Рабыня

      С самого утра Эва была на ногах. Ещё до рассвета вся прислуга в доме начала свою работу. Как оказалось, с анонимным, но личным приездом, прибудет фараон и несколько его подчинённых.       Несмотря на всё это, Эвтида чувствовала себя мерзко, из-за чего у неё всё валилось из рук. Феонай ничего не сказала, но отправила девушку заниматься самым безопасным, но при этом нудным делом. Перебирать пшеницу. — Мне эта пшеница уже будет в кошмарах сниться! – девушка была на взводе после вчерашнего, и даже крепкий сон ей не помог. Дия тяжко вздыхала, смотря на подругу.       Всё же соседка не выдержала причитаний Эвы и отправила ту проветриться, пока сама Дия закончит с пшеницей. Несмотря на раздражённость, Эвтида была благодарна ей.       В саду было тихо. Это внутри дома был настоящий хаос, а здесь умиротворённость и спокойствие. Из головы девушки всё никак не пропадал образ перерезанного горла Асмия. Казалось, что вот, её мечта сбылась, но шрамы жалобно ныли. Дело не было закончено.       Сколько их таких, как Мясник? Десятки, сотни? Эве хотелось стать жёстче и найти каждого, кто посмел издеваться над такими как она. В душе кричала та самая маленькая девочка, которую первый раз использовали.       Воспоминания набатом били в голове: «Вот ей первый раз поставили метку рабыни: кожа горела огнём, а из глаз текли слёзы боли. Вот её привезли в богатый дом, она была невинна и за неё смогли выручить большое количество монет. Вот она лежит в постели старого лысого мужчины, который шепчет о том, какая она маленькая девочка и как будет приятно».       Эти образы в голове иногда всплывали у Эвтиды. Ей было страшно, по-настоящему страшно, это вспоминать. Она вспоминала все извращения и боль, которую ей причиняли хозяева. В первую ночь ей хотелось отмыться, после заката она провела так много времени в купальне, отдирая со своей кожи хотя бы напоминание о мерзких касаниях того мужчины, что на следующий день она проснулась с кровоподтёками по всему телу. Особенно между бёдер.       Свежий воздух помогал Эве не упасть в пропасть паники. Она уставилась на какое-то дерево, пытаясь выровнять дыхание. Девушка никому не рассказывала в подробностях о том, что с ней произошло, но уродливые шрамы говорили за себя.       Никто не трогал ноги и руки, многие показывали её как красивую куклу, с которой приятно играться. Также в порядке было её лицо - синяки и ссадины сходили, а оставлять серьезные травмы не хотелось тем, кто её покупал.       Больше всего страдала спина. На ней было девять меток рабыни, а десятая последняя (она надеялась на это), была ниже, возле копчика. Вся задняя часть её тела была исполосована глубокими порезами, шрамами от хлыста и колотыми ранами. Было множество ожогов, когда в порывах гнева, на неё разливали горячее масло или издевались с помощью раскалённых мечей или других предметов.       Ей стало не по себе. Она никогда не думала о том, на сколько противно могла выглядеть спина.       Эвтида успокоилась. Но она всё также не обращала внимания ни на что вокруг себя. Амен давно заметил эту привычку, поэтому даже особо не старался, когда подходил к ней бесшумно.       Эпистат знал из отчёта Тизиана об Эве намного больше, чем, кажется, она сама. Он всё знал о её хозяевах. Девушка не соврала, когда говорила о тех, кто её покупал.       Резкий порыв ветра донёс до Эвтиды лёгкий запах граната и та обернулась, опешив, увидев мужчину. — Отлыниваешь, невнимательная? – Амен старался смотреть на неё спокойно, не показывая своё недовольство. Он потратил достаточно большую сумму за рабыню, которая не работала. Но его взгляд быстро нашёл глаза девочки, которые были красными, явно на грани слёз. — Нет, господин. Я... перебирала пшеницу, другая работница кухни сказала мне выйти подышать воздухом. Сказала, что я бледная, – врать не хотелось. Тем более такому человеку в лицо, но и сказать правду именно сейчас она не решалась.       В храме ей часто говорили о том, что она должна быть сильной. Не показывать свои слабости. Эва и была такой: своенравной, где-то наглой, язвила тем, кто её чем-то не устраивал.       Эвтида напоминала дикое животное, которое привыкло нападать первым, чтобы не выйти из битвы проигравшим. — И как? Стало легче? – Амен будто все понимал, что сильно раздражало девушку. — Да, господин. Я могу идти? — Нет, иди за мной.       