Театр пленников: c ним я хочу жить

🩰

Ноги уже не ощущаются, он будто бы их лишился, ничего не чувствует. Каждый раз колено готово снова вылететь, и Чимин надеется, что вскоре это случится. Скорее бы прийти в непригодность без шанса себя починить. Хочется разбиться полностью не только душой, но и телом, стать тем, на кого публика будет смотреть с отвращением, огромное желание стать выброшенным на помойку мусором. Душа уже изувечена, а тело сплошное месиво, скрытое под костюмами, в которых ему приходится выступать. Красивый, фарфоровый лик и отточенные профессиональные движения – единственное за что цепляется нынешний зритель, не пытаясь понять всю суть и боль, что вещает с холодной, деревянной сцены Чимин. Последняя вариация, и эта пытка наконец-то закончится. Он будто совсем ничего не слышит, а уж тем более не чувствует. В очередной раз ощущает себя куклой, марионеткой, которой управляют. Вокруг давно построенный из боли вакуум и пустота в сердце. Радует только, что хозяин уехал, скрылся на время из-за проблем. Оставил свою разбитую фарфоровую куколку без присмотра, не заботясь о его чувствах, которых нет и никогда не было. Опасно. Кто-то может найти игрушку, починить и любоваться ей, сдувать с нее пылинки, сделать живой. Вокруг шум, кажется, кто-то кричит, но Чимин продолжает свое невероятное выступление. Уже на автомате делает каждый элемент, без особого удовольствия и наслаждения. С каждым движением калечит себя все больше и больше, хочет полностью разбиться, размазаться по сцене лужей крови и въесться в деревянную поверхность, чтобы не отмыть пятно, напоминая о своей боли, что всегда будет хранить это место. Блондин делает батман релеве лиан и встает в завершающую стойку, изящно подняв руки над головой. Смотрит в потолок, оглушенный своим тяжелым дыханием и наперебой бьющимся сердцем. Где-то там у него другой мир, в своих фантазиях он счастлив, он как и прежде выступает с любимой труппой перед благодарной публикой, разглядевшей в нем особенность, упорный труд и талант. В реальность его возвращают не громкие аплодисменты, овации и любовь зрителей, а выстрел прямо в прожектор над головой, который взрывается, словно вспыхнувшая спичка. Чимин стоит в центре сцены и даже не дёргается, не меняет позу. Теперь слышны все звуки: возня в зале, крики, слезы и истерики. Пак не ощущает его на себе, но чувствует нотки страха в воздухе, который испытывает каждый из людей, находящихся в зале. Слышны ругательства и жёсткие голоса каких-то мужчин, что заставляют людей еще больше падать в бездну бесконечной паники. Блондин закрывает глаза и безумно улыбается, ощущая, как подрагивают его ресницы, касаясь бледных щек. Он медленно опускается, все ещё не чувствуя ног, ложится спиной на холодный деревянный пол сцены и открывает глаза, всматриваясь в потухший разбитый прожектор над головой. Все остальные прожекторы работают, и лишь он находится в этом темном кусочке, который ощущается, как другой мир, другая жизнь. Чимин осознает, что это его самое фееричное выступление и улыбается ещё шире, расслабляясь. Выстрел сделал его выступление еще лучше, хотя на самом деле, казалось, уже некуда. В ушах отдают шаги тяжёлых ботинок, скорее всего берцы. Каждый шаг – стук сердца и выброс адреналина в алую жидкость под названием кровь, что не перестает качать сердце, создавая иллюзию жизни. Пак под кайфом, ему плевать, что сейчас происходит, все равно на шум и страх, на истерики и панику. Ему почему-то хорошо без веществ и таблеток. Чимин ненормальный. Сломанный. Неживой. — Вставай! — слышится строгое сверху. Он бы поднялся, но не может. Сил нет даже держать глаза открытыми. Встанет — почувствует боль, а он этого не желает, боится, не хочет. Чимин из последних сил смотрит, на