Kids will be fine

Когда Торин увидел Бильбо перед собой два дня назад, на мгновение он серьёзно задумался о состоянии своей головы. Ему, как и любому гному, было достоверно известно, как складывается жизнь тех, чья Единственная Любовь отказывается от любви или погибает, но никогда ещё он не слышал о галлюцинациях. Или это так только с ним из-за пережитых смерти и воскрешения? Наказание Махала? Честно говоря, опомнился он только после того, как маленькая, пыльная после падения ладонь, с едва заметными маленькими мозолями, обожгла колючую щеку. Довольно сильный удар протрезвил его, но, вместо того, чтобы обратить свой осознанный взор на Бильбо, он обратил его к прибежавшему на шум Фродо. Маленький мальчик со смоляными кудрями и красивыми голубыми глазами сначала вызывал у Торина нежность, потому что король, несмотря на всю свою суровость, питал огромную любовь к детям, ведь в их народе они, наравне с женщинами, считались огромным чудом и благословлением Махала. Но потом мыслительные процессы заработали в голове, и он понял, что потерял всё. Мальчик был не сильно похож на Бильбо, но отчего-то по тому скрытому от других огоньку в глазах Торин понял, что они родственники. В голову настойчиво лезла мысль, что жизнь, всё-таки, наказывает его за содеянное, причём одним из самых жестоких образов. Только он подумал о том, что надежда на счастье ещё осталась, как это и без того хрупкое сооружение развалилось, оставив после себя только грохот сердца в ушах и единственную горящую красным мысль: «Он уже не мой и теперь никогда таковым не станет. Он женат и у него ребёнок». Нужно ли говорить о том, какое облегчение испытал Торин, когда тем же вечером Бильбо раскрыл тайну совместной жизни с Фродо, который, несмотря ни на что, вызывал у короля симпатию к своей неумолимо любопытной натуре и интересу к чему-то новому, который был присущ и его дяде? Надежда запылала в сердце Торина с ещё большей силой, а поведение хоббита, старающегося всеми силами не выказывать своего смущения, только сильнее подталкивало его к действиям. Но то, как его напор, сокрытый во взгляде, напугал и смутил Бильбо, заставил немного себя сдержать и протрезветь. Потому что одно дело, когда влюблён Узбад небольшой кампании по высвобождению Одинокой горы, а совсем другое, когда влюблён коронованный Король-под-Горой. Возможно, когда-то у простого Торина Дубощита была возможность открыть свои нежные чувства простому хоббиту из Шира, но у Короля гномов такой возможности не было. Слишком много ответственности, слишком много правил, которые нужно выполнять, и традиций, которые король должен блюсти в первую очередь, чтобы подавать пример. Это правило касалось всей королевской четы, но, осознав, насколько больно терять что-то столь важное, как любовь, Торин просто не может запретить Кили жениться на эльфийке, даже если это кажется ещё худшим, чем его собственные чувства к менее отличному от гномов хоббиту. У него вся ночь прошла в размышлениях об этом, и уже перед самым рассветом Торин решительно заставил себя забыть обо всём, оставить их с Бильбо отношения дружескими и оставить за собой возможность использовать данные привилегии, чтобы один из самых верных друзей гномов и его племянник всегда жили в достатке и были уважаемы в любом из подгорных народов. Возможно, из-за своих ночных терзаний, а, может, из-за оставшейся в организме слабости, Торин проспал подъём, наверное, впервые в своей жизни со времён раннего юношества. Но подскочил он с постели как раз вовремя, потому что его небольшая компания уже опустошила запасы своего дорогого друга Взломщика, скрыла все следы кражи и собиралась тайком покинуть нору, чему и помешал вышедший Узбад, осмотревший их уставшими и кипящими яростью глазами. — Извольте объясниться, господа,— прогремел сквозь зубы Торин и вся команда неосознанно выпрямилась. — Мы идём в поход, дядя, — ответил шёпотом Кили, стараясь делать свой голос как можно более спокойным. — А вы, случайно, никого не забыли? — всё также злостно шипел Король, угрожающе сложив руки на груди. Голова и без того болела от не самой лучшей в его жизни ночи, а тут ещё и заговоры какие-то плетутся за его спиной. Чудесный день, катись он в пекло кузницы Махала. — Мы подумали, что тебе будет лучше остаться здесь, Торин, — вступил в разговор Балин, позволяя себе подобраться к Королю поближе и успокаивающе положить свою руку тому на напряжённое плечо. — Отдохнуть и разрешить все свои вопросы с нашим мастером Взломщиком. — Какие ещё вопросы? — рычит Торин и жмурится, потому что выходит слишком громко. — Женитьбы, конечно! — одновременно шепчут братья, да таким тоном, словно говорят очевидные вещи умалишённому. — О чём вообще речь? Какая к Махалу женитьба, ещё и на мистере Бэггинсе!? — взрывается недовольством Торин и надеется, что выходит не слишком громко, чтобы разбудить хозяина дома. — Мы надеялись, что очень скорая, с прекрасными