Я напишу о тебе роман

Когда Минхо оказался дома, он отправился в холодный душ. Насильно держал себя под ледяными струями, которые кололи кожу сотнями уколов, чтобы протрезветь, наконец, окончательно. Хватит. Хватит ныть. Достаточно жаловаться на эту жизнь и корить обстоятельства, других, космос, вселенные за то, что у него не сложилось. Осточертело травить себя и всех вокруг гнилью своего недовольства. Что хорошего это привнесло в жизнь альфы? Потерянные годы? Сожравшую с потрохами душу ненависть? Слепоту по отношению к другим, хорошим людям? Это привело к тому, что разрушаются жизни тех, кто ни в чем не виноват и еще имеет шанс на счастливый финал. Да, альфа потерял свое счастье, своего истинного, это неоспоримый факт. Это больно и трагично – нерушимая правда. Но что, если он сможет найти новую радость жизни в счастье и улыбках других? Почему крест поставлен на счастье, как таковом? Ведь оно, не обязательно, должно быть сосредоточено только в одном человеке, верно? Минхо не думал так раньше. Джисон исчез из жизни альфы, забрав абсолютно все. Оставил пустоту. А Хо, вместо того, чтобы учиться эту пустоту заполнять чем-то положительным, оградил себя от всех и всего, что могло бы ему помочь, позволяя гневным чувствам, как инфекции, пожирать все больше и больше плоти, разрастаться, и заполнить всего себя. Но теперь альфа видит все с другой стороны. Будто выбрался из кокона, и смотрит на себя – несчастного, со стороны. И ему не нравится то, что он видит. Ему себя жаль. Стыдно, что справился со всеми трудностями так херово, как настоящий слабак. Выбрал самый простой путь – сдаться и закрыться. А ведь у него, по факту, в жизни все в порядке. Дом есть, работа тоже, друзья, на удивление (господи, да им памятник нужно поставить за то, что терпели эту мразоту-Минхо годами!) есть, здоровье и время радоваться жизни есть. Чувство вины окатило по телу горячей волной сквозь ледяные струи воды. За то, что так по-свински и глупо растрачивал годы - на нелепые, сопливые страдания. Время – ценно. Жизнь – дороже нее ничего нет. Улыбки, счастье и радость – вот, что по-настоящему важно. Все остальное – дополнения, приправы, специи в блюде, под названием «Жизнь». Без этих составляющих выйдет пресно, да. Но, на них зацикливаться нельзя. Без боли не почувствуешь наслаждение, без горя в полной мере не ощутишь радости, без забвения не распробуешь настоящий вкус счастья. Теперь Минхо видит это все как на ладони. Его ломает, и очень сильно. Ломает в обратную сторону, туда, откуда он когда-то бежал сломя голову. От себя. Спросите любого костоправа, как вернуть нужную форму неправильно сросшейся кости? Да, все верно, нужно снова сломать. Когда-то переломанное сердце и душа Минхо срослись неправильно, и чтобы все поправить, нужно снова, безжалостно, в том же месте надломить. И тогда появляется шанс поставить все на место. Главное, чтобы пациент не противился. Не дергался и не визжал в истерике вырываясь. И сейчас, альфа сцепив зубы, терпеливо будет проживать весь процесс. Теперь он этого не боится. Рост и изменения к лучшему происходят только сквозь это мерзкое чувство. И все это с ним сейчас происходит благодаря одному единственному человеку. Феликсу. Альфа выключил воду и вышел из душа. Надел чистую домашнюю одежду, принялся наводить порядок в квартире. Убирать пришлось много. Последние пару дней попойки, как всегда, сопровождались разведённым в жилище срачем. Хо несколько часов потратил на то, чтобы вылизать до идеального состояния квартиру, выкинуть весь мусор, проветрить комнаты, приготовить нормальную, домашнюю еду. Он ни разу за это время не выкурил сигарету и не потянулся за алкоголем. Кстати, почти полная пачка «любимых» Lucky Strike полетела в мусорное ведро, вслед за наполовину наполненной бутылкой Maker’s Mark. Минхо ведь, на самом деле любит красное вино, с какого хера он вообще перешел на этот горький, противно обжигающий односолодовый? Он так и не смог вспомнить. Хо точно знал, что ему нужно делать дальше. Но для начала, нужно выспаться, как нормальный человек. В 7 вечера Минхо лег на прохладную, чистую постель и прикрыл глаза. Внутри так тревожно. Тело дрожит, и не от холода. Не хочется терять… До комка в горле, что мешает дышать и мокрой наволочки от слез не хочется. С этими мыслями альфа погрузился в сон.

***

Проснулся парень в начале четвертого утра. Прекрасно. Это именно то, что ему нужно было. Раннее утро, перед рассветом – самое продуктивное время. Город и его жители находятся в своем самом глубоком сне, вокруг тишина и спокойствие, никаких внешних и внутренних раздражителей. Ничего не отвлекает и не мешает. Нужно этим воспользоваться. Минхо заварил себе кофе, взял упаковку любимых овсяных печений и сел за рабочий стол. Потянул экран ноутбука вверх, открыл новый текстовый документ и начал печатать. Кажется, первый раз он отлип от экрана в полдень. Парень потер уставшие глаза. 12 глав написано. Альфа хмыкнул на то, как же легко ему дается писать романтику. Видимо, действительно, талант не пропьешь. И как бы он этому не сопротивлялся, про теплые, трепетные взаимоотношения истинных у него выходит писать легко, и невероятно красочно. Потому что знает, как это. Потому что у него это было. Легкая грустная улыбка проскочила на лице, и Хо взялся за телефон. - Алло, Бин-а, привет. Как дела? Как чувствуешь себя? - Привет, Хо. Башка трещит. Но в целом нормально. Я на работе… - Ты звонил или писал вчера Хенджину? Помнишь, о чем я тебе говорил вообще? - Да, помню. Я… Не думаю, что это хорошая идея, хён… Я не знаю как… - Чанбин! Собери яйца в кулак! Напиши, извинись за свое поведение. Бухой был, перенервничал, я не знаю. Придумай что-нибудь. Спроси, нужна ли помощь, предложи встретиться. Ну действуй, ну? Ты ж альфа, а он – твой истинный! – Хо ходил по комнате и размахивал руками, будто это как-то могло бы добавить решительности Чанбину. - С чего ты, вдруг, изменил свое мнение насчет истинности? – в голосе отчетливо было слышно недоверие. - Я подумал… - старший остановился у подоконника, начал ковырять пальчиком облупившуюся в одном месте краску на раме и продолжил чуть тише, - у меня не получилось, так хоть у тебя, может, получится. Надо попытаться, малой, слышишь? Оно того стоит… Точно тебе говорю. На том конце не было слышно ответа. Хотя, Чанбин кивнул. Минхо пообедал и принялся писать дальше. В режиме печатной машинки альфа провел следующие три дня. Он спал, но немного, изредка ел, часто остывшую еду, потому что погружался в работу с головой и просто забывал о том, что разогрел себе обед или ужин. Ему очень хотелось успеть отдать новый роман в печать до среды, и альфа надеялся на свои связи с издательством, чтобы книгу поскорее опубликовали. Когда Минхо написал последнюю строчку нового произведения на 500 с лишним страниц, он поставил троеточие. Никакого «Конец», никакой жирной точки, никакого «Happy End». Эта история должна жить вечно, ее нельзя завершать, - думал автор. Хо написал эпилог, написал посвящение. Написал слова благодарности. И задумался. Осталось название. Прокрутив картинками в голове все, что его душа излила на бумагу за последние пару дней, Минхо смог уверенно дать и имя этому роману. Когда все было готово, Минхо отправил файл на знакомый электронный адрес своего первого издателя. Того самого, который совершенно случайно напечатал «Вечная Связь» и наградил неизвестного никому ЛиНо популярностью. - ЛиНо??? – послышалось удивленное из динамика телефона, - сколько лет, сколько зим? Как жизнь? Читаю каждый выпуск The Wedding вместе с женой! Она в восторге от статей, пускает сопли каждый раз… Пак Суним всегда заходился ненужной и лестной болтовней в начале разговора, минут на 5, не меньше, и это изрядно подбешивало Хо. Раньше, альфа всегда обрывал редактора на полуслове, чтобы скорее приступить к решению насущных вопросов. Но сейчас Минхо даже слегка улыбнулся, услышав немного писклявый голос и рассказ про сентиментальную супругу. - Рад слышать, Пак. Я, вообще, по делу… - Какому такому? - Посмотри почту. Я отправил новый роман… - Опять придумал какую-то фигню с пришельцами и щупальцами? ЛиНо, мы же это уже проходили… - начал поднывать Суним. - Нет. Романтическая история. Прочти. Только не откладывай, и позвони мне, готовы ли вы публиковать, - Минхо говорил уверенно и твердо. Да. Он все сейчас делает правильно. - Серьёёёёзно? – заверещал Пак, - Ты гонишь?! Да ладно! – и отключился, даже не попрощавшись. Видимо, побежал читать.

***

Прошли сутки, а Суним все еще не позвонил. Минхо начинал немного нервничать. А что, если это не то? А что если Паку не понравится? Хотя, по факту, Минхо плевать, если редактор не найдет в этом романе шедевра, ему главное, чтобы опубликовать согласился. Написан ведь он для другого человека. Чтобы себя и свои мысли чем-то занять, в обеденное время Минхо отправился к Бину на работу, попить кофе. В кафетерии большого офисного здания, старший поведал Со более подробно обо всем, что произошло между ним и Феликсом. И обо всех остальных неприятных нюансах тоже рассказал. - Пиздец… - Чанбин опустил голову на руки. Минхо молчал. - Ты его любишь? – резко поднялся младший. Он обеспокоенно разглядывал опущенное лицо хёна. Чанбин испугался. Если окажется, что Минхо влюбился в омегу, который снова исчезнет из его жизни, то жди беды. Чанбин вспомнил то время, когда ушел Джисон, и через что пришлось пройти несчастному другу. Еще раз такое? Депрессии, запои, запирание себя в 4х стенах на недели? За что? Вопрос старшего в ступор не вогнал. Минхо спрашивал себя уже об этом, и не раз. Он разобрался и точно знает ответ. - Люблю, - кивнул, - но не так, как ты думаешь. Не так, как истинного любил. Я бы очень хотел стать Феликсу надежным другом, поддерживать и заботиться. Быть причиной его искренней, счастливой улыбки. Понимаешь, о чем я? Чанбин кивнул. Хотя, понимал он не до конца. По его определению, то, что описал Минхо и есть любовь. Но углубляться в тему с вопросами младший не стал. Минхо более тонкая, творческая натура. Хоть по нему и не скажешь, но он часто мыслями где-то глубоко в философских размышлениях. И, видимо, у него совсем другое восприятие этого светлого чувства, уровнем повыше чем у логика – практика Со. - Так что с Хваном? – перевел тему старший. Чанбин улыбнулся и покраснел. - Мы переписываемся. - Ого, вот это реакция! Что там за переписки такие? – Минхо ехидненько улыбнулся, но Чанбин тут же замахал руками и остановил его пошленькие предположения. - Нет, нет, хен… Все совсем не так! Как ты и говорил, я ему пишу каждый день. Утром желаю хорошего дня и спрашиваю, как спалось. Могу ли я быть чем-то полезен сегодня. А он просто шлет меня нахер, - Чанбин смеется, - так смешно это делает, каждый раз изощриться пытается, новые оскорбления выдумывает. То же самое делает вечером, когда я ему желаю спокойной ночи. Минхо подвис. - Тогда я не понимаю, чему ты радуешься… - удивился старший. - Тому что я чувствую, как трепещет его сердце, когда он читает мои сообщения, эта связь истинных – это невероятно! - Со расплылся в такой широкой улыбке, что щечки поджали глаза, - и он меня не блокирует и не игнорирует, каждый раз отвечает! Смотри! Гогочущий младший протянул телефон экраном вперед, хвастаясь перепиской. Минхо хихикнул. Романтика 21 века. Альфа строчит «С добрым утром!», получает в ответ от омеги «Иди на хуй!», и радуется этому. Серьезно, Минхо никогда не видел Чанбина настолько счастливым. А ведь настоящее счастье у него впереди. Это греет душу. Умиление другом прервал телефонный звонок. Звонил редактор. - Да, Суним, ну что? – нетерпеливо поинтересовался альфа. - Это… Это… - шмыгает носом, - это так красиво! ЛиНо, ты заставил меня ныть, как девчонку! Это так… Так трогательно! Потрясающе теплая и романтичная история! Этот герой – Феликс… Он воплощение самого прекрасного омеги в мире, да простит меня моя жена! А герой-альфа – Минхо, господи… Разве это вообще возможно? Такая настоящая и искренняя любовь? Да мужики так любить не умеют! – захныкал Пак. Минхо улыбался. То, что нужно. Это оно. Реакция, которой он добивался. - Пак, когда сможешь пустить в печать? – альфа перешел сразу к делу. - Да мне всего пару дней, согласовать с книжными, с производством, маркетинговой группой, и погнали! – редактор очень обрадовался, что ему не приходится в этот раз уговаривать вечно упирающегося писателя, он буквально повизгивал. - Отлично. Только у меня есть просьба. Можешь напечатать мне один экземпляр сегодня, ну, на крайний случай – завтра? Очень надо. Я знаю, что это сложно, напечатать только одну, но можешь вычесть за все неудобства из первого гонорара, окей? - ЛиНо, вообще не вопрос, завтра в обед будет готово. Только скажи, как тебе ее передать? - Я сам заеду, заберу, - Хо улыбался. У него все получается. - Сам? То есть… Ты хочешь сказать, что я, наконец, увижусь с легендарным ЛиНо? Тут Минхо немножко замялся. И занервничал. Никто, кроме Хенджина и Бина не знают о том, кто такой ЛиНо. Если редактор растрындит? Готов ли Минхо к этому? К тому, что куда ни пойди, на него пальцем будут показывать, и возможно, автографы просить? А после вспомнил, что по факту, за довольно длительное время сотрудничества, Пак его ни разу не подвел. Он создавал впечатление надежного человека. - Только не говори никому, что встречаешься со мной, ладно? Я по-прежнему не хочу, чтобы кто-то знал. - Не вопрос, договорились. Завтра к двум подъезжай в редакцию.

