Рабыня

      В этот знойный день было яркое, полуденное солнце. Центральный рынок бурлел своей отдельной жизнью: где-то кричали торговцы, зазывая посмотреть и купить свой товар; стояли палаточники, желавшие угостить приезжих и местных вкусной пахлавой и засахаренными финиками; а чуть дальше шла уже совсем другая часть рынка.       Как ни странно, именно здесь, в центральной части столицы, находился рынок рабов. Это выглядело до скучающего обыденно. Такой же «товар» и такие же «покупатели», не стеснявшиеся сбивать цену, находя хоть малейший изъян. И сейчас, в самое настоящее пекло, вели новую группу невольных.       Мужчин, женщин, да даже детей — рабом мог стать кто угодно, за кого могли бы заплатить. На самом деле, рабы не считались чем-то ценным, и иной раз, стоимость живого человека, была меньше, чем у старой козы. В этой группе было около пяти женщин и шести мужчин, неплохой улов, который выгодно продать в один день. Чем дольше невольный у рабовладельца, тем тяжелее будет его продать. — Шустрее, уроды! Вас ещё нужно привести в нормальный вид, упаси господь.       Владельца всех этих людей, за глаза, конечно, называли Мясником. Все прекрасно знали, что его рабы были не больше, чем игрушками, поэтому очень часто его товар, в первую же неделю утилизировали.       Под тихие всхлипы совсем молоденьких девочек, всю группу завели в небольшую пристройку, совсем рядом с основной частью рабовладельческого сектора. Цепь кандалов, была достаточно длинной, поэтому надобности снимать оковы у Мясника не было. — А теперь живо! Чтобы все были чисты, как царская задница! — он был в возрасте, не совсем стар, но уже и не молод. Настоящий урод, который мог бы продать, даже блоху на спине у собаки. Его голос напоминал скрип по стеклу, настолько же отвратительный и мерзкий.       На помывку выделили всего два ведра чистой воды, и какие-то невнятные тряпки, в которые следовало переодеться. Вот так, мужчины и женщины, пряча от стыда глаза, мылись в одной компании. — Ты что? Совсем не стыдишься нагого тела? — девочка, которой на вид было лет двенадцать, изумлённо смотрела на девушку, которая без какого-либо стеснения, разделась и начала мыться.       Та в свою очередь окинула взглядом всех здесь находящихся, а затем проговорила бесцветным голосом: — Я не первый раз это прохожу. Меня продавали больше восьми раз.       После этой фразы, девушка обернулась и показала свою спину, изуродованную метками рабыни. Доказательством купли. — А… что случилось с твоими хозяинами? — юная девчонка, всё не унималась, чем привлекала внимание остальных. — Сдыхали. А ты не слышала? Мясник продает меня старым извращенцам, те делают со мной, что хотят, а потом они «чудесным» образом умирают, а я снова оказываюсь здесь, — девушка облила себя из ковша.       В свою очередь остальные рабы старались не смотреть ей в глаза. Да, эта история была достаточно известна, но всё ещё не доходила до местных служителей закона. — Ты… Эвтида? — уже мужской голос, задал этот вопрос.       Девушка не ответила. Другие невольные начали её рассматривать. Тонкое, но сильное тело, округлые бедра и смуглая кожа, но не такая, как у местных красавиц, более светлая. Тяжёлые, длинные волосы, прямой нос и лисьи глаза. Некоторые мужчины, начали понимать, почему её так часто покупали. Несмотря на шрамы и спину, она была по-настоящему красива.       К тому моменту, как все закончили омывание, и привели себя в порядок, насколько это было возможно, их повели к палатке, где с большим комфортом разместился Мясник, а рабы стояли под палящим солнцем.       