Рабыня

      Тизиан нашел её вечером. Заглянул в комнату, где Дия что-то мурлыча себе под нос, рисовала на папирусе углем (где только достала?), а Эвтида наблюдала в маленьком окошке за небом. — Эвтида? Тебя Эпистат просит. Пошли.       Она обернулась, кивнула и поднялась. С того момента, как она здесь оказалась прошла неделя. Эва освоилась на кухне, стала хорошей работницей. Ей нравилось общаться с Дией и Феонай, с остальными пока было сложно. Девушка перешила одежду Дии, стала чуть более уверенной в завтрашнем дне. Но она не забывала про Амена. — Что-то случилось, господин? — Узнаешь у эпистата.       Они молча поднялись, также молча зашли в кабинет. Эвтиду мелко затрясло, всё же ей было страшно. Хотя неясно было почему.       В кабинете помимо Амена был ещё один мужчина. Тизиан кивнул в сторону небольшого стула и стола в углу комнаты, а сам подошёл к эпистату. — Эвтида, записывай информацию. Всю.       Амен сказал, несмотря на девушку, но та всё же кивнула и промямлила про то, что всё поняла и сделает.       Мужчины разговаривали про Мясника, от чего Эва сначала вздрогнула, но старалась не подавать виду.       Они обсуждали, как можно вывести его на чистую воду, чтобы информация дошла до фараона, ведь Асмий был европейцем, не чтившим египетские законы. Судить его было сложнее, но скорее всего его ждала виселица. Или другая прилюдная казнь.       Внутри себя девушка злорадствовала и не скрывала своей улыбки, когда записывала. Третьим мужчиной оказался приближенный фараона. Чем он занимался Эва так и не поняла, но старательно работала заострённой палочкой и чернилами.       Спустя какое-то время, Тизиан и приближенный ушли, оставив девушку наедине с Аменом. — Всё успела записать? — Да, господин.       Она встала и принесла папирусы мужчине. Тот взял листы и начал их просматривать. — Ты много пишешь? — его вопрос застал её врасплох, Эва замерла, думая над ответом. — Бывшие… хозяева, любили, когда я записывала то, что они говорят.       Амен кивнул. — Я слышал твои крики на той неделе.       Эвтида покраснела. Точно, её рыдания, наверняка, слышал весь двор. — Простите, господин. — Сейчас как? — ещё один вопрос, а Эва утеряла всю возможность нормально мыслить. Почему такому достопочтенному господину было интересно знать о ней? — Н-нормально, господин. — Устроилась как? Приняли тебя? — Да, господин. Спасибо вам.       Амен застыл от прямой благодарности и как-то по-другому посмотрел на девушку. В его глазах было заметно, что Эва была похожа на зверушку, над которой так долго издевались, что та разучилась доверять, и только-только начала впервые подходить к людям. — Не благодари. Слышал о тебе. — Что слышали, господин? — девушка сама удивилась от своей смелости, и того, что забыла прикусить язык.       Эпистат будто и не заметил её невежливости, и спокойно ответил: — Не бойся, девочка. Не обижу. Слышал, что смерть несёшь. Но не ты это делаешь, не ты.       Эва перестала дышать. Такие слова были важны для неё, в глазах защипало. Хотелось снова разреветься, найти заботу в этих ледяных глазах. Он ведь действительно не обижал её. Она понимала, что бабуши и другие вещи необходимые девушке, передал он ей. За эту неделю её благодарность росла с немыслимой скоростью, да и слышала от остальных об эпистате только хорошее. — Господин, надеюсь, вы убьете его? — Эвтида посмотрела ровно в глаза Амена, и в её взгляде была видна ненависть и боль, которую ей причиняли.       Девушка будто забылась с кем говорит, настолько она ненавидела того, кто сделал с её спиной месиво. Даже если и не всегда своими руками. — Ты желаешь его смерти, Эвтида? — Амен пытался увидеть в ней то, о чем девушка ещё не знала. — Да, господин. Я ведь не одна такая. Были девочки ещё младше, но их забирали господа моложе тех, что выбирали меня. И они не возвращались. Ни на рабский рынок, ни на свободу.       Эву душили злые слёзы, гнев и желание что-нибудь разбить, выплеснуть ту агрессию, которая таилась в ней с юных лет. — Он будет мертв, Эвтида. Завтра ты едешь с нами, не скажу куда, не твое дело. Будешь сопровождать и записывать.       Его слова о смерти человека проскользнули так быстро, он не обращал на это внимания, и девушка начинала понимать, что чужая жизнь, для него мало что значила. Она кивнула, а затем покинула кабинет.       Уже ночью, когда девушки готовились ко сну, она пересказала их разговор Дие, с которой те быстро сдружились. — Я бы хотела, чтобы мой муж был таким, как господин.       Дия часто говорила про замужество, ещё чаще про тех, в кого она влюблялась. Несмотря на её открытость, в ней были и скрытые слабости, о которых та не говорила, тем нравясь Эве всё больше.       Эвтида хмыкнула на комментарий Дии, и быстро уснула. Завтра её ждал любопытный день.