***

Пятница. За десять минут до назначенного времени, Хо был уже под зданием редакции Оптима Лирикс. На нем белая рубашка, расстегнутая на две верхние пуговицы, классические брюки и туфли. Поверх пальто. Ему сегодня ехать на свадьбу. Пару минут, и в дверях показался человек с книжкой в руках. Брюнет невысокого роста, очень худой, в клетчатой рубашке и джинсах. Он подкуривает сигарету и то и дело, поправляет на переносице квадратные очки для чтения. Почему-то, Минхо Сунима примерно таким и представлял. Альфа вышел из машины и направился к нему. - Привет, Суним, - Хо протянул руку и улыбнулся. - Ну, привет, знаменитость! – Пак громко шлепнул ладонью по руке Минхо в рукопожатии и потянул на себя, по-мужски обнимая. Да, и то, что Суним совсем не стеснительный и эмоциональный – для Минхо тоже не стало сюрпризом, - я так рад познакомиться лично! – отстранился мужчина и начал разглядывать Ли. - Спасибо тебе огромное! Ты меня очень выручил с этой книгой, - поблагодарил Минхо, рассматривая в своих руках обложку, трогая пальцами переплет и пролистывая страницы. Пак сначала улыбался, хотел было сказать «Да не за что», но глаза остановились на шее парня, и улыбка сползла с лица редактора. Взгляд забегал с глаз альфы на шею, и тот непонимающе вздернул руками. - Ох, я думал, ты… Ты счастливо живешь со своим истинным омегой, у тебя все хорошо… Там… Дети, любовь… А у тебя… - кажется глаза редактора начали слезиться. Минхо улыбнулся. Его улыбка горчила. Он ожидал такой реакции, и альфа не скалится, как раньше. Минхо опустил глаза на книгу, еще раз посмотрел на нее, а потом вздернул голову, и весело ответил. - Да, так и живу, но, только в своих романах, - он помотал книжкой в руке, отступая задним ходом к машине, - Пак, еще раз спасибо, я побегу, опаздываю на свадьбу. Будем на связи, ладно? Зажимая сигарету в зубах, Суним помахал рукой. Он не верил тому, что такие потрясающие романы, в которых любовь побеждает все, рушит любые преграды, и дает двум влюбленным билет в счастливую жизнь может писать этот человек. Ирония судьбы?

***

- Привет, - Минхо тихонько поздоровался и стал рядом с Хваном. Тот сосредоточенно всматривался в объектив и нажимал пальцем на кнопку фотоаппарата, даже не повернулся в сторону альфы. - Привет, - прошептал омега, слегка улыбаясь. По дорожке между скамейками с гостями шел маленький мальчик в голубом костюме-тройке, и раскидывал белые лепестки роз. Малыш не совсем понимал, что он делает, на его лице было смущение. Но, это еще больше умиляло гостей. Они ахали, охали и улыбались, смахивая слезинки из уголков глаз. Чуть позади, отец вел невесту к алтарю, где с замиранием сердца ожидал дрожащий в предвкушении «и жили они долго и счастливо» жених. Все это действие сопровождалось нежной мелодией струнного квартета с балкона. Трогательный момент. - Красиво… - пробормотал Минхо и тоже улыбнулся. Тут Хван с очумевшими выражением лица повернулся к альфе. - Что? – фыркнул Хо, - красиво же… Парни не разговаривали до конца мероприятия. К концу вечера, когда изрядно выпившие гости плясали вовсю, Минхо и Хенджин вышли на парковку. - Дай покурить, - обратился к альфе младший. - Бросил, - коротко ответил Хо и взглянул на друга. Обычно легкий макияж на лице омеги сегодня был плотнее. Видимо, тот старательно пытался скрыть синяки под глазами, но, несмотря на все мастерство в этом деле, это у него плохо получилось. - Ты странный сегодня, Минхо, - констатировал Хенджин, - что изменилось? - Все изменилось, - альфа виновато опустил голову, - прости меня. За мое поведение, за то, что был таким эгоистом по отношению к тебе… - Только ко мне? – омега сложил руки на груди и приподнял бровь. - Нет, ко всем. И я извинюсь за это перед каждым. Послушай, - Минхо поднял глаза полные мольбы и взглянул на младшего, - не отталкивай Чанбина. Он так повел себя с тобой из-за меня. Это только моя вина. Я годами настраивал его против омег, истинности и всего, что с этим связано. Он... просто испугался… - Чего он испугался? Я не понимаю… – фыркнул омега. - Он… Как бы правильно выразиться, - Минхо почесал затылок, - боится, что не соответствует тебе. По всем параметрам. Ты из обеспеченной, богатой семьи, у которой несколько крупных бизнесов, а он сам пробивался по жизни, зарабатывает не мало, но до твоих достатков ему далеко. Да и ему кажется, что не покорить ему такого красавчика, как ты… Хенджин покраснел и смущенно заправил челку за ушко. - Для меня это все не имеет смысла. Он же мой истинный… - А родители твои как отреагируют, если ты приведешь в дом такого, как Бин? – альфа озвучил вопрос, который его действительно волновал. Все же, личный жизненный пример есть, и откидывать вероятность того, что родители могут вмешаться Хо не мог. - Причем тут родители? – не задумываясь ни на секунду воскликнул Джинни, - они никогда не лезли в мою личную жизнь, и я уверен, что будут только рады, если узнают, что я встретил истинного. Хван звучал убедительно, и что самое важное – совершенно искренне. - Это здорово. Тогда перестань слать его нахер, ладно? Согласишься встретиться с ним? Хенджин потупил взгляд и отрицательно замотал головой. - Встречусь. Но… Не сейчас, Минхо. Не сейчас. Я… Нужен Феликсу, у меня просто нет времени на устройство своей личной жизни. Да и совесть мне не позволит… Минхо кивнул. Он понимал, о чем ему пытается сказать младший. И не стал спорить. - Как Феликс? – вопрос от альфы прозвучал дрожащим, тихим голосом. Хенджин громко сглотнул. - Лекарства уже не помогают. Головные боли становятся все сильнее, поэтому пришлось лечь в больницу. Каждый уставился на свои ботинки и молчал. Больно. Сейчас парни разделяли эту боль. Хван обхватил себя руками и сжал предплечья очень крепко, это было видно по его побелевшим костяшкам пальцев. Сколько времени друг Феликса живет с этим чувством приближающейся потери, сколько терпит его? Как он справляется с этим сам? Минхо сделал шаг ближе и обнял. Почувствовал, что это сейчас нужно омеге, и не ошибся. Хенджин сначала дрогнул от незнакомого прикосновения, а потом расслабился. Положил голову на плечо альфы и тяжело дышал, стараясь подавить накатывающие слезы. - Минхо, я не думаю, что смогу убедить его встретиться с тобой. Он не хочет… Не хочет, чтобы его жалели. Тем более ты, - тихонько пробормотал. - Я понимаю. Я это понимаю, - поглаживая дрожащего омегу по спине, - не нужно его уговаривать. Просто… сможешь ему кое-что передать? - Угу. Что? Минхо отодвинул младшего, залез в машину и протянул Хенджину книжку в нежной голубой обложке. - «Наша жизнь следующая»? – прочел название Хван и вопросительно посмотрел на альфу. - Ты был прав. Пришлось писать еще один бестселлер. Это первоиздание. Я хотел бы, чтобы Ликс первый его прочел, - губы Минхо искривились в какой-то слишком уж грустной ухмылке. Хван пообещал, что книгу Феликс получит сегодня же, он как раз собирался заехать к другу перед сном. На том и распрощались. Минхо не знал, насколько понравится Феликсу то, что он увидит. И вообще, станет ли читать. Возможно, книга полетит в мусорку, и даже пролог прочитан не будет. Альфа не был уверен, имел ли он право показывать миру то, что написал. Ведь Минхо в этом романе подарил красивую, живую и сказочную историю любви тем, кто истинными не являлись. Себе и Феликсу. В этой истории Ликс получил то, о чем мечтал, и то, что по мнению автора, этот замечательный человек заслуживал: трогательную встречу, трепетный первый поцелуй, романтические ухаживания, достойные самого чудесного омеги, большую, счастливую семью, детей, верных друзей, домик в пригороде возле леса, и вечера с любимым в обнимку под пледом возле камина. Как омега отнесется к этому? Ему понравится? Минхо не знал. Но хотел, чтобы Феликс увидел свою другую жизнь. Хотел, чтобы Феликс поверил, что в следующей будет именно так – как в сказке. Через два дня альфа получил сообщение. «Привет =) Заедешь ко мне в гости? Госпиталь Северанс. 3й этаж, палата 12. Время посещения после пяти».

