и прикидывать, мы должны быть уверены. - Хорошо, Таль вам не подходит… А егопротивник? Обратите внимание, он выставил фигуры на случайные позиции. Отказаться от разученных дебютов —это смело, особенно если учесть, что соперник куда сильнее. — Случайные шахматы... Не передадите мне его анкету? Спасибо. Удо Эмезе. Хм… наименее многообещающий из группы, много работал, занимался дополнительно — и вот теперь он по силе второй. После Таля. Однако какие амбиции. — Так разве это плохо? — У него есть смелость и упорство, но нет способностей. Раскачивая его мозг, мы очень быстро упремся в потолок. А позже, когда ему придется играть за страну, отсутствие вот этого таланта, полета погубит интерес к игре. Кому нужен чемпион, за которым и следить неинтересно? На доске между Талем и Эмезе борьба разыгрывалась нешуточная. Сначала многие, побросав свои партии, перетекли к ним, но вскоре им надоело смотреть, как оба подолгу неподвижно сидят над доской, и народ разошелся кто куда. Слишком уж вдумчиво играли чемпионы, не по-детски. Слишком сложной была игра. — Вы отвергли лучших кандидатов. Кого еще вам предложить? Тут есть еще девочка, но… она девочка. — Посмотрите вон на того мальчика, что сидит на подоконнике. — Но он играет в приставку! Светловолосый мальчик сидел, сдвинув рюкзаком горшки с цветами и поставив ноги на панель отопления. Закусив губу, он неистово щелкал кнопками. Наконец, взмахнул пальцами последний раз и отключил игрушку. Он слишком ею увлекся и теперь оглядывал класс моргая, несколько потерянно. Но когда увидел партию Таля и Эмезе, загорелся и зашагал к ним. Сначала он покрутился вокруг стола, пару раз ткнул пальцем в доску, передвинул несколько фигур. Эмезе отодвинул его руку, а Таль улыбнулся, помотал головой — и вернул позицию. Тогда мальчик сел на стол рядом, со стороны лидера, и, болтая ногами, уставился на доску. Эмезе явно навязывал Талю позиционную игру, не давая атаковать, и тянул время. Таль, принимая его темп игры, тоже ушел в укрепление собственных позиций. А их единственный зритель не высидел и десятка ходов. Он подскочил к ним, через плечо Эмезе передвинул фигуры, наметив прорыв, передающий инициативу черным, которыми играл Таль, и стал размахивать руками, доказывая что-то. Эмезе тоже вскочил, явно разозленный, а Таль слушал, подперев рукой подбородок. Потом и он включился в спор, вернул позицию, отстаивая свой вариант, но тут уж Эмезе не выдержал и оттащил спорщика от стола. Тот, махнув рукой, сходил к подоконнику, снова сел на стол рядом и уткнулся в приставку, не забывая посматривать на партию. — Его зовут Гедеон Шен. Вы правы, он тоже неплохо играет. Но у него больше всего пропусков занятий. Похоже, не очень-то ему нужны шахматы… — А это, может статься, и хорошо. У него легкий характер, будет просто работать. Анкета Гедеона Шена легла на левую часть стола. — Я не понимаю. Вы уже выбрали? — Да. Он не так способен, как Таль, не так честолюбив, как Эмезе, но я уверен: на нем наши технологии сработают наилучшим образом. А Эрона Таля мы сохраним как хорошего соперника. Кого-то ведь нужно будет победить нашему чемпиону. Эди Шен уже почти полчаса сидел в приемной, дожидаясь родителей. Сидеть было неудобно: ноги не доставали до пола изатекли.Встать бы, пройтись – но он не решался даже сесть поудобнее.