Чужой среди чужих

      В глазах всё расплывалось, плясали противные, мелкие мушки, а в ушах стоял писклявый звон. Вова криво усмехнулся. Похоже, подобное состояние скоро станет для него привычным делом. Уже в который раз он испытывает эти ощущения на собственной многострадальной шкуре.       Странное дело, и почему его не добивают? Не пытают? Или... ещё что хуже? Он ведь прекрасно осведомлен о главной задаче пресс-хаты и какие средства здесь используют.       Состояние было паршивым, что уж говорить. Но на каком-то инстинктивном уровне Вова сразу сообразил, — он ещё легко отделался. Черезчур легко. Похоже, это пока предупреждение.       Пытаясь сгрести непослушные конечности в кучу, Вова, далеко не с первого раза всё-таки смог перевернуться на бок и приподняться на один локоть, а свободной рукой стереть с губы кровь. Неожиданно помощь пришла, откуда он совершенно не ожидал: кто-то ему помог встать. Наконец он начал постепенно разбирать слова, которые, судя по всему, адресовались именно ему.       – ...не стоит, всё равно придёт в себя. Эй, ты слышишь? Дебилы, я же сказал вам по башке не ебашить!       – Да посмотри, приходит ведь в себя, – оправдывался кто-то. – Не убили бы.       – Вполне могли, сколько случаев было! Кретины...       – Чё остановились-то? – сплюнув кровь, прохрипел Володя, с удивлением про себя подмечая, что все зубы пока на месте. – Зассали?       – Чё, бля?.. – один из мужчин уже хотел рвануть в сторону шатающегося Суворова, но неожиданно Сергей резким жестом его остановил.       – На первый раз я прощу твою наглость, – снисходительно ответил он и мотнул головой в сторону. – Его благодари.       Вова посмотрел в указанную сторону и заметил того самого парня, который в самом начале показался ему знакомым, вот только он никак не мог вспомнить, где его видел.       – В смысле?       – У тебя ведь наколка на плече? – вопросом на вопрос ответил Сергей.       – И?       – «Д. Р. А.». Я тоже там был. Чисто из уважения, сегодня тебя не трону, а дальше пеняй на себя.       С этими словами он отвернулся и ушёл куда-то вглубь камеры, остальные последовали его примеру, кроме одного. Самый молодой вдруг неожиданно оказался рядом с Володей и, подперев того своим боком, перекинул его руку себе на шею и потянул в сторону, чтобы усадить на свои нары.       – Ты чего? – пробормотал Вова, изо всех сил борясь с подступающей тошнотой.       Только сейчас он понял, что всё- таки снова получил по голове. Виски и затылок ломило, а правый бок нещадно саднило. Как бы рёбра снова не сломали...       – Ты меня не помнишь? – почти прошептал парень, осторожно усаживая Суворова.       – Нет. Хотя, уже не знаю... Как тебя зовут?       – Ваня я. Мы служили в соседних частях. Я на год младше, но мы пересекались несколько раз, я тебя запомнил. И пахан этот тоже там был, поэтому он уважает военных. Я сказал, что ты оттуда и показал твою наколку, он только поэтому дал команду оставить тебя.       – Интересно тут у вас, – прокряхтел Вова и поморщился, прижимая руку к ребрам. Больно.       – Здесь собран актив, дана задача тебя заставить взять на себя то убийство. Барин дал на это добро... Лучше уж признайся.       – Я не могу, Ванёк, – Вова внимательно посмотрел тому в глаза, – не могу, понимаешь?       – Тебя же... Тебя ведь могут опустить... – прошептал Ваня.       – Нет.       – Э, бакланьё, – хорош бадягу разводить. – рявкнул один из мужчин.       – Они тебя не оставят, – ещё больше понизил голос Иван, да так, что его было слышно с трудом, – говорят, даже в карцер не переведут, здесь будут разбираться.       – Проехали.       – Ты ведь свой, – возразил парень, – меня заставят тебя избивать, а я не хочу. Если ты признаешься, то тебя отсюда обязательно уберут.       – Прорвемся, не ссы, братишка, – проигнорировав последнюю фразу, Вова ободряюще слегка ткнул кулаком Ваню в плечо.       Оставшийся вечер прошёл на удивление тихо. Володю не трогали, и практически с ним не разговаривали, чему он был несказанно рад: желание беседовать с кем бы то ни было сейчас напрочь отсутствовало.       Тем не менее он прекрасно понимал, что это — затишье перед бурей.       Несчастная голова давала о себе знать: боль не утихала, а, скорее, даже наоборот: постепенно становилась сильнее, заполняя собой всю черепушку. Область рёбер тоже неслабо и монотонно ныла, Володе постепенно становилось тяжело делать вдох, и периодически появлялся приступообразный кашель, доставляющий невероятные мучения.       Однако, сцепив зубы, он стоически терпел. Держаться... Ему нужно продержаться во что бы то ни стало, ещё не время подыхать.       Только не здесь!       Когда он в очередной раз закашлялся, сокамерники не выдержали:       – Кто-нибудь, заткните его уже!       – Реально задрал.       Вова лежал на нарах, скрючившись от боли. Тело била мелкая дрожь, на лбу проступила испарина, а дышать становилось все труднее. Каждые вдох и выдох приносили мучение.       Неожиданно на него вылили ледяную воду, вызывая сдавленные хрипы парня. Иут же кто-то сильно и резко дёрнул его за шиворот, от чего он мгновенно оказался лежать на полу. В спину прилетел удар от тяжёлого ботинка, а затем ещё. И ещё.       Боль.       Снова боль и, похоже, этому конца края не будет. Перед тем, как провалиться во мрак, в воспаленном мозгу Володи всплыл светлый образ Наташи.

