Театр пленников: c ним я хочу жить

🩰

Юнги берет в руки, разрывающийся от звонков, телефон. Прямо сейчас Мину хочется убить Намджуна, что посмел позвонить ему в шесть утра. Это первый день за последние три месяца, когда ему удалось выбить себе время для отдыха. — Если ты позвонил, не потому что Джин умер, то тебя убью я, — хриплым ото сна голосом говорит Юнги. — Ты совсем ахуел? — почти орет Ким, от чего Мин морщится. — Сплюнь три раза через левое плечо и помолись за моего Джини. — Что случилось? — вряд ли Джун позвонил бы просто так. — На нашей территории уже давно промышляет один урод, — начинает мужчина. — Он подкладывает под богатеньких спонсоров своих людей против их воли, буквально отдает их на изнасилование, а потом трясет с богачей деньги. Самое главное, что тебе нужно знать, что последнее время он начал орать направо и налево, что находится под твоим покровительством. — Кто? — четко и без лишних вопросов, он уже догадывается. — Сонхун, — тяжело выдыхает Намджун, осознавая, что Юнги это просто так не оставит. Чхве Сонхун давно не дает им нормально вести бизнес. Лезет во все щели, словно змея. Портит репутацию Юнги в элитных кругах, будто вся эта деятельность касается напрямую и полностью Мина. Но Чхве действует в одиночку со своим партнером, отмывает грязные деньги, прикрываясь порядочным человеком, у которого находится культурное достояние Кореи. С Юнги они знакомы пять лет. Сонхун уже тогда промышлял темными делами, но пытался не мешаться под ногами, создавая иллюзию культурного и идеального человека, имеющего свой театр и известную на весь мир балетную труппу. В один из дней Чхве обратился за помощью к Юнги и взял у него в долг крупненькую сумму денег, которую обещал вернуть, как только дела его театра пойдут в гору. И вот уже два года, как театр пользуется популярностью по всему миру и отмывает огромные деньги за выступления с наперебой наполненными залами, но денег Юнги никто так и не возвращает. — Как только мы начали на него давить и просить вернуть долг, он скрылся, и мы не можем его найти, — продолжал Намджун. — В театре он оставил за главного своего заместителя, он продолжает работать и купаться в деньгах, каждый, кого мы допрашивали, говорит одно и тоже: "Господин Чхве улетел на отдых". А вот куда, никто не знает. Что будем делать? — Пора вернуть должок...

🩰

— Ты с дуба рухнул!? — орёт Чонгук. — Ты. Блять. Рухнул. С. Дуба. — Знай своё место, малец, — сдержанно отвечает Юнги на реакцию своего крестника. — Мы с Джином давно думали над тем, чтобы перевести весь бизнес в Америку. — Да, я не о бизнесе! — негодует Гук. — Ты собираешься взять в заложники полный людей театр, держать их там, пока Сонхун не объявится и не отдаст долг! — Не ссы, Чонгук, — смеется Мин. — Будет весело. Парень в неверии распахивает глаза, смотрит в черные очи своего крестного и понимает, что тот не шутит. Пора привыкнуть, что их босс безумен. — Намджун, ну что там? — теперь уже настраивается на серьезный разговор. — Сонхун так и скрывается, хорошо прячется, — усмехается мужчина. — Никто из людей театра не знает, где он. Недавно узнал от одного из членов труппы, который не раз подвергался насилию, что они находятся в неком сексуальном рабстве без права освободиться из-за какого-то контракта, что они подписали, когда этот урод запудрил им мозги, наобещав золотые горы. Горы то есть, но золотые они только для Чхве. С Сонхуном на пару работает некий Пак Соджун, что является его правой рукой по всем нелегальным делишкам. Еще этот парень рассказал, что в кабинете ублюдка есть сейф, где он хранит деньги, за изнасилование он получает огромные суммы, что и не сравнятся с доходом театра. — Этот ублюдок отдает на изнасилование людей из своего театра? — спрашивает Чонгук у отца. — Это урод гребет деньги, ломая человеческие судьбы и психику так еще и на моей территории, — вместо Джуна вещает Мин. — Мы начинаем подготовку к захвату заложников, собирайте общее собрание. — Но ведь наш бизнес такой же, — выпаливает парень. — Наши люди работают за хорошие деньги и в прекрасных условиях на добровольном согласии, имея право уйти в любой момент, — спокойно объясняет Юнги, пытаясь донести до Гука простую истину. — Но полиция и так точит на тебя зуб, — подмечает Крис, опираясь на стену и расслаблено, окидывая присутствующих ленивым взглядом. — После этого у тебя больше не будет выхода в Корею или вовсе загремишь в тюрьму, если попадемся. — В любом случае, я уже давно принял решение переводить весь свой бизнес в Америку и расширяться непосредственно там — выгоднее и перспектив больше, — объясняет Мин, находясь в предельно спокойном состоянии, он слишком уверен в себе. — Только надо незаметно вывезти деньги из сейфа в Америку, — приподнимая одну бровь, говорит Бомгю. — Не переживай, этим займется Джон. Нам только нужно их вызволить наружу, чтобы никто не смог их перехватить. — Тогда погнали, — вдруг воодушевляется Чонгук, прибывая в отличном настроении. План в том, чтобы захватить театр, вывезти из сейфа деньги, попасть во все СМИ, приманить этим Сонхуна обратно в Корею и выбить из него долг, помимо тех денег, что они собираются взять из сейфа, а после возвращения долга этим уродом, подорвать театр, чем Сонхун столько лет прикрывался. Цель этого масштаба — испортить ублюдку жизнь.

