N.O.A.

«Ладно, может, меня и вправду клинит, поэтому без мозгоправа никуда», — с такими мыслями Хэйдзо осторожно открывает дверь и входит в кабинет психолога. Его взору предстает уютное, приглушенное пространство, которое словно обволакивает мягким светом. Стены, окрашенные в светло-бежевые и пастельно-голубые тона, создают атмосферу покоя и доверия. На полках у стены аккуратно расставлены книги и декоративные элементы, добавляющие комнате уюта. В центре кабинета стоит большой, удобный диван серого цвета, обитый мягкой тканью. Рядом с ним — кресло, обтянутое светлой кожей, и маленький кофейный столик, на котором лежат несколько журналов и вазочка с цветами. Напротив дивана на стене висит картина с абстрактным рисунком, создающим ощущение гармонии. Воздух в комнате наполнен легким ароматом лаванды, который помогает расслабиться. Хэйдзо сразу замечает несколько больших горшечных растений, стоящих у окна, которые добавляют живости и природной свежести в обстановку. — Эм, добрый вечер? — Сиканоин нервно перебирает пальцами край черной форменной куртки. — Мистер психолог, Вы тут? Ответ не поступает. Вздохнув, Хэйдзо присаживается на диван. Он так сильно устал, что буквально валится с ног. Так как психолога всё равно нет, он решает позволить себе немного расслабиться и отдохнуть. Сбросив обувь, он забирается на диван с ногами и укладывается набок. «И вправду стал нервным. Даже Ноа меня в больничку записывает. Может, друзья правы, и у меня с головой проблемы?» — Да в рот ебал я Вас и всю вашу семью! — доносится до Сиканоина голос из коридора. «М-да, вот уж кому действительно к психологу нужно», — детектив мысленно усмехнулся. — Скар, ну ты же психолог, — смеется второй голос. — Подбирай выражения. — Раздражают, Казу, — фыркает тот. — Ты милый, когда злишься. — Чего? Ты слова случайно никакие не путаешь? — Нет. Дверь в кабинет распахнулась. Кадзуха тянет Скарамуччу на себя, обнимает за талию и прижимает к стене. Он водит носом по чужой шее, пока алая прядь в пепельных волосах щекочет щеку брюнета. Замок щёлкнул, оповещая, что дверь закрыта. — Скар, поехали к тебе, — Каэдэхара устилает его шею поцелуями. — Я соскучился. — Подожди, Казу, у меня ещё рабочий день не закончился. — Но никто же не пришел, — парень отходит назад и обводит взглядом комнату. Алые глаза столкнулись с зелеными, и музыкант слабо вздрогнул. Хэйдзо вопросительно смотрит на парней, уже успев пожалеть, что пошел на поводу друзьям и вообще записался на прием именно к этому «специалисту», ведь ему его работа явно не по душе. Детектив медленно поднимается с дивана и потирает сонные глаза. — У тебя полицейский в кабинете, — шепчет Кадзуха. — Да ладно?! — шипит Скарамучча, приглаживая волосы. — А то я не заметил. Поправив на себе одежду, черную рубашку, он отошел от стены и сухо прокашлялся в кулак. — Вы на прием? — с лицом полным невозмутимости спрашивает Скарамучча. — А? — Хэйдзо бегает взглядом то на него, то на Кадзуху. — Нет, я просто шел, устал, а у вас тут диван, ну я и прилег поспать, — он присаживается и поправляет обувь. — Я пойду. — Да погоди ты, — раздражается. — Раз на приём, то нельзя уходить, — он касается пальцем браслета. — А, ну да, Сиканоин Хэйдзо. Присаживайтесь, пожалуйста, — он указывает на кресло. — И просто сделать вид, что я не слышал, как Вы материли кого-то в коридоре, и не видел, как Вас зажимал один из солистов «нáйти»? — Хэйдзо приподнимает одну