появившегося человека над ним, с той же нездоровой улыбкой на лице. Рассматривает каждый сантиметр незнакомца: темные волосы, крупный нос, тоненькие губы и лисий разрез глаз. Долго не нужно думать и вспоминать, чтобы понять, что перед ним не незнакомец, а аж сам Мин Юнги. — Выстрели в меня, — шепчет блондин, словно в бреду, протягивая свою изящную руку, будто желание коснуться мужчины в данный момент является необходимостью, а может хочет дотронуться до дула автомата, что находится у него в руках. Насколько же ему больно? — Пожалуйста, избавь от мучений, — улыбки уже нет, он не шутит, не издевается и уж тем более не пытается отвлечь, он просит, он честно умоляет брюнета решить его дальнейшую судьбу. Мужчина над ним хмурится, он явно в замешательстве. Мин знает Чимина лишь косвенно — пересекался с ним два раза на крупных мероприятиях. Там парень сопровождал Чхве Сонхуна, из-за которого сейчас и случился переполох в театре. Юнги научился читать людей по одному только взгляду. Поэтому впивается в карие бездны, чтобы понять, что с этим парнем не так. Со стороны кажется, что Пак под кайфом, но чем больше Юнги погружается, тем больше истории раскрывают глаза Вселенной, и быстрее приходит осознание, что в них только боль, безысходность и отчаяние. Парнишка не шутил, когда минуту назад попросил лишить его жизни. Мин закидывает автомат за спину и наклоняется, чтобы взять Чимина на руки. Берет его аккуратно, не смеет причинить боль, он тут не за этим. С остальными людьми разбираются его ребята, с Пак Чимином разберется он сам. Юнги несет парнишку за кулисы, а тот словно тряпичная пустая кукла ощущается на руках. И никто даже не догадывается, что за этой пустотой в его глазах скрывается многое, там давно закопавший себя в сырую могильную землю интересный и умный человек, любимец нескольких тысяч людей и не любимец никого. Там в закромах давно забытая страсть и тяга к жизни, там он настоящий, он прошлый, тот, кого он отпустил. Мин кладёт его на диванчик в гримерке с именем Пака. У него она отдельная, он же звезда, фаворит, любимчик. Глаза парень так и не открывает, кажется, спит или того хуже упал в обморок. Чимин очень легкий, почти костлявый и явно пренебрегающий отдыхом. Он замученный. Разговор откладывается на неопределенное время. Мужчина встает, чтобы пойти в зал и помочь ребятам, но взгляд снова цепляется за блондина, который вдруг стонет, сгибая правую ногу. Юнги присаживается на край диванчика, совсем медленно и предельно аккуратно снимает все, что сдавливает парню ноги и ужасается. Обычно Мин жесток и холоден, старается заглушить сострадание и жалость к кому-то, но увиденное не может оставить равнодушным. Ноги изувечены. Пальцы стерты в кровь, а колени и голень все в гематомах и ссадинах. Местами кажется, что это просто картинка, рисунок, иллюзия. Хотелось бы в это верить. Изящные худые ноги похожи на месиво. От этого передёргивает, а внутри что-то колет. Противно от осознания. Юнги протягивает руку и почти невесомо ведет кончиками пальцев от стопы к бедру, касается космоса, что находится не над головой, а на этих прекрасных ногах, касается шрама на колене, обводит его круговым движением, продолжает по синякам на бедре и медленно возвращается обратно, по тому же маршруту. Обжигается о холодную бархатную кожу парня, словно о жгучий мороз. Касается, будто хочет залечить, унять боль, забрав ее себе. Не может оторваться от этого действия, чувствуя, как собственное сердце бешено стучит, а вскоре на мгновенье замирает. Внутри все ходуном ходит, по всему телу мурашки, а в душе, откуда не пойми взявшееся сострадание к подстилке своего должника. Мужчина резко отдергивает себя. Он здесь не за этим. Чимин может знать, где находится его любовник...