🩰

Чонгук вместе с Кевином достают из запасов, что они расположили в отдельном помещении, еду. Раздают людям, что сидят на сиденьях зала и мелко трясутся, опасаясь произнести хоть малейший звук. Гук соврет, если скажет, что ему эта атмосфера нравится. Адреналин в крови бьёт в мозг, отдаваясь эйфорией. Но парню совершенно не нравится видеть в глазах людей страх. Заложники ещё не понимают, что они здесь не за жестокостью, а за справедливостью, что автоматы за их спиной лишь для образа. — Вы можете расслабиться, — кричит Джин, чтобы все люди, находящиеся в зале, могли его услышать. — Мы не посмеем тронуть вас. Извините, что нам приходится использовать вас, чтобы решить одну проблемку. Давайте вы представите, что это ваше такое странное приключение, — смеется Сокджин, пытаясь зарядить людей теплой атмосферой. На сцене появляется Юнги, который жестом показывает Джину, чтобы тот сходил проверить парней на входе, а сам продолжает речь. — Все вы здесь для того, чтобы поспособствовать нам в уничтожении одного очень ужасного человека, — строго отчеканивает Мин. — Вы можете перемещаться без нашего разрешения, заниматься своими делами, общаться и веселиться, кормить мы вас будем три раза в день плюс вкусняшки в перерывах между полноценными приёмами пищи. Люди внимательно слушают речь главного, пытаясь настроить себя на хороший лад, унять страх. Но вряд ли у кого-то получится так просто поверить захватчикам с автоматами. — Вы может передвигаться только по территории театра, у всех лазеек и выходов стоят наши люди, удрать не получится, — у них табу, никого не ранить. — После ужина, у вас есть шанс отправить людям, которые за вас волнуются сообщение, а после мы приведём ваши телефоны в состояние неисправности. Чонгук протягивает контейнер с едой следующему парню и не ожидает того, что тот откроет его, плюнет туда и отдаст обратно со словами: — Жри сам. Гук распахивает свои черные пуговки и открыто со всем удивлением смотрит на молодого парня, примерно его возраста. — Извините, но теперь это ваш контейнер, тем более вы в него плюнули, — вежливо говорит Гук, всматриваясь в лицо парня. Очень красивый. Пшеничные золотистые волосы с завитками, несимметричные брови, ровный носик, пухлые розовые губы и россыпь родинок по лицу. Очаровательный. — Иди в задницу, — дерзит. Совсем не боится. Чонгука эта реакция забавляет. Надоело уже смотреть в глаза полные страха и боли. В этих глазах взгляд горящий, живой, пламенный. — Вы в моем вкусе, но вам не кажется, что стоит сначала узнать друг друга получше, а потом уже думать о более откровенных действиях, — усмехается, наблюдая, как парень перед ним тянет ехидную улыбку. Кажется зацепились. Кажется, началась химическая реакция Кажется, Чонгук залипает. — Зачем вам все это? — шепотом задает вопрос, чуть наклоняясь вперёд. — Ответ на вопрос, в обмен на свидание, — сам не знает, что творит. А парнишку это кажется не смущает. Он, наверное, единственный, кто не паникует и совершенно не боится. Вот сидит и флиртует с одним из тех, кто взял их в заложники. Тэхен никогда не отличался спокойствием. Демоненок во плоти. — Как здесь можно устроить свидание? — задает вполне себе логичный вопрос. — Я постараюсь, чтобы даже здесь оно было незабываемым, — сходит с ума, любуясь красотой. Ненормальный. — Тэхен, — шепчет парень, улыбаясь солнечной квадратной улыбкой. — Чонгук, — плывет от непонятных эмоций, что испытал за несколько минут разговора с заложником. Ненормальные. Безумцы. Пытается собраться с мыслями и идет дальше, чтобы закончить раздавать еду остальным людям, потому что их достаточно много. И всматриваясь в разные лица, во всех видит тот самый страх и панику и нигде нет тех горящих глаз и бесов, что разжигают там огонь.