бровь. — Всё верно. Как хорошо, что мы друг друга поняли, — Скарамучча усаживается в кресло. — Так, с чем Вы ко мне пришли? — …э? — Сиканоин усаживается напротив. — Вы серьезно сейчас? — А почему нет? — Я ухожу. И доложу Ноа о вашем непрофессионализме. Вам сменят специальность. Будете работать руками, раз не получается мозгами, — он поднимается. — Всего доброго. — Одну минутку, — Кадзуха закрывает собой дверь. — Господин полицейский, давайте попробуем ещё раз. — Психологу не положено так себя вести, я должен об этом доложить, — он касается пальцем своего браслета. — Ну, как «так»? — Каэдэхара накрывает ладонью чужое запястье. — У всех бывают такие периоды, когда без мата никуда, — улыбается. — Психологи ведь тоже люди, — мягко обнимая Хэйдзо за плечи, Кадзуха уводит его за стол. «Нытики, конечно, бесят, но с полицией лучше не ссориться, да, — вздохнув, Скарамучча тоже идёт к столу. — Удружил, Сяо, конечно, спасибо». Усадив Хэйдзо за стол, Кадзуха достает из ящика бутылку виски и ставит на стол, а Скарамучча уже отошел к полке за бокалами. — Пора говорить о смысле жизни, — Каэдэхара запрыгивает на столешницу и усаживается, закинув ногу на ногу. Хэйдзо, немного сбитый с толку, перевел взгляд на него: — Смысл жизни? Это довольно глубокая тема. Для кого-то это семья, для кого-то — карьера или самореализация. В любом случае, каким бы ни был смысл, устав есть устав. Скарамучча, разливая алкоголь, усмехнулся. Кадзуха слишком легко заводит общение и так же просто может увести разговор, кажется, в любую тему. С ним спокойно, хоть иногда он и похож на взрывчатку. — Ваша правда, детектив, — Кадзуха двигает бокал, передавая его Хэйдзо. — Всегда успеете следовать правилам. Давайте сегодня отключимся от этого? Привычная рутина не утомляет? — Очень даже, — вздыхает тот. — Представляю. Вы ведь полицейский. Должно быть, тяжело приходится с этим «клеймом», — Кадзуха делает глоток и качает головой. — Я недавно читал одну интересную книгу по философии. В ней говорилось о том, что все наши конфликты и внутренние противоречия — это лишь отражение нашего собственного несовершенства. Как думаете, это может иметь смысл? Хэйдзо задумался, играя с бокалом в руках: — Возможно? — алкоголь довольно быстро ударил в голову непьющего парня. — Это объясняет многое. Может быть, я просто слишком строг к себе и окружающим. Может быть, я не вижу всей картины. — Иногда стоит просто остановиться и насладиться тем, что у нас есть. Виски, компания и интересные беседы — что может быть лучше? Хэйдзо слабо улыбнулся и, кажется, впервые за вечер по-настоящему расслабился: — Вы правы. Может быть, я слишком много думаю. «Хотя, разве можно иначе? Эти двое такие беспечные… Они ведь точно смотрели новости. Наверное, в курсе про убийства и пожар. Но какие-то такие… равнодушные?» Кадзуха, продолжая заговаривать Хэйдзо зубы, умело переводит разговор на более спокойные и позитивные темы, а Скарамучча раз за разом наполняет бокалы. С каждым глотком и каждым словом, произнесенным в шутку или всерьез, вечер становится всё приятнее и спокойнее. Хотя Хэйдзо все еще полон скептицизма по отношению к профессиональным качествам Скарамуччи, это вдруг теряет значение. — …а потом она выбросила мои вещи из окна, — с усмешкой говорит Кадзуха. В какой момент общение с философских и отдаленных тем вдруг свернуло куда-то в личное Хэйдзо не заметил. О своих проблемах он так и не поговорил, хотя, откровенно, он