Эва тяжело выдохнула, ей совершенно сейчас не хотелось никуда идти. Но она всё же пошла, на несколько шагов позади эпистата. Они зашли в маленькую комнатку, совсем близко к покоям Амена. Всё было завалено какими-то склянками, от которых разило гранатом. — Не смей мне лгать, Эвтида. Я чувствую это за версту. В наказание будешь должна перемыть все эти склянки. Вчерашнее не позволяет тебе отлынивать от работы, да и ещё врать в лицо своему господину.       Эвтида пробормотала что-то недовольное, с огромным желанием разбить всю эту посудину. Амен никуда не уходил, следил за тем, чтобы девушка принесла ведро с водой и тряпки. Эва принялась за работу, но ощущение присутствия за своей спиной ей давило на нервы. От неаккуратных движений (на кухне ей не давали заниматься посудой), она разбила две склянки, которые держала в руке. — Помимо отлынивания от работы, ты ещё и посуду бьешь, своенравная, – мужчина явно был недоволен. — Господин эпистат, вы меня отвлекаете. Неудобно работать, когда-то кто-то стоит за спиной, как коршун, следящий за своей добычей.       Эвтида с самого утра была не в духе, и вымещала это на всех. Сначала на кухне и Феонай, затем на пшенице и Дии, а сейчас на склянках и эпистате. Ей не хотелось сейчас ни притворно краснеть, ни извиняться. В ней начала просыпаться та самая девочка, которую пороли в храме и которую частенько избивали за непослушание во время служения.       Амен от такой наглости на секунду опешил, а затем сквозь зубы произнес: — Разобьётся хоть ещё одна склянка, будешь всю ночь переписывать свитки. Пишешь ты нормально, но до отвратительного мелко.       Мужчина вышел из каморки, хлопнув дверью так, что затряслись полки со склянками, предупреждая о том, что сейчас всё рухнет. Эвтида тяжело выдохнула. Стоило ли ей сейчас выводить эпистата? Он поступал с ней по чести, дал не самую сложную работу на кухне, позволил увидеть казнь Асмия, а она наоборот, ответила непослушанием. «Так ему и надо, белобрысая громадина! Раз эпистат, раз выкупил, значит можно так себя вести!»       Головой она понимала, что он мог делать с ней, что угодно, но внутренняя вера в честь этого мужчины не давала ей и мысли о том, что с ней сделают что-то ужасное, как было раньше.       Зачесалось где-то под лопаткой. Так бывало часто, когда Эва злилась или переживала. Шрамы, будто отвечали ей, поддерживая моральные муки ещё и физическими.       Откинув тряпку, она улеглась прям на пол, не обращая внимания на гору склянок. Эвтида знала, что там было когда-то эфирное масло. Дия, самая настоящая сплетница, уже успела рассказать, что из-за светлой кожи Амену приходилось мазаться маслом, чтобы не было волдырей. Она всё же принялась за работу.       Закончила она после заката, не разбив ни одну склянку, девушка хотела по тихой уйти в комнату и пожаловаться соседке, но внутренний голос шептал ей о том, чтобы отчитаться эпистату лично.       Подойдя к кабинету, она увидела тусклую тень от огонька свечи. Значит он все ещё работал. Ненормальный. Эвтида уже успела заметить, что Верховный Эпистат был ещё тем трудоголиком.       Девушка постучалась, и услышав разрешение войти, открыла дверь, быстро протискиваясь в помещение, и также закрывая дверь. — Тизиан, ещё какие-то вопросы? – Амен поднял взгляд и с секундным недоумением посмотрел на Эвтиду. — Что-то нужно? — Я закончила с работой, господин. Ни одна склянка не была разбита. Можете проследить, – наглый взор девушки устремился прямо в глаза эпистата.       Он встал, подошёл к ней, и наклонившись, проговорил ей прямо в лицо: — Играешь с огнем, неуправляемая.       Эве хотелось засмеяться ему в лицо, но в сумерках, мужчина казался ей ещё больше и внушительнее. Но она не стала отступать от своего плана. — А если мне нравится играть с огнем, господин? – прямой вызов. — Уверена ли ты, что не пожалеешь, связавшись со мной? Эвтида, ты моя рабыня и я могу приказать, что угодно.       На этой фразе Эву затрясло. Понимание того, что она творит - пришло только сейчас. Амен же начал идти прямо на нее, заставляя девушку пятиться назад. Прижав её к двери, он поставил обе руки так, чтобы Эвтида оказалась в кольце. Эпистат пугал её, и от этого у неё затряслись колени.       Мужчина начал к ней наклоняться, а Эва открыв дверь, сбежала, стараясь не оборачиваться. Она боялась преследования также сильно, так и того, что с ней мог сделать мужчина.       Залетев в свою комнату, и чуть не разбудив Дию, она прямо в одежде прыгнула в кровать. Всё пахло гранатом, напоминая эпистата. «Зачем я это сделала?»