***

Минхо выдохнул и сделал три коротких стука в дверь. «Входите!» - послышался бодрый баритон с той стороны. Альфа потной ладонью зажал ручку и надавил на нее, ватными ногами сделал шаг за порог. Ему было страшно. Страшно увидеть Феликса в измученном состоянии больного человека. Страшно, что не найдет, что сказать, что не сможет держать непоколебимое лицо перед младшим, чем заставит его сожалеть, что пустил к себе. Минхо переживал, что не сдержится и разноется, как девчонка. Нет, альфе не было стыдно за свои слезы. Было стыдно за свою слабость, которая, как он был уверен, Феликсу сейчас ни к чему. Ему нужно оказать поддержку, подставить сильное плечо, подбодрить и заставить улыбнуться. А со слезами на глазах, вряд ли это все получится. Поэтому, Хо натянул на лицо улыбку, пообещал себе держаться, пообещал притвориться, что ему не больно, что он способен выдержать это испытание достойно, с гордостью. К счастью, Феликс выглядел как обычно. Ни синяков под глазами, ни болезненного цвета кожи, ни уставшего вида. В палате на обеих тумбочках красовались яркие букеты цветов, корзина с фруктами, упаковки с печеньем и конфетами. Омега в полусидячем положении расположился на кровати. Одет был в свою одежду – бежевый легкий свитер и серые байковые штаны, укрыт не больничным белым покрывалом, а пушистым голубым пледом, привезенным из своей квартиры. В палате приятно пахло шоколадным брауни. Только капельница, что стояла рядом и тянулась трубочкой к запястью младшего выдавала, что с ним что-то не так. Когда альфа зашел, в глазах Феликса сверкнула радость, а на лице появилась светлая улыбка. - Привет, - на вдохе произнес младший. - Привет, - еще шире улыбнулся Минхо, и так и застыл в дверях. Сердце билось об ребра со страшной силой, и старший забыл сделать несколько вдохов. Боль набирала обороты. - Красивые ромашки, - еще шире улыбнулся Ликс, рассматривая огромный пушистый букет в руках альфы. - Ты похож на ромашку, поэтому, вот… - буркнул он, судорожно бегая глазами по палате, - только вижу, что некуда поставить. - Положи пока вон туда, я потом попрошу принести мне еще одну вазу. Это Хван с цветами расстарался, - хихикнул Ликс. Минхо оставил букет на столике возле стены в углу палаты, взял стул и принес к кровати омеги. Опустился на него и боялся поднять глаза. Боль раскручивалась все сильнее, завязывая внутренние органы в один крупный, тягучий узел. Понадобилась почти минута, чтобы хоть как-то взять себя в руки. Он же обещал себе держаться. Но что-то получалось из рук вон плохо. Казалось, что если проронить хоть одно слово, то боль вырвется наружу и затопит сознание. Говорить начал Феликс. - Ты бы видел мое лицо, когда я понял, что ты – это ЛиНо. У меня был такой шок! – Феликс смеялся. Радостно так и искренне, давая понять, что у него нет абсолютно никакой обиды на альфу. Минхо, наконец поднял сверкающие глаза, и увидел восторг во взгляде напротив. Камень упал с его души. Феликс такой теплый и приятный, его запах такой сладкий и обволакивающий. Минхо рассмеялся следом. - Сюрприз, так сказать… - Нифига себе сюрприз! Ты такой подарок мне сделал! - улыбка младшего приобрела другой оттенок. Теперь она сияла умилением и благодарностью, - ты сделал меня таким счастливым, - омега протянул руку, выпрашивая прикосновения от старшего. Минхо крепко сжал в руках ладошку Феликса, потянулся ближе и поцеловал прохладные пальчики, после уткнувшись в них лбом. Держаться? Быть сильным? Нет. Минхо - слабак. Это слишком больно. Ощущение, будто сердце режут десятком ржавых кинжалов, пропитанных ядом, жжение разливается по телу и застревает в горле. Нечем дышать. Хочется сделать глубокий вдох, но легкие сковали тиски скорби. - Феликс… - вышло сипло и совсем несчастно. Лучше бы молчал. Потому что эта проба сказать сорвала всю напускную уверенность и попытки держать лицо. Голос задрожал, и Минхо упал головой на бедро омеги. Стискивая зубы до скрежета, он беззвучно выпускал рвущиеся наружу слезы. Эти эмоции оказались сильнее его. - Эй, ну ты чего… - другой рукой младший нежно гладил Хо по голове, пропуская пряди черных волос между пальчиков. Его голос звучит мягко и заботливо, - чего расклеился, ну? Сколько воли в этом маленьком, светлом омеге? Как он держится? Откуда у него эта сила – успокаивать рыдающего, как ребенок у его ног альфу? Сначала Минхо только всхлипывал, сильнее сжимая ручку парня, а через несколько секунд и вовсе пустился в скомканные рыдания. Отпускать не хотелось. Мириться с этой несправедливостью не хотелось, она просто уничтожала. - Почему все так? - заскулил альфа, ворочая головой. - Иди ко мне, - шепотом произнес младший и потянул парня к себе. Минхо послушно заполз на кровать, обнял Феликса и уткнулся тому в шею. Старший шмыгал носом, его трясло, слезы катились из глаз, разливаясь мокрой влагой по шее и плечам блондина. А тот только гладил старшего по спине и успокаивающе шикал. Феликс совсем не нервничал. Ему не было больно или обидно. Минхо это чувствовал. Сладкий шоколадный запах говорил об этом. Феликс был абсолютно спокоен. Он был в каком-то странном умиротворении. Будто он смирился и принял свою судьбу. Почему? Как такое возможно? - Что ты чувствуешь? – прошептал Ликс, слегка касаясь губами макушки альфы. - Я… я не знаю… Какую-то злобо-грусть… - всхлипывает Минхо. А Феликс улыбается на это. - Злобо-грусть? Ты точно писатель и выпускник филологического факультета? – с легкой насмешкой хмыкнул. Господи, он еще умудряется шутить. Как? Минхо только судорожно хватал воздух и сильнее вжимался в тело рядом. Ему не до шуток сейчас. - Какое интересное чувство, - спокойно продолжил младший, - ты знаешь, мне оно знакомо. Я долго с ним жил. Выплескивай свою злобо-грусть, Минхо. Оставляй тут. Я заберу ее с собой, чтобы у тебя освободилось место для новых, хороших и светлых чувств. Они лежали так, наверное, с час. Минхо скулил и ныл, как дитё, которого лишили чего-то, что для него было так важно, крепче прижимался к Феликсу, вдыхал его успокаивающий запах, а омега нежно гладил альфу и зарывался пальцами в его волосы. - Прости меня, Феликс. За все, что я сделал не так. Скажи, что прощаешь, - наконец, смог спокойно сказать старший, когда, кажется, действительно выплеснул всё давящее его сердце наружу. - Тебе не нужно передо мной извиняться. Я ни на что не злюсь. Ты мне столько прекрасных эмоций подарил. Я тебе благодарен. И мне хотелось бы, чтобы ты был счастлив. - Я не знаю, возможно ли это… - пробурчал альфа. Сейчас, чувствуя звенящую пустоту внутри, ему действительно казалось, что счастье ему доступно только в выдуманных историях. - Минхо, если бы ты встретил своего истинного снова, скажи, ты бы попытался сойтись с ним? Будь сейчас рядом с Феликсом Минхо двухмесячной давности, он бы начал фырчать и отбрыкиваться. Некать, оскорблять и вопить о том, что Ликс несет какую-то ересь, и подобный расклад абсолютно, ни при каких обстоятельствах невозможен. Но нынешний альфа, сломленный эмоциями и поставленный перед зеркалом собственной души и желаний задумался над озвученным вопросом. - То, что произошло, уже никогда не исправить, Феликс. Мы носим черные цифры на шее. Между нами все кончено, уже давно. Омега отстранился, чтобы заглянуть брюнету в глаза. Так, чтобы наверняка, чтобы эффект от того, что он хочет сказать был ярче. - Ты знаешь, я бы все отдал, чтобы быть на твоем месте. Пройти через всю боль, через которую прошел ты. Сначала получить красные цифры, а потом черные, и мучаться от того, как они пекут на коже. Потому что я-то знаю, что это не конец, - Ликс очень настойчиво смотрел в глаза альфы, глубоко и цепко, чтобы тот и не подумал взгляда отвести от колючих слов, - конец – это когда сердце останавливается, и легкие перестают делать вдох. Когда твое тело сжигают в крематории. Только после этого ты, действительно, ничего не можешь исправить. А пока ты жив – всегда есть шанс. - Но… - Ты же любишь его. Скажешь, что нет? Минхо молчал. Он всегда любил Джисона, даже когда ненавидел. Ненависть, это всего лишь обратная сторона той же медали. И знал это, понимал и чувствовал, просто закопал это чувство глубоко внутри, присыпав злобой, обидой и грубостью. - Просто, Минхо, перестань обманывать себя. Ты всегда говорил так, будто любишь вашу связь, вашу истинность. Ее забрали, и все, настал конец. Но, ведь, ты любишь человека. Черные цифры всего лишь отняли возможность чувствовать друг друга. Сам омега твой все еще ходит по этой земле, дышит и, возможно, так же как и ты, думает о вас. От чего Феликс был настолько уверен, что у Минхо и Джисона еще есть шанс, альфа не понимал. Сони уже давно должен быть замужем, скорее всего, воспитывает детей. И черт его знает, в каком уголке света тот сейчас находится. Но в словах младшего однозначно был смысл. Любовь к человеку черные цифры не убили. Да вряд ли хоть что-то может перечеркнуть любовь к истинному. Раздумия альфы прервал стук в дверь. В палате показалась медсестра. Женщина совсем не удивилась лежащему в объятиях пациента посетителю, а лишь улыбнулась, подошла к капельнице, и принялась менять пакет с жидкостью. - Феликс, ты знаешь правила. Через час в палате никого не должно быть. Не задерживай мне обход. - Да, Джина, - кивнул младший, - я помню. Минхо неловко слез обратно на стул и дождался, когда медсестра выйдет. - Я приду завтра, ладно? - Нет, - твердо отрезал блондин, - ты больше не придешь ко мне. - Что? Нет, Феликс… - глаза и рот альфы округлились, он начал было возмущаться, но его перебили. - Минхо, я тебя прошу, не спорь. Я не хочу… - младший потупил взгляд, - не хочу, чтобы ты меня запомнил немощным. Мне становится все хуже, и довольно быстро… - Но Ликс… Я… Я не оставлю тебя! Я не все сказал, что хотел… - снова берет за руку, в надежде переубедить. - Ты сказал больше, чем можешь себе представить. Ты сказал столько всего… Такие слова, которые я никогда в жизни не надеялся услышать, - улыбается, и кивает на книжку в голубой обложке на тумбочке. Минхо выдохнул. Где-то в глубине души он понимал, о чем его просит омега. Не хочет видеть сочувствующие и угасающие вместе с ним взгляды любимых. Если это желание Феликса, он не в праве спорить. - Как скажешь… - соглашаясь, - кстати, я надеюсь, ты не будешь против, если эту книгу увидит мир? Я попросил ее выпустить в печать, но если ты скажешь нет, я отменю… - Шутишь? – вновь повеселел младший, - конечно пусть печатают! Это потрясающий роман. И… Я буду жить в твоей книге и в мыслях тех, кто будет ее читать. Представляешь, я миллионы раз проживу ту прекрасную жизнь, что ты подарил мне. Оба улыбнулись друг другу. Светло и искренне. - У меня есть одна просьба к тебе, Хо, прежде чем ты уйдешь. Даже две… Нет, три… - вдруг смутился омега. - Все что угодно, - уверенно кивнул. - Заберешь себе Суни, Дори и Дуни? Они шипят на Хенджина… Даже не знаю, чем он им не угодил, но боюсь, они не смогут поладить… А ты моим малышам нравишься. - Заберу, - улыбнулся альфа, - конечно заберу. Я позабочусь о них, обещаю тебе. Какая вторая просьба? - Я не хочу, чтобы кто либо плакал, вспоминая обо мне. Хвану я уже об этом сказал, остался ты. У меня ведь больше никого нет. Поэтому, пообещай улыбаться, когда будешь вспоминать… - Обещаю, - тут же ответил альфа, крепче сжимая ручку блондина. И сразу улыбнулся, хоть и далось ему это с трудом. Все же, это прощание. Оно горькое и кромсающее на куски, - что еще? - Поцелуешь? – Феликс поднял сверкающие глазки-бусинки на старшего. В них искрится надежда, что тот не откажет. Минхо присаживается на кровать, поглаживает большим пальцем веснушчатую щечку омеги и опускается ближе к его лицу. Очень нежно прикасается губами к его губам, аккуратно углубляя поцелуй. Феликс отвечает с таким же трепетом, обхватывая руками шею альфы и прижимая к себе. Они самозабвенно, с закрытыми глазами целовались какое-то время, забывая делать вдохи. Дальше этого мокрого и чувственного поцелуя не зашло. И не нужно было. Феликсу этого было достаточно, чтобы окончательно попрощаться. Минхо – нет. Минхо никогда и ничего не будет достаточно, чтобы отпустить этого человека из своей жизни. - Иди… - прошептал Ликс, отрываясь от мягких губ и прижался лбом ко лбу альфы, - тебе пора. Нежные пальчики выпустили лицо старшего, влажный от слез взгляд проводил его до двери. Не было ни «Пока», ни «До свидания», ни «Прощай». Ни один из них не хотел прощаться. Минхо ехал домой в тишине. Он припарковался возле своего дома и еще час сидел в машине, глядя в одну точку перед собой. Мысли текли сквозь него. Их было много и они были абсолютно беспорядочны. Уловить что-то конкретное в этом потоке было невозможно. Пустота внутри и снаружи, она казалась бесконечной. Альфа на автомате поднялся на свой этаж и зашел в квартиру, упал на кровать. Хотелось исчезнуть, сжаться до атома, чтобы перестать существовать и чувствовать. Хо поджал коленки под себя, и закрыл глаза. Сон настиг измученное тело и сознание быстро. Минхо был этому безумно благодарен, иначе, он вряд ли смог бы выжить.

