Театр пленников: c ним я хочу жить

🩰

Чимин возвращается со школы и аккуратно входит в комнату, чтобы не потревожить отдыхающую маму. Она, вероятно, снова напилась, а теперь пытается отоспаться. Чимин переживает за нее, она совсем себя запустила, не бережет, ей на себя плевать. С уходом из их жизни отца она выбрала худший путь на представленных ей дорогах. Она выбрала быть несчастной вместо того, чтобы стать лучше, самосовершенствоваться, найти себе в будущем кого-то привлекательного и идеального и долго и счастливо прожить жизнь. Мама обрекла себя на несчастье. Пак наливает себе сок, разогревает еду и настраивает себя на очередную вечернюю смену в кафе, где ему приходится подрабатывать, чтобы прокормить себя и мать, что лишь трясет с него деньги на выпивку. Он приготовил суп вчера вечером, еще его не пробовал и сейчас попадая на язык, рецепторы так и твердят, что еда получилась сносной. Съедает немного, чтобы хватило на несколько дней и идет в комнату, чтобы проведать мать. На удивление она не спит, а совсем тихо разговаривает с кем-то по телефону. Чимин не успевает подслушать их диалог, потому что она, увидев его спешно прощается и убирает телефон, впервые за последний год приветливо ему улыбаясь. Обычно она просто пьяная в хлам валяется в комнате, или несколько дней вообще не появляется дома, или просто равнодушна к нему. Главное, что сыночек приносит домой деньги на алкоголь, остальное неважно. За год она очень сильно похудела и осунулась. Лицо опухло и покраснело, а тело превратилось в кусок мяса для таких же убивающих жизнь, как она. Нередко мать приводила домой мужчин, что, не стесняясь пили с ней на их кухне, а потом громко трахали на этом же столе, за которым сидели. Чимин привык, его это уже не пугает. Мальчишке очень больно, что его любимая мамочка, которая всегда проявляла к нему заботу и любовь теперь сошла с ума с потерей мужа. Мальчик хочет жить, как раньше, наслаждаться блинчиками по утрам, опаздывать в школу, но успевать, потому что папа подбрасывает на машине, а после заниматься тем, что душа желает больше всего — балетом. Балет — это искусство танца. Балет — это боль, слезы и страдания. Балет — это любовь, принятие себя и близость. Балет — это состояние души. Чимин потерял себя, как только лишился балета. Год назад, когда умер отец, его жизнь разделилась на до и после. Пак пугается ее улыбки, она безжизненная, но хищная. В ней ни капли далёкой когда-то имеющейся любви и обожания к сыну. — У меня для тебя хорошая новость, сынок, — лепечет женщина, будто лисица рядом с вороной с сыром в клюве. — У меня есть человек, который возьмет тебя заниматься балетом к себе в труппу. Чимин не верит своим ушам. Может это сон? Такого просто не может быть. Пак даже и не думал, что в этом есть какой-то подвох. Он счастлив, его молодые карие глаза вмиг загораются интересом, смотря на все еще обожаемую им маму. — Я должна этому человеку деньги, но не могу их вернуть, – начинает она объяснять. — У Сонхуна свой театр и труппа, где не хватает молодых талантов. Он готов взять тебя к себе. Будешь обучаться и выступать. Он собирается сделать тебя звездой. Господин Чхве обеспечит тебя всем необходимым: жильем, всеми нуждами, тренировками, в которых ты так нуждаешься и выступлениями на большой сцене. Да как такое может быть? Не может так везти. Мальчишка год выживал. Старался сделать, все, чтобы заработать денег, которых еле-еле хватало на самые минимальные дешевые продукты и коммунальные услуги. А тут театр, балет, труппа, популярность. — Мама, как я повлияю на отдачу долга? — интересуется сын, не понимая, как он, получая такие шикарные условия, может быть тем, за кого простят долг. — Ты принесёшь ему много денег, выступая на сцене, — мать буквально продаёт сына, за крупненькую сумму, что задолжала. — Сынок, ты же само изящество и талант. Да по тебе плачет сцена и любовь тысяч людей. Пак не глупый понимает, что его продают. Но отказываться от такого подарка судьбы просто не может. Лучше быть смелым и взять от жизни все, чем тем, кто боялся рискнуть и остался ни с чем. С мамой алкашкой и с пожитками в виде пару тысяч вон. Только вот парнишка даже не подозревает о каком условии мать промолчала, чтобы сын не дал заднюю.