пиршеством, а, желательно, совмещённая с женитьбой Кили, — отвечает невозмутимо Глоин, чем заставляет Короля перевести на него всё своё внимание и застыть с удивлёнными лицом. — И ты туда же? А традиции? Бильбо же не гном, тем более не королевской крови и, в конце концов, он мужчина! Я же король, вы сами должны понимать, что за собой несут любые мои действия. — Вот именно, Торин, что ты король! — вскидывает руки Глоин и занимает место Балина, прикасаясь в успокаивающем жесте к плечу давнего друга и своего Узбада, — Ты лучший из гномов, которого я когда-либо знал, и ты заслуживаешь счастья, как любой другой достойный гном! Даже если ради этого нужно нарушить наши традиции. К тому же, могу сказать, мистер Бэггинс один из самых лучших кандидатов, если не самый лучший. Не знаю даже, существует ли в мире кто-то ещё, заслуживающий столько же признательности всего нашего народа, нежели этот храбрый хоббит. Тебя никто не посмеет осудить, а если и найдутся смельчаки, я лично буду слать их к гоблиновой бабушке! — Но… — попытался ответить что-то Торин, даже не замечая того, как перешёл на всеобщий. — Мы всё видим, дядя. Видим, как ты смотришь, — послышался раздражённый голос Фили. — Ты говоришь, что мы упрямые болваны, а сам ведёшь себя так же! — ворчит недовольно Кили, надувает губы и складывает руки на груди. — Вы не поедете одни, — шипит упрямо Торин. — Нет, Торин, именно это мы и сделаем, — возражает Глоин, — Я по себе знаю, какого это — обрести, к тому же ты всё ещё слаб, чтобы продолжать дорогу до Эред Луина. Ты можешь отрицать это сколько угодно, но я вижу, что тебе плохо от долгих поездок и походных условий. И без того сорвался почти сразу и проделал такой путь. Теперь, будь добр, отдохни, а мальчики достаточно взрослые, чтобы самим справиться с собственной матерью, они ей помогут. И, прошу тебя, не упусти свой шанс. Торин грубо ругается на подгорном языке и слышит шум из кухни. — Имейте в виду, что просто так это вам с рук не сойдёт, — говорит он зло, после чего идёт навстречу своей судьбе, медленно превращающейся в постоянную головную боль.

***

Слова Бильбо тем вечером грубо врезались в сознание. Торин вертелся в кровати, стараясь прислушиваться больше к своему дыханию, нежели к мыслям, но те всё равно доставали его, заставляя очередные ножи вонзаться в сердце. А ведь в какой-то момент он поверил, что у них может что-то получиться, что они смогут забыть своё ужасное прошлое и начать писать новое будущее, в котором будут вместе до самой смерти. Ему даже была в радость мысль помогать растить Фродо и перевезти их всех в Эребор, конечно, с согласия хоббита. Но все надежды превратились в прах от слов Бильбо. Боль… Торин никогда не задумывался над тем, что мог принести ему только её. Что их знакомство, по сути, оказалось ошибкой, а он, дурак, поверил, что ещё не всё потеряно! Да над ним, наверное, громко смеются все предки, поглядывая с высоты горы Махала. Но ведь не выдумал же он себе эти взгляды? Эти долгие гляделки через костёр, объятия на скале и крепкую хватку на его слабеющей руке? Неужели эти чувства принесли его дорогому хоббиту только боль? Торин перекатился на другой бок. Рассвет уже стучался в окно, а сна ни в одном глазу. Он тяжело вздохнул, вновь перевернулся на спину и вгляделся в невысокий потолок. Розовые солнечные лучи медленно ползли по стенам, но петухов слышно не было, только тёплый летний ветер залетал в комнату, шумно играясь с коротенькими зелёными занавесками. Торин втянул носом воздух и со свистом выпустил его, перед тем как подняться с кровати, натянуть на себя свою синюю тунику, ремень, схватить с тумбы расческу, которая отправится в небольшой кармашек, и уйти прочь из норы. Возможно, где-то на грани сознания он думал уйти насовсем, но потом в голове всплыл образ Бильбо, и здесь невозможно было не поддаться желанию остаться, чтобы ещё немного побыть с ним. Даже если придётся оставить все свои попытки ухаживать и тем более предложения отправиться в Эребор с ним, как с мужем. Торин тихо прикрыл за собой круглую дверь и так же тихо справился с маленькой калиткой, чтобы после пуститься по извилистой тропинке, в надежде, что та выедет его к более тихому месту, скрытому от чужих любопытных глаз. Первые петухи ещё не запели, так что большую часть пути король прошёл в спокойствии, а потом перед глазами встал небольшой пролесок, внутри которого слышался шум реки или ручья. Когда небольшой, но буйный ручей оказался у ног гнома, солнце уже полностью поднялось из-за горизонта, а издали слышались беспощадные по отношению к засоням-хоббитам крики петухов. Торин нашёл удобное местечко под высоким дубом, возле которого и обосновался, откидываясь на спину и прикрывая глаза. Какофония лесных звуков привела его уши в восторг, ведь, как бы подгорный король не любил свои подземные владения, находиться на свежем воздухе в лесу рядом с водоёмами было непередаваемо