Замкнутый пир | Convivium vitiosus

— Ты только что умертвил меня поцелуем. — констатировал Анжольрас. Больше всего на свете ему хотелось сейчас испугаться, пережить катарсис, столкнуться с неизвестным и проиграть, чтобы вернуть на места всё, что сломалось в нём за этот день. Однако нет: перед ним лежало его собственное мёртвое тело, а он снова чувствовал недоумение. Это была почти библейская смерть — только из тех глав Библии, где нет сражений; вроде бы и от ран, но в постели; а самое странное, что не в одиночестве. Он всю жизнь провёл в ожидании столкновения с монстром, ведомый целью проиграть ему достойно. Продумывал за него ходы и за себя — ответы. А оказалось, что неотвратимое может прийти и не сражаться. Ему достаточно просто посидеть рядом, пока противник сам не захочет покинуть поле боя. Картина мира уже не трещала по швам — этот этап прошёл вчера. Сегодня каждое новое потрясение больше походило на путника, идущего через пустырь и непременно пинающего по дороге последний зелёный кустик под ногами. Эр обернулся. Между ними опять слегка сверкнуло, и невозможно было сказать, от чего конкретно: притяжения, разочарования, стыда или боли. — Поцелуй ни при чём, мой дорогой Антиной. Смерть пришла к нему в своё время и своим путём, никем не подгоняемая и нигде не задержанная. Я всего лишь проводил его до порога Той стороны — скрасил короткий миг душевной боли от столкновения с непознаваемым. — Ты всегда так делаешь, да? — догадался Гёсс; он был очень бледен и казался потерянным, словно пропало что-то, незаметно, но долго жужжавшее на фоне его жизни. — Вот почему мы возвращаемся. Потому что с тобой мы забыли, что такое настоящая смерть, и потеряли к ней страх, верно? Анжольрас нахмурился от одной только мысли. К настоящему моменту он едва сумел поверхностно осмыслить свою мистическую натуру. Мысль о том, что она всего лишь плод благотворительности Грантера, он принять не сможет. Тот, однако, покачал головой. — Нет, малыш. Первая жизнь, в которой мы могли бы назваться хотя бы хорошими знакомыми, прошла примерно девять тысяч лет назад. А первая, в которую я догадался остаться рядом, когда ты уходил — может, пять. Всё остальное время ты справлялся сам. Я просто смягчаю для тебя эти неприятные мгновения, потому что могу. У «Антиноя» отлегло от сердца. Это его подвиг. Его личный. Но отчего же тогда его годами мучают эти приступы предчувствия битвы один на один, которая может начаться в любую секунду, но не начинается? Может это быть отпечатком прошлой жизни? Краем глаза он заметил, как Грантер осторожно приближается к нему, словно боясь спугнуть. — Что? Дух замер и, поколебавшись, потянулся поймать его руку. — Мы ещё не закончили. Он уверенно потянул Анжольраса куда-то к воздуху над телом Льва. Пальцы наткнулись на знакомое ощущение разрыва. — Ты хочешь, чтобы я это вскрыл? Эр кивнул. — Когда я открыл разрыв в прошлый раз, это закончилось драмой. — на всякий случай напомнил вождь Азбуки. — А я когда-то ходил между мирами, как у себя дома, и не знал, что люди умирают. — закатил глаза Грантер. — Прошлое в прошлом, Антиной, давай уже скорее. Потеряешь — считай, он умер просто так. — А он умер не просто так? — золотая бровь неудержимо поползла вверх. Воспользоваться им как безмолвным инструментом было бы проблематично — даже в нынешнем разбитом состоянии. Но теперь он был заинтригован, и ткань мироздания сама скользнула в его пальцы. Анжольрас потянул за неё и почувствовал, как лопаются струны пространства. Образовался разрыв. По ту сторону ничего не гремело, никто не кричал. Края разрыва не стремились расползтись в разные стороны, а застыли на месте ровно так, как юноша их оставил. Зияющая пустота прорехи не колыхалась. Попадут ли они