и не знает, о чем говорить. — И в какой момент вдруг перепады настроения, негативные эмоции или просто неприязнь приписали к психическим расстройствам? — Скарамучча скрестил руки на груди. — Ты полицейский. Общество боится тебя. Ты живешь один в четырех стенах. Ты должен скрывать, кто ты, иначе тебя не примут, либо не скрывать, но быть одиноким. А потом они говорят «у тебя с головой проблемы, иди к психологу». Да у самих у них проблемы. Проявление эмоций, даже негативных, это не проблемы, ты же живой, блять. — Живой? — Хэйдзо поднимает стеклянный взгляд. Он уже изрядно пьян и, скорее всего, если бы сейчас ему нужно было встать и пройти по прямой линии, он свалился бы на пол и уснул. — Ну, не мертвый же, — хмыкает. — Эти все «друзья», которым впадлу выслушать, поэтому они отправляют к психологам, когда тебе нужно просто высказаться кому-то о том, как ты устал. Тц, зачем они вообще нужны, — ворчит, отпивая из бокала. — Думаешь, меня так «штормит», потому что у друзей всё плюс-минус складывается в жизни, а у меня — нет? Завидую? — Хэйдзо тянется за алкоголем. — Не в зависти дело, — Кадзуха вздыхает, положив ладонь на плечо нового друга. — В усталости. Навалилось много работы, проблемы дома, поговорить не с кем. — Держишь в себе, а друзья отправляют к психологам, вот и выгорел, что сказать, — Скарамучча потирает сонные глаза. — Сколько мы уже тут? — Часа три, — Кадзуха спрыгивает со стола. — И я предлагаю не останавливаться на этом. — Значит, ко мне? — Скарамучча хлопает себя по карманам, выискивая ключ-карту. — К тебе, — Каэдэхара тянет Хэйдзо за руку. — Идём, детектив, продолжим общение в менее формальной обстановке.

***

Дождь барабанит по окнам, наполняя кабинет детектива меланхоличной музыкой капель. За окном серые тучи обволакивают город, скрывая его под завесой мрачной непогоды. Сяо сидит за своим столом, и его взгляд устремлен на одно из многочисленных досье, которые он просмотрел за эти несколько дней, что он буквально живет здесь. Чашка холодного кофе стоит рядом, напоминая о прошедшем времени. — Сегодня-то хоть домой пойдешь? — Фарузан надевает куртку. — Хэйдзо не вышел на работу, а ты, похоже, решил работать за троих? — Пойду-пойду, почти всё прочитал, — равнодушно отвечает Алатус. — Не понимаю, зачем ты суешь свой нос в то, во что не нужно, — она качает головой. — Камисато ясно дал понять, что делом занимаются специалисты. Нас это не касается. Странно, что Ноа вообще дала тебе доступ. Медленно переворачивая страницы, он вновь и вновь вчитывается в строки, стараясь уловить мельчайшие детали. Он то и дело делает пометки в блокноте, пытаясь собрать воедино разрозненные кусочки головоломки. Эта странная «сотня» убийств не дает покоя и то, что Аято отстранил от этого дела практически всех, смущает ещё больше. — Ладно, — так и не получив ответ, девушка махнула рукой. — Спокойной ночи. Диван сегодня занят Сайно, так что тебе придётся спать на полу. Теперь в тишине кабинета слышится лишь шорох бумаги и стук дождя. Время словно замедляется, превращаясь в бесконечную цепь минут. Детектив потирает сонные глаза, чувствуя, как усталость накатывает волнами. «Я не понимаю. Раз дело поручили малой группе каких-то важных следователей, тогда почему нас всех отстранили и, более того, не допрашивают? — хмурится. — Или Фару права, и нужно просто оставить это и не лезть, куда не просят?» Вызвав на браслете голографический экран, он открывает