прекрасно. Пение птиц, журчание воды и шелест листьев напоминали ему о походе, о странствиях по Средиземью, о детстве, в котором он время от времени сбегал из-под надзора отца и сидел на опушке Лихого Леса, когда тот ещё не был во власти Скверны. Воспоминания сменились всеобъемлющей грустью, которая крошечной капелькой скатилась по щеке. Ему так сильно хотелось оказаться рядом с отцом и матерью, сказать им, что он справился, что его народ больше не будет страдать, услышать, что они гордятся им. Хотелось поделиться своими чувствами по отношению к хоббиту, спросить совет, который помог бы ему не наделать ещё больше ошибок. Но потом Торин открыл глаза и взялся за небольшой золотой гребень, украшенный прекраснейшими рубинами и изумрудами, складывающиеся в силуэты алых роз. Он любовно провёл пальцами по цветам, вспоминая, как матушка расчесывала свои шелковистые волосы, сидя поздно вечером напротив камина, и рассказывала, как отец подарил ей этот гребень на следующий день их знакомства. Спустя столько лет, из головы Торина ушли почти все воспоминания о матери, но этот образ отпечатался, оставаясь нестираемой гравировкой в сознании. И каждый раз, когда его одолевают тяжелые мысли и чувства, этот гребень неизменно оказывается в руках, а после медленно распутывает непослушные пряди. Уход за своими волосами для гномов был неотъемлемым ритуалом, но для Торина в подобные этому дни ритуал становился медитацией, позволяющей отключиться от всего. Весь мир сужался до шума ручья, шелеста листьев, пения птиц и бережно скользящему гребню. Когда Торин очнулся, на улице уже вечерело, но голова, наконец, опустела. И хотя на сердце продолжал покоиться тяжелый камень, теперь он мог с новыми силами жить до приезда семьи. По возвращении в нору он постарался вернуть всё в своё русло, но в воздухе отчетливо висело напряжение между ним и Бильбо, отчего, спокойствия ради, Торин уделил как можно больше своего внимания Фродо, который от такой инициативы радовался пуще прежнего. Они с таким интересом проводили друг с другом время, что даже не заметили пару сожалеющих глаз, наполненных скрытой где-то глубоко в себе болью.

***

Прошло уже несколько дней с того разговора, за которые не произошло практически ничего. Бильбо занимался своими делами и встречался со всеми в основном только за приёмами пищи, Фродо носился по двору и лазал по деревьям в поисках эльфов, а по вечерам приставал к Торину с просьбами рассказать что-то из своих приключений. А сам Узбад взял себе за привычку брать в руки гребень и сразу после завтрака уноситься в тот самый пролесок, к тому самому дубу, чтобы по-своему помедитировать и к вечеру вернуться в хорошем расположении духа. Стоит заметить, что за эти дни Торин и Бильбо почти не разговаривали. Перекидывались парой любезных фраз за завтраком или ужином, а в остальное время единственным разговорчивым оставался Фродо, который, казалось, не замечал напряжения между дядей и гномом. И, в принципе, Торина такой порядок вещей устраивал… бы. Если бы не сжимающееся при любом взгляде на Бильбо сердце и сладкие сны, в которых хоббит никогда не говорит тех жестоких вещей. В которых Торин никогда не говорит тому ещё более жестоких слов, но многим ранее, в Эреборе. Каждый свой поход в пролесок он сопровождал бесконечными мыслями о том, насколько правильно поступал раньше, чтобы его дорогой хоббит так думал. И любой вывод приводил его только к тому, что он провалился по всем фронтам перед Единственным ещё в самом начале их знакомства. И самыми страшными для него казались те слова, те вещи, о которых он думал и которые едва не исполнил в жизни, когда Трандуил принёс Аркенстон, когда Бильбо признался, что предал его, потому что больше не видел в нём того Короля, за которым пошёл в поход. Сейчас он понимал, насколько ужасным был его поступок, но менять что-то, как оказалось, было поздно. Поэтому Торин продолжал приходить в это место, продолжал заниматься своими волосами и отрастающей бородой и много, очень много думать. Иногда мысли заводили его так глубоко, что время пролетало с огромной скоростью, а звуки вокруг стихали. Так случилось и сегодня. Он плотно позавтракал в компании любимых хоббитов, старательно делая вид, что не замечает электричества в воздухе, когда пересекается глазами с Бильбо или пытается с ним разговаривать. Делая вид, что не помнит снов, навещающих его этой ночью, бороздящие свежие раны только сильнее. А потом, от души поблагодарив хозяина за столь прелестный завтрак, взъерошив непослушные кудряшки Фродо, вышел на уже знакомую тропинку, наконец стирая с лица умиротворенное выражение и погружаясь в свои мрачные мысли. Наверное, из-за этих самых мыслей его воинские привычки отошли на второй план, и он даже не заметил, как кто-то очень любопытный крадётся следом. Ничего неподозревающий Торин дошёл до излюбленного дуба, задумчиво погладил шершавую кору на стволе и сел, наконец замечая прямо перед собой Фродо. Удивление застыло на лице Короля, который постарался как можно скорее стереть его и открыть рот. — Фродо, ты что тут забыл? — изумлёно интересуется Торин, наблюдая за хоббитом. Тот отвечать не спешит, складывая руки на груди и хмуря свои тонкие брови. Выглядел мальчик в этот момент очень по-взрослому строго, от чего вызывал только большее умиление, выдать которое Торин себе не позволил, дабы не спугнуть настрой ребёнка на какой-то, очевидно, очень важный вопрос. — Вы с Бильбо поссорились? — вот так прямо в лоб выдаёт Фродо, спустя некоторое время хмурого молчания, и подходит ближе к ошалевшему от такой наглости некогда очень смущённого мальчика гному. — С-с чего ты взял это? — отвечает вопросом на вопрос Торин, старательно натягивая на лицо лёгкую улыбку, чтобы хоть как-то разрядить напряжённую обстановку. Вот уж никогда бы он не подумал, что маленький мальчик сможет вызвать у него столько нервозности одним своим видом. — И ты туда же! — злится Фродо, вскидывая руки и топая ногой по земле, — А дядя говорил, что гномы прямые, как палки, — пробубнил он последнюю фразу себе под нос, но так, что Торин всё равно её услышал, после чего расстроенно упал на землю рядом с ним. Некоторое время Торин так и сидел, уставившись ошеломлёнными глазами в то место, где до этого стоял Фродо, стараясь переварить произошедшее, пока рядом не послышался всхлип, от которого по телу прошлись мурашки. Гном поспешно пришёл в себя и повернулся к плачущему мальчику, заботливо притягивая его к себе в объятия, позволяя уткнуться лицом в плечо и маленькими руками обнять за шею. В голове от этого чередой пронеслись моменты, в которых он всегда успокаивал своих младших брата и сестру, а после чувствительных Фили и Кили. От этих воспоминаний на сердце появилась грусть по временам, когда он был счастливее из-за понимания, что для них всех он когда-то был тем щитом, который никогда не подведёт, тем, кто вёл их по дороге взросления. А сейчас стал не нужен, ведь брат давно умер, а сестра с племянниками и сами уже выросли. Он неосознанно прижал Фродо к себе ближе и дождался, пока он успокоится, чтобы отстранить от своего плеча, стереть большими пальцами с пухлых щёк слёзы и осторожно, со всей имеющейся в душе заботой, прикоснуться губами к прохладному лбу. — А теперь, Фродо, спокойно расскажи мне, что случилось, — предложил Торин, давая вновь погрустневшему мальчику снова притянуть себя в объятия за шею. — Я просто хочу, чтобы ты не уходил! — прохныкал Фродо в шею, опять начиная хлюпать носом. Торин успокаивающе похлопал его по спине и погладил по волосам, а потом ему в голову пришла мысль, как можно успокоить достаточно чувствительного мальчика, ну или попытаться. — Давай так, — начал гном, отодвигая хоббита от себя, — Садись мне на колени, а я пока расчешу твои волосы, а то негоже таким уважаемым господам ходить с неухоженной головой. Фродо утёр рукавом своего зелёного летнего кардигана слёзы и кивнул, тут же поворачиваясь спиной и устраиваясь удобнее на коленях гнома. Стоило только гребешку начать медленно распутывать действительно спутавшиеся кудряшки, мальчик расслабился, и Торин, наконец, заговорил. — Фродо, ты же знаешь, что я король? — как можно осторожнее спросил гном и, дождавшись согласного мычания, продолжил, — Тогда ты должен понимать, что меня ждёт королевство, и я не могу его бросить, как бы сильно не хотел остаться с тобой и Бильбо. — Тогда возьми нас с собой! — воодушевлённо предлагает Фродо и даже слегка подпрыгивает на месте. — Я бы с удовольствием взял вас, но это очень длинный и, возможно, опасный путь. Я не уверен, что дядя Бильбо согласится пойти, — ровно отвечает Торин, стараясь успокоить этим вспыхнувшую в ребёнке надежду и заглушить тупую боль в груди из-за этих слов. — Он так много рассказывал мне о вашем походе, про всех-всех, кто с вами был, про опасности и про тебя! Так что я просто не понимаю, почему мне нельзя тоже увидеть это всё, — дуется Фродо, и Торин почти видит, как на его лице расцветает вселенская грусть, — Ты и Бильбо можете меня защитить, я знаю! Я здесь, в Шире… Торин, меня здесь не любят, как и Бильбо. Он тут несчастлив, я вижу, хотя дядя и пытается это скрывать, чтобы, как он говорит, я вырос порядочным хоббитом из Бэг-Энда! Но если мы останемся тут, я уверен, дядя будет очень несчастен, особенно, если уйдёшь ты! — Почему это Бильбо будет несчастен без меня? — вскидывает бровь Торин и заглядывает в лицо Фродо через голову. — Потому что он тебя любит, Торин! — отвечает хоббит с таким видом, мол это всем ясно, а потом вдруг хмурится, — Или уже не любит, потому что вы поссорились. В глазах Фродо вдруг мелькает такая огромная печаль, что у Торина просто не поворачивается язык сказать что-то плохое… Точно не Фродо, а вот одному глупому, самонадеянному хозяину Бэг-Энда ему ох сколько всего нужно сказать. Да так, что язык зачесался.

***

У того дуба они просидели ещё некоторое время, пока Торин заканчивал расчёсывать кудрявые волосы и пытался объяснить Фродо, почему ему нельзя заплести такую же косичку. Поэтому домой вернулись до темна и уже с порога получили хороший нагоняй от крайне взволнованного, даже почти взбешённого Бильбо. Больше всего досталось, конечно же, Фродо, который без предупреждения смылся из-под надзора дяди и убежал непонятно куда. Следом получил более мягкий выговор и Торин, за то, что не привёл пропажу обратно сразу же, как заметил её. На что, в общем-то, не получил никакой реакции, а только сжатое извинение и обещание в следующий раз поступить иначе. — Ага, как же, следующий раз! — причитал Бильбо, нервно накрывая на стол для раннего ужина, — Да я седым останусь раньше времени, если такое ещё хоть раз произойдёт! Наблюдая за тем, как сильно печётся о племяннике Бильбо, прежний запал Торина высказать любезному всё, что думает о нём и его играх в Мать Спасительницу, слегка угас. Теперь он понимал, почему хоббит не хочет говорить правду и давать им шанс на что-то, понимал, чего он боится, хотя и не в полной мере, но отступать от своих намерений Торин всё равно не собирался. Ведь от каждого взгляда на Бильбо в его голове эхом раздавались слова всех тех, кто когда-либо рассказывал ему о том, каково это — обрести своего Единственного. Каково это — любить и быть любимым в ответ. Это придавало уверенности, хотя ту и пытались сбить со своего курса разного рода мысли, в которых ему говорили, что Фродо мог ошибиться, что он сам мог неправильно истолковать поведение Бильбо. Но он знает, что видел. Даже если сейчас хоббит вёл себя странно, Торин всё равно намерен узнать, почему это так. А главное — попытаться склеить воедино всё, что ещё можно. Ели они в тишине, хотя Торин был уверен, что переволновавшийся Бильбо закидает их расспросами. Но, вопреки всем ожиданиям, хоббит сидел, уткнувшись хмурым взглядом в свою тарелку, но даже не прикоснувшись к еде. Фродо же наоборот, казалось, так проголодался, что съел всё за считанные секунды и уже принялся опустошать тарелку со сладким пирогом. К Торину, наблюдавшему за ними, аппетит тоже не шёл, но чтобы старания его дорогого хоббита не прошли даром, он съел пару ложек невероятно вкусной похлёбки. Похлёбки, которую его научил готовить Бомбур, и которую он усовершенствовал, подстроив вкус под себя и создав из одного вкусного блюда другое, ещё более невероятное. Теперь Торин окончательно убедился в том, что его обвели вокруг пальца, когда говорили, что поход принёс Бильбо только боль и разочарование. А ещё удостоверился, что его мастер Взломщик совершенно не умеет врать и придерживаться своей же легенды. Пока Бильбо ушёл мыть и укладывать в постель клюющего носом Фродо, Торин, вопреки всем просьбам хозяина норы, взялся за уборку стола и мытьё посуды. Ему нужно было немного подумать, а ещё заварить чаю, потому что разговор обещал быть долгим и, скорее всего, сложным. В голове невзначай всплыли слова хоббита о традициях ухаживания через еду, а следом за ними те размытые воспоминания в Эреборе, когда он подарил ему кольчугу из митрила. Он ведь так и не рассказал Бильбо, что значит столь щедрый подарок, поначалу из-за болезни, которая заставляла его выполнять все желания сердца безотчётно, а сейчас ему даже неизвестно, сохранил ли хоббит это напоминание. За этими мыслями он даже не заметил, как их главная фигура появилась на кухне, смущённо наблюдая за тем, как Торин совсем по-хозяйски расставляет вымытую посуду по местам и ставит чайник на огонь. Поэтому когда гном неожиданно замечает его и ловит за наблюдением, то видит, как Бильбо вздрагивает и опускает неловко глаза, начиная бегать по кухне в поиске чайного сбора, сахарницы и кексов. — Я же говорил, что сам уберусь, — ворчит он недовольно, замечая на столе две чистые чашки и начиная кружить над ними. — Мои руки не отсохнут, если я один раз помою посуду после общей трапезы, — буднично отвечает Торин и видит, как распахиваются от этого глаза Бильбо. И нет, хоббит удивился вовсе не смыслу слов гнома, а неожиданно пропавшему напряжению в голосе, которое заставляет сердце остановиться ненадолго. Он замирает над чашками, стараясь выровнять сбившееся дыхание, а Торин незаметно улыбается уголками губ, отчаянно борясь с желанием подойти и обнять его. Обоих от неловкости спасает вскипевший чайник и возня с завариванием сбора мятного, как понял по запаху Торин, чаю. Они не уходят в столовую, а уютно усаживаются друг напротив друга за кухонным столом, где посередине стоит большая тарелка с ароматными морковными кексами, которые вчера пекли Бильбо и Фродо, пока Торин прятался у ручья. Это впервые за прошедшие три дня они сидят вот так вот вместе, вечером, за чашкой чая, с кексами. Если не впервые со дня их знакомства. По Бильбо видно, как ему непривычно от резко сменившейся между ними атмосферы, а Торин совсем не спешит начинать разговор, давая себе насладиться горячим чаем и невероятно вкусной выпечкой, которую так и не оценил прошлым вечером. Он заметил, как вздрогнул хоббит, когда довольное мычание разнеслось по всей кухне, и как задрожали руки, подносящие горячий, успокоительный напиток к губам. И решил больше не издеваться над бедным Бильбо. — Мастер Вор, нам, кажется, пора поговорить, — прерывает тишину спокойный голос, который, якобы, должен помочь мягко преступить к разговору, но в итоге приводит только к тому, что взволнованный хоббит давится своим чаем от удивления. — Кто, — сквозь кашель говорит Бильбо, — Валар… — вздыхает он, когда жидкость выходит из лёгких и воздух в них попадает без препятствий, — Кто так делает?! — Прости, Бильбо, я не думал, что напугаю тебя! — Ага, как же, ты вообще никогда не думаешь! — взрывается вдруг хоббит и, уже раздражённый, подрывается с места, намереваясь покинуть кухню, чего сделать ему не даёт крепкая хватка на запястье. — И что же выстроило в тебе такое мнение обо мне? — всё также спокойно спрашивает Торин, только крепче удерживая руку хоббита. А вот Бильбо, напротив, от такого спокойствия гнома вспыхивает только сильнее. Прошедшие два года были ужасными, последняя неделя оказалась ещё хуже, так что он достаточно накопил в себе, чтобы сейчас выпустить все свои чувства на наглого, упрямого, невыносимого гномьего короля. — А вот я тебе сейчас и расскажу, Торин Дубощит! — шипит почти Бильбо, резко поворачиваясь к гному лицом, чтобы смотреть прямо в глаза, и утыкаясь пальцем в крепкую грудь, — Ты чем думал, когда кидался на Азога в первый раз? Чем ты, ради Эру, думал, когда делал это во второй раз?! Ты хоть понимаешь, какую боль мне принёс, хоть на секунду можешь представить, какого это, когда твой любимый говорит тебе жить дальше, а сам умирает на руках?! А потом появляешься тут, как ни в чём не бывало, а мне дальше жить с мыслью, что если бы не Фродо, то я… Я бы… Да что ты вообще понимаешь! Я просто хочу, чтобы мой мальчик жил спокойно, потому что в Шире его дом, потому что тут его ждёт ещё что-то, в отличии от меня, а ты только сильнее распаляешь в нём желание уйти от счастливой жизни! — Бильбо вдруг замолкает, рассматривая лицо Торина, который от любви и боли за любимого, за то, что он, оказывается, пережил, замер с нечитаемым выражением лица. А потом глаза его наполняются слезами, и он слабеющими руками, одна из которых до сих пор оставалась в захвате ладони Торина, бьёт по часто вздымающейся груди, — Оставь, оставь меня в покое! Пока я думал, что ты мёртв, я мог ещё жить с этой болью ради Фродо, а теперь, когда я знаю, что у меня нет и шанса, зачем ты смотришь на меня этими глазами! Зачем заставляешь думать, что у нас есть что-то, хотя тут и так ясно, что ничего не будет! Ты же глупый Король-под-Горой, а я простой хоббит из Шира. Бильбо знает, как глупо звучит со стороны, но чувства сами вырываются наружу, превращаясь в эти странные, возможно, излишне сентиментальные слова. Он хочет сказать ещё что-то, но Торин не даёт, прижимая плачущего хоббита к себе, как ещё днём прижимал к себе Фродо. Успокаивая, нежно лаская напряжённую спину свободной рукой, зарываясь носом в золотые шелковые кудри, как хотелось уже давно, наверное, с того дня, когда он сделал это впервые. В горле стоит ком от осознания того, как тяжело всё это время было его хоббиту, как долго они играли в молчанку, упуская из виду всё, лежащее на поверхности. В какой-то момент Торин не замечает, как нежно касается пахнущей цветами макушки губами и срывающимся голосом шепчет: — Тише, Ghivashel. Бильбо замирает на мгновение в его руках, после чего только сильнее заходится в слезах, сжимая в руках тёмно-синюю ткань туники и медленно оседая на пол. Торин опускается за ним, совершенно не обращая внимания на то, как, наверное, странно смотрятся они со стороны, обнимающиеся на полу посреди кухни. Он пуще прежнего бегает рукой по спине всхлипывающего Бильбо, на ухо шепчет что-то нежное на подгорном языке, чего даже не замечает, потому что собственное сердце колотится в груди как в тот день, когда он стал Дубощитом, потому что идёт это всё от души, которая давно добровольно сдалась в плен этих чудесных глаз и тёплой улыбки. Он тянет руку Бильбо, которую даже под страхом смерти не смог бы выпустить из своей, и касается тыльной стороны ладони губами, после чего целует костяшки и поднимает глаза на заплаканное лицо Бильбо, который наблюдал за этим, не моргая и тяжело дыша. — Я не могу, Торин, — говорит он хриплым, дрожащим голосом, — Я не могу, пожалуйста, даже если ты потом оставишь меня ради Эребора, будь рядом до того момента, прошу, мне больше ничего не нужно, только лишь немного почувствовать себя так, будто у нас был шанс, пожалуйста… — шепчет он последние слова, чувствуя, как задыхается от переполняющих его чувств. А потом Бильбо вновь вдыхает, когда чужие губы несмело прижимаются к его собственным. Торин столько раз представлял себе этот момент. В его голове это выглядело всякий раз по-разному; иногда милые прикосновения губами сразу после признания, иногда отчаянные, когда жизнь висит на волоске, и горячие, когда язык сплетается с чужим, а руки скользят по телу ниже. Но в реальности это было неловкое соприкосновение, горячие слезы на щеках Бильбо и дыхание сквозь бьющую всё тело дрожь. В одном он не ошибся точно — его губы на вкус как любовь, как сладкие морковные кексы, горячий чай с мёдом, первая малина или клубника. Они мягкие, податливые, хотя и дрожат, с крошечными царапинами от укусов. Торин не движется, давая себе насладиться этим ощущением самого первого прикосновения к чему-то такому желанному. Желанному ими обоими, так как дыхание Бильбо тяжелое, а глаза закрыты так крепко, будто он боится, что прикосновение исчезнет, стоит ему только чуть-чуть их открыть. Слёзы уже давно перестали течь по чужим щекам, а тело, напряжённое как струна, расслабилось, позволяя Торину прижать его к себе, чтобы наконец поцеловать по-настоящему. Всё также невинно и нежно, дабы не спугнуть этот наполненный влюблённостью момент, не изуродовать его лишней сейчас страстью и пошлостью. Они давно уже не дети и как никто другой знают истинную ценность настоящей любви, особенно такой крепкой. И если им нужно было пережить презрение, смерть и годы боли, чтобы сейчас, наконец, позволить себе капельку счастья, то оба были готовы пройти через это вновь. Без сомнений. Поцелуй закончился также неожиданно, как и начался. Торин выпустил чужие сладкие губы из плена своих, взял драгоценное лицо в свои руки и сцеловал с щёк и уголков глаз остатки горьких слёз, повел ладонью чуть выше, путаясь пальцами в шелковых кудрях, и, прижимаясь лбом ко лбу Бильбо, улыбнулся. До ушей, как сквозь воду, донёсся хриплый смешок, после чего уже в собственных волосах запутались маленькие ладони, пропуская пряди сквозь пальцы, а хоббит с улыбкой наблюдает за тем, как волосы спадают на плечи. И Торин клянётся, что готов сделать ради этой улыбки всё. Готов землю из моря достать, лишь бы его хоббит был счастлив. — Ты смотришь на меня так, будто съесть хочешь, — хихикает по-глупому Бильбо, только теснее прижимаясь ко лбу Торина, чтобы разделять с ним как можно больше воздуха. Гном на это только хмурится, после чего сгребает хоббита в охапку так, что они с грохотом летят спинами на пол и молятся, чтобы Фродо не проснулся. — Я просто люблю тебя, Бильбо Бэггинс, так сильно, что всё золото, все драгоценные камни меркнут, и остаётся только твой образ, — шепчет он в губы Бильбо, чувствуя, как быстро бьётся сердце в чужой груди. — Гномы влюбляются лишь раз в своей жизни, и это чувство настолько сильно, что нельзя описать словами… Я раньше не верил в это, но потом повстречал тебя, такого испуганного и нервного, — усмехнулся воспоминаниям Торин, — Тогда я думал, что Гэндальф ошибся, но любопытство заставило согласиться и посмотреть на твою реакцию. И это был первый раз, когда я ошибся на твой счёт, но даже несмотря на это, я продолжал слепо верить в то, что моё первое впечатление останется неизменным… Пока ты не спас меня, Бильбо. И после этого я понял, что не я выручал тебя весь поход, а ты. Ты спас меня от Азога, спас в Лихолесье и, самое главное, спас от самого себя. Я так глубоко благодарен тебе, Бильбо, и так виноват, что, боюсь, буду всю жизнь просить прощения за свои несправедливые слова. — Но… — попытался было сказать что-то хоббит, но Торин осторожно провёл кончиком своего носа по его, вынуждая вновь замолчать. — Дослушай, пожалуйста, — шепотом просит гном и смотрит прямо в глаза Бильбо, отмечая то, как дрожат пушистые ресницы, — Ты просишь меня быть с тобой, пока я не оставлю тебя, но что ты думаешь о том, чтобы мы были вместе всегда? Я никогда не делал предложения, да и к тому же это всё может оказаться очень поспешным, но я уверен, что наши чувства уже выдержали достаточно. Поэтому, многоуважаемый Бильбо Бэггинс из Шира, не окажешь ли ты мне большую честь, став моим мужем? Вместе с прекрасным королём в комплекте также идёт кучка шумных гномов и королевство Эребор. Бильбо прыснул, прикрывая рот рукой и ей же шлёпая улыбающегося гнома по плечу, но тут же посерьёзнел и сел, забрав с собой тепло и счастье, окутавшие Торина с головы до ног. — Я… Торин, — начал Бильбо, — Это всё звучит прекрасно, но если серьёзно, то ты действительно король, к тому же одного из самых закрытых на моей памяти народов, после лесных эльфов Трандуила. Я просто не верю, что это возможно… — Торин сел рядом, чтобы объяснить Бильбо, что это всё не так на самом деле, но встретился с холодной рукой на своих губах, — А даже если это и возможно, я просто не могу оставить Фродо. Во-первых, без него я не поеду, во-вторых, как я уже говорил, Шир — его дом, и если меня уже никогда не будут уважать в этих краях, то у него здесь есть будущее! Он унаследует Бэг-Энд, женится на прекрасной хоббитянке, заведёт кучку прекрасных детишек и… — Фу-у-у, — послышалось со стороны и Торин с Бильбо молниеносно перевели испуганные взгляды на сонного Фродо, лицо которого, несмотря на сонливость, очень ярко выражало отвращение, — Если у меня будет такая же семья, как у тётушки Лобелии, то я никогда не женюсь! — Фродо…! — начал было ругаться Бильбо, но его бесцеремонно перебили. — И долго ты там в разведчиков играешь? — поднимает насмешливо бровь Торин и раскрывает руки для объятий, в которые маленький хоббит прыгает с огромным удовольствием. — Вы тут шумели и я пришёл посмотреть, не воры ли, — оправдался Фродо, невинно пожимая плечами. — Смелый, прямо как твой дядя, — хмурится Торин, хотя глаза продолжают улыбаться, когда он кидает взгляд на Бильбо, лицо которого так и говорит, чтобы гном держал свой рот на замке, а иначе от любви до гроба останется только нежная затрещина. К слову, угрозу Торин пропустил, наклоняясь к зевающему мальчику, — А Бильбо когда-нибудь рассказывал тебе историю о том, как он пытался троллей обокрасть? — Фродо удивлённо вскидывает брови и отрицательно качает головой, — Ну тогда, слушай… Хоббитёнок заснул к концу истории, да так хорошо, что даже захрапел, чем вызвал у Торина и Бильбо улыбки. Они ещё некоторое время просидели на полу кухни, чтобы убедиться в том, что ребёнок спит достаточно крепко, и только после этого отнесли его в постель. Торин уложил Фродо в кровать, Бильбо подтолкнул одеяло, а потом они поочерёдно оставили по поцелую у него на лбу, перед тем как покинуть комнату и острожно прикрыть за собой дверь. Уже в коридоре они подарили друг другу одинаково нежные взгляды и словно подростки схватились за руки, чтобы по пути в собственные комнаты сорвать с желанных губ ещё парочку долгих, но всё таких же невинных поцелуев. Когда спина Бильбо прижалась к двери в свою спальню, Торин поцеловал его особенно нежно, крепко обнимая за талию одной рукой, а другой касаясь мягкой кожи лица. От этих чувств закружилась голова, и они, довольные, простояли так, прижимаясь друг к другу, ещё некоторое время. Наслаждаясь уединением и тишиной, в которой отчётливо слышалось тяжёлое дыхание и быстрое биение любящих сердец. — Сегодня днём, — прервал тишину Торин, перед тем как уйти, — Фродо сказал, что не хочет жить в Шире. Он поэтому ушёл, хотел узнать, почему мы поссорились, и не возьму ли я вас с собой в Эребор. Знаешь, он так сильно похож на тебя этим авантюрным духом. Моё предложение остаётся в силе до момента, когда ты будешь готов, даже когда мне придётся покинуть вас. — Доброй ночи, Торин, — только и ответил удивлённый Бильбо, тут же скрываясь за дверью. — И тебе, доброй ночи, Ghivashel.