Эвтида тяжело выдохнула и всё же решилась обратиться к этой любопытной девочке: — Не бойся, тебя не возьмут для плотских утех. Слишком худая и невзрачная. Будь рада этому. Максимум, пойдешь помощницей в бедный дом или подружкой для богатой наследницы. У тебя не будет такого будущего как у меня. — Почему ты не сбежишь? — тихий голос, поражал своей наивностью. «Наивный ребенок», — такая мысль была у неё в голове. — Потому что рабы, у которых владелец умер и не прошло больше двух лет, может быть снова продан. Как видишь — я здесь.       Мясник снова крикнул на людей, а затем начал рыскать глазами, кому же и кого продать. Первым продали мужчину, который знал имя Эвтиды. Его забрала пожилая пара, которая искала сильные руки, для своей скотобойни. Затем продали ту любопытную, девушка оказалась права, её забрали новой подругой для какой-то избалованной госпожи. Затем продажа пошла сложнее. Для Эвтиды. Остальных разбирали достаточно быстро, и несмотря на красоту девушки, все прекрасно видели количество шрамов на её теле.       Ближе к концу дня, когда тепло начало уходить, а солнце не так слепило глаза, за ней пришли. Она не поднимала глаз, но слышала переговоры Мясника с покупателем. Эвтида думала о том, что её снова продадут старику, которому не хватает женского тела. К ней подошли и она решилась посмотреть, на нового своего владельца.       Её глаза расширились от удивления, перед ней стоял красивый мужчина. Высокий, в дорогой одежде и с длинными волосами, собранными в сложную косу. — Как и говорил! Девочка послушная, но, к сожалению, — с большим притворством говорил о ней рабовладелец, — её прошлые хозяева трагически умирали. Посмотрите на её лицо и волосы, она точно будет усладой для вашего господина. «Слуга. Не хозяин».       Эвтида снова попадет к какому-то старику, так ещё и к немощному, раз тот не удостоился сюда прийти. А для богатых господ, это была возможность продемонстрировать свою власть и влиятельность. — Я её покупаю. Поставьте метку не на спине, смотреть жалко — голос у этого мужчины оказался очень приятным: низкий, строгий и не проявляющий хоть какие-либо эмоции.       Мясник согласно закивал, напоминая ей одну из статуэток, которую девушка видела в одном из домов. Она также кивала и выглядела очень глупо. Эвтида приготовилась к боли, метку ей поставили ближе к пояснице, там не было ни шрамов, ни других значений принадлежности, но она не издала и звука. Сейчас она всё ещё могла получить от рабовладельца.       Отсоединив её от остальных невольных, Эвтида выпрямилась и гордо задрала нос, несмотря ни на что, в ней было больше достоинства, чем во многих. В том числе в Мяснике.       Девушка пошла за мужчиной, не осмеливаясь что-либо спросить, она была гордой, но не слабоумной. — Меня зовут Тизиан. Ты будешь служить у господина Амена, Верховного Эпистата. О твоих обязанностях, он расскажет тебе сам. Как тебя зовут? — Эвтида, господин. — Сколько тебе лет, Эвтида?       Он задавал эти вопросы, будто только что не слышал эту информацию у Мясника. — Двадцать один, господин.       Тизиан кивнул и дальше они шли в тишине. Пройдя рынок, они повернули в богатую часть столицы. Эвтида, конечно же, знала об Амене, но не думала, что будет служить у молодого мужчины, и тем более не знала, как он выглядит. Ей казалось это непривычным, потому что она не знала, что будет ожидать. Когда они пришли, девушка увидела большое имение, с садом и несколькими домами на территории. Всё было выполнено из белого камня, и она знала, что это все стоит очень и очень дорого.       