почту и смотрит на свой последний запрос в систему Ноа. «Пока что доступ к тому делу так и не дали. Дотторе явно намекал, что нужно искать там. Почему он тогда просто прямо не скажет? Хотя, люди, вскрывающие других людей, весьма специфичные личности». — Мм… — сонно бубня что-то неразборчивое, Сайно поднимается с дивана. Лишь сейчас, когда полную тишину нарушил его голос, Алатус смог понять, что имела в виду Фарузан. Похоже, Сайно ночевал здесь, но из-за погруженности в дела, Сяо этого даже не заметил. — Какой сегодня день недели? — вяло спрашивает Матра. — Четверг, — машинально отвечает Сяо. — А… получается, среду я пропустил? Неплохо, — он укладывается обратно. — Разбудишь в субботу? — Чего? Будешь дальше спать? — Алатус откладывает бумаги на стол и встаёт. — Ты не заболел? — Заболел, но это не лечится. У меня тоска, Сяо. А ты тут чем занимаешься? Домой решил что не надо ходить? Типа бомж теперь? Знаешь, чем бомж отличается от наркомана? У бомжа нет дома на колесах. — Ну, хотя бы шутишь, — усмехнулся. — Кофе будешь? Правда, он уже остыл. — Не хочу, — он протягивает руку и смотрит на свой браслет. — Ни чай, ни кофе, ни еду… хочу пушистый хвост и уши. — Ноа так и не дала разрешение войти в исправительное учреждение? — Дала… но лиса я не нашел. Сделал в систему запрос о нем, получил отказ. «Информация конфиденциальна». А ты? Ты делал запрос? — Да. Ответ такой же, — вздыхает. — Из положительного — с пометкой «на исследования» в бюро его не доставляли. — Я будто смысл ходить на работу потерял. Ноа так часто давала мне задания в ИУ, а в один момент просто перестала. — Кстати, мне тоже, — Сяо опустил взгляд на браслет. — Давно не было заданий в ИУ. — Может, пойти в отпуск? Ноа уже разрешает. Не могу ни на чем сосредоточиться. Толку от меня сейчас? Будто душа не на месте. — Привязался к тому лису? — Он не такой, как другие звери, Сяо. Он другой. Да, агрессивный немного, да, ругается и шипит, но это только потому что он напуган. — Он заключенный, Сайно. А ты полицейский. — Да… — вздыхает. — Я и не думал, что ты поймешь. — Ты ведь не влюбился? — Нет, конечно! Тц, следи за языком, Сяо. Хоть это и не твоя специальность, ты же не филолог и не полиглот. Но следи. Ты же следователь. — Я понял, понял, — Алатус усаживается на диван. — Ладно, тогда поговорим о работе. Слышал что-нибудь про то нераскрытое дело три года назад? — Ну, до недавнего времени оно было единственным зависшим делом у нас, так что — да, слышал. Не то, что бы особо вникал, но слышал. Якобы, мужчину убили у него дома. Единственный человек, который тогда был дома, кроме него, это его жених, но по данным Ноа он был на втором этаже и, кажется, спал. И как бы всё. Дело и зависло. — Самоубийство? — Не, там смерть явно насильственная была, но, увы, ничего не нашли. — Что думаешь об этом деле? — Спроси у Альбедо. Он проходил по нему, как свидетель, — Сайно пожимает плечами. — Э? Наш Альбедо? — Ты знаешь ещё каких-то Альбедо? Соболезную тогда, — усмехнулся. — Понял. Ладно. Спрошу у него напрямую, да. Странно, что он не сказал, когда мы подняли эту тему с Венти у меня дома. — Венти у тебя дома? — переспрашивает Матра. — А? Нет, не бери в голову. Надо бы, конечно, домой вернуться и поспать, — Алатус поднимется и потягивается. — Ещё и погода такая… в сон клонит. Ты не пойдёшь домой? — Не хочу. Типа ночное дежурство, — усмехнулся. — Выпью твой холодный кофе и буду радоваться жизни. — Понял.