куда-нибудь, если шагнут туда? Из-за спины Анжольраса вынырнул Гёсс. Окинув портал коротким взглядом, он неопределённо хмыкнул, покрутил в руках свою серебряную машину, раскрыл её, как книгу, запрыгнул на подоконник и на несколько секунд уткнулся в «страницы». Затем спохватился, что дела ещё в разгаре, отставил раскрытое устройство на другой край и вернулся к двойнику. Увиденная смерть и какие-то свои мысли занимали всё его внимание, поэтому очевидный вопрос пришлось озвучивать старшему: — Куда он ведёт? Грантер прекратил гипнотизировать неуютное отсутствие всего, зависшее посреди комнаты, поёжился и ответил просто: — На Ту Сторону. И почему-то Анжольрас сразу ему поверил, а Гёсс вмиг включился в диалог. — Мы идём отбивать Льва обратно? — деловито поинтересовался он. — Лев справился и без нас. — хмыкнул Эр и приложил кулак к плечу мальчишки. — А мы пойдём отбивать меня. — Времечко? — оживился тот. У Анжольраса не сложились цепочки мыслей. — Что? — растерялся он. — С чего ты решил, что второй-ты там? — Не второй, а тот же самый… — Не уводи тему. Эр, то, что тебе сорок тысяч лет, не значит, что я слепо пойду туда, куда ты укажешь. — Как насчёт — куда ты укажешь? — дух странно занервничал и ощерился. — Это идея Льва. Это он принял решение умереть, чтобы подманить к нам Ворота. Знаешь, почему он это сделал? Да никак иначе ты Ворота не найдёшь, вот почему, а он был вот настолько уверен, что нам нужно на Ту Сторону! До этого момента юноша колебался. Теперь был уверен: что-то нечисто. — Я не пойду. — сообщил он спокойно. — На таких условиях — точно нет. — Послушай! Лев умирал с расчётом, он счёл необходимым… — Лев не мог заглянуть в будущее. — Да не нужно нам будущее! — О, так мы идём искать будущего тебя, но будущее нам не нужно? Интересно. Анжольрас начал заводиться. В лице Грантера вначале промелькнуло отчаяние, а затем смирение. — Поверь мне. — кротко сказал он. — Всё, что мы ищем — там. — Поверь? Ты просишь поверить тебе и на основании этой веры сходить на прогулку за пределы смерти? В голове Анжольраса знакомо забил набат: Эр подведёт. Эр не справится. Эр нас бросит. Шесть лет борьбы — и не было хотя бы одного чёртова раза, чтобы Прописное сделал то, что просили, так, как просили. Шесть лет Анжольрас ломал над ним голову, как над задачей со звёздочкой: терпел, наблюдал, делал выводы, искал подходы, давал шанс за шансом, уговаривал наедине, ругал при всех, подсылал «дружить и влиять» своих лучших людей — и добился только того, что Курфейрак и Баорель стали брать у Грантера уроки отвратительных шуток после собраний. Год за годом, пока он сам рос как лидер и личность, заодно обкатывая на бывшем художнике всё новые и новые тактики, сам Эр оставался недвижимым, как замшелый пень, и Анжольрас даже не знал, когда чувствовал себя хуже: раньше, пока верил, что имеет дело с замшелым пнём, или теперь, когда понял, что над ним издевались. Он верил, что смерть может оказаться самым влиятельным из всех его дел. Он берёг этот редкий ресурс. Он не хотел умереть глупо. И никак не мог доверить распоряжение своей смертью Грантеру. Не в этой жизни. Не тому Грантеру, который взял в привычку остервенело ставить ему палки в колёса — мелкие, зато постоянно. Не тому, который видел в нём убийцу. Напряжённую атмосферу разрядил внезапный звук. Повернув голову, Анжольрас обнаружил, что Гёсс предоставил им свободу дискуссии, а сам снова устроился на подоконнике со своей машиной. — Извините. — неловко сказал гость из будущего. — Забыл выключить. Теперь, когда он вмешался со своим нелепым гудком, спор начал казаться вождю Азбуки драматичным и неконструктивным. Голова прояснилась. Он устало махнул рукой: — Разрыв подождёт. И подсел к «брату», с интересом заглядывая в экран.