🩰

Чимин в театре, в труппе с прекрасными людьми. У него отдельная комната, где он живет, кухня и действительно все необходимое, как говорила мама. Мальчишка счастлив. Балет. Боже, он возвращается в балет. Первые тренировки проходят с трудом. Тело помнит, но организм слишком устает от таких нагрузок. Чимин не сдается, старается, хватается за этот шанс выжить. Господин Чхве к нему неимоверно добр. Предоставляет все необходимое: учителя, который помогает Паку тренироваться; нанимает людей, которые начинают заниматься социальными сетями парнишки, чтобы поднять его популярность; большую сцену; главные роли; любовь зрителей. Но красивая сказка когда-нибудь заканчивается. У Чимина она закончилась после своего первого большого выступления... Мальчишка тогда сидел в своей комнате переполненный эмоциями. Позвонил любимой маме, которая наконец-то взяла трубку и вроде была в адеквате, даже порадовалась за сына. Он очень переживал за нее, поэтому радостные чувства вдвойне переполняли его, когда он услышал родной голос и понял, что с женщиной все в порядке. В комнату постучались, когда Чимин разморённый лежал на кровати и уже собирался спать, после тяжелого дня. Парень крикнул, чтобы человек за дверью вошел и заметив в дверях господина Чхве, улыбнулся. Все же этот мужчина много сделал для него. Чимин живёт жизнью, о которой даже не мог мечтать. — Малыш, устал? — мужчина добродушно улыбается и подходит к кровати, присаживаясь на ее край. — Немного, — отвечает мальчишка, чувствуя грубые пальцы в своих еще влажных после душа волосах. Сонхун часто так делает: обнимает, гладит по волосам, касается. Пак никогда не придавал этому значение, всегда принимал это, как отцовскую заботу. Все же Чимину семнадцать, а Сонхуну сорок. Чхве массирует кожу головы, а потом спускает руку на открытую шею мальчишки, оглаживает, делает массаж. Чимин, ничего не подозревающий, расслабляется, принимая жест доброты со стороны мужчины. Мама и папа тоже раньше часто нежались с мальчишкой. Но когда рука отодвигает одеяло и скользит под футболку — тело мгновенно напрягается. Сонхун поднимает футболку и грубо касается совсем нежных никем не тронутых сосков Чимина. Пака передергивает, крупная дрожь струится по всему телу, а огромный ком тошноты, так и просится наружу. — Господин Чхве, что вы делаете? — дрожащим голосом произносит парнишка. — Малыш, не дергайся, — шепчет мужчина. — Я буду нежным, если ты будешь вести себя спокойно. Чимин не маленький, он все-таки юноша и знает о том, что такое секс и, что секс без согласия — изнасилование. Он понимает, осознает, а мысли уносят его к маме. Неужели, она знала о том, что будет происходить с ее сыном, попади он сюда? — Чимин-и, — мерзкое обращение своего имени режет слух, – не надо брыкаться, мама должна была тебе сказать, какая плата ждет тебя за ее долг. Мир Пака рушится полностью именно в ту ночь, когда он понимает, что его любимая мама больше ему никакая не мать. Она никто, ничтожество, которое продало своего сына, чтобы закрыть долг. Она аморальная свинья, что распорядилась своим сыном, словно куклой. Отдала на растерзание шавкам, искалечила, предала. С этого дня Пак Чимин кукла Чхве Сонхуна. Грузный мужчина хватает мальчишку за руки и наваливается сверху. Чимин не сдается, брыкается, бьет ногами и пытается вырвать руки. Борется за себя. Ему не нужна популярность, любовь зрителей и балет, если нужно заплатить такую цену: отдать душу и тело дьяволу. Но как бы ни пытался мальчик сохранить себя, у него не выходит. Пак воет, кричит, срывает голос, пока мерзкий мужчина лапает его бедра, пытается стянуть одежду и поцеловать в кричащие губы. Со временем Сонхуну надоедает сопротивление, и он, не жалея силы бьет Чимина по лицу, давая звонкую пощёчину. Пак успокаивается, потому что в ушах звенит, а тело, уставшее после тяжелого дня, стресса и сопротивления обмякает в грубых, потных руках. Внешне Чимин спокоен, но внутри все рвется на части, отдавая невыносимой болью. Сердце разбивается на тысячи осколков, тело превращается в фарфор, доказывая, что отныне Пак Чимин — кукла Чхве Сонхуна. Чимин без одежды, с наслаждением и даже с каким-то утробным рыком Чхве оставляет на подтянутом тогда еще румяном теле алые болезненные засосы. Сжимает в огромных руках мягкие бедра, а Чимин дрожит, не может успокоить себя. Осколки сердца пытаются собраться вместе, но ничего не получается, из глаз слезы, а в душе полная пустота, ее будто украли, высосали, убили. Мужчина наигрался, теперь хочется получить удовольствие полностью. Он снимает с себя брюки, поворачивает, снова сопротивляющегося Чимина на живот. Пак снова кричит, надрывает уже хриплый голос. Ногами бьёт по кровати, руками царапает себе кожу на плечах, но все тщетно. Сонхун валится всем своим тяжёлым телом, придавливает к кровати, выбивает из легких воздух. Входит грубо на сухую, сам шипит от боли, но мальчика не жалеет. — Я же сказал быть послушным, — хрипит на ухо. — Мамочка должна была сказать тебе, что продала тебя мне за долги. Пак теряет сознание от боли, а в последнюю секунду перед отключкой ощущает, как стенки его ануса рвутся.