Хотя в большой приемной никого не было, никто за ним не смотрел. Пока они ехали в машине, которую за ними прислали нарочно, потом поднимались в лифте, родители так торжественно молчали и время от времени поглядывали на Эди, что он уже успел сообразить: происходит что-то из ряда вон выходящее. Поэтому Эди сидел на месте и ждал. Сквозь широкую прозрачную дверь ему было видно кусок комнаты, куда зашли его родители и их провожатый. А если немножко наклониться вправо, можно было увидеть спину отца. Эди видел, что отец с кем-то разговаривает, но этого кого-то закрывала стена. Эди вздохнул и, нагнувшись, обхватил себя за колени. Он устал сидеть. Рассматривать приемную надоело, да и не было тут ничего интересного, только пустой стол с полированной металлической столешницей, часы над дверью, да длинный плоский диван. В комнате за дверью было окно, но в нем только небо, даже без облаков. Еще было видно часть стола, точно такого же, как и в приемной, и все. Эди стал смотреть на папу. Интересно, о чем они там все-таки говорят? Папа был какой-то странный: он быстро и часто кивал, иногда даже кланялся. Эди это тысячу раз видел в торговых центрах – так кланялись продавцы-андроиды. А папа всегда сидел прямо, расправив плечи, а еще иногда складывал руки на груди. Наверное, тот, с кем они говорят, очень важная персона. Эдди страшно хотелось все же его разглядеть. Он наклонился набок насколько смог, но так ничего и не увидел. Нужно было пересесть чуть дальше. Эди провел рукой по коже дивана справа от себя — кожа была холодной. Не хотелось сдвигаться с насиженного места, но любопытство взяло верх. Он переполз на полметра вправо, умостился поглубже – и тогда стало видно маму. Она тоже стояла спиной, кланялась и кивала. А того третьего так и не было видно. Тогда Эди почти лег на диван– и увидел. Он стоял у стола, высокий, выше отца, и черный. У него было красивое бледное лицо и белые руки. Он что-то говорил, а двигались при этом только губы. Эди во все глаза смотрел на черного человека, и вдруг тот посмотрел на него в ответ. Эди дернулся, хотел подняться, но рука, на которую он опирался, дрогнула и хрустнула в плече. Они так и смотрели друг на друга. Эди никогда не видел таких холодных синих глаз. Они смотрели не зло, но и совсем не добро. И даже не заинтересованно. Только от этого взгляда хотелось бежать во все лопатки куда подальше. Или замереть и затаиться. Тут папа обернулся и, нахмурившись, мотнул головой: уйди, мол. И Эди отлетел на прежнее место, сел, зажав между коленей дрожащие ладони. Через несколько минут родители вернулись в приемную. Папа все еще хмурился. А мама, наоборот, улыбалась, и глаза у нее блестели. Эди неловко сполз с дивана, но не решился подойти. Мама стояла в дверях, прижимая руки к груди и чуть склонив голову. А потом вдруг бросилась к нему, присела, обхватила за плечи и зачастила весело: — Эди-Эди-Эди! Умница мой! Радость моя! И стала тормошить его и смеяться. Папа тоже подошел и протянул ему руку, как взрослому: — Гедеон! Поздравляю! Мама говорила что-то про счастье. Что они не могли даже мечтать о таком. Что это честь. Ничего не понимая, Эдди глянул на отца. Тот потрепал его по голове и сказал: — У тебя будет новый тренер по шахматам. Самый лучший. И ты, Гедеон, станешь чемпионом. — Разве это не чудесно, Эди? Эди только спросил: —Я теперь буду ходить в другую школу? — Нет, — покачал головой отец. — Чтобы стать чемпионом, нужно много заниматься. Поэтому ты теперь будешь жить отдельно, чтобы не отвлекаться от занятий. — Мы будем скучать, Эди. Но ты же у нас такой взрослый уже! — У тебя будут самые лучшие учителя. — Мы гордимся тобой. И мама снова стала его тормошить, говорить что-то о прекрасном будущем. А папа стоял рядом, улыбался немного, как обычно, гордый и величественный и вставлял: —Тебя выбрали из сотни других мальчиков. Не подведи меня, сын. Эди совсем растерялся и не знал, что делать. Мама чмокнула его в макушку и наконец отошла. —А теперь иди. Тебя ждет твой новый тренер. Отец подтолкнул его к двери: — Ну? И Гедеон пошел на негнущихся ногах и с проваливающимся в живот сердцем, в комнату, где его ждал страшный синеглазый тренер. …На Ви-Плесси нынче все раскрашено в клетку – вплоть до флакончиков с мылом в