***

      Эва встретила утро рассветом. Багряное небо, лёгкая прохлада и сильное желание задержаться хотя бы на пару секунд, чтобы продолжить наблюдать за тем как просыпается новый день. Но у девушки этого времени не было.       Тизиан, Амен и ещё несколько охотников (Эвтида узнала о том, как их называют от Феонай) проверяли готовность к отъезду, будто и не замечая, как внимательно Эва смотрела на окружающую их природу.       Девушка была не готова к утреннему холоду, забывая из раза в раз, что живёт в переменчивом климате Египта. Проверив подготовку к поездке, Амен отправил своего помощника расспросить других охотников об окончательном готовности, а сам направился к Эвтиде, которая не замечала ничего вокруг себя. — Красиво, — голос эпистата прозвучал совсем близко к девушке, от чего та вздрогнула. — Ты замёрзла? — Нет, господин. Удивилась как вы так бесшумно подошли, вы ведь больш… — Эва замерла. Её длинный язык, никогда не доводил её до добра. Она снова забыла с кем разговаривает.       Амен про себя ухмыльнулся, оставляя на лице спокойное выражение лица. — Мы выдвигаемся. Насмотришься на рассвет в колеснице, впечатлительная.       Эвтида уже успела обратить внимание, на то, как её время от времени характеризовали Тизиан и эпистат. «Пугливая», «впечатлительная», «девочка». Ей казалось, что такая характеристика точно была не про неё, но многие говорили обратное. Когда девушка помогала на кухне, она часто замечала, как некоторые мужчины называли её красивой. Эва не понимала смысла своей красоты, для неё это было почти что смертным приговором.       Девушка приблизилась к колеснице, и на удивление, она встала вместе с Аменом. Все остальные были заняты охотниками. Их стало больше. — Господин? — она вопросительно обратилась к мужчине. — Никаких вопросов. Твоя задача записывать, — голос Тизиана отрезвил Эву, забывая о прежнем вопросе, и заставляя смущаться.       Амен проигнорировал ситуацию, но как-то по-другому посмотрел на девушку, лицо которой покрылось румянцем. Эпистат понимал, что Эвтида и её эмоции могут помешать их делу, но всё равно не мог её не взять. Это казалось важным. Эва никогда не ездила в колесницах, и с непривычки, схватилась за край, боясь вылететь. «Еще чуть-чуть и я полечу под копыта лошадей. Не самая удачная смерть» На очередной кочке девушка действительно почти вылетела, но этому помешала сильная, светлая рука. Амен удержал Эвтиду, с совершенно скучающим видом, как будто удерживать неуклюжих девиц — его повседневная рутина. «А может так и есть? Он высок, красив и имеет власть. Вокруг него наверняка крутятся много женщин, которые хотят его в мужья… или даже просто в постель.»       Девушка не понимала, почему с её прошлым, она все ещё мечтала о любви, и не понимала, почему эти мысли возникали одновременно с образом эпистата.       Они так и ехали: Амен держал Эвтиду за талию, особенно сильно прижимая к своей груди во время сильной тряски; а Тизиан недовольно сопел где-то в другом конце колесницы.       Казалось, что прошла вечность, когда они приехали. Увидев место назначения, девушка нахмурилась. Центральная площадь. А по середине стоял эшафот. — Зачем мы тут, господин? — Ты ведь хотела, чтобы Асмий умер, — эпистат ухмыльнулся.       