***

Следующие две недели прошли в какой-то прострации. Кажется, для всех. Минхо нашел две дополнительные подработки, в журнале и издательстве. Всё, чтобы занять свободное время, которому он раньше очень радовался. Сейчас же оставаться наедине со своими мыслями становилось невыносимо, потому что они то и дело возвращались либо к Феликсу, либо к размышлениям о собственной жизни. Думать о Ликсе было тяжело по понятной причине: омега строго настрого запретил писать или звонить ему, посещать – так тем более. А Минхо так хотелось всего этого. Желание быть рядом с Феликсом жужжало назойливой мухой над ухом круглосуточно. Но наплевать на просьбу омеги не имел право. Не теперь, когда Минхо, кажется, впервые за долгое время начал ставить чувства других выше своих собственных. С той встречи в больнице младший будто исчез из жизни альфы. Только по редким встречам с Хенджином Минхо понимал, что Ликс еще в больнице. И по уставшим глазам и опущенному лицу друга становилась понятно, что дела там обстоят далеко не наилучшим образом. Минхо никак не мог понять, почему Хван не позволяет ему помочь, почему он решил, что должен справляться с этим сам. Так или иначе, на попытки Хо предложить хоть какую-либо поддержку, младший отказывал, только лишь изредка позволяя себя обнять. Порой, объятия на парковке после свадеб длились не меньше получаса. Хенджин тяжело дышал, дрожал, но не выпускал эмоции наружу. Возможно, он тоже пообещал себе быть сильным, старался держаться. Свободное время Минхо все чаще проводил с Чанбином. Другу-альфе тоже было тяжело. Тот нервничал, жил в полном недоумении, почему Хван отвечает отказом на каждое предложение встретиться, почему не подпускает к себе. Хо старался объяснить Бину, что все будет, со временем омега придет в себя, и опустит выстроенные стены, но Со бесился от своей беспомощности. Боялся, что любовь всей его жизни, его судьба ускользнет. Жизнь младшего сейчас состояла из работы и душевных терзаний, и своих собственных, и его омеги. Потому что благодаря связи, Бин хоть и не в полной мере, но чувствовал, что происходит в душе Хвана. Мысли о собственной жизни для Минхо тоже были в тягость. После слов Феликса альфа все чаще думал о Джисоне. О том, что возможно, он когда-то сделал недостаточно? Не подобрал нужных слов, плохо искал, приложил мало усилий, чтобы все вернуть, слишком рано сдался? В конце концов, не откажись он от связи в ответ, черных цифр никогда не появилось бы, и все еще можно было бы исправить. А сейчас… В голове Минхо на повторе крутились одни и те же вопросы, которые раньше он себе не позволял: Что бы он сделал, если бы вдруг встретился с Джисоном? Как бы он себя повел? Что сказал бы? Стал бы слушать, если омега захочет с ним говорить? Минхо прокручивал раз за разом их последние совместные моменты, которые, спустя годы все еще были наполнены мельчайшими подробностями и деталями. Альфа помнил запахи, погоду, одежду, взгляды. И вспоминать уже было не так больно. Обида не душила. Скорее, появилось желание понять. Но понять никак не получалось. Все накопленные чувства смешались в гремучую смесь, вязкую мутную жидкость, которую, казалось, никакой фильтрацией не разделить на составляющие, которые можно было бы назвать по именам и расставить по полочкам. А в один солнечный февральский понедельник Минхо разбудил телефонный звонок. Когда альфа смотрел на вибрирующий кружочек на экране с подписью «Хенджин» его сердце не билось. Легкие не пропускали кислород. Тело сковал паралич. Волосы встали дыбом. Сев в кровати, за секунду похолодевшими пальцами, Минхо смахнул на «Принять вызов», и не смог проронить ни слова. - М-Минхо… - Хван надрывно плакал в трубку. Понятно, почему. Минхо тоже плакал, но совсем беззвучно. Лицо альфы исказилось мерзкой гримасой утраты и боли. Костяшки на пальцах, что сжимали телефон побелели, другая рука впилась в голову на макушке и тянула собственные волосы до жгучей боли. Его больше нет.