***

Вот уже несколько дней Венти живёт в квартире Сяо. Музыкант никому не сказал о своём текущем положении, агент знает лишь то, что он в безопасности. С Кадзухой парень списывается регулярно, как и с другими участниками группы. Алатус второй день не приходит домой, но даже так Венти чувствует себя спокойно. В квартире полицейского его вряд ли кто-то будет искать, а если и будет, то не всякому хватит смелости сюда войти. Аромат свежего чеснока заполняет кухню, когда Барбатос, одетый в черную футболку Сяо и шорты, измельчает его острым ножом на деревянной разделочной доске. В кухне играет его же музыка, и он не может удержаться от того, чтобы слегка пританцовывать в такт, пока бросает измельченный чеснок на раскаленную сковороду с оливковым маслом. Тот начинает шипеть, пропитывая воздух еще более насыщенным ароматом. «Сяо отписал, что сегодня будет к ужину, — музыкант мысленно улыбается. — Поиграю роль «хорошей жены» для него, хе-хе». Пока чеснок обжаривается, Венти достает из холодильника филе. Он аккуратно нарезает его на кубики, снова погружаясь в ритм музыки. Подпевая любимой песне, он бросает мясо в сковороду, где то начинает шипеть и менять цвет на золотистый. Пальцы легкими движениями управляют ножом, словно дирижируют оркестром, а тело слегка качается в такт. «Даже немного стыдно думать о том, что когда-то Сяо мне нравился, а сейчас я готовлю на его кухне, хех. Жаль, что время нельзя повернуть назад». Мясо обжаривается, и Венти берет с полки упаковку риса. Он напевает мелодию, вымеряя нужное количество риса и промывая его под струей холодной воды. Вместе с рисом он добавляет в сковороду бульон, овощи и специи. Закрыв сковороду крышкой, он оставляет всё тушиться на медленном огне, а сам поворачивается к раковине и начинает мыть посуду. «Будто бы я и правда его пара, — усмехнулся. — Жаль, что это невозможно. Да и за эти годы мы сильно изменились. Оба. Вряд ли сейчас мы смотрим на мир в одном направлении». Он кладет чистую посуду на сушилку, поднимает взгляд и замечает пыль на полках. Взяв тряпку, он начинает вытирать мебель. Музыка вдохновляет его на легкие и грациозные движения. Он проходит по комнате, аккуратно вытирая каждую поверхность, и наслаждается свежестью и блеском. Хлопок входной двери остался Барбатосом незамеченным. Будучи погруженным в танец, пение, уборку и готовку, он весь «здесь», в процессе, сосредоточен на каждом движении и уж точно не на внешних звуках. «И откуда тут столько пыли? — он промывает тряпку и кладёт её на подоконник. — Пора посмотреть, как там ужин», — подняв крышку сковороды, он видит, что рис с мясом готов. Ароматы еще больше усиливаются, пробуждая аппетит. Венти быстро убирает остатки приготовления, чисто протирает рабочую поверхность и сервирует стол. На тарелке красиво укладывается золотистый рис с кусочками мяса, украшенный свежей зеленью. «Еда должна выглядеть красиво», — он мысленно кивает сам себе. Поставив две тарелки на стол, он опускает взгляд на браслет. Судя по времени, Сяо уже должен был прийти. Выключив музыку, Барбатос выходит из комнаты. Шум в спальне заставил его сначала замереть, а после — отступить назад. Возможно, соседская кошка вновь забралась через окно, а значит, лучше туда не заходить. «А вдруг не кошка?» Пересиливая страх, он бесшумно подходит к двери. Музыкант успел только-только прислониться к ней, как та распахнулась, и он просто упал в руки Сяо. — Добрый вечер? — удивлённо проговаривает полицейский. — Подслушиваешь, как я переодеваюсь? Щеки Венти сразу вспыхнули жаром. Ощущая стыд и неловкость, он отскочил назад и скрестил руки на груди. — Ещё чего. Я