🩰

Чимину двадцать и он живет в этом кошмаре уже третий год. За два года ему вдолбили в голову одно: — Ты моя вещь, моя собственность, кукла. Так однажды ему сказал Сонхун. И на протяжении этих лет только и делал, что доказывал Чимину, кто он такой. Пак стал успешным, популярным, любимцем тысяч, как и говорила женщина, с которой он не общается с того дня, как его жизнь превратилась в сущий ад. Его любят многие, но он ненавидит себя так, что никакая любовь зрителей не способна ему помочь. На публике он улыбается, сияет солнцем, а ночами стирает со своего тела остатки чужой спермы и синяки, что не сходят, сколько их не три. У Чимина в роли куклы Сонхуна есть обязанности: Приносить деньги и славу. Ублажать. Быть послушным. Он отлично научился справляться со всем этим небольшим, но таким тяжёлым списком. Пак просто смирился, отключил чувства, что источали осколки его разбитого сердца и отдался на растерзание хищнику. Здоровое питание прекратилось, тренировки усилились, ночные марафоны стабильно продолжались, как и выворачивание желудка над унитазом после. Чимин был фарфоровой куклой, но ощущал себя тряпкой. Без чувств, без эмоций, помятый и потрепанный жизнью. Сонхун любил грубо. Теперь Чимин жил у него. Не в театре, а в большом доме. Пак продолжал быть куклой, но для Чхве он был слишком важен. Сонхун воспринимал его, как своего партнера, но не в самом лучшем смысле этого слова. Мужчина был зависим от юного израненного тела, ему доставляло безумное удовольствие калечить его, слышать стоны боли и видеть слезы. Сонхун любил грубо. Хоть и был уже не молод, а брал стабильно по несколько раз. На подготовку тратить время было не нужно, Пака можно было на сухую, до хриплых стонов боли и с руками на тонкой худой шее. Чимина можно было с ударами, до синяков и кровоподтеков, чтобы эту кровь с разбитых губ языком слизывать и кончать глубоко внутри, ловя звёздочки наслаждения. Мальчишку можно было ногами по животу, чтобы сбросить злость, что накопилась за день. Его можно на подвешенных к потолку руках, плетью по рёбрам и кровью по плоскому животу. Блондина можно в рвоте из-за голодания, худого и беспомощного. Его можно в бессознательном состоянии от побоев и под сильными наркотиками, что вызывают дурман. Сонхун любил его по-всякому, без гуманности, адекватности и с дикой грубостью, что граничила с маниакальным желанием приносить вред. В труппе Чимин лучший, к которому относятся по-разному, кто-то восхищается, а есть те, кто не призирает из-за его связи с господином Чхве. На сцене он любимец тысяч людей. На светских сборах он сопровождающий, партнер, любимый. Дома у Чхве — он кукла, тряпка, разорванный в клочья кусок ткани, который можно рвать до бесконечности, до волокон и ниток. В двадцать два случилось страшное — Чимин повредил ногу. А это означало только одно — реабилитация, потеря денег из-за отсутствия в представлениях Чимина и невероятная злость Сонхуна. На мгновенье театр потух, а вернее потухла его главная звездочка в лице Пак Чимина, который проходил лечение. Травма была очень серьезной, врач твердил, что полностью Пак не оправится, в балет вернуться не сможет и про популярность может забыть. Но разве это кого-то волновало? Сонхун рвал и метал. Угрожал врачам, что сделает из них отбивные, если Чимин не сможет вернуться в балет. Мужчина был настолько жаден до денег, что не хотел терять ни копейки. Его темный бизнес тоже хорошо процветал, но в то время Чимин был основной частью дохода, который Чхве не был намерен терять. — Чимин-и, — притворно ласково произнес Сонхун. — Милый, ты вернешься в балет, чего бы это тебе ни стоило, — мужчина схватил парня за больное колено и сжал его до покраснения кожи, упиваясь тем, как от боли лицо Чимина исказилось. Питался его слабостью. — Хорошо, — безразлично ответил паренек, а хватка на ноге ослабла. Чхве ухмыльнулся и поцеловал Пака, терзая его и без того израненные от постоянных ударов губы. Сонхун любил его калечить, иногда просто потому, что хотелось, а в основном в порыве страсти, когда втрахивал больное худое тело в поверхность кровати. Мужчина любил его рвать, душить, избивать. Любил, когда мальчишка терял сознание или орал от боли, что есть мочи. Любил причинять ему боль. Первый год такой жизни он терпеть не мог, противился, давал отпор, что только раззадоривало мужчину. Чхве не давал ему покоя, каждый день насильно трахал, оставлял на красивом теле гематомы и подчинял себе. Спустя год Чимин перестал, что-либо чувствовать. Он стал полностью похож на куклу — без души, без сердца, без чувств, без боли. Теперь он отдавался сам, не давал отпор, не препирался и беспрекословно подчинялся. Сонхун тоже привык к его покорности, стал менее жестоким по отношению к нему, или просто Пак настолько привык, что боль, что приносил Чхве стала чем-то обыденным и нормальным. В балет Чимин вернулся. Публика приняла его с распростёртыми объятиями. Взгляд потух