***

Черный строгий костюм с галстуком под горло, лакированные туфли, черная повязка на руке. Минхо так никогда не одевался, и никогда не хотел бы снова носить эти вещи, но сегодня придется. Смотрится тускло и уныло. Черная удавка с узлом на шее намекает, что сегодняшний день будет лишен кислорода. Но альфа знает, что это нужно пережить. Минхо смотрит на себя в зеркало. Перед глазами не свое лицо. Лицо омеги, друга, которого он больше не увидит. Хо натягивает улыбку. Он обещал. Обещал улыбаться, когда будет вспоминать его. Улыбка выходит кривая, неестественная, но, альфа старается вселить в эту гримасу хоть чуточку правды. Он читал о каком-то нелепом исследовании ученых, что если насильно заставлять себя улыбаться, то это сработает как плацебо, и нейронные связи в мозгу обманутся, подумают, что происходит что-то хорошее, и должно стать легче. Но сколько он не пытался, «легче» не приходило. Снова говорит себе, что нужно держаться, не показывать слабость и эмоции, и вся прочая хрень про силу духа. В дверь позвонили. На пороге в таком же черном костюме и удавке Чанбин. Он, как всегда, выглядит солидно. Подобные костюмы на нем смотрятся естественно, гармонично, он в таких работает. - Поехали? – младший смотрит потерянным взглядом на друга. Хочется приободрить, но он не уверен, что у него получится, не знает, найдутся ли слова, которые в этом случае могут утешить. Минхо кивает, накидывает пальто, и они спускаются к машине. Бина никто не приглашал на прощание с Феликсом. Его позвал Минхо. Там будет Хван, он занимался организацией этого мероприятия, которое, наверняка, вытянуло из него последнюю энергию и жизненную силу, и омеге нужно будет крепкое плечо, в которое можно будет уткнуться, нужна поддержка. А Хо понимает, что сам ее оказать не сможет. Он чувствует себя картонной коробкой, что оставили на улице под проливным дождем на несколько суток. Кто бы ему подставил плечо… Парни следовали по проложенному навигатором маршруту в тишине. Казалось, что ни скажи сейчас – это будет звучать максимально нелепо и неуместно. Только когда они оказались в назначенном месте, Чанбин проронил лаконичное «Я найду парковку, а ты иди». В большом зале с красными стенами выстроены ряды черных стульев до самого его конца. Перед этим пустым амфитеатром оформленный цветами пьедестал, в начале которого стоит фото в черной рамке. С этого снимка омега улыбается своей самой светлой улыбкой. Хотелось бы верить, что с такой же улыбкой на лице он закрыл глаза и ушел в вечный, спокойный сон. Минхо мог поспорить, что это фото сделал Хван, который сидит сбоку, возле стены, в таком же черном, строгом одеянии, что и только что вошедший альфа. Услышав шаги, Хенджин поднял глаза и поджал губы. Это было похоже на очень сдержанную, скупую улыбку. Омега был рад, что он теперь в этом зале не один. Минхо тяжело сглотнул и на ватных ногах сделал несколько шагов к фото. Он сгибается в низком поклоне. Давит. Комната давит, галстук давит, колени дрожат, повязка на руке жжет, комок в горле раздирает глотку. Минхо обещал Феликсу не плакать. Он хочет сдержать это обещание. Старается изо всех сил. Поэтому делает несколько глубоких вдохов, встает ровно и подходит к Хенджину. Они обнимаются. Крепко, очень крепко, поглаживая друг друга по спинам и бок о бок присаживаются сбоку от пьедестала. Тишину нарушает омега. - Я что-то совсем расклеился, - тяжело вздыхает младший. Хван говорит о том, что, и так, не скрыть. За последние пару недель он совсем осунулся, похудел, кожа стала бледнее, а синяки под глазами очертили четкие границы. Омега даже не нанес сегодня ни капли макияжа. У него не было на это ни времени, ни желания. Зачем он так себя изводил – Минхо не понимает, он ведь мог помочь. И до сих пор очень хотел помочь другу пережить эту утрату. - Я тоже, - признается Минхо, - но ты не должен был проходить через все это в одиночку. - Должен был. Я единственный, кто был у Феликса, кто заботился о нем всю его сознательную жизнь, - Хенджин говорит, разрезая звенящую пустоту зала, - мне кажется, я сделал все неправильно… - он осматривает комнату и десятки стульев, на которые сегодня никто не сядет, - зачем я арендовал такой большой зал… Ведь Феликс даже не хотел, чтобы было это прощание. У него же никого нет, никто не придет… - омега кривится, сдерживая слезы, - не знаю, он рассказывал тебе или нет, но Феликс очень рано остался без родителей. У него была только бабушка, но и она умерла, когда ему было всего шестнадцать лет. Он сразу начал работать, даже в универ не пошел, а я поддерживал как мог. Еще через пару лет ему сказали о болезни. И он тогда оттолкнул от себя всех друзей. Говорил, что не хочет, чтобы его жалели, не хочет стать для кого-то обузой или предметом переживаний. И меня тоже гнал, но я не позволил. Я оплатил его исследования, лечение, которое, как врачи говорили, может помочь. Но не помогло. Я уговорил родителей одолжить мне денег, чтобы отправить его в больницу в Америку. Там есть какой-то врач в одной из клиник, который лечит именно, это чертово заболевание, но и там… Чуда не произошло… Я так старался, Минхо, я так хотел ему помочь… Почему у меня не получилось? Хенджин всхлипнул, уткнулся лбом в острое плечо альфы и схватил его за руку, сильно сжимая ладонь. Минхо сидел натянутой струной. Казалось, что если расслабится, то рассыплется на мелкие крупицы, которые потом уже не соберет. - Джинни, - говорит он тихо, - ты сделал все, что мог. Ты – лучший друг, таких еще поискать надо. Не вини себя ни в чем. Мы обещали не плакать, помнишь? – говорит старший и сам не верит, что выполнить эту просьбу возможно. Но сильный омега берет себя в руки и делает глубокий вдох. - Да. Да, ты прав, - бормочет он выравниваясь. В дверях появляется Чанбин. Хенджин вздрагивает и задерживает дыхание. Их взгляды встречаются, и омега чувствует, как его сердце падает куда-то вниз живота. Он видит на лице альфы сожаление и сочувствие. В глазах боль, не меньшая, чем в душе и его собственном сердце. Чанбин чувствует все сполна, он делит на два все те эмоции, что крошат сейчас хрупкого парня, сидящего рядом с Минхо. Во взгляде четкое намерение забрать половину того, что так жестоко уничтожает эмоциональное равновесие Хвана. - Эй, - Хо поглаживает застывшего камнем блондина, - не забывай дышать, ладно? Он тут, чтобы поддержать тебя. Это нужно вам обоим, - и старший встает, освобождая стул рядом с омегой. А тот смотрит на стоящего в дверях парня, следит не отрывая взгляда, как Бин молча проходит вперед, почтительно кланяется перед фото, задерживаясь в таком положении на неопределенное количество секунд, а после присаживается рядом. Хенджин смотрит в глаза напротив своими, широко раскрытыми, полными недоумения. Омега не знает что делать, и как себя вести. Запах корицы, приторный, но не обжигающий, обволакивает, успокаивает моментально, расслабляет. Хвану хочется, чтобы альфа его обнял. И Чанбин обнимает, не задерживаясь ни на мгновение. Он точно знает, чего хочет его омега. Аккуратно придерживает за плечи и прижимает к сильной груди. По телу Хенджина растекается тепло, и дышать становится легче. - Мне очень жаль, - шепчет альфа на ушко, - я рядом. - Спасибо, - еле слышно в ответ. Минхо присаживается на стул в самом последнем ряду зала и наблюдает за друзьями, которые тихонько сидят рядом, держатся за руки, шепчут какие-то слова друг другу, которых он не слышит. Альфа думает о том, что Феликс был бы счастлив увидеть, как два истинных, один из которых его лучший друг, наконец, воссоединились. На лице старшего появляется улыбка. Легкая, и на этот раз искренняя. Минхо все сделал правильно. Он будто слышит слова благодарности от того, кого с ними уже нет, и умиротворенно прикрывает глаза. Раздавшиеся шаги в зале заставили вернуться в реальность. В помещение зашел стройный парень в черном. Такие же строгие брюки, как и у всех троих присутствующих, вместо рубашки – белая водолазка и длинное черное пальто поверх. Аккуратно уложенные каштановые волосы блестят под светом ламп. Минхо сидит в самом темном углу в конце зала, он видит гостя со спины. Тот подходит к фото, замирает на мгновение, мнется с ноги на ногу, затем кланяется. Не разворачиваясь, он отступает на несколько шагов назад и присаживается на стул в первом ряду. Кто это? Минхо переводит взгляд на Джинни и Чанбина. Альфа надеется понять по лицу Хвана, знает ли тот этого человека, кем он приходится Феликсу, но парни сидят, прижавшись друг к другу лбами, закрыв глаза. Они настолько погрузились друг в друга, что даже не заметили появление еще одного человека. Минхо тяжело вздыхает. Возможно, у Феликса, все-таки, еще были друзья. В нос пробивается сладкий запах. Такой приятный. Пряный. Запах выпечки. Минхо делает еще один глубокий вдох и отчетливо слышит запах овсяного печенья… Альфа потрусил головой. Показалось… Снова тянет воздух в себя. Нет… Не кажется. Сердце сжимается до размера молекулы, желудок болезненно скручивает острым спазмом, жар прокатывается по коже от кончиков пальцев к горлу, сжимает клешнями гортань, лишая возможности сделать вдох. Кажется, что планета останавливает свое вращение в этот момент. Минхо боится пошевелиться и стеклянными глазами смотрит на затылок незнакомца перед собой. Незнакомец ли он? Плечи парня впереди поднимаются, затем опускаются. Он делает вдох. И сразу заметно напрягается. Затем, еще один вдох. Он резко крутит головой в право и влево. И в этот момент, когда Минхо видит профиль сидящего впереди, его сердце делает толчок из груди, от которого, наверняка, останутся синяки на ребрах. Джисон… Джисон судорожно крутит головой по сторонам, в попытке найти источник знакомого запаха, но видит только двух человек сбоку от пьедестала. Он встает и осматривается, и застывает столбом, когда оборачивается. Минхо… Этот мир поставили на паузу. Вылезшие из орбит глаза, приоткрытый от неожиданности ротик, дрожащие руки, сердце, что нажало на стоп. У Минхо такое же выражение лица и такие же ощущения. Когда-то давно любившие друг друга альфа и омега, разлученные временем, обстоятельствами и пространством. Сейчас их разделяют всего несколько рядов черных складных стульев. Так близко и так далеко одновременно. Эта встреча - столкновение лоб в лоб двух несущихся на скорости 200 искалеченных душ. Последствия таких аварий – в хлам искореженные сердца. После таких не остаются в живых. Джисон сглатывает комок в горле, глаза наполняются влагой, и парень выбегает из зала. Минхо, снося собой несколько стульев срывается за ним. - Джисон, стой! – кричит альфа бегущему впереди по коридору омеге, - стой! Тот останавливается, но не оборачивается. По вздымающимся плечам видно, как быстро и нервно он дышит. Минхо тоже останавливается, оставляя добрых несколько шагов между ними. В голове каша из мыслей, догадок и вопросов, сердце ходит ходуном, желудок уже давно спутался с кишками в десяток узлов, ноги отказываются держать тело. Паника и предистерическое состояние в чистом виде. Минхо все еще не верит, ему это кажется галлюцинацией на фоне нервного срыва или плохого сна, помутнения рассудка из-за утраты друга, просто сном, который в любой момент может оборваться, все что угодно, какое угодно объяснение кажется сейчас более логичным, чем то, что перед ним на самом деле стоит Джисон. - Джисон, это ты? – звучит так глупо. Конечно же, это он. Альфа только что видел его лицо, он слышит его запах, тот самый, который никогда ни с чем не спутает. Но вопрос нужно было задать, чтобы мозг поверил. Омега медленно оборачивается и смотрит в глаза. Темно-карими, дрожащими бусинами смотрит на когда-то своего единственного и любимого альфу. - Я. Привет, Минхо. Ли летит в пропасть. Этот момент, когда ты падаешь или пропускаешь ступеньку, когда всё вокруг замирает в приступе испуга, во сне это длится доли секунды. Сейчас этот момент для Минхо растянулся на вечность. Это, действительно, ОН. Это бархатный голос его омеги, это его глаза напротив, это его дрожащие губы только что обронили испуганное «Привет, Минхо». - Что ты тут делаешь? – давит из себя старший, делая громадное усилие, чтобы не пропустить вдох. - Я… Пришел попрощаться с Феликсом… - на секунду отводит взгляд, будто его могут упрекнуть за это, - а ты… Вы были знакомы? – в глазах Хана проскакивает искреннее удивление. Минхо теряется. Что происходит? Почему они встретились? Как это произошло? Почему сегодня? Джисон знаком с Ликсом? Откуда они могли знать друг друга? Это какой-то сюр… От мелькающих вспышками вопросов у альфы голова пошла кругом. Тошнит. Душно. Галстук еще сильнее давит. Не хватает кислорода. Земля уходит из-под ног. Минхо делает шаг назад и упирается спиной о стену. Нужна опора. Альфа тянет лоскут ткани на вороте, ослабляя узел. Джисон робко подается вперед, протягивая руку. Это интуитивное действие, неконтролируемое, мышечная память – помочь любимому, если ему плохо. Но ослабленный ворот рубашки открывает шею, и как только Хан видит черную дату, что снится ему в самых страшных кошмарах, он одергивает себя и застывает на месте. Омега закусывает губу и глаза снова сверкают ярче от влаги. Вспоминает, что не имеет он права прикасаться к этому альфе. - Минхо, ты побледнел. Все в порядке? – скромный вопрос беспокойства. Все, что позволяет себе Хан. - Нет, я ничерта не в порядке, - тяжело дышит, задрав голову к потолку. Джисон громко сглатывает и молчит. Он замечает дальше по коридору кулер с водой, и направляется к нему, сопровождаемый пристальным взглядом альфы. Хан возвращается с двумя стаканами воды, один из которых протягивает старшему. Чтобы взять стакан, Минхо нужно сделать шаг навстречу. Джисон будто боится подойти ближе и вторгнуться в личное пространство чужого? человека. Минхо сделал несколько глотков, и это немного привело его в сознание. Альфа не понимает своих чувств сейчас. Их слишком много, чтобы выделить какое-то одно, самое яркое. Весь спектр эмоций бьет по оголенным нервам одновременно. В голове миллион вопросов к омеге, что покорно стоит перед ним, и, кажется, готов ответить на каждый. Как будто знает, что обязан это сделать. - Почему ты убегал? – первое, что пришло в голову. - Я испугался. Совсем не… Не ожидал тебя увидеть… - сминая костяшки собственных пальцев. - Что ты делаешь в Сеуле? Я знаю, что ты уехал из Кореи. - Я вернулся три месяца назад, - бормочет себе под нос виновато. - Как отец поживает? – вырвалось гораздо жестче, чем планировал, с сильно режущим сарказмом. - Он умер полгода назад, - резко поднимая взгляд. Минхо громко выдохнул и опустил голову. Идиот… - Мне жаль… - искренне. - А мне нет, - не менее искренне. Альфа увидел в глазах напротив вселенскую злость и обиду. Хан действительно не сожалел о смерти отца. - Откуда ты знаешь Феликса? - Мы познакомились в больнице в Америке… Воспоминания о встрече с Феликсом проносится у Хани в голове быстрой вспышкой. Флешбек. Феликс сидит на своей койке, перелистывает странички книжки и похрустывает зеленым, терпким яблочком. Книга о расследовании детектива, что пытается распутать загадочное убийство не такая интересная, как хотелось бы. Убийство совершил его возлюбленный, и Феликс это понял, даже не дочитав до середины. На блуждания следователя в догадках блондин только фыркает и посмеивается. Глупый. Дверь в палату открывается, и медсестра Мелоди толкает перед собой кровать с укутанным по самую голову тельцем на ней. Феликс отрывается от чтения и поднимает глаза. - О, новенький? – спрашивает он, хотя, итак, знает, что это его новоиспечённый, третий за две недели сосед по комнате. Предыдущего выписали вчера, он поправился и теперь тому ничто не помешает без каких-либо беспокойств о своем здоровье разгуливать по летним улицам Вашингтнона. Феликс ему завидует. - Привет, Ликси, - улыбается девушка, - да. Думаю, с этим тебе будет интереснее. Почему Мелоди так сказала? Младший приподнимается на кровати, чтобы рассмотреть человека внимательнее, но ничего не видит. Тонкое одеяло скрывает лицо, видно только макушку каштановых волос. - Он спит, на успокоительных сейчас, - поясняет медсестра и скрывается за дверью, оставив койку напротив Ликса, возле противоположной стены. Она возвращается через несколько минут, и завозит за собой тележку. Переставляет с нее на полку возле кровати новоприбывшего графин с… молоком, чайник, арома-палочки, конфеты, фрукты и несколько баночек с таблетками. - Надеюсь, тебе не будет неприятен этот запах молока, парню это необходимо, - с легкой надеждой поясняет девушка, и Феликс принюхивается. - Ничуть, это приятный запах, - констатирует Ликс и кивает. - Он будет спать долго. Думаю, часа четыре, не меньше. Тебе через час на процедуры, - напоминает Мэл, на что Феликс снова кивает, не отводя заинтересованный взгляд от койки напротив, и девушка скрывается за дверью. Ликс встает со своей кровати, подтягивая капельницу за собой подходит к кровати новенького и снимает планшетку с поручня. Читать медицинскую информацию других пациентов неприлично и незаконно, но Феликс это проделывал каждый раз. Ему было любопытно, с кем ему придется жить в одной палате неопределенное количество времени. Ротик на лице младшего округляется буквой О, как только он читает имя. «Хан Джисон». Неожиданно. Надо же, к нему в палату подселили корейца. В Америке-то. «27 лет. Первичный гендер: мужчина. Вторичный гендер: омега. Группа крови А (II) + Цвет глаз: карие. Вес: 55 кг Причина госпитализации: бессонница, отсутствие аппетита, стремительная потеря веса, головные боли, головокружение, нарушение работы ЖКТ, тахикардия, тревожное состояние, повышенная чувствительность. Диагноз: расстройство нервной системы, гормональный сбой, нервное истощение. Лечение: Антидепрессанты… Парентеральное питание… Гормональные препараты… В постоянном доступе запах топленого молока, молоко (подчеркнуто)… Терапия…» Феликс присвистнул. Ого. Вот это наборчик. Интересно, что же произошло с этим омегой? И зачем ему молоко и этот запах? Любопытно. Блондин повесил планшетку на место, влез в пушистые белые тапочки и отправился на процедуры. Феликс вернулся уставшим. Капельницы, что ему ставили были болючими и только вытягивали все силы. Его часто тошнило после этих препаратов, как и сегодня. Бледный и замученный, он забрался на свою койку и свернулся калачиком, кинув кроткий взгляд на все еще спящего в той же позе соседа. Тяжелые веки опустились на глаза и омега погрузился в сон. Уже под вечер его разбудили судорожные всхлипы. Ликс привстал на кровати, потирая глаза. Комнату тускло освещал желтый свет настольной лампы возле кровати соседа. Тот ворочался и хныкал. - Эй, ты в порядке? – блондин подал голос. Всхлипы стали громче. Омега плакал. Ликс встал с кровати и подошел к соседней койке, усаживаясь на стул, что стоял рядом. Он втянул носом запах овсяного печенья, слишком сладкий, на грани с горечью. - Меня зовут Ли Феликс, - он говорит на корейском, и одеяло приспускается, открывая лицо и круглые карие глаза, заплаканные, раздраженные и красные. Феликс мягко улыбается. - П-прости, - всхлипывает Джисон, - я тебя разбудил… - Нет, все в порядке, - еще шире улыбается, - у тебя что-то болит? Хочешь молока? Омега замирает со вздохом, глаза быстро наливаются слезами, и становятся похожими на озера. Парень смахивает веками крупные капли и пускается в неконтролируемые рыдания. Он начинает дрожать, морщится, срывается на какой-то звериный вопль, зубами закусывает одеяло и тянет его руками вниз, будто хочет разорвать. Феликс пугается и немного отодвигается. Это выглядит ужасно. Будто парень испытывает какие-то адские болезненные мучения. Джисон хватается за шею, и переворачивается на другую сторону, спиной к Ликсу, продолжая рыдать. Блондин в недоумении смотрит на терзания омеги на кровати. Самому стало больно. Хотелось как-то помочь. Феликс нажимает на пульте кнопку вызова медсестры, и через несколько минут забегает Мелоди. Девушка быстрым, профессиональным взглядом окидывает трясущегося Джисона, достает шприц из кармана, и не раздумывая вводит в вену на руке парня. Присаживается рядом на кровать, приподымает вспотевшего омегу и насильно прикладывает стакан с молоком к губам. Тот сначала морщится, но как только слышит запах, хватает стакан обеими руками, проливая немного на себя, и начинает жадно пить. Мелоди крепко обнимает парня, и пошатываясь вместе с ним убаюкивает. Феликс наблюдает за всем этим душераздирающим действом молча. Мелоди – замечательная и очень заботливая медсестра. Она знает свое дело и очень проникается к пациентам. За то время, что Феликс здесь, они уже успели стать друзьями. Когда Джисон заметно успокаивается, девушка укладывает его обратно на подушку, и он прикрывает глаза, погружаясь в сон. - Запомнил, что нужно делать? – тяжело вздохнув девушка поворачивается к блондину. Феликс не раз помогал ей с другими пациентами. Она знает, что он ответственный и внимательный парень. Она ему доверяет, - если повторится ночью, вместо укола можешь дать ему вот эти таблетки с молоком. Будет тот же эффект, просто займет чуть больше времени, - девушка показывает на синюю баночку с пилюлями. Феликс кивает. - Из-за чего это с ним? – недоумевает младший, - почему молоко? Мелоди указывает на шею парня с той стороны, которую Феликсу не видно, и блондин привстает, чтобы рассмотреть. Он видит черные цифры и охает, прикрывая рот ладошками. - Он так переживает появление черных цифр. Топленое молоко – запах его истинного. Парню просто нужен уход и время. Это пройдет. Если что, вызывай меня, я сегодня на ночной смене, - Мелоди встает, заботливо подпихивает одеяло под бока уже мирно сопящего Джисона и выходит из палаты. Феликс же с замиранием сердца рассматривает мокрое от пота лицо Хана. Цвет кожи болезненно бледный, щеки впалые. Хан выглядит слишком худым для своего роста. Ликс сравнивает омегу с собой и холодок пробегает по коже. Когда люди видят Феликса, они даже не догадываются, что тот смертельно болен. И вот Джисон, душевные терзания которого сделали его похожим на человека, что одной ногой уже в могиле. Феликс еще никогда не видел человека с черными цифрами и не знал, что последствия могут быть такими страшными. Ночь не была спокойной. К трем часам Джисон проснулся с громким вскриком, вырываясь из ночного кошмара. В холодном поту, нервно хватая воздух он сел на кровати, и тут же почувствовал теплое прикосновение на своем запястье. Он повернул голову, и увидел рядом с собой сидящего Феликса. Тот обеспокоенно заглядывает в глаза и протягивает стакан с молоком. - Все хорошо, это был просто сон. Попей, - блондин улыбается. Джисон делает несколько глубоких вдохов и благодарно кивая, забирает из рук соседа стакан. - Спасибо, - бормочет, отпивая немного и стеснительно возвращает обратно, - а… ты можешь подогреть его в чайнике? Так… сильнее пахнет, - поясняет омега. Феликс кивает и тут же делает, о чем его попросили. - Если хочешь, - возвращая уже теплое, дымящееся молоко в руки Джисона, - можем поговорить о том, что тебя беспокоит. А хочешь, можем помолчать. Или я пойду к себе на кровать и просто ляжем спать. Все что захочешь, - начинает перебирать варианты младший. И лицо Джисона трогает легкая улыбка от такой заботы незнакомого человека. Парень рядом с ним приятно пахнет шоколадным брауни, его светлая улыбка и глазки-полумесяцы располагают к себе. - Наверное, мне сейчас не помешало бы поговорить о чем-то отвлеченном. Расскажешь о себе? С этого началась дружба между двумя омегами. Феликс в ту ночь не давил с расспросами о личном, явно понимая, что Джисон пока не готов делиться. Зато рассказал очень многое о себе. Брюнет расплакался, когда узнал о, скорее всего, неизлечимом заболевании Феликса. Хан поразился спокойствию, с которым тот об этом говорил, видно, что грустил, но все равно улыбался, повествуя о том, как узнал страшный вердикт от врача, как проходил лечение в родном городе, как принял такой исход для себя. Омега пояснил, что не стоит плакать. Он не хочет, чтобы кто-то по нему плакал. Ведь он смирился, и уже давно. Даже на это лечение не возлагает надежд. Приехал сюда только потому, что друг настоял. И Джисон послушно старался держать себя в руках. Оба парня оказались из Сеула, что позволило обсудить знакомые обоим места и растянуть увлекательную беседу не меньше, чем на час. Феликс рассказывал смешные и казусные истории со своих многочисленных работ. Джисон смеялся. На какое-то мгновение Хан и забыл, почему он здесь. Но одно из воспоминаний Феликса задело место, в котором Джисон бывал со своим истинным, и боль вернулась. Брюнет схватился за выжигающие его шею черные цифры и вновь погрузился в неконтролируемую истерику. Его насильно заставили отказаться от любимого, и эта несправедливость ломала его тело и душу. Ненависть к себе, за то, что не смог противостоять обстоятельствам каждый раз лишала легкие кислорода. Но Феликс был рядом. Он сделал все, что от него требовалось. Дал таблетку, крепко обнял и подсунул стакан молока. Рано утром Мелоди нашла двух омег мирно спящих в обнимку на одной кровати. Феликс влиял на Джисона очень хорошо. Он отвлекал старшего от терзающих мыслей разговорами, и панические атаки и нервные срывы посещали его реже. Первые несколько дней Джисону вводили еду внутривенно, потому что, как оказалось, он не ел практически неделю с появления черных цифр на шее, его желудок просто не принял бы другое питание. Но Ликс начал таскать его за собой в столовую. Сначала, просто составить компанию и посидеть рядом. А еще спустя пару дней, Хан съел свое первую больничную кашу, а после желе. Только через неделю Джисон впервые заговорил о себе. Точнее о причине, почему он здесь. - Я так скучаю по нему, - пробормотал старший, когда парни лежали рядом на кровати и смотрели очередную серию дорамы. Феликс напрягся и приготовился схватить стакан с молоком, но эти слова не сопровождались истерикой и срывом. Младший привстал и заглянул в печальные глаза Хана. - Сони, хочешь поговорить об этом? – казалось, что тот готов поделиться. - Хочу. И Джисон тогда поведал Феликсу свою историю. О том, как встретил истинного на первом курсе университета, как влюбился без оглядки в первую секунду, как прострелило током первое прикосновение. О том, как стремительно и трепетно развивались их отношения, как красиво альфа ухаживал за ним. Хан рассказал о связи, о волшебных ощущениях доступных только истинным, как можно чувствовать другого человека, распознавать его эмоции и даже разговаривать, не произнося ни слова. Джисон вспоминал уверенно и воодушевленно, совсем без грусти и боли, будто он вернулся в то счастливое время и проживал каждый момент заново. Глаза омеги светились, нет, горели любовью и будоражащей радостью от воспоминаний. Хан рассказывал все в мельчайших деталях, вплоть до ощущений от прикосновений, запахов вокруг, звуков, цветов. Говорил практически о каждой встрече, каждом памятном моменте, каждом сюрпризе и событии, что заставляли его и его альфу улыбаться. Рассказал о том, как альфа любил дарить ему цветы, как писал красивые стихи, о походах в маленький любимый кинотеатр, где они целовались и смотрели не на экран, а друг на друга, и по пути домой ничуть не жалели о том, что не могут вспомнить сюжет фильма, о любимой лавочке в парке, о маленьком семейном кафе, где готовили любимую лапшу Джисона и мясо с овощами, что так нравились Минхо. О походе в океанариум, где альфа впервые сказал, что любит больше жизни, а омега растрогался от счастья, не обращая внимания на других людей. Джисон рассказывал о своем альфе. О том, как самозабвенно тот любил, как заботился, оберегал, поддерживал и до дрожи в пальцах касался своего омеги. Как шутил, как злился и иногда нелепо ревновал, хотя поводов никогда не было. Описывал его лицо, эмоции, мимику с трепетом и нежностью. Феликс слушал и… Влюблялся. Сам того не понимая, влюблялся в парня, о котором говорил Джисон. Блондин представлял себе его лицо, влюбленные глаза, нежные прикосновения. Ликсу захотелось испытать все это, потому что звучало, как сказка, как волшебство, доступное только избранным. А дальше история Джисона перетекла в совершенно другое русло. Омега рассказал, как поехал к родителям, чтобы поговорить с ними и развеять сомнения на счет своего избранного. Как озверел его отец, который видел своего отпрыска замужем за успешным сыном партнера по бизнесу, и никак ни за непримечательным альфой из провинции. Папа Джисона не перечил отцу никогда. И сейчас не стал. Младший Хан остался без поддержки. Омега по сей день жалеет, что не послушал тогда своего любимого, который был категорически против того, чтобы Сони поехал к родителям. Почему же он тогда не послушал Минхо? Хан испугался, но когда понял, что нужно бежать, было слишком поздно. Родители не выпустили его из дома, насильно заперли в комнате, а отец не побрезговал несколько раз ударить сына, чтобы тот перестал орать и перечить его воле. В тот момент Хан закрыл Минхо доступ к себе, потому что понимал, что альфа сойдет с ума, если почувствует, что его омегу избивают, и бросится его искать. А отец сразу пригрозил, что если парень появится на пороге их дома, то «я за себя не ручаюсь». Тогда Джисон думал в первую очередь о Минхо. Он хотел защитить его от проблем, которые могут на него свалиться. Омега думал, что все получится исправить. Зная своих родителей, он понимал, что лучше не сопротивляться, выждать немного. Папа и отец успокоятся, и тогда Хан сможет ускользнуть. Он на это надеялся. Но Минхо приехал под дом и начал там устроил там дебош, в попытке прорваться к своему истинному. Довольный выбрыком альфы отец дал команду охране вызвать полицию, и тогда Хо оказался в обезьяннике. А старший Хан пришел с новым условием к сыну. «Ты лично скажешь своему ебарю, что между вами ничего не может быть, заставишь его отказаться от связи и сам откажешься. И послезавтра мы уезжаем в США. Там мой бизнес-партнер уже согласился сосватать тебя за своего сына. Выйдешь за него замуж через год, он известная шишка и нужно сделать все правильно…» Хан бросался на отца с отчаянными криками и проклятиями, он хотел расцарапать ему лицо, за то, как родитель с ним хочет поступить, но на вопящие «нет» и текущие градом слезы Хан старший лишь больно скрутил бьющегося в истерике сына и откинул в угол комнаты, с пеной у рта рыча угрозы: «Если ты не сделаешь, как я скажу, я позабочусь о том, чтобы твой дружок из тюрьмы никогда не вышел. Ему подкинут наркоту или попрошу знакомого подполковника полиции вообще повесить на него какое-то глухое дело. Я могу, ты знаешь, Сони. Хочешь такую судьбу для него? Выбирай» Джисон знал, что отец не шутит. Не самыми честными путями он добился тех вершин в бизнесе, на которых он находится. Омега был в курсе. И у него не было выбора. Когда машина с охраной привезла Джисона к Минхо, омега уже был мертв внутри. Мертв от несчастного и подавленного вида своего истинного, который умолял, скулил, выпрашивая прикосновение и уговаривая не делать того, что он собирается. Но гораздо важнее Хану была жизнь альфы, чем своя. Омеге казалось, что он сдохнет, так тяжело ему было произносить слова, которые он сказал тогда. А по прилёте в их загородный дом в Вашингтоне, отец навис над сыном, угрожающе давя своими феромонами, вынуждая отказаться от связи. В ту ночь Джисон так и не поднялся с пола, он, будто парализованный, лежал в луже собственных слез, потоки которых не останавливались ни на секунду. Тогда Хани умер второй раз. Дальше он существовал, а не жил. Как кукла выполнял все требования родителей, не в силах им перечить. Омега не видел ничего, что происходило вокруг него, перед глазами круглосуточно стояло заплаканное, искаженное гримасой отчаяния и неверия в происходящее лицо Минхо, которое Хан видел в последний раз. Улыбка больше не посещала лицо омеги. Глаза потеряли блеск, все вокруг казалось серым и бессмысленным. Спустя неделю отец привел Джисона в дом своего партнера и познакомил с его сыном. Объявил, что теперь они будут жить вместе. Хан с ужасом смотрел в глаза альфы напротив. Нет, он не был уродливым, вполне себе привлекательный молодой человек, с заинтересованным взглядом. Только вот Джисон знает, что это неправильно. Он знает, что принадлежит другому, что прикосновения и внимание этого мужчины ему будут бесконечно противны. Омега пытался сбежать. Дважды. Но люди отца отлавливали его и провозили обратно, запирали под домашний арест, пока Хан снова не терял надежду и погружался в состояние пустого, бездушного существа. Отец капал ядом на мозги сына, раз за разом повторяя, что Джисон теперь истинному альфе не нужен, ведь он отказался от связи, бросил, оставил. Минхо его никогда за это не простит, альфы такое предательство не прощают. Жених Хана пользовался телом омеги тогда, когда ему этого хотелось. В начале Джисон сопротивлялся и дрался, то и дело оставляя фингалы под глазами мужчины, разодранные в кровь губы от укусов, если альфа пытался засунуть свой язык в рот парня, Хан всегда кричал, царапался, умолял не делать этого. Но сил у альфы было предостаточно, чтобы ударить в ответ, прижать и взять то, что ему нужно. Кажется, это жениху Джисона даже нравилось. Отвратительно. С течением времени, Хан даже перестал сопротивляться. Послушно раздвигал ноги, лишь бы не били и не делали еще больнее. Он закусывал губу и плакал каждый раз, когда в него пихался чужой альфа, умоляя всех известных богов, чтобы это скорее закончилось. После таких моментов Джисон часами сидел в горячей ванной, поджав коленки под себя и рыдал. Кажется, его тело за последний год выдавило из себя всю влагу, все 90% воды, из которых состоит организм. Сони выглядел как сухая тряпичная кукла. Безжизненная и потрепанная. Он ненавидел себя и все, что с ним происходит. Пару раз он опускался с головой под воду, и думал, что проще задержаться там чуть дольше, чтобы легкие наполнила горячая жидкость. Тогда все закончится. Больше не придется это все терпеть и наступит следующая жизнь, в которой, возможно, он снова встретиться со своим любимым альфой. Но и на этот отчаянный поступок у него не хватало сил. Он выныривал, откашливая воду, задыхаясь в новом потоке рыданий, ненавидя себя еще больше. В таком режиме прошел почти год. Хан стал абсолютно безэмоциональным, замкнутым в себе, жестким и тихим. Он никому не перечил, делал все, что ему приказывали, просто потому что силы оставались только на то, чтобы двигаться. Омега роботом выполнял все порученные действия, кажется, он даже разучился думать, настолько больно было осознавать то, как жестоко с ним поступила судьба. Однажды к отцу Хана пришел его партнер по бизнесу. Он был недоволен. Условия брачного договора не выполняются. На шее Джисона все еще нет даже красных цифр. Его истинный не оборвал связь. А им, вообще то, для того, чтобы заключить брак, нужны черные. Так решил отец жениха, чтобы обезопасить своего сына от возможных казусов и появления незнакомого альфы на пороге его дома в будущем. Время тянется, и бизнесменам это не играет на руку. Тогда отец Сони снова давит на сына, заставляет написать письмо Минхо, в котором четко дает понять, что связь надо оборвать. Старший Хан буквально стоит над сыном, вглядываясь, как тот вырисовывает буквы, выдирает из-под ручки листок бумаги, как только Джисон его подписывает, и удаляется, громко хлопнув дверью. В этот момент, Джисон в сотый раз желает смерти своему отцу. А через четыре дня, сидя за длинным обеденным столом с десятками блюд разложенными на тарелках из дорогущего сервиза, Джисон чувствует обжигающую боль на шее. Будто кто-то раскаленным металлом ведет по коже. Омегу скрючивает от боли, он соскальзывает на пол и сжимаясь в комок рычит, плачет и скулит. Его жених, что трапезничал на другом конце стола подошел ближе, и довольно улыбнулся, заметив красные цифры на шее омеги, которого