Казнь рано утром удивляла. Обычно это было большое сборище, где помимо служителей закона, оказывались и простые люди. Всем было интересно, за что судят и почему — Но почему так рано, господин? — Эвтида задала этот вопрос так тихо, но Амен услышал. — Фараон не хочет, чтобы люди знали о его ошибке. Он допустил отвратительное отношение к невольным на протяжении более десяти лет. Эвтида, ты не первая, кто подвергся издевательствам и общим пользованием.       Злость начинала разгораться в груди девушки первородным пламенем.       Ошибка? Всего лишь ошибка? Люди умирали. Его люди умирали, а такие как Асмий спокойно жили, ели виноград и пили хек, используя рабов хуже животных.       Её руки сжались в кулаки, глаза застелила пелена гнева. Эве хотелось самолично перерезать горло этому отвратительному человеку.       Амен опустил свою руку на плечо девушки, сжимая, останавливая от поспешных и ненужных действий. — Я хочу его убить. Чтобы он страдал в мучениях.       Эвтида окончательно потерялась в своих эмоциях, не обращая внимания на охотников, которые обнажили клинки, явно не понимая, почему эпистат терпит поведение своенравной девицы. — Успокойся, дикая.       Руки Амена сжимали плечи девушки, не позволяя ей шевельнуться.       Эва пыталась успокоиться, но сердце бешено стучало в груди. Казнь началась.       Асмия вывели на эшафот, накрыв голову мешком, но даже отсюда, на отдалении, Эвтида могла его узнать. Его посадили на колени, он выглядел сильно избитым, это безумно радовало девушку.       Сняв мешок, Мясник с ненавистью смотрел на всех вокруг, а заметив свою бывшую рабыню, его глаза расширились. Как эта девчонка, ублажающая стариков, оказалась здесь? Рядом с Верховным Эпистатом. Из последних сил, мужчина прокричал: — Настолько было интересно посмотреть, Эвтида? Не ожидал, что моя рабыня окажется здесь, какого понимать, что будешь следующей? Шлюха.       Амен застыл. Он ожидал любых слов, но не думал, что рабовладелец будет покрывать последними словами Эву. Эту маленькую, дикую девочку, не знавшую заботы и ласки. Его ноздри раздулись от гнева, эпистат начал понимать почему Эвтида так реагировала. Почувствовав настроение мужчины, уже сама Эва положила руки на руки эпистата и легонько сжала.       Она не боялась Амена, больше нет. Эта реакция объяснила ей многое. Верховный Эпистат действительно заботился о своих, нет, не рабах. О своих подчинённых.       Мясник продолжал кричать, но уже никто не реагировал на него. Палач подошёл к нему, задрал голову и резким движением перерезал горло, не дожидаясь, когда дочитают обвинение. Эвтида зажмурилась, она не была готова к виду чужой крови.       Но она действительно была рада смерти этого человека. — Амен, мы закончили здесь? — голос Тизиана резко появился из мертвой тишины, нарушая её покой. — Закончили. Поехали обратно.       Мужчины провели девушку обратно к колеснице. Амен сразу занял ту же позицию, придерживая Эву за талию. Та, в свою очередь, забыла как дышать. Слишком много потрясений. Слишком много.       Вернувшись в дом, Тизиан и Амен сразу пошли в кабинет, а Эвтида покинула их. Зайдя в общую комнату с Дией, она упала на кровать, мечтая забыть вид крови.