гостинице «Три Креста», где остановилась наша делегация. Ви-Плесси в третий раз принимает финал чемпионата мира по шахматам, но жителям это, кажется, по сей день не приелось. Они считают свою планету столицей шахмат и, вероятно, по праву – Ви, как ее ласково-небрежно именуют шахматисты, дала миру уже двоих чемпионов. Впрочем, Цемекис, тоже традиционно идущий в числе фаворитов, мог бы в этом с ней поспорить. Как минимум, своим прославленным Хази, который семь лет подряд не отдавал титула чемпиона. Над Дворцом шахмат, напоминающим гигантскую шпульку, уже полгода развеваются флаги пятидесяти двух планет, принимающих участие в чемпионате мира. Но сегодня спор идет только между двумя флагами – и это не привычные зеленый с белым цвета содружества Реи и Локс, не черно-желто-красный флаг Цемекиса. Сегодня против Ви-Плесси поднимается лиловый с серебром флаг Амои. Амойцы – новички в шахматах: по времени, но не по умению. Долго соблюдавшая режим полной изоляции планета дебютировала пока всего в одном виде спорта, но быстро добилась впечатляющих результатов. Прошло всего несколько лет с момента появления Амои на международной шахматной арене, и вот уже сегодня ее претендент играет с многолетним чемпионом Кассом Газналом. Поначалу замкнутых амойцев мало кто принимал всерьез. Никто не верил, что их спортсмены, выросшие под постоянным гнетом системы, могут на равных участвовать в игре, где требуется дерзость и полет ума. Но лучшие аналитики спорта ошиблись в прогнозах: в первом же чемпионате амойцы показали достойные результаты, оказавшись в середине турнирной таблицы. И дальше они двигались только вверх. Но отношение к ним по-прежнему остается настороженным, только теперь потому, что все осознали: это серьезные противники. Юниоров Амои тренеры давно уже ставят в пример своим воспитанникам: молодая шахматная поросль уверенно завоевывает призовые места в чемпионатах Первой зоны. Не обходится и без слухов, конечно. Например, делегация Амои разместилась поодаль от всех остальных, в отеле, находящемся по ту сторону залива Полюса. Они почти не контактируют с прессой, их претендент не дает интервью, за него это делают секунданты. Говорят, это потому, что они бдительно охраняют шахматные секреты. По столице из уст в уста передается слух, якобы подходы и подъезды к отелю, где живет их делегация, круглосуточно патрулируются силами самообороны Амои. Впрочем, крупнейшие гроссмейстеры и аналитики не предрекают дебютанту победы. «Газнал, - говорит международный гроссмейстер Али Бен-стор, - обладает безупречным композиционным мышлением. К тому же он теоретик этюдной композиции. Я бы сказал, что у претендента шансы на победу невелики. Вопрос ведь в том, почему он вообще вышел в финал. А в этом цикле многие сильные игроки просто выбыли из игры – не участвовал ни Грейзман, ни Хази, ни Люмс. Нет, я не хочу сказать, будто амойский претендент плохо играет. Но это участие для него, как и для всей команды – большой аванс». В ходе межзонального чемпионата один из участников, представитель планетной системы Сиги, имя которого пока не разглашается, был уличен в использовании компьютерного симулятора. Первым об этом заявил Виганд. В своей авторской передаче «Восьмая горизонталь» он освещал очередной этап турнира и обратил внимание на то, что один из участников показывает необычно результативную игру. «Как правило, он держался в районе 15-20 места, и тут вдруг взлетел по рейтингу до третьего. Это показалось мне очень странным», - говорит Виганд. «Если судить объективно, на этом стоило закончить, но любой шахматный эксперт способен заметить кое-что еще – например, то, что игра этого участника стала неестественной. Он никогда не демонстрировал такого удивительного композиционного мышления… Но тут я, конечно, не