он уже по праву считал своим. «Ну, наконец-то», подумал он и радостно хлопнул в ладоши. Мысли поднять своего жениха и помочь ему прийти в себя у того даже не возникло. Он вернулся за стол и продолжил свой обед. Тогда Джисон умер очередной раз. Тогда Джисон поверил в то, что Минхо его уже не ждет, и никогда не простит. Время тянулось старой, потресканной резиной. Сколько дней, месяцев прошло, Хан не возьмется сказать. Кажется, он с «семьей» праздновал несколько раз новый год и несколько раз чьи-то дни рождения. А может и нет. Он не помнит, все события и дни смешались в какую-то мерзкую, вонючую массу, от которой тошнит. И вот неделю назад Хан увидел в зеркале, что красные цифры окрасились в черный. Вроде, у омеги надежды исправить все уже и не было. Ее не было давно. Но черные цифры выстрелили контрольным в голову по сломленной психике и травмированной душе. Кошмары начали приходит не через раз, а сразу, как только он прикрывал глаза, запах самой вкусной еды провоцировал рвотный рефлекс, истерики происходили с интервалом в несколько часов. За неделю Хан еще больше похудел, косточки начали пугающе выступать под кожей, он не реагировал ни на кого и ни на что, часто сидел и смотрел в одну точку. Такое состояние омеги напугало даже хладнокровного жениха. И на семейном совете, в котором Джисон не принимал участия, его решили отправить в больницу. Омега должен приобрести хоть немного товарный вид, набрать вес, прежде чем его отправлять под венец. Феликс плакал вместе с Джисоном, пока тот рассказывал о своей жизни. Боль старшего омеги чувствовалась, как своя собственная. Ликс очень сильно хотел помочь, но не понимал как. Все, что он мог, это говорить утешающие слова, обнимать, крепче сжимать руку и стакан за стаканом, протягивать Джисону подогретое молоко. Позже, вечером, Хан поделился еще одним своим страхом: - Я не хочу выходить из этой больницы. Как только мне станет лучше, меня выдадут за него замуж, и он поставит метку… - Может, тебе попробовать еще раз сбежать? – предложил Ликс, - я могу попробовать помочь. Прикрою, совру, что ты пошел гулять по территории, у тебя будет больше времени… - Нет, - отрицательно машет головой, - я и билеты себе купить не могу. Из-за предыдущих побегов, у меня забрали телефон, карточки. Элементарно, денег нет. - Твоя семья – какие-то монстры, - злится Ликс, - да как так можно… - омега практически рычит. Джисон только тяжело вздыхает. Как Феликс смирился со своей болезнью, так Хан смирился со своей участью. - И, тем более, бежать то некуда. Я не могу вернуться в Сеул. Я не могу вернуться к… Минхо… Он ненавидит меня. Ничего не вернуть. Хан прикасается к черным цифрам на шее и опускает взгляд. Они постоянно пекут, хотя врачи говорят, что этого не может быть. - Послушай, - Феликс подсаживается ближе, и кладет ладошки на впалые щеки старшего, заглядывает в глаза, - не привязывайся ты к этой связи и цифрам. Я уверен, что не все так просто. Ты же влюбился в человека, а не в связь. Правильно? – Джисон неуверенно кивает, - ну вот. Эта чертова метка ничего не значит. Я уверен, он тебя по-прежнему любит, и если представится возможность выслушать, обязательно сделает это. А дальше… Судя по тому, как ты описал своего альфу, он очень умный парень. Он примет правильное решение и простит. Джисон убирает руки омеги от своего лица. - Нет, Ликси, он не простит. Такое невозможно простить. Альфы предательство не прощают. Я никогда в жизни не приближусь к нему ни на шаг, даже если представится такая возможность. - Не говори глупости! – Феликс буквально взвизгивает. - Столько времени прошло. Он, наверняка уже обустроил свою жизнь без меня. Все слишком запущено, и мы оба изменились. Я, как никто другой знаю, как отказ меняет тебя, ломает изнутри… - Джисон говорит все тише и тише, будто снова угасает. - Сони, ну не сдавайся… - Нет… Своим появлением в палате диалог прерывает доктор Шинберг. Тот самый, что занимается лечением Феликса. Взрослый серьезный мужчина, чуть седоватый с квадратными очками на глазах, с серьезным видом заходит вглубь палаты и здоровается с парнями кивком. - Феликс, нам нужно поговорить, пойдем в мой кабинет. - Доктор, вы можете говорить тут, - улыбается блондин. - Это конфиденциальная информация, касается твоего здоровья, поэтому… - кидает косой взгляд на Джисона. - Все в порядке. Джисон знает все о моей болезни, да и что новенького вы мне можете рассказать? - отшучивается Ликс, сильнее сжимая запястье омеги. Мужчина осматривает парней, сидящих практически в обнимку на одной кровати, и кивает. - Возможно, так даже лучше, - начинает врач с тяжелым вздохом, - Феликс, ты прошел полный курс лечения, но, анализы и МРТ, что мы сделали вчера не показали никаких улучшений, к моему глубокому сожалению. Лекарства очень сильные, и они вредят твоему организму, в них есть смысл, если они способны бороться с основной проблемой, но… Они не помогают. Мне очень жаль. Боюсь, мы сделали все, что могли, и это оказалось совершенно бесполезно. Мистер Шинберг замолкает, встревоженно осматривая Феликса и его застывшее лицо. Омега еще несколько секунд безэмоционально смотрит на врача, после громко сглатывает и расплывается в улыбке. - Ну вот видите, я же сказал, что ничего нового вы мне не озвучите. Феликс врал, что он окончательно смирился. Маленькая искорка надежды еще была, но врач только что увидел, как и она потухла после его слов. - Ты можешь возвращаться домой. Я направлю твои анализы и пройденный курс лечение в больницу в Сеуле, чтобы там продолжили поддерживать… - Я не буду больше лежать в больницах, доктор, - твердо прерывает его парень, - не хочу. Точно не так хочу провести то время, что у меня осталось. И мужчина понимающе кивает. - Тогда я выпишу тебе лекарства, которые помогут справляться с тем, что тебя ждет. Все же зайди ко мне позже, я должен тебе все рассказать. Хорошо? Но послезавтра мы тебя выписываем, ты возвращаешься домой. Феликс соглашается. Ликсу снова пришлось успокаивать плачущего Сони. И младший снова делал это с улыбкой и словами «Все в порядке, я же не расстраиваюсь, чего ты так разнылся?». - Феликс, что я могу для тебя сделать? Скажи… Я сделаю все, что угодно, - Хан хнычет в плечо омеги. Ликс подумал немножко и сказал: - Пообещай, что придешь со мной попрощаться, когда меня не станет. - Ф-фелиииикс, - еще пуще заскулил Джисон. Ликс гладил его по макушке и спине, шикая и пошатываясь. И чуть успокоившись, Джисон все же пообещал, что приедет. Конец флешбека. - Ты познакомился с ним в больнице в Америке? – Минхо вторит словам Джисона, судорожно пытаясь сообразить, как же могло случиться это странное совпадение. Но напряженные взгляды двоих прерывает Хван, внезапно показавшийся со спины Минхо. - Привет, ты, случайно, не Джисон? – омега обращается к перепуганному парню. Альфа совсем ничего не понимает. Откуда Хенджин может знать имя Сони? Но, Хван тут же отвечает на этот вопрос, доставая из своей сумки два конверта и протягивает каждому. На одном написано имя Минхо, на другом Джисону. - Это от Феликса. Он ничего не сказал больше, кроме того, что если появится незнакомый парень, передать эти два письма вам, - Хенджин пожимает плечами, в подтверждение своих слов, мол, он действительно, не обладает больше никакой информацией, и кладет руку на плечо Минхо, - мы с Чанбином пойдем съедим что-то нибудь, присоединитесь? Минхо кивает, засмотревшись на конверт в своих руках, а Джисон моментально отнекивается. - Нет… Нет… Я не могу, простите… Мне надо идти… - омега разворачивается и делает шаг в сторону выхода, но крепкая рука альфы хватает его за запястье. От прикосновения по телам обоих бежит табун мурашек, отдавая покалыванием на самых нежных участках тела. Джисон оборачивается. - Куда ты собрался? – говорит Минхо, и он готов поклясться, что не планировал произносить это так грубо, как у него вышло. Через крепко сцепленные пальцы на худеньком запястье Джисон чувствует дрожь тела старшего. В его глазах мольба. Он боится отпустить, боится, что снова никогда не увидит, - нам надо поговорить. - Минхо прошу, не тут, не сегодня… - Джисон мотает головой, бегая глазами по сторонам в поисках спасения. Хван, что стоит рядом, помнит это неприятное чувство, когда Минхо давит. Смотрит на перепуганного парня и альфу, что как вкопанный, натянутый струной не двигается с места. - Хо, отпусти его, ты что, не видишь, он боится. Что происходит? Кто это? - Это мой омега, - еле слышно шепчет старший, не сводя глаз с Джисона, у которого начинают дрожать губы. - Оу… тот который…? - Хван чешет затылок, - неловко… Я тогда пойду. Джисон, кричи, если что, - Хенджин кидает какой-то слишком соболезнующий взгляд омеге и удаляется. Это не его дело. - Не сегодня? Тогда когда? – не отводит лишенный рассудка взгляд альфа. Хан мнется на месте, мучается в сомнениях. Боится, что разговор лучше не сделает и оттолкнет Минхо. Хотя, понимает, что оттолкнуть дальше, чем они есть сейчас, уже невозможно. - Джисон, не хочешь сейчас, ладно, - Минхо смягчается. Сам не знал до этого самого момента, как поведет себя при встрече. И для себя тоже неожиданно, что альфа так вцепился, и отпустить трусит, - дай свой номер, давай встретимся, я прошу, - он пытается убедить. Руку не отпускает. Очень старается не давить, но все равно требует. И младший кивает. Минхо достает из кармана свой телефон и протягивает омеге. Тот дрожащими пальцами набирает номер и возвращает владельцу. Хо тут же кидает вызов и ждет, пока не услышит звонок, и сбрасывает только тогда, когда Хан достает свой гаджет и демонстрирует входящий. Но альфе все равно страшно сделать шаг в другую сторону. Дико страшно моргнуть или отвернуться, потому что все еще кажется, что это мираж. Что мешает Джисону не ответить на его звонок завтра? Заблокировать? Минхо не знает, что думать, но почему-то предполагает, что Джисон будет снова убегать, как сегодня. - Где ты живешь, какой район? - Что? Зачем тебе… И слова застревают у Минхо в горле. Он не знает, как объяснить свой страх. Он искал Сони годами, смирился с утратой, и вот он тут, появился перед ним, сам пришел, совершенно неожиданно. Что если снова, так же неожиданно исчезнет? - Я отвечу, если ты позвонишь, Хо… - произносит младший уже спокойно. Будто услышал, о чем думает альфа. И это спустило новые иголки в сердце старшего. Минхо скользнул глазами на плотно закрывающую шею омеги ткань водолазки. Может, Джисон все же чувствует? Слышит его мысли? Такое возможно? Может его связь не оборвалась? Может это все страшный сон, и черных цифр не было и в помине? Минхо тянется рукой к шее стоящего напротив. Джисон слегка вздрагивает, но не двигается с места, только отворачивается в другую сторону от руки и зажмуривает глаза. Альфа дотрагивается до ворота, еле задевая кожу, и тянет ткань вниз. Когда его глазам открываются черные цифры на карамельной, любимой коже, из закрытых глаз Джисона срываются слезы. Омега больно прикусывает губу, чтобы не издать ни звука. Перед глазами мелькает все, через что ему прошлось пройти и это давит изнутри, вытесняя обиду и боль, которые он ежедневно старается сдерживать. Минхо понимает, чувствует, что ни один он мучался все это время. Сколько вот так плакал его Сони за эти годы? Через что он прошел? Несмотря ни на что, Минхо не хочет видеть эти горькие соленые дорожки на все еще родных щечках. Альфа делает шаг ближе и заключает беззвучно плачущего парня в свои объятия. - Сони… - шепчет Хо, утыкаясь носом в подрагивающую макушку и вдыхает сладкий запах овсяного печенья, который ему снился ночами. Теперь он дышит им в реальности, и это все еще кажется чем-то невероятным. Омега обхватывает руками корпус альфы и не находит что сказать. Слов так много, и если он начнет сейчас, то, кажется, не остановится никогда, - если ты хочешь, иди. Я позвоню тебе завтра. Прошу, пообещай, что ответишь, - просит Минхо. - Я отвечу, если ты позвонишь, да, конечно, отвечу, - роняет всхлипывая. Еще через пару минут Джисон все же ушел, скупо попрощавшись. Хан плюхнулся на сидение своего автомобиля и вцепился пальцами в руль. Сердце тарахтело, как барахлящий двигатель какой-то старой развалюхи. В принципе, логично, парень себя примерно так и ощущал. Потихоньку приходило осознание всего что произошло. Больше всего Хана поражало то, что Минхо не хотел его отпускать, ведь омега был уверен, что альфа его видеть не захочет, не то, что прикасаться. Джисон прикрыл глаза, вспоминая теплые обьятия и нежное «Сони», о котором он мечтал так долго, и ему все еще не верилось. Как? Омега достал конверт, переданный ему Хенджином и достал письмо. «Привет, Сони =) Бугагашеньки, пишу тебе с того света! Ладно, прости за глупую шутку. Уверен, это не так смешно, как мне сейчас кажется. Наверное, я должен пояснить кое-что. Если ты получил это письмо, значит твоя встреча с Минхо состоялась и мой план сработал. Твоя история поразила меня. Сначала, когда ты рассказывал о своем счастье, отождествляя его с истинным альфой, я вместе с тобой вознесся куда-то высоко к небесам переживая то безмерное счастье, а после, расшибся о камни реальности, так же, как и ты. Я не мог смотреть, как ты отказываешься от того, что как мне казалось, закончиться не может, пока вы оба живы. Тебе нужно было чуть больше уверенности, чуть-чуть сил и терпения, и ты бы мог получить то, чего заслуживаешь – жизнь с любимым альфой. Я так сильно хотел помочь, но не знал, как. Это стало моей навязчивой идеей. Одним из желаний моего списка, которые я хотел бы воплотить за отведённое мне время - вернуть тебе то, что по праву твое. Представляешь, каково было мое удивление, когда в один из вечеров в гостях у друга он заговорил с мамой о новом сотруднике в их журнале по имени Ли Минхо. Я не знаю, почему, но я почувствовал, что это тот самый, твой Минхо. Я попросился у Джинни прийти поработать на одну свадьбу в качестве официанта, чтобы убедиться наверняка. Сам момент той встречи с Минхо я не подстраивал, все вышло случайно, и довольно забавно =) Он сам тебе расскажет, если захочет. Но, ты знаешь, когда мы встретились во второй раз, и я смог с ним пообщаться, я был шокирован. От того Минхо, о котором ты мне рассказывал не осталось и следа. Ты был прав. Его сломало так же, как и тебя. Он был агрессивным, злился на весь мир, на тебя, на любого, кто пытался вторгнуться в его личное пространство и напоминал о прошлом. Ох, Сони, ты бы видел, как сильно он злился на меня! Хо был в бешенстве столько раз! Но как и с тобой, я понимал, что он просто боится той боли, через которую ему пришлось пройти. Он закрыл настоящего себя где-то глубоко внутри, под семью замками. Напыжился, натыкал в себя иголок остриями вверх, чтобы никто и не подумал лезть в его дебри. И я начал пробираться через эти колючки, старался вскрыть те замки, чтобы к тому моменту, когда вы встретитесь, он все осознал и не оттолкнул тебя. Мне стыдно это признавать, Сони, я чувствую себя предателем, но я должен сказать правду. Я влюбился в Минхо. Наверное, еще тогда, когда ты рассказывал о нем. Да как можно было не влюбиться? Когда он оказывался рядом, мое сердце трепетало, а в животе бабочки порхали, хоть Минхо и ни разу не посмотрел на меня тем влюбленным взглядом, о котором ты рассказывал. Ни разу. Но я не сдавался, мне было плевать на себя. Я старался для вас, надеюсь, ты это понимаешь. Я желал счастья тебе, потому что только его ты заслуживаешь, и счастья для Минхо, потому что полюбил его. А вместе, вы точно будете счастливы. Постепенно Хо стал мягче и внимательнее. И стал проявлять заботу. Он перестал колоться и огрызаться. Представляешь, какой прогресс? А одним вечером, мне стало плохо. Он отвез меня домой, и остался на ночь. Нашел мои таблетки и обо всем догадался. Минхо ничего не сказал, а я тогда был так напуган, мне было очень больно и страшно. И я просил у него утешения. На следующее утро мы переступили черту. Я переступил черту. Не знаю, насколько это нужно было Минхо, но мне очень нужно было. Я стал эгоистом в тот момент. И не сожалею. Надеюсь, ты сможешь меня простить. И надеюсь, никогда не упрекнешь в этом Минхо. Но вот, мы здесь. Ты читаешь это письмо, значит у тебя получилось выбраться из цепких лап твоей ужасной семьи. Я не знаю, вышел ты замуж или нет, но я точно уверен, что после сегодняшней встречи Минхо тебя больше не отпустит. Я сделал все для этого. А если он совсем тупой и отпустит, то я найду его, в каком бы адовом котле он не оказался и придушу лично! Обещаю! Сони, будь счастлив. Не сомневайся, Минхо все еще любит тебя. Я видел эту любовь в его глазах каждый раз, когда в них заглядывал. Ничего не бойся. Обнимаю, Феликс.» Джисон улыбается. Он чувствует благодарность, разливающуюся по телу. Омега знает, что ничего Минхо не грозит, если он таки не захочет быть с Джисоном, и попадет в какой-то из котлов в преисподней. Феликсу не удастся найти его на том свете, просто потому что ангелы в ад не спускаются. Минхо не стал ни о чем говорить с Чанбином и Джинни. Да и парни сами не лезли с расспросами, видя потрясенное лицо альфы. Вечером он добрался домой, покормил трех взбудораженных котиков, которые устроили погром на новом месте. Кажется, мохнатые решили навести свой собственный порядок в его квартире и Минхо этому только умилился. Альфа сел на кухне за стол и распечатал конверт, переданный Хенджином. «Я хотел поделиться с тобой одним секретом. У меня был список желаний, которые я изо всех сил старался выполнить до момента Х. Не все удалось осуществить, но галочек напротив пунктов стоит гораздо больше, чем пустых клеток. Больше всего я жалею, что не успел с самым первым желанием в списке. Пообещай, что исполнишь его за меня? 🔲 Хочу, чтобы Минхо был счастлив. У тебя получится, Хо, теперь у тебя есть все для этого. Появление Джисона сегодня – это мой подарок на вашу свадьбу. Люблю, Феликс.» Минхо улыбается. Он намерен во что бы то ни стало выполнить желание друга.

***

Джисон нервно комкает и рвет на мелкие кусочки бумажную салфетку. Вокруг шум, на фоне играет какая-то музыка, бегают официанты и обедающие гости ресторанчика стучат палочками по тарелкам. Напротив него сидит Минхо, и не сводит глаз с омеги. Альфа смотрит внимательно, изучающе, старается заметить каждую новую деталь во внешности Джисона, появившуюся за годы разлуки. Он осунулся, похудел, вокруг глаз собралось чуть больше морщинок, серые круги на прозрачной коже под нижним веком намекают на долгие бессонные ночи. Шею прикрывает ворот коричневого свитера крупной вязки. Хани выглядит неуверенно и стационарно напугано. - Джисон, - зовет его старший, и тот дергается, поднимая взгляд, будто просыпается от кошмара, - если ты хочешь, мы, конечно, будем молчать. Но лучше бы поговорить, - спокойно говорит альфа. - Спрашивай… - и снова отводит взгляд. - Как ты себя чувствуешь? У тебя что-то болит? Джисон смотрит в глаза напротив, пытаясь понять, насколько искренний вопрос. И не видит подвоха. - Устал. Я не могу спать, мучают кошмары, - Сони никогда не врал своему альфе. - Я могу чем-нибудь помочь? - Не знаю, я сам не понимаю, как с этим справляться. Они давно, я пью таблетки, но пока не помогает. - Ладно. Мы можем попробовать найти решение вместе. Можно попробовать клиники, другие лекарства… - Вместе? – глазки омеги округляются и сверкают. «Вместе» Джисону кажется то, что нужно. - Если ты захочешь, - кивает альфа. Джисон тоже кивает и снова жмет салфетку в руках. - Ты… Когда-то отправил мне письмо… - Джисон зажался и словно в бреду, без остановки шепчет «Прости», - Сони, - ласково попытался обратить на себя внимание альфа, - я ни в чем тебя не виню, не обвиняю сейчас, не злюсь. Честно. Я просто хочу разобраться во всем, понять. Посмотри на меня. Это же я, Минхо. Ли протянул руку ладошкой кверху по столу, выпрашивая ручку омеги. «Он правда не злится? И не обижен?». Джисон столько раз прокручивал в голове свою встречу с Минхо, и в любом сценарии, альфа был в бешенстве, ненавидел, не хотел слушать, не стремился узнать правду. Но это какое-то совсем другое кино. Хан выдыхает и аккуратно кладет руку на протянутую ладонь. Минхо слегка сжимает ее и поглаживает большим пальцем. Зрительный, (и не только) контакт установлен. - Ты писал в письме, что выходишь замуж. Ты… - Нет. Этого не произошло, - сразу обрывает омега. Минхо склоняет голову немного на бок, чуть расслабляясь. - Почему? Что произошло? - Смерть моего отца. У него обнаружили рак на последней стадии. И он скончался очень быстро. Болезнь уничтожила этого ублюдка буквально за несколько месяцев. Меня хотели выдать за сына его партнера, чтобы произошло слияние бизнесов. Но когда отца не стало, я автоматически получил все его акции и стал наследником корпорации. И я предложил его партнеру бизнес отца взамен на свою свободу и расторжение брачного контракта, по которому меня держали там. У него не было причин на это не согласиться, - Джисон безразлично пожал плечами, - понадобилось несколько месяцев, чтобы переоформить документы, я переписал небольшую часть денег на себя, чтобы купить тут квартиру, машину и пожить первое время спокойно, пока не найду нормальную работу, и уехал. Минхо внимательно слушал, не перебивал, вникая в каждое слово, и Джисон стал смелее говорить. - Меня заставил все это сделать отец, Минхо. Отказаться от связи, написать письмо, он увез меня в Америку, не выпускал из дома, его люди находили меня, когда я пытался сбежать. Угрожал упечь тебя в тюрьму. Он давил на меня и бил… - Бил? – в глазах альфы сверкнула ярость, рука сжала ладошку сильнее. - …Это не самое страшное, что происходило, - уже тише заговорил омега и снова спрятал глаза, зажимаясь, - я не готов об этом говорить сейчас… Не проси… - Я не буду, - Минхо делал медленные вдохи и выдохи, видно было, насколько тяжело ему сейчас держать себя в руках. Он ведь не дурак, он догадывался обо всем, о чем не хочет говорить омега, - если ты никогда не захочешь об этом говорить, я пойму. - Спасибо… Парни молчали, каждый погрузившись в свои мысли. Молчание прервал Джисон. - Не было ни минуты за эти годы, чтобы я не думал о тебе. Я так скучал, - глаза налились слезами. Это вырвалось из омеги легко и просто, будто не было ничего более правильного, что он мог сейчас сказать. - И я безумно скучал, Сони. - Что дальше, Хо? Мы сможем все исправить? Все так сложно… - Нам нечего исправлять, малыш, - от ласкового обращения слезы мигом просохли, в глазах заискрилась надежда, а сердечко приятно трепыхнулось, - мы можем продолжить с того, на чем остановились. - Минхо, так как прежде ведь уже никогда не будет, - Хан скользнул взглядом на шею альфы и памятную черную дату на ней. Уголки губ омеги опустились. Но Минхо только улыбнулся. - В этом ты прав, - кивает, - будет только лучше.