полностью, живым Пак себя больше не чувствовал. Он бы совсем ощущал себя бездушной вещью, если бы не чувствовал постороннюю боль. Любые действия его господина не приносили больше боли, они просто не приносили ничего. Чимин ничего не чувствовал, что бы не делал с ним Сонхун. У него будто выработался иммунитет, или просто мозг отключил все рефлексы, боль притупилась, а психически Пак стал слишком безразличен. Он будто отключил себя, оставляя только внешнюю оболочку — свое тело. Там внутри, в самом сердце все тепло сменилось холодными морозами, мир рухнул, а цветы завяли. Посторонняя боль — это боль в колене. Она ощущалась остро, так будто тысяча игол врывались в одно единственное место на ноге. Танцевать было нужно, но Чимин все делал на автомате, понимая, какие последствия его ждут при неповиновении. Чхве мог неделями не кормить его, резал его тело ножом, пока трахал, а потом вылизывал кровавые раны. Мужчина сажал его на цепь и держал так в сыром подвале, беспринципно трахая и оставляя обнаженного Чимина на холодном бетонном полу. Сонхун оставлял на его теле ожоги, пока курил во время того, как вбивался в разорванную кровоточащую дырку. Конченный псих любил извращения. И Чимин для них отлично подходил. Мать звонила первый год стабильно один раз в неделю. До того, как он понял, что его отдали в рабство к психу, до того, как Чхве утянул его в ад, Пак любил поговорить с любимой мамой по телефону. Она на удивление почти всегда была трезвой и весело отвечала сыну, поддерживая его. Но его мир рухнул спустя несколько месяцев. Любимая мама перестала быть обожаемой, и Чимин больше не брал трубку. Он навсегда поселил внутри чувство ненависти к этой женщине, которое росло на протяжении многих лет. Их последний диалог состоялся после первого изнасилования, где Чимин не мог поверить, что родная мать могла с ним так поступить. — Ты продала меня, — истерично всхлипывал парень, лёжа на своей кровати, обнаженный, грязный, беспомощный. — Ты отдала меня в лапы к монстру, что причинил мне боль. — Сынок, — ласково сказала женщина, а в груди парня защипало. Она не называла его так со дня смерти отца. — Я не хотела тебе зла, господин Чхве хороший человек, он помогает тебе, помни его доброту. Просто будь послушным, и все будет хорошо. Я больше ничего не должна, а ты благодаря ему стал любимцем тысяч людей по всему миру. Пак не мог поверить своим ушам. Он действительно слышал, как его мама спокойно говорит, что он должен отдаваться взрослому мужику, только потому что она должна ему денег. Уму не постижимо! — Ты эгоистка! — закричал парень. — Ты низкая, грязная тварь, — вопил Чимин, захлёбываясь слезами. — Лучше бы он убил меня, и я отправился к папе, — плакал мальчишка. — С ним бы мне было хорошо и тепло. Я уверен, что он смотрит на нас с небес и ненавидит тебя, как и я. Я надеюсь, что однажды тебе воздастся по заслугам и Всевышний отплатит тебе тем же, что и ты мне. Жаль, что та женщина, что любила папу погибла вместе с ним, а на ее место пришла вторая личность в виде тебя, "мама". Ты никогда больше не встретишься с отцом, потому что он в раю, а ты попадешь в ад, в самое пекло к чертям, что будут варить тебя в котле. Это был их последний разговор. После женщина продолжала звонить, но парень не брал трубку. Он полностью решил выпустить эту женщину, которую назвал матерью из своего сердца и головы. Сначала он ненавидел ее, но с годами чувства остыли, и он просто стал к ней безразличен, как и ко всему в своей жизни. Сейчас он не знал, что с ней и жива ли она вообще. Сонхун о ней молчал, а Чимин и не спрашивал. Ему было все равно и просто наплевать. Эта женщина никаким образом его не интересовала, как и остальное в его жизни. Балет приносил лишь боль, больше он не испытывал былого удовольствия, занимаясь в зале до потери пульса. Колено болело так, что казалось, оно снова вылетит, но уже так, что не будет возможности вернуть ногу в прежнее состояние. Глаза больше не горели, а какая-либо энергия покинула его тело. Он перестал быть счастливым в жизни. Ходил словно надувной шарик, готовый взорваться и умереть в один момент. Ровно пять раз Чимин пытался наложить на себя руки. В первый год особенно активно. Но Сонхун почти всегда был рядом, а если не он, то его шавки следили за Паком так, что парень даже в туалет нормально сходить не мог. Ни одна попытка не увенчалась успехом. Чимин не понимал за что ему все это. Чем он семнадцатилетний заслужил такое. Как ребенок мог попасть в лапы к уродливому, жестокому зверю? А к своим двадцати трем годам он вообще заблокировал себя. Посадил сердце на цепь и поставил там замок, а ключ спрятал в надежное место. Пак полностью превратился в игрушку и ощущал себя также. Ощущение было будто он не имеет даже органов, настолько его тело было пустым. Он стал зомби, которому вдолбили в голову лишь одно. Он игрушка, кукла, у которой есть хозяин. Подчиняться. Подставляться. Быть покорным.