Внутри здания, их встретила прислуга. Ни на ком из местных, она не увидела ошейника невольных. Эвтиде показалось, что все они были наняты за деньги, из-за чего та, чувствовала себя неловко. Впервые за долгое время.       Тизиан и Эвтида поднялись на второй этаж, девушка старалась запоминать детали дома, где ей придется находится. Они оказались у двери из темного дерева. Мужчина постучался и сразу открыл дверь, не дожидаясь ответа своего господина. — Амен, как и приказывал, нашёл тебе рабыню. Отчёт о вчерашнем занесу через час, — Тизиан быстро всё сказал и покинул кабинет. — Подними глаза, девочка, — неожиданно тяжёлый, низкий голос с хрипотцой, приказал ей и та не осмелилась перечить. Эвтида была эмоциональной, дикой как её называли, но иногда и она умела вовремя замолчать.       Девушка посмотрела на мужчину и оторопела. Безумно высокий, где-то около двух метров, это было понятно, даже когда он сидел. Буквально огромный и широкий, но удивительно не похожий на египтянина. Белые волосы, ресницы и кожа. Яркие синие глаза. А ещё мощь, даже в спокойном состоянии, которая заставляла напрячься. — Назови своё имя. — Эвтида, господин.       Тот кивнул, что-то записал на папирус и снова заговорил: — Рассказывай всё, что можешь о себе, Эвтида. И всё, что знаешь об Асмии. — впервые за долгое время, она снова услышала настоящее имя Мясника. — Я сирота, господин. Не знаю ничего о своих родителях, я росла в храме. В тринадцать храм сгорел и я осталась на улице. Там меня нашёл Мяс...Асмий. Он начал продавать меня с четырнадцати, когда я стала готовой для плотских утех.       Амен перебил её и задал новый вопрос: — Его кличка Мясник, верно? — Да, господин. Мало кто из его рабов оставался жив, обычно мужчины и совсем молоденькие девочки. Остальные умирали: хворь, насилие со стороны господ, самоубийства, — злость начинала вскипать в Эвтиде, она говорила всё, что знала и думала об этом чудовище. — Меня продавали старым зажиточным купцам и богатым господам. Они умирали и я снова оказывалась у Мясника.       Мужчина кивнул, затем поднялся и подошёл к ней. Она не доставала ему даже до плеча, находилась на уровни белоснежной груди, также изрисованной шрамами. Но это были шрамы воина, а у неё шрамы рабыни. — Сколько их было? — Девять, господин.       Он нахмурился. — Сколько времени была у каждого? — Самый короткий срок — два месяца, самый длинный — год и девять. — Эвтида не хотела вспоминать, но сейчас Амен был ее хозяином и мог приказать что угодно.       Мужчина снова нахмурился, из-за чего девушке стало не по себе, он напоминал хищника, готовый разделаться со своей добычей как можно быстрее. — Эвтида, — она вздрогнула, услышав своё имя, — ты будешь прислуживать в этом доме. Научена грамоте? — Да, господин, — шатенка нервно улыбнулась, — меня обучили грамоте в храме, я умею читать и писать. Но не практиковалась давно в письме. — Будешь моим личным писарем. Тизиан — мой первый помощник, у него узнаешь, чем будешь заниматься, как прислуга. Если понадобишься, вызову. Свободна.       Амен снова сел за свой рабочий стол, перебирая какие-то бумаги и письма, а Эвтида вылетела из кабинета, боясь, что этот грозный мужчина сделает что-то плохое с ней. Тизиан стоял в коридоре, поджидая девушку, тем самым сильно напугав, из-за чего та, чуть не закричала на весь дом. — Пугливая. Пошли за мной. Эвтида старалась унять своё сердце и дрожащие ноги, и шла за Тизианом, молясь всем богам, которых знала и мечтала, чтобы с ней обошлись нормально.       Они пришли на кухню, где вовсю шла работа. Помощник эписата остановился, обращаясь ко всем работникам: — Это Эвтида, с этого дня она будет помогать на кухне.       И он ушел, оставляя её с незнакомыми людьми.