🩰

С телефонами разбирается Хенджин, предварительно позволив каждому отправить сообщение. Лимит — одна минута. Кто-то просто дрожащими пальцами торопливо набирал сообщение, кто-то записывал слезные голосовые, а кто-то сразу отдал телефон к нему в руки, отказавшись от возможности отправить родным весточку о том, что они в порядке, что через какое-то время они в целости и сохранности вернутся домой. Чтобы вывести из строя все телефоны Хенджину потребовалось три часа. Поэтому он закрылся в отдельной гримёрке за кулисами, не желая отвлекаться на посторонние звуки. В зале на тот момент стало оживленнее. Юнги, Намджун, Джин, Минги и Рюджин скрылись в той части театра, что находился в недоступности для зрителей. Более смелые люди начали вставать с места, чтобы занять более удобные позиции. Остальные, заметив смелость других и никакой реакции у людей с автоматами, тоже начали вставать с мест, чтобы осмотреться. У всех окон и дверей стояли вооруженные люди, поэтому у заложников нет шанса выбраться. Но это лишь на время, только чтобы вывести Сонхуна из строя. В зале стоял гул, от разговаривающих друг с другом людей, что не могло не радовать слишком уж ранимое сердце Чонгука. Он стоял и следил за людьми вместе с Кевином и Марком. Парень смотрел в глаза, пытался понять их эмоции, но в них по-прежнему был страх, но уже чуть меньше паники. Со временем они поймут, что они в безопасности. В один момент он осознал, что ищет среди толпы один единственный горящий и полный жизни взгляд. Но спустя час, Гук понял, что его занятие такое же глупое, как и приглашение на свидание. О чем он только думал? Неужели сошёл с ума? В его возрасте это нормально — влюбляться с первого взгляда и делать импульсивные вещи. Этот парень единственный, кто может скрасить его времяпровождение здесь.