・゜゜・．

      То ли этот мир упорно старался избавиться от Суворова, постоянно посылая определённые обстоятельства, то ли напротив — пытался во что бы то ни стало оставить его в живых, тут уж Володя и сам не мог этого понять, окончательно запутавшись. Этот непростой вопрос, не теряя своей актуальности и по сей день, мучил парня с тех самых пор, как он очнулся после огнестрельного ранения.       Похоже, на этот раз он пришёл в себя не в реанимации, ставшей уже привычным и хорошо знакомым местом, а в палате интенсивной терапии. Как раз в этот момент спиной к нему стояла чуть полноватая медсестра, которая копошилась со своим инструментом у стола. Этот неприятный звон, возможно, его и растормошил.       Вова хотел что-то ей сказать, но с губ сорвались лишь невнятные хрипы.       – Ну здрассьте, очухался наконец, – повернувшись на звуки, всплеснула она руками.       Медсестра оказалась женщиной средних лет, а манера говорить и жестикулировать напоминали привычки деревенских людей. Впрочем, её нахмуренное лицо не отличалось особой добротой и мягкостью, обычно присущие жителям глубинки.       – М-мож-жно во... воды, – просипел он.       – Нельзя, – отрезала она, – не положено.       – Пожалста.       – Глухой, небось? Али голова хорошо встряхнута? Неть, говорю.       Вот ведь противная.       Вова молчал, но лишь потому, что собирал силы для едкого ответа. Почему-то даже в таком состоянии он умудрялся раздражаться. Судя по всему, на данный момент его жизни ничего не угрожает.       Врач посетил его лишь на следующий день. Если в городских больницах работали сплошь суровые и неразговорчивые доктора, то про тюрьму и говорить не стоило: разговаривали с ним сухо, неохотно и достаточно грубо.       – Сотрясение мозга, множественный перелом рёбер со смещением и повреждением плевры, внутреннее кровотечение, ушибы внутренних органов, – быстро отчеканил врач, – состояние средней тяжести, так что тебе повезло, недельку-другую придётся полежать здесь.       – Повезло? – только и выдавил Вова. Где-то он уже это слышал.       – Знаем, откуда тебя привезли, – иронично заметил мужчина и, громко захлопнув медкарту, встал. – Оттуда обычно в худших состояниях возвращаются.       – Спасибо.       Расспрашивать о своём состоянии смысла не было, да и не хотелось. Вова проводил взглядом врача и задумчиво уставился на дверь. Какое-то время он находился в странном оцепенении, а затем, проморгавшись, поморщился и сжал кулаки.       Пора что-то менять.