***

      К ней сразу подбежала кухарка, женщина в возрасте, которая накинулась на неё и начала задавать вопросы. Много вопросов. — Откуда ты к нам, девочка? Вы посмотрите какая худая! Дия, быстро принеси лепёшку и молока. Что встали? Быстро за работу! Сколько тебе лет? Ох, что же ты в тряпках каких-то!       Восклицая всякий раз, Эвтиде хотелось истерически рассмеяться, она давно не видела такую неприкрытую заботу. Женщина, назвавшееся Феонай, завела её в кладовку и достала какие-то вещи, дав несколько минут на то, чтобы переодеться. Это были лёгкая туника, большого размера, из-за чего шрамы на теле были видны, и шаровары, которые девушка уже успела заметить на остальной обслуге. Выйдя из каморки, к ней снова подскочила Феонай, но уже с желанием накормить «бедняжку».       Когда она и кухарка сели за стол, та наконец перестала причитать, и грустным взглядом посмотрела на девушку. — Так откуда ты? — наконец-то её тон и речь стали более спокойными. — Я рабыня. Меня выкупили у Мясника.       В этот же момент все застыли, а некоторые начали шептаться, из-за чего Феаной пришлось на них шикнуть. — О, Ра, бедная девочка. Эвтида, так это про тебя идёт молва. Рабыня, что несёт смерть для своих господ.       Шатенка нахмурилась. Да, её так частенько называли, когда узнавали откуда она и кто. Данной славой она была обязана Мяснику, который выставлял её хуже, чем больную скотину. К сожалению, это не мешало её покупать и… «пользоваться». — Вы прогоните меня? — голос стал совсем тихим. В других домах к ней относились не больше, чем как к помойной тряпке, которой чистили стойла лошадей. Её защита начинала рушиться, видя переживания этой женщины. — Нет, что ты, девочка. Раз господин Эпистат выкупил тебя, значит ты здесь останешься. Мы все тоже были когда-то рабами. Да, мы не носим ошейники, господин, считает это дикостью. Нам платят жалованье, тебе тоже будут. Главное, хорошо работай и будь здорова.       Эвтида не заметила, как по её лицу покатились слёзы. Когда она последний раз плакала?       Когда её лишили самого важного, что могло быть у молодой девушки? Когда её впервые избили плетью, забавы ради? Или когда сгорел храм, в котором её любили?       Резко, все шрамы, начали зудеть, будто они только появились на её теле. Ей было больно. Ей было страшно. Ей было стыдно. Она не могла остановиться: всё плакала и плакала, переходя на крик, который разрывал сердце.       Феонай тихо подошла к ней, обняла и прижала к груди, шепча что-то успокаивающее, нежное. — Ну-ну, девочка, всё будет хорошо. Здесь тебя не обидят, будешь спокойно жить. Эпистат уж точно не помрёт от твоего нахождения здесь, даже не надейся. Ты красивая, найдёшь себе мужа. Любить тебя будет. Не переживай, девочка, не переживай.       Вжавшись в женщину, она искала в ней защиту, боясь отпускать. Когда слёзы закончились, её плечи подрагивали. Эвтида пила молоко, ела лепёшку и не могла поверить, что показала все свои слабости разом. — Дия, сегодня Эвтида не работает. Жить с тобой будет. Покажи комнату и дом, выдай карту, наверняка у тебя осталась. Всё, идите, — Феонай снова включила строгую владелицу кухни.       Эвтида рассмотрела ту, с которой будет жить. Невысокая, пухлая, с загорелой кожей и кудрявыми волосами. Дия. Ей подходило имя, и девушка невольно улыбнулась. — Дия, спасибо.       Она поняла всё без лишних слов и кивнула. — Я могу называть тебя Эвой? Будет удобно, и тебе, и мне, — Дия улыбнулась. — Да.       Дия отвела в комнату, показала и рассказала, где что находится. Показала весь дом, где находятся покои эпистата, когда узнала, что Эва писарем личным будет. Дала карту и поделилась своей одеждой.       Конечно, та будет висеть на Эвтиде, но она была рада и этому. Жизнь научила её шить, да и вообще многим вещам, а иголку с ниткой, можно было найти даже в самом захудалом доме.       Дия убежала на кухню, а Эва осталась в саду, дыша полной грудью, стараясь запомнить запахи деревьев, цветов и… свободы.