приготовил ужин. Идём? — Идём, — усмехнулся тот. «Забавный он, когда смущается», — Алатус ступает следом. Дождь за окном стучит по стеклам, создавая успокаивающий ритм, который наполняет дом атмосферой уюта. Теплый свет лампы мягко освещает кухню, отражаясь на металлических поверхностях. Капли стекают по стеклу, делая внешний мир размытым и далеким, что лишь усиливает ощущение уюта внутри квартиры. — Приятного аппетита, — улыбаясь, Венти принялся есть, и Сяо, кивнув, последовал его примеру. Время кажется замедленным. Слышен только звук дождя за окном и тихий шорох вилок. Слова почему-то испарились, как и мысли в голове. «Спокойно с ним, — Барбатос неприкрыто рассматривает чужое лицо. — Такой уверенный, сдержанный, кажется сильным». — Знаешь, — Алатус положил вилку, — давно я ничего такого не ел. Обычно покупал что-то, либо ел то, что передают родители. Как-то сам редко готовил, да и готовил обычно что попроще, — усмехнулся. — А сейчас будто бы домой пришел. — Но ты же по факту домой пришел. — Ну, я про ощущения. Ладно, неважно, — отмахнулся. — Чем ты сегодня занимался? — Познакомился с твоим соседом. Забавный он. Рассказывал мне, что мы все — жертвы какого-то эксперимента, всему виной некое «ядро», которое хранится где-то в Корпорации. А потом сказал, что нет никакой Корпорации, есть только «искалеченные души». Меня он назвал тоже «искалеченной душой». — Тебя? Ты что-то рассказал о себе? Он знает, кто ты? — Нет, конечно. Я никому не говорю, где я. Конечно, полиция может отследить меня через Ноа, но я ничего не нарушаю, так что да. А другим никому лучше не знать. Не хочу, чтобы на меня и здесь кто-то напал. — Да, верно, — вздыхает. — Так… и что ты рассказал соседу? — Ничего особого, только всякие мелочи из детства. Ну, как мы в религиозной школе учились, как я страшилки у костра рассказывал, как мы в детективов играли, — воспоминания заставили его слабо улыбнуться. — Хотел бы я вернуться в то время. Альбедо был более «живым», ты — более общительным… Ну, и остальные, — вздыхает. — Если честно, то все эти десять лет я хотел как-то увидеться с вами, но не мог. Тяжело это описать, но я будто чувствовал себя виноватым за то, что Ноа дала мне роль айдола. — Дурак? — Дурак. — А я думал, что у тебя что-то вроде «звездной болезни». Ну, зазнался там, общаться с простолюдинами не хочешь и всё такое. — Дурак? — Дурак. Тишина нависла, но лишь на мгновение. Уже через секунду Венти громко рассмеялся. Его смех искренний и заразительный, отражается от стен. Он улыбается широко, его глаза, искрящиеся от смеха, сужаются. Руки безвольно опускаются на стол, а плечи слабо дрожат. Даже Алатус слабо усмехнулся. Сама ситуация и правда показалась комичной, но не настолько, чтобы вот так хохотать. Хотя он всегда был сдержанным на эмоции. Взгляд янтарных глаз прикован к Венти. Сяо видит перед собой миловидное лицо, озаренное радостью и безмятежностью. Каждый изгиб губ, каждый блеск в глазах, каждое движение плеч подчеркивают искренность этого момента. Он замечает, как мягкие тёмные волосы, слегка взъерошенные, будто подчеркивают беспечность. В этом лице он видит ту же чистоту и простоту, что и раньше, и это вызывает глубокое чувство тепла и нежности. «Прямо как в детстве», — Алатус улыбается в ответ, наслаждаясь видом искренней радости. — Ну, чего? — Венти вытирает проступившие на глазах слёзы. — Смотришь на меня так, будто впервые видишь. — Просто, кажется, успел уже забыть, каким ты бываешь, когда вот так хохочешь. — М? А ты старался запомнить? — смех сменяется ехидной улыбкой. — Зачем? — Тц, дурной, — Сяо опустил голову и продолжил есть рис.