🩰

Офицер Кан никак не ожидал, что Чхве Сонхун, появившийся на пороге их шатра будет столь дерзок и груб. Даже угрозы, что полиция накопала достаточно компромата не давала ему стимул заткнуться и сидеть, словно мышка, ждать своей участи. — Господин Чхве, сейчас в ваших интересах сотрудничать с нами, — грубо прошипел офицер. — Я вам ещё раз повторяю, вы идиоты, — четко и с расстановкой проговорил Сонхун. — Я не намерен терпеть это, семья Мина захватили театр, а вы придурки сидите сложа руки, а потом спокойно мне говорите, что Мин Юнги ждет возвращения денег, которые он отдал мне в долг. Вы реально думаете, что я верну ему что-то? — мужчина омерзительно усмехнулся и посмотрел на полицейского в упор. — Вам придется. — У меня огромные связи и власть, вы реально надеетесь, что я буду вас слушать? — ядовитая улыбка не сходила с лица. – Я не собираюсь ему ничего возвращать и на людей мне плевать. Миндже прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Он понимал, что как бы они ни старались, даже та информация, что они накопали на этого урода, не поможет им его засадить. Сонхун может и мушка в глазах великого Мин Юнги, но все же власть имеет покруче полицейских. У Кана был глупый план, но это единственное, что с вероятностью более шестидесяти процентов могло сработать. — Господин Чхве, у меня есть некий план, и вы должны мне помочь, — разговаривать с этим уродом, а тем более учтиво вежливо, совсем не хотелось, но он не мог не. Заставлял себя через силу. — Если это даст гарантию, что я не потеряю деньги, — выставлял Сонхун свои условия. — Ваши деньги нам не понадобятся, можете не переживать, — как же Миндже хотелось разукрасить лицо этого ублюдка. — Вы вступите в переговоры, пообещайте Юнги вернуть долг, договоритесь с ним о встрече на нейтральной территории, где мы схватим его, а пока его не будет в театре, прорвемся через чёрный ход и вызволим заложников. — Хотите обмануть самого Мин Юнги, — Сонхун задумчиво ухмыльнулся. — Стоит рискнуть.

🩰

Полицией было решено выдвинуть свои условия, прежде чем вести переговоры. Для этого они хотели, чтобы Мин Юнги выбрал десять человек, которые по своим каким-то признакам имеют право первыми покинуть театр, а только после этого офицер Кан позволит вступить в переговоры с Чхве Сонхуном. — Это очень выгодно для нас, — начал Намджун. — Согласен, — продолжил Джин. — Пока полиция будет отвлечена на то, как мы освобождаем заложников, Джон и остальные оперативно сработают и заберут сейф Юнги задумчиво кидает, соглашаясь со словами семьи. Данная ситуация действительно играет в их пользу. Пока все внимание будет привлечено к освобожденным, они спокойно могут вывезти деньги. Выпускают стариков и беременных женщин. Людей отдают больше, чем должно было быть. Это все похоже на товарообмен, а выглядит со стороны странно и достаточно устрашающе. Толпа людей идут подгоняемые людьми в черных комбинезонах, в масках на лицах и с автоматами в крепких руках. Полиция не решается нападать, придерживаясь своему плану. Дрожащие люди, ступают по твёрдой пыльной дороге прямо в руки к своим спасителям, пока сзади в них тычут автоматами. Заложников отпускают, а люди Мина спиной отправляются назад, наставляя автоматы на людей из полиции. Стрелять никто не собирается, но нужно показать свою серьезность, показать силу и власть над ними. В это время через черный ход под командованием Юнги и Джона люди из семьи Мин выносили сейф к припаркованной машине скорой помощи. Джин и Джун были правы, когда говорили, что отпустить некоторых заложников, значит отвлечь внимание полиции. Абсолютно все, начиная с зевак на улице и заканчивая офицером Каном были сосредоточены на освобождении людей, что, по их мнению, находились в ужасных условиях и безумном страхе в театре. — Джон, я в тебе уверен, но должен у тебя спросить, — серьезно говорит Юнги. — Ты уверен, что не попадёшься? — Босс, обижаешь, — смеётся американец. — Я и не такое вытворял, знаешь же. — Знаю, — Мин сверкает улыбкой, и мужчины обнимаются, похлопывая друг друга по плечам. Джон перевезет деньги, а потом они на частном самолете мужчины долетят до Америки. Все довольно примитивно и просто. Сейчас значение имеет только ублюдок Сонхун. Ведь теперь цель Юнги не просто вытрепать из него долг, но и заставить мучиться, склониться перед Чимином на колени и целовать его красивые космические ноги. Больные, израненные, но такие нежные и красивые, что Юнги готов положить к этим ногам весь мир. Несколько