🩰

Юнги не идет в кабинет Сонхуна. Сейчас в том нет необходимости. Он направляется в личную гримерку, где должен спать парнишка с изувеченными ногами. Космос на ногах запомнился мужчине больше всего. Тихо открывает дверь, чтобы, если что не разбудить спящего Чимина. Но когда дверь полностью открыта, он наблюдает, сидящего на диване парня, опустившего голову на свои голые колени. Пак обнимает свои ноги, устремив взгляд на стену. Снова никого не видит, никого не слышит, не чувствует. Юнги ставит перед Чимином стул, садится на него, пытаясь привлечь к себе внимание. Нужно, как можно быстрее начать разговор. У него может быть информация, которая поможет им выйти на Сонхуна. Кукла должна знать, где ее хозяин. — Чимин, с тобой все хорошо? — мужчина настораживается — парнишка никак на него не реагирует. Смотрит сквозь, будто вообще не в этом мире, не в этой Вселенной. Взгляд у блондина расфокусированный, потерянный, пустой. Он будто заблудился в темно-зеленом лесу и не знает, как выбраться из густой чащи. Кричит громкое "ау", что эхом проносится в лесной тиши, где никто его не слышит, никто не пытается его спасти. После вопроса мужчины Чимин возвращается в реальность, и его глаза приобретают едва заметный живой блеск. Но его трудно разглядеть, почти невозможно. Только лишь таким, как Юнги, наученным жизнью, возможно рассмотреть в пустых, казалось бы, неживых глазах, хоть малейшую надежду на жизнь. — Почему ты не застрелил меня? — на грани слышимости. Мин впервые не знает, как себя вести и что ответить. Будь перед ним кто-то другой, он бы взял автомат, пригрозил, накричал и заставил говорить. Но перед ним Чимин, весь измученный и просящий о смерти, кажется, потерявший смысл жизни в этом жестоком мире. Разговор совершенно идет не в то русло и почему-то Мину не хочется его начинать, он чувствует, как теряет рассудок, снова цепляясь глазами за обнажённые бледные ноги с россыпью гематом. "Чимин тоже подвергался насилию", — догадывается Юнги. Внутри что-то обрывается. Становится больно. Эта сука должна сдохнуть и потерять все, что имеет. — Чимин, ты знаешь, где Сонхун? — решает игнорировать вопрос Пака и задает свой. Парень дергается, мелко дрожит, стоит услышать имя того, кто превратил жизнь многих людей в Ад. А Юнги мгновенно хочет закончить этот разговор. Он уверен, что это не приведёт ни к чему хорошему. Отступать нельзя. — В один момент, он начал быстро куда-то собираться, — начинает бесцветным голосом Пак, судорожно бегая глазами по лицу брюнета. — Кажется, его начали трясти за его дела. Он же должен Вам, господин Мин, — секунда — смотрит в глаза. — Сонхун испугался, сбежал, настолько боялся сдохнуть от ваших рук, что оставил театр на никчёмного Богома. — Ты знаешь сколько он мне должен? — Юнги наклоняется чуть вперед, смотрит на расслабленное лицо, которое не показывает никаких эмоций, лишь тело мелко дрожит, выдавая волнение блондина. — Нет, не знаю. Но он ни раз мне говорил, что Вы лишь дурак, который потерял такую огромную сумму. Он был уверен, что Вы не посмеете тронуть уважаемого человека, что имеет любовь самого президента Кореи. Чхве был уверен, что театр — это безопасное место, где вы не сможете достать его деньги, ведь это культурное достояние Кореи. Чимин выдает все, ничего не скрывает, даже не пытается обмануть. Юнги мгновенно понимает, что Пак и Чхве не состоят в высокоморальных любовных отношениях. Он действительно лишь подстилка, кукла, которая потеряла душу в густом непроходимом лесу. — На какие деньги он тогда сейчас живет? — У него два сейфа. Один он держит дома, а другой здесь в театре, где безопаснее всего, — продолжает Пак. — Сейчас он прячется и живёт на деньги, что взял из домашнего сейфа, а огромная сумма, что он заработал с представлений и своих мерзких дел, он оставил, уверенный, что никто не сможет их тронуть. Чимин знает очень много, но не осведомлен о самом главном. Куклы должны лишь сидеть и дожидаться, пока их хозяин объявится и снова захочет поиграть. Но мужчина не расстраивается. Скоро Сонхун сам объявится. Его зад будет гореть, как только информация о том, что его театр вместе с отмытыми деньгами захватили. И тогда он сам попадётся на крючок без шанса выбраться. — Ты знаешь все о нем, но не знаешь, где он? — пробует понять, вывести на чистую воду. — Я всего лишь его игрушка, мне не положено докладывать обо всем. Вся информация, что я знаю попадает ко мне случайно. Сонхун не умеет держать язык за зубами. Когда на него обрушилось давление со стороны ваших людей, он быстро сообщил всем, что улетает в отпуск и больше ничего не сказал, исчезнув, — спокойно отвечает Чимин. Юнги больше нечего спрашивать. Он все понял. Мин ему верