N.O.A.

На балконе, где шумит летний вечер, в воздухе витает теплота уходящего дня, за стенкой, почти вплотную, слышится голос, тяжелый и спокойный, с оттенком задумчивости. — Когда-то люди думали, что смогут покорить космос. Они отправляли корабли за пределы этой планеты, искали другие миры, планеты среди миллиардов звёзд. Стремились дальше и дальше, туда, где свет звезд исчезает в бескрайних просторах тьмы. — Вы думаете? — Венти стоит, опираясь на перила, и смотрит на небо, где, на фоне розовых отблесков заката, уже проблескивают первые звёзды. — Когда я был в твоём возрасте, — раздаётся спокойный голос мужчины, словно размышляющий вслух, — мы всегда мечтали о звёздах. Думали, что однажды люди разлетятся по другим планетам, как птицы в небо. Тогда ещё говорили, что Вселенная бесконечна, что она полна других миров, как наш, только ещё больше, ещё необычнее. Юноша, прислоняясь к перилам, чуть наклоняет голову, будто боится упустить хоть слово. Он медлит, прежде чем спросить: — Хотите сказать, что есть другие планеты? Кроме нашей? — Да. Миллиарды, — мужчина слегка улыбается, хотя Венти этого не видит. — Все они вращаются вокруг своих звёзд, как наша вокруг Солнца. Там может быть жизнь, такие же города, как у нас. Может быть даже кто-то смотрит на свои небеса, думая о нас. — Но как это возможно? — в голосе Барбатоса звучит детская наивность. — Я всю жизнь думал, что наш мир единственный. Мы разделены на зоны, и за ними ничего нет. Разве может быть что-то большее? Мужчина на мгновение замолкает, будто оценивая, насколько наивен его собеседник. Затем, усмехнувшись, продолжает: — Это удивительно, не так ли? Как будто наш мир — это только крошечная точка в бескрайнем океане. Когда-то люди верили, что богини и боги управляют небесами и что они создали нас для жизни только здесь. Но это не так. Мы всего лишь одно из множества творений. Космос огромен, и мы в нём крошечны. Ты бы удивился, если бы увидел старые изображения галактик, звёздных туманностей. «Как это? — пальцы Венти немного нервно сжимают чашку с какао. — Много-много таких же миров? Но в школе нас учили, что остались только эти территории» Чувствуя себя словно в ином измерении, Барбатос едва дышит: — Но… у нас правит богиня. Она контролирует всё — и день, и ночь. Как может быть что-то большее, если она — единственная сила? Мужчина чуть смеётся, но в его смехе нет насмешки, только сожаление. — Когда-то люди думали так же. Тысячи лет назад. Верили, что есть кто-то, кто держит мир в своих руках, управляет всем. Но это только вера. Настоящая сила — в звёздах, в законах Вселенной, которые были здесь задолго до нас и останутся, когда нас не будет. Мы — просто крошечная часть всего этого.» — Это звучит так странно, — Венти задумывается, и его голос становится тише, будто он говорит сам с собой. — Я привык думать, что всё вокруг — это дар богини. Что мы живём в её мире, где нет ничего за границами… А ты говоришь о том, что есть целые другие планеты. Не могу поверить. — Ты не «привык», тебя так «приучили». Но поверь мне, юноша, реальность больше, чем любые легенды. Посмотри на эти звёзды. Они древние, гораздо старше нас и наших представлений о мире. Были времена, когда люди стремились их понять. И хоть мы не смогли покорить их, они научили нас тому, что наш мир — не единственный. Музыкант поднимает голову к небу, пытаясь увидеть в звёздах ту же глубину, о которой говорил мужчина. — А что случилось с теми, кто пытался достичь этих звёзд? Они вернулись? Мужчина молчит какое-то время, затем тихо отвечает: — Не все. Большинство из них потерялись в бескрайних просторах космоса, так и не вернувшись домой. Но они оставили нам свои мечты, свои стремления. И я думаю, это важно. Мы должны помнить, что всегда есть что-то большее, за пределами наших страхов и границ. Охваченный смесью любопытства и сомнений, Венти улыбается сквозь размышления: — Вы говорите такие вещи… Я вырос, веря, что мир — это только то, что мы видим, что богиня управляет нашей судьбой, а браслеты — это, пусть и ограничение какое-то, но ведь и обеспечение безопасности. — Мы — часть этой бескрайней Вселенной. И однажды ты это почувствуешь, когда посмотришь на небо и поймёшь, что там, далеко, есть нечто большее, чем любые легенды. — Разве то, что мы видим отсюда, то, что скрыто прозрачным куполом, это не просто красивая проекция, которую создает Ноа? — Верно, юноша. Даже настоящих звезд они вам не показывают. — Кто «они»? — шепчет. Дверь на балкон открылась с тихим скрипом, но этот звук заставил Венти вздрогнуть и даже подпрыгнуть на месте. «Ну, кто в такой напряженный момент будет дверью скрипеть», — мысленно ворчит, хоть и понимает, что это Сяо, и для него момент вполне обычный. Сейчас, судя по времени, он как раз должен был вернуться с работы. — Доброй ночи, юноша, — слышится голос за стенкой. — Доброй… — со вздохом отвечает Барбатос. — Ты зачем на балконе шатаешься? — Сяо приподнимает одну бровь. — Разве ты не говорил, что никто не должен знать, что ты здесь? — Ну, я же не называл ему своего имени. Вроде… — «Вроде»? — Ну… аха… так вышло, — парень пожимает плечами. — Я не помню. Сяо, а ты знал, что кроме нашего мира есть и другие? — Венти проходит в комнату. — Много-много других. — А, это тебе этот шизик рассказал? — Он, да. С ним интересно. Даже если он это всё придумал, — Барбатос плюхнулся на кровать. — Всё равно слушать его было интересно. — Как твой браслет? — Сяо опускает взгляд на белый браслет с зеленой полосой. — Не глючит больше? — Понятия не имею. Сколько я у тебя живу, столько я им не пользуюсь. Разве что время посмотреть. — А анкеты в конце дня? — Не заполняю. — Всё это время? — У меня поблажки, — смеется. — Как у всех творческих людей. Ноа разрешает мне мелкие косяки по невнимательности. — Звучит неубедительно, — Сяо скрестил руки на груди. — И почему тогда Ноа до сих пор не прислала ко мне наряд полиции? — Справедливо. Что ты собираешься делать? Кто эти люди, что на тебя напали? Будешь и дальше жить у меня? — А нельзя? — его большие глаза, кажется, округлились ещё больше и выдали эмоцию жалости и мольбы. — Мне некуда идти… к тебе только? У меня нет никого. Кадзуха шатается непонятно где, другая часть команды — не те люди, которым я мог бы довериться, Альбедо живёт с охапкой кошек. — Методом исключения остался я, понятно, — Сяо снимает черную куртку со знаком «N» и бросает её на стул около окна. — Это звучит разумно. — Ты был первым, о ком я подумал… прости. Мне показалось, с тобой я в безопасности, но… если я тебе мешаю, я, конечно, могу уйти, — улыбнулся, вставая с кровати. — Сяо, — он медленно подходит к Алатусу и кладёт ладони ему на грудь, — скажи, я тебе мешаю? — шепчет. — Нет, не мешаешь, — спокойно отвечает тот. — Ужинать будешь? — Я приготовил мясо с овощами. — Хозяюшка, спасибо, — Алатус снимает черную водолазку. Пока он ищет домашнее худи, взгляд Венти прикован к его телу: рельефное, крепкое тело, несмотря на миниатюрное телосложение. Сяо прошел немало тренировок и подготовок прежде, чем стать полицейским. Как и все, он обучался почти десять лет прямо с момента, как получил «предназначение». Для Ноа нет разницы, будь то полицейский, врач или любая другая профессия, где по форме обязательна куртка с буквой «N», срок обучения будет десять лет. Возможно, поэтому подобные люди всегда выделяются в толпе. Полицию боятся, врачей уважают, политиков и госслужащих в большинстве своем просто игнорируют. А вот творческим людям повезло больше. Сроки их обучения варьируются и чаще всего составляют не больше пяти лет, и уже в семнадцать многие, кому Ноа предрекла славу, становятся восходящими звёздами. — Что-то не так? — надевая худи, Сяо поймал на себе пристальный взгляд бирюзы. — Нет… откуда у тебя шрамы? — Венти подходит ближе и касается пальцами плоского живота. Мягкие подушечки обводят неаккуратные рваные шрамы. — В детстве такого не было. — Неважно. Получил их в ходе обучения. По собственной невнимательности и глупости, — он перехватывает руку Венти за запястье и одергивает худи. — У меня завтра выходной. Пойду запущу стирку, нужно привести форму в порядок, тебе что-то нужно постирать? — Я и так в твоем хожу… — тихо отвечает тот, опустив взгляд на руку Сяо. — Ничего не нужно. — Разогреешь пока ужин? — Разогрею. «А что, если тот мужчина говорил не в прямом смысле? Может, каждый из нас — это отдельная Вселенная? — музыкант плетется на кухню, всё ещё ощущая на запястье хватку Сяо. — Тогда, каждый из нас состоит из множества звезд? Ярких, светлых, рассыпанных по всей Вселенной? Вот, у Сяо в глазах будто бы и правда целый мир». Сердце гулко ударило в грудь. Детская влюбленность, сильная и светлая, вдруг вновь дала о себе знать. Губы растянулись в слабой улыбке, а по душе уже разливается тепло. «Но ведь мы уже не те… Он полицейский, а я… это я, — вздыхает, разогревая сковороду на плите. — Интересно, если я поцелую его, Ноа на это как-то отреагирует? У него же нет пары, кажется. Мало у кого из полиции может быть пара. Но если Ноа не выбрала, это же не значит, что он сам тоже не может выбрать, да?» — О чем задумался? — Алатус выключает плиту, подойдя сзади. — Сгорит всё. — Ты не просил Ноа найти тебе пару, Сяо? — Венти обернулся, оказываясь между плитой и другом, прижимаясь к столешнице поясницей. — Когда-то давно? — задумывается. — Возможно, как и все, просил. Но получил отказ, раз пары нет. Но я не уверен, что просил, я не помню. Я сразу знал, что будет отказ. Ещё на распределении Ноа мне сказала, что таким, как я, пару не найти, поэтому я мог не спрашивать больше. — И тебе не хочется? — шепчет. — Я об этом не думал. Меня воспитали в строгости. Что семья, что школа, что потом училище. Как будто бы я с детства готов, что буду жить один. Не могу сказать, что меня это беспокоит. А что? Внезапно ты как-то заговорил об этом. — Нет, ничего, — улыбнулся. — Просто подумал, что тебя ничего, получается, на месте не держит? — Я живу не с родителями, но они всё же у меня есть. Тао тоже. У неё ветер в голове, за ней нужно присматривать. — Я отправлял запрос в Ноа на поиск телохранителя, вот и подумал. Правда, в перспективе, придется ездить со мной везде, — Барбатос накручивает на палец шнурок от капюшона худи, что надет на Сяо. — Было бы проще, конечно, будь у меня кандидат на примете. Ноа тогда отказала, но сейчас, может, пересмотрела бы решение, ведь, очевидно, меня кто-то преследует, — вздыхает. — Пока город закрыт, а я всегда рядом с тобой, либо ты у меня дома. Думаешь, этого недостаточно? — «Пока», Сяо. Это ведь не будет вечно. Сейчас Аято что-то там разберется, кого-то там посадит, и жизнь продолжится, и эти люди продолжат преследовать меня. — Продолжат? Они давно за тобой охоту ведут? — Относительно, — шепчет. — Они не только здесь есть. Они будто бы везде.

***

Подросток лет четырнадцати одетый в пижаму сидит на диване, погружённый в чтение книги, когда ребенок лет семи тихо подходит с яркой улыбкой и тайной в алых глазах. В руках у него плюшевый мишка, и он слегка прижимает его к груди, как будто что-то задумал. Короткие светло-голубые волосы зачесаны набок, а одет мальчик в милую пижаму с динозаврами. — Братик Лéти, — начинает младший, переминаясь с ноги на ногу, — а ты не мог бы помочь мне с важным делом? Тот поднимает глаза от книги, его лицо озаряется лёгкой улыбкой. — И что это за важное дело, Зандик? — Мишка заболел, — он говорит это с абсолютной серьёзностью, поднимая мишку повыше, чтобы брат мог его лучше рассмотреть. — Ты ведь будущий доктор, да? Он проснулся и говорит, что у него болит живот. Может, ему надо дать чай с мёдом? Подросток, пытаясь не рассмеяться, медленно закрывает книгу и откладывает её в сторону. — Думаю, да. Чай с мёдом — это всегда хорошая идея, — он делает вид, что глубоко размышляет, а затем добавляет: — А ещё, может, ему нужно хорошенько укрыться, чтобы согреться, и живот перестал болеть. — Точно! Плед, много пледов! — улыбается мальчик. Старший притворно вздыхает и со всей важностью говорит: — Зандик, я верю, что когда-то Ноа и тебе выберет роль доктора. В таком случае, может, ты его сам и попробовал вылечить бы? — Я? Доктор? — мальчик протягивает руку и смотрит на браслет. — Думаешь, Ноа выберет мне такую роль? Ну… я попробую. Летум с тёплой улыбкой наблюдает за младшим братом, чувствуя, как вокруг них создаётся уютная, домашняя атмосфера, где всё, даже игра в больного мишку, кажется значимым. — Думаю, теперь мишке станет намного лучше, — говорит он, нежно похлопывая брата по плечу. — Ты отлично справляешься, доктор. «Правда, вместо лечения плюшевых мишек мне выпала роль «вскрывателя мертвых тел», — стоя над очередным зооморфом, доставленным с пометкой «на исследования», Дотторе невольно вспомнил прошлое. — И почему именно сегодня ты мне приснился, брат? Наверное, намекаешь, что я давно не ходил на твою могилу? Но я же знаю, что тебя там нет. За смертью нет ничего и никого. Ни к чему эти пустые утешения». — Доброго дня, — в морг проходит Альбедо, попутно надевая перчатки. — Кто у нас тут сегодня? — Лживая сука, — Дотторе поднимает взгляд. — Или ты про тело? — Про тело. Тебя я и сам отлично вижу, — он подходит ближе и опускает взгляд. — Снова зооморф? В последнее время их много что-то. И все безымянные «на исследования». — В теле этой дамы, как и в телах предыдущих, находится некое вещество, которое мне неизвестно, — мужчина поправляет перчатки. — Перевесим внутренние органы пока? — Да, давай, — Альбедо становится между Дотторе и столом с весами. — Что за вещество? Достав из вскрытого тела сердце, мужчина передает его коллеге и принимается доставать легкие: — Анализ крови показал, что в их крови, которая и без того отличная от крови людей, так что полна всякой дряни, которой у нас нет, обнаружено инородное вещество. Предположительно, оно было введено внутривенно. Я не думаю, что именно оно стало причиной смерти. По крайней мере, интуиция так говорит. — Интуиция? — Альбедо взвешивает сердце, а затем скальпелем отрезает от него тоненький кусочек. — Ну, я сказал, что интуиция, потому что я не знаю, что это за вещество, и, соответственно, каким образом оно влияет на зооморфов. Кроме того, если вспомнить старые тела, в них ничего подобного не было. — Но были ужасные побои, — Альбедо забирает у Дотторе из рук лёгкие и возвращается к весам. — Что с побоями у этой дамы? — Кровь и остатки кожи под ногтями. Но нам это не надо, мы ведь не расследуем дело ее смерти. — И тем не менее? — Как же хорошо ты меня знаешь, — усмехнулся. — И тем не менее, мне было интересно узнать, не попадал ли к нам случайно кто-то, чья кровь и кожа находятся под ногтями этой дамы. — И как? Информация в базе есть, я полагаю? Раз ты такой довольный. — Верно, — мужчина кивает, — информация есть. — Порядка недели назад к нам поступало тело мальчика-зооморфа. Так вот, это его кожа и кровь у неё под ногтями. — Неделю назад? — обернувшись, Альбедо нахмурился. — Почему его кровь и кожа оставались у неё под ногтями целую неделю? — Ну, может, она не особо чистоплотная, — усмехнулся. — Судя по бактериям и запаху — однозначно. У неё и хвост какой-то полу-съеденный клопами. Думаю, условия, в которых она находилась, не предполагали каждый день горячую ванну. — Тот труп поступил неделю назад. В нем тоже было странное вещество. Эта дама поступила сегодня. И снова это вещество. То тело было в побоях? — Верно. Я тоже сразу подумал, что она его убила. В его случае смерть наступила в результате кровопотери, численных ран и ссадин. В её случае мне пока не удалось установить причину смерти. Будто бы просто остановилось сердце. Ну, чисто визуально. Что по органам? — Сердце взял. По весу в порядке. Может, мозг? — Череп пока не вскрывал, — он равнодушно смотрит на вскрытое на столе тело. — Учитывая порядок тут внутри, вполне может быть, что ты прав, и дело в мозге. Либо же и вправду просто остановилось сердце. День выдался длинным, как будто время замедлилось в стенах морга. За первым зооморфом привезли второго, а после — тело простого человека с такой же припиской «на исследования». — Так странно, что и человека тоже на исследования… — Альбедо медленно направляется к выходу, его шаги тяжелы, словно с каждым из них уходят остатки сил. Тусклый свет коридоров делает его лицо ещё более измождёнными, тени под глазами — следы многих часов, проведённых среди бессловесных тел, — теперь кажутся глубже. Дотторе чуть поправляет воротник халата, ещё не сняв его, и устало вздыхает. Весь день — непрерывная череда вскрытий, отчётов и раздумий о чужих судьбах, завершившихся раньше времени. — Тяжелый день сегодня, — тихо говорит он, не то Альбедо, не то самому себе. Он давно не ощущал настолько сильной усталости. Даже в тот день, когда произошло массовое убийство, ему не было так физически тяжело, как сегодня. Альбедо лишь кивает в ответ, его лицо остаётся бесстрастным, но уставшие глаза выдают всё. Он протирает ладонью лоб, чувствуя ноющую боль в голове. Работа в морге всегда вызывала странное, тихое истощение, как будто каждый случай вытягивал из них кусочки внутренней энергии. А сегодня, когда все тела слишком странные, как и обстоятельства смертей, тем более. Они выходят на улицу, и прохладный вечерний воздух обдувает их лица, но облегчения это не приносит. Дотторе дома ждет только тишина, и пусть на время можно забыть о сегодняшнем дне, завтра всё начнётся заново. Закурив, он первым нарушает молчание: — Завтра опять будет так же… но хотя бы сейчас можно отдохнуть. Альбедо слегка улыбается уголками губ, кивает, и они продолжают идти в молчании, каждый погружённый в свои мысли. «Даже злиться на него сегодня сил нет. Будто всю душу вытрясли, — Альбедо направляется к машине. — Может, пройтись пешком и развеяться?» — Слушай, Бедо, а зачем тебе столько кошек? — Дотторе остановился. — Что ты с ними делаешь? — Люблю, холю, лелею, под хвостиком целую, — спокойно отвечает тот. — А что? — Просто подумал, что если вдруг с тобой что-то случится, они останутся одни и умрут от голода, запертые в твоей квартире. — Во-первых, если я умру, Ноа направит туда полицию, и котиков заберут. Во-вторых, у меня всегда открыто окно и первый этаж. В-третьих, с чего бы это вдруг ты переживал о том, что я умру? — Это не переживания, я просто подумал, — Дотторе улыбнулся. — Провести тебя домой? Ходить в одиночку нынче опасно. — Я на машине. — О, отлично, тогда ты меня подвезешь. — С чего вдруг? — скрестив руки на груди, Альбедо обернулся. — Мы сегодня хорошо поработали, и за время работы даже друг друга не убили и не вскрыли. Это успех. Фурина могла бы нами гордиться, — он медленно подходит ближе. — Но работа уже закончилась. Если ты планируешь действовать мне на нервы, то- — Да тише ты, — мужчина кладет ладонь на плечо Альбедо. — Если бы я хотел что-то сделать, я бы это сделал. Но я не хочу тебе вредить, ты с этим и сам справляешься. Подвезешь? — … — Альбедо шумно втягивает воздух через нос. Мысленно он уже не один десяток раз пожалел о своём решении, ведь брат этого человека когда-то сломал ему жизнь, психику и напрочь лишил доверия к людям, но что-то внутри, будь то страх или жалость, не дают отказать. — Подвезу, садись. — Ого. Признаться, даже не ожидал такой щедрости. Хотел просто на нервы тебе подействовать, но раз уж ты согласен, то грех упускать такую возможность после тяжелого дня, — он усаживается на место спереди. — Может, ещё и на чай позовешь и с кошками познакомишь? — Выкину тебя прямо по дороге, — хмыкнул тот, заняв место водителя. — Теперь будешь с умным видом на дорогу пялиться? — Тц. Ноа, отвези этого придурка к нему домой, — Альбедо скрестил руки на груди и откинулся на спинку. — Автопилот отвезёт. — М, значит, тебе за дорогой следить не надо, и мы можем заняться чем-то поинтереснее? — улыбается. — Работой? Можно. Как думаешь, что за тело человека «на исследования»? Обычно такие попадают к нам после экспедиций наружу, но сразу всей группой, а тут один. Не похож на ученого или экспедитора, да и вообще на местного жителя не похож. — Очевидно же, что это человек с той стороны, нет? — Дотторе приподнимает одну бровь. — Только не говори, что ты не знал, что с той стороны могут жить люди. Я тебе не поверю всё равно. — Но те территории не пригодны для жизни. Разве сможет кто-то выжить в тех условиях? — А ты там был? — Нет, но читал. Там радиация, там загрязнение, там нет воды и пищи, там отравлен воздух, там разруха… Как люди вообще могли туда попасть, если изначально все были под барьером Ноа? — Изначально? Думаешь, не было «неугодных», которых Ноа в свой «Теремок» не пустила? Ты глупее, чем я предполагал, Альбедо. Я начинаю сомневаться, что ты и правда причастен к смерти моего брата. — Мне плевать, что ты думаешь, Зандик. Обо мне и том случае. — Ой-ой, как сразу агришься, — улыбается. — Такое мне нравится. Такой Альбедо выглядит интереснее, чем «неживой».