парней несут достаточно тяжёлый сейф и загружают его в машину. Черный ход находится в достаточно укромном месте задней части театра, где с легкостью можно укрыться от полиции, которая сейчас занята заложниками. По рации Рико передает, что передача заложников закончилась успешно, и Юнги вместе со своими ребятами отправляется в кабинет Сонхуна, где и будут происходить переговоры. Переживаний нет, Мин уверен в Джоне — он сделает все на высшем уровне. Без сомнений. Мысли крутятся вокруг Чимина и Тэхена. Завтра должно пройти их посвящение в семью Мин. Юнги не глуп, но не смог устоять перед любимыми друзьями, своей семьей, что чуть ли не на коленях и со слезами на глазах просили позволить впустить в семью первую любовь Чонгука. Этот мальчишка явно безумец, раз смог построить отношения с одним из заложников. А вернее безумец Тэхен, что так легко доверился преступнику. Юнги не знает всей истории. Он не исключает, что Тэхен такой же поломанный, как Чимин, такой же сильный, но измученный. Может парнишка ищет защиту и успокоение в лице семьи Мин. Если это так, то его можно понять. За Чонгуком семья, огромная, сильная, отвечающая за его безопасность. Юнги клятву перед Богом дал, что защитит, всегда поддержит и в любой ситуации окажет помощь. Чонгук ему, как сын. Он в нем свое продолжение видит и наследника. У них отдельная, своя связь, своя история, своя любовь. Юнги заходит в кабинет Сонхуна, где все уже собрались. Окидывает каждого из присутствующих взглядом. А там неподдельный интерес, увлеченность и серьезность. Мин знает, что как бы ни развернулись события дальше, эти люди будут с ним до конца. Начинаются переговоры. — Я задам вам один вопрос, — первым начинает офицер Кан. — Почему вы выпустили двадцать три человека? — Эти люди явно нуждаются в семье или свободе в первую очередь, — непринужденно отвечает Юнги. — Никто из людей не заслужил такого, но это вынужденная мера. Никто не пострадает, если наши условия будут выполняться. Кан затихает и даёт возможность Сонхуну продолжить переговоры. Полиция действует по своему плану. — О, Юнги! — притворно радостно пищит Чхве. У мужчины все внутри трясется от злости. Он представляет перед собой его наглую, жирную, поросячью морду и мечтает нанести несколько ударов, сделать больно, подвергнуть его пыткам, которым подвергался Чимин, который рассказал Юнги свою историю. — Я слышал, что ты захватил мой театр, — так же противно мило. — Может решим все мирно? — Сонхун, у меня одно условие — верни долг и все будет хорошо, – у мужчины на самом деле условий много, но о том, что он собирается убить урода Чхве и подорвать театр, он говорить не собирался. Преимущество всегда у Мин Юнги. Чхве скрипит зубами. В голове он молится, что Юнги не трогал его сейф, и полиция сделает так, что поймает Мина, не потеряв деньги мужчины. — Я согласен, — действует по плану. — Дай мне несколько дней, чтобы я все подготовил, сумма все-таки огромная. Мин смотрит на семью, и все одобрительно кивают, позволяя Юнги дать ублюдку несколько дней. Теперь то мужчина никуда не денется, сам пришел, сам сдается. — Три дня, — не оставляет выбора. — Ровно три дня, — жестко, грубо, отрезающе. — Я бы хотел, чтобы ты выпустил Чимина, — удар прямо по сердцу Юнги. — Куколка то все-таки моя. — Сука, Сонхун, я даю тебе три дня! — Мин злится, он в ярости. — Не будет тебя и денег, я к хуям подорву твой театр, что от него останутся только мелкие камешки, — желание прямо сейчас убить этого уебка все же вынудило из Юнги мимолетное признание о дальнейших планах. Звонок сбрасывает Мин, снова показывая свое превосходство. Через три дня он заберет деньги и схватит Сонхуна со своими ребятами. Возможно это безумие, но он готов пойти на этот шаг. Чхве ему нужен, и это не обсуждается. Он сделает все, чтобы этот ублюдок страдал. Мин скользит взглядом по присутствующим, что напряженно смотрят на своего босса. Они знают про его связь с Чимином и каждый в глубине души рад, что мужчина нашел себе отдушину, спокойное место, человека, который вызывает у их любимого босса чувство комфорта и уюта. Взгляд задерживается на Джине, который нежно улыбается и отодвигается, показывая за своей широкой спиной маленькое чудо. Чимин в упор смотрит на Юнги и мужчина видит в карамельных глазах застывшие слёзы. Как давно парень здесь? Он явно слышал последнюю фразу Сонхуна. Все понимают, что происходит, потому стараются как можно быстрее ретироваться из помещения, оставив Чимина и Юнги наедине друг с