Чужой среди чужих

      Если умирать, то тогда уж окончательно и бесповоротно. Во всяком случае это лучше, чем испытывать то, что сейчас испытывал Вова.       Хочется скрючиться от боли, которая пронзила мириадами игл все, что только можно, но тело совершенно не повинуется, будто сознание затолкали в какой-то чужеродный, неодушевлённый предмет. Вроде жив, а вроде и нет. Он попытался не то, что закричать, а хотя бы простонать, но и это не вышло. Зато он прекрасно слышал мерзкий писк какого-то аппарата совсем рядом, вперемешку со странным давящим гулом, идущим откуда-то изнутри собственной головы. Эти до невозможности противные звуки невыносимо резали слух и доставляли ужасные мучения.       Но хуже всего, — воспоминания, которые настойчиво протиснулись через сознание, а потом и вовсе обрушились на Суворова мощным потоком, словно, прорвавшаяся дамба, заставляя того вспомнить всё, что предшествовало нынешнему состоянию. Хотя, возможно, и не всё, но основное, — уж точно.       Обрывки прошлого замелькали с невероятной скоростью: вот счастливое лицо Наташи, которая ждала его в автомобиле. Громкий звук выстрела, а следом — обжигающий толчок в спину. Резкая боль. Истошный девичий крик. Её искаженное ужасом лицо. Постепенно исчезающий мир, а вместе с ним и надежда на светлое будущее. Вова даже вспомнил свою последнюю мысль, предшествующую той тьме, которая затем его жадно поглотила.       «Ну, вот и всё.»       Интересно, он умер? Хотя, нет, глупости. К своему сожалению он жив. И несложно догадаться, где он сейчас находится, в конце концов, подобное происходило в его жизни не раз. Другое дело, что это пробуждение — самое мучительное. И не только физически.       До чего же, всё-таки, паршивый этот писк...       Боль немного притупилась. Или, возможно, это он к ней привык. С огромным усилием и далеко не с первого раза Вова разомкнул невероятно тяжёлые веки. Все расплывалось, голова кружилась, от чего его мгновенно начало мутить. Словно, верх, низ, право и лево поменялись местами. Лишь спустя какое-то время он смог более менее сфокусироваться на потолке и через полумрак рассмотреть потрескавшуюся и местами облупившуюся штукатурку. Хмыкнув про себя, он снова прикрыл глаза.       Кто бы сомневался...       – Господи, пришёл в себя, – разобрал он сквозь какофонию ненавистных звуков чей-то негромкий обеспокоенный голос, который через несколько секунд произнес уже громче, – врач! Срочно позови врача!       Мерзкий писк, наконец, прекратился, сменившись на равномерное и достаточно негромкое пикание. Спасибо тому, кто, наконец, прекратил эту пытку. Вова хотел шевельнуть рукой, что снова оказалось непосильной задачей; в тело будто бы налили свинец. Но зато парень почувствовал во рту, а затем и в глотке что-то твёрдое, и его затошнило ещё сильнее.       Лучше бы сдох, честное слово.       Конечно, он прекрасно понял, что находится в больнице. Знать бы только, как Наташа и где она сейчас...       Неожиданно его веки открылись против его воли, а в глаза ударил яркий свет.       – Реакция есть. Тааак, умница, – произнёс уже мужской баритон, – Ну и ну, смотрите-ка, выкарабкался. У него сильное сердце, однако.       – Сатурация в норме, давление, частота дыхания и пульс тоже, анализы пришли совсем недавно, тоже без критических превышений...       – Не тараторь, Алён. Анализы я сам посмотрю. На завтра готовь ПСД .       – Но, Виктор Андреевич, – в голосе девушки послышались нотки замешательства и беспокойства.       – Тебя что-то смущает, милочка?       – Просто... Он ведь только что пришёл в себя...       – Медсестра ставит под сомнения назначения заведующего?       – Я... Простите, – сконфуженно ответила девушка.       – Ты ведь здесь недолго, – вздохнул мужчина, но всё же пояснил, – с такими показателями, как у него, мы попробуем его завтра экстубировать, иначе долежится до пневмонии и пролежней.       – Анализы...       – Я тебя услышал про анализы. И впредь, это — реанимация, и мои назначения не обсуждаются. Во время экстренной операции тоже будешь спорить?       – Поняла, я... Я все приготовлю...       – Ладно, – устало ответил врач, – зайди ко мне в кабинет минут через пятнадцать, я все распишу, передашь потом по смене.       – Да, конечно.       А после послышались тяжёлые, удаляющиеся шаги. В голове у Вовы творился настоящий хаос: сознание возвращалось нехотя, мысли путались, да и ко всему этому добавлялось просто наиужаснейшее общее самочувствие. Как он ни пытался пошевелиться, максимум, что ему удалось — это чуть повернуть голову вбок. Хотя, стоит ли ему так уж цепляться за его никчёмную и жалкую жизнь?       Звякнул какой-то инструмент, и неожиданно его снова начало нещадно клонить в сон. Поначалу Суворов инстинктивно начал сопротивляться этому, но затем сдался и позволил тьме окутать его своими щупальцами и снова утянуть в очередное забытье.