мог ничего доказать». Виганд заключил, что это похоже на игру с использованием компьютерного симулятора. Условия проведения турнира таковы, что возможностей использовать компьютер для расчетов не было. Но предположение Виганда, подкрепленное его авторитетом в шахматной среде, было воспринято настолько серьезно, что помимо стандартной проверки игровой площадки на передающие устройства, был проведен и осмотр игроков. В ходе осмотра выяснилось, что подавляющее большинство игроков использовали стимуляторы мозговой деятельности. Подозрительный же участник оказался, как ни странно, чист. Но шум в прессе уже нельзя было унять – общественность требовала выяснить причины столь заметного увеличения результативности игры. Устроители турнира были вынуждены направить игрока на томограмму головы. Снимки обещали опубликовать через два дня, но по истечении срока никаких снимков не появилось. Виганду, как кровно заинтересованному в том, чтобы проверки хоть что-то нашли, удалось окольными путями выяснить, что на срезах в мозге участника просматривается некое образование, чуждое тканям мозга. Дальше события разворачивались стремительно. Игрока дисквалифицировали под предлогом нездоровья, и пока задним числом подписывали приказ о дисквалификации, его направили на биопсию. Биоптат оказался искусственного происхождения. Не вдаваясь в сложные технические подробности, можно сказать, что в мозг участника было установлено что-то вроде приемника. Этот биологический имплант путем излучения на выделенной частоте передавал прямо в мозг информацию о наиболее удачных ходах и выгодных стратегиях. Представители системы Сиги, впрочем, не сдавались. Они заявили, что сам факт способности импланта принимать определенную частоту еще не доказывает, что его использовали для подсказок. Реноме их это уже спасти не могло, но нависшую угрозу пожизненной дисквалификации они еще могли отвести. Но удача им явно не сопутствовала. Нашелся некий молодой человек, любитель передач на дальние расстояния. С какой-то целью он присутствовал тогда на матчах и поймал сигнал – сигнал этот сохранился в памяти его приемника. После расшифровки оказалось, что он действительно содержал шахматную нотацию. Участника дисквалифицировали пожизненно. Разумеется, всем было очевидно, что Сиги эту технологию разработала не сама. Не составило труда выяснить, что следы ведут на Амои. Ее высокоточные биоимпланты с закрытым кодом давно уже продавались нескольким планетам Федерации, но тут явно была продана сам технология, поскольку аналога среди легально производимых амойских изделий найти не удалось. В ответ на обвинения в нелояльности Федерации и нарушении права преимущественной продажи ноу-хау Амои заявила, что разрабатывала эту технологию для других задач и не ответственна за нецелевое применение собственных разработок. «К тому же», заявил представитель Амои, - «мы продали тот исходный код, который у Федерации уже давным-давно имеется. Модификации осуществляла другая сторона, и нам об этом ничего не было известно. Мы потрясены не меньше вас. Печально видеть, как игра, что так достойна восхищения, становится полем для мелкого мошенничества и подлога». Вероятно, просто из желания сделать хоть что-то, хотя бы в качестве паллиативной меры, амойские игроки тоже были подвергнуты проверке. Но она оказалась безуспешной. Сейчас Шахматная федерация рассматривает вопрос об обязательном медицинском освидетельствовании игроков перед партиями. Пока неизвестно, будет ли принято такое решение, но уже сейчас можно сказать, что реакция на него будет неоднозначной и по большей части болезненной. Вполне возможно, что многие ключевые игроки покинут шахматы, где, как выразился гроссмейстер, пожелавший остаться неизвестным, «больше нет ни доверия, ни уважения».