другом. Как только кабинет пустеет, Юнги раздвигает руки в стороны, и Пак бежит к нему в объятия, снова ощущая себя защищённым. Парнишка хватается за мужчину, как за спасательный круг, цепляется руками за его спину, мог бы поцарапать кожу, если бы не комбинезон. Кладет голову на плечо Мина и дает себе волю разрыдаться. Не кричит, не воет, а лишь тихо всхлипывает, роняя слезы на пол и задевая иногда комбинезон. Юнги в ответ поглаживает, макушку светлую целует, приникает к нему всем телом, чтобы не миллиметра между. Успокаивает, утирает слезы, когда берет его лицо в твои большие руки. — Не отдавай меня ему, — шепчет, глядя прямо в глаза. — Никогда не отдавай, слышишь? Юнги слышит, давно услышал. Никогда не отдаст. Никому. Чимин для него свет, его тихое место, его комфорт и уют, его обитель. Он его только у себя в сердце, в душе, в голове сохранит. Во всех уголках сознания, на каждой полочке последних воспоминаний, в каждом даже самом тёмном месте. Вместо ответа Юнги притягивает лицо парня к себе и целует. Медленно совсем тягуче прижимается губами, не спешит двигать, боится улететь в космос от взрыва, взбунтовавшихся в груди чувств. Сердце моментально вспыхивает огнем, грозясь сжечь все органы. Чимин обмякает в сильных руках. Позволяет себе отдаться полностью. Чувствует, как мужчина прорывается своими руками к самому больному и сокровенному, к шрамам, что спрятаны под черной футболкой. Мужчина оглаживает бока, спину, ребра, вызывая табун колющих мурашек на теле Пака. Чимин дрожит, дергается, ловит самый приятный момент в своей жизни. Его никто никогда так не трогал. Никогда не ласкал, не приносил удовольствие. Юнги чувствует рубцы на теле, шрамы и неровности, ощущает на кончиках огрубевших пальцев всю ту боль, что мальчишке пришлось пережить. Она по венам начинает течь, проникая в сердце. Мин сминает губы парня, одну за другой. Они нежные, бархатные, совсем плюшевые. Мужчина ловит разряды тока, ощущая, как возбуждение накрывает волной. Но это лишь желание тела, там в мудрой взрослой голове Мин ставит условие, установку, запрет. Не заходить далеко, пока не позволят. Не трогать, пока не попросят. Не переходить черту. Это лишь отчаяние, смелый шаг на встречу. В приоритете комфорт и ментальное здоровье любимого человека. Чимин в приоритете, он владеет ситуацией, даже если так не считает. Юнги не его кукла, но явно безвольный человек рядом с ним. Его жёсткая, но справедливая натура дает свой сбой, стоит глазами ухватиться за парнишку, что прожигает его карамельным взглядом. Мин никогда не был слабым, Юнги годами вырабатывал свою стойкость, стержень и силу. Но в один момент появляется человек, который одним своим присутствием рушит все установки, подрывает натуру взрослого мужчины, что хвост перед ним поджимает. — Мое тело ужасно, — вдруг шепчет Чимин. — Я противен, мерзок, отвратителен, — быстро проговаривает, как в бреду и дрожит, будто вот-вот его накроет волной тревожной панической атаки. Мужчина не теряется, берет Чимина на руки, от чего тот вскрикивает и несёт в любимую гримерку, где они часто проводят время вместе. Мин ставит Чимина в центре и бесцеремонно стягивает, с немного вернувшего вес тела, футболку, наблюдая, как Пак ёжится и пытается прикрыть себя руками. Действие достаточно резкое и смелое, Юнги в моменте даже жалеет о содеянном, но надеется, что это, наоборот, может помочь парню понять свою важность для мужчины. Юнги присаживается перед мальчишкой на колени. Склоняет на мгновенье голову, полностью показывая, свое подчинение и любовь. Мин не залечит его старые душевные раны, но может перекрыть их своим надежным пластырем. Взрослый строгий всегда мужчина полностью отдает себя во власть молодому парню, что возвышается над ним, что имеет власть над существом самого Мин Юнги. Мин немного поднимает голову, целует парня в живот, наблюдая, как тот дергается, еще сильнее сжимая свое тело в руках, почти до красных отметин. Юнги медленно поднимается, кончиками огрубевших пальцев, скользя по оголенным участкам кожи и нежно едва ощутимо пытается убрать руки Чимина, чтобы тот перестал себя скрывать. Смотрит парню в глаза, чтобы уловить момент согласия или отказа на свои действия. Видит, как парень тяжело вздыхает и с судорожной дрожью открывает всего себя. На, бери! Делай, что хочешь! Хочешь, убей! Хочешь оставь новые шрамы! А лучше поцелуй. Приласкай. Залечи. Чимин трясется, весь дрожит, как осиновый лист. Он не боится, не тревожится, что Юнги может причинить боль, он пугается самого себя, своей доверчивости и желания показать всего себя перед мужчиной. Он же кукла, потрепанная жизнью. Такой поломанный только обратно своему хозяину, пусть сам чинит. Но Юнги не боится ответственности. Он Чимина из дерьма вытащит, лучшую жизнь ему покажет, вознесет к небесам и даже выше. К космосу. Он это заслужил. Кончики огрубевших пальцев ведут по шее, плечам, рукам, ключицам, груди, животу. Юнги с чувством касается каждого шрама, а сам внимательно следит за чужой реакцией. Чимин все еще трясется, тяжело дышит, иногда вздыхает протяжно, почти стонет. — Прекрасен, — касается шрама на ключице, что витиевато обрамляет косточку. — Самый красивый, — дотрагивается до рубца на груди, а у самого пальцы подрагивают. У Чимина кожа от прикосновений плавится. Дрожь ощущается даже на органах. Каждое прикосновение — сила и энергия, которые мужчина ему дарит. Самый огромный шрам у него прямо на месте, где внутри безудержно сейчас бьётся сердце, готовое проломить грудную клетку. Мин накрывает это место своей большой ладонью, чуть сгибает пальцы, царапая кожу. — Откуда он? — смотрит с неподдельной нежностью, выжидает, надеется, что уже полностью открывшийся ему Чимин, расскажет и поделится остатками своей боли. — В один из дней Сонхун пришел домой пьяным, — Юнги сразу морщится, представляя, что может быть дальше. Психопат в алкогольном опьянении — нереальное комбо. — Много признавался мне в любви, а когда попросил меня признаться в ответ, я не смог, — судорожный вздох срывается с подрагивающих от нервов губ. — Я же его никогда не любил. Он был для меня адом все это время. Я мечтал и до сих пор мечтаю о том, чтобы ему досталось по заслугам не только за меня, но и за людей, которых он продает в сексуальное рабство. Чимин все ещё держит в голове мысль о смерти господина Чхве. Или надеется на то, что он больше его не увидит, отчаянно надеясь на защиту от Юнги. — Когда я не смог признаться, он пришел в ярость и побежал на кухню за ножом. Господин Чхве приказал мне лечь на кровать и привязал мои руки к изголовью кровати, — лицо Чимина искажается. — Лезвие ножа он приставил к месту, где бьётся мое сердце и обещал вырезать его. В итоге он оставил большую кровавую рану, а после пил из нее кровь, пока я кричал от ужаса и боли. Юнги не выдерживает. Ломается. Он кидается на парня и прижимает его к себе, будто хочет раздавить в своих сильных руках. Чимин судорожно вздыхает и обмякает в его объятиях, зарываясь лицом в шею мужчины. Проходит несколько минут, а потом Мин отстраняется и чуть наклоняется, чтобы с чувством, закрытыми глазами и дрожью во всем теле поцеловать самый большой шрам на сердце. Пак резко вздрагивает, а на глазах выступают слезы. — Я каждый поцелую и буду целовать всегда, когда тебе будет плохо от ужасных воспоминаний. Я себе такие же исполосую, чтобы быть еще ближе к тебе. Я сделаю все, чтобы ты был счастлив, — каждое слово — поцелуй в определенное место на теле, где красуется шрам. — Я сделаю все, чтобы ты расправил свои белые крылья, мой лебедь, и взлетел, достиг высот и душевного спокойствия. Скажешь бросить все, я брошу, скажешь, что хочешь уйти, я отпущу. Я всеми фибрами своей души хочу, чтобы ты был свободен и счастлив. Юнги целует один шрам, потом другой, третий...десятый. Каждый рубец на теле имеет свою больную и душераздирающую историю. Сердце взрывается фейерверками, когда горячие губы касаются бледной кожи, когда теплое дыхание щекочет, а бабочки порхают внизу живота. Чимин почти стонет, плавится, превращается в раскалённый металл. А Мин ещё себя сдерживает, понимает, что сейчас слишком открыты, слишком откровенны, много “слишком”. За поцелуями идет дорожка мелких мурашек, которые приятно колют кожу. А с пухлых губ парня слетают судорожные вздохи. Мин останавливается, потому что понимает, что сейчас они могут перейти черту. Сегодня не тот день и не тот момент. Они еще придут к этому, скоро, но не сейчас. Чимин возбужден, бледные обычно щеки, приобрели чуть заметный румянец. Юнги выпрямляется, блуждает глазами по фарфоровому лицу и восхищается красотой не в силах оторвать глаз. Снова целуются остервенело, будто в последний раз, хватаются друг за друга, как за спасательный круг. Чимин для Юнги тихая гавань, Юнги для Чимина спасение, надежда на новую жизнь. Засыпают на диванчике в гримерке, тесно прижатые друг к другу. Чимин лежит на груди мужчины и слушая его мерное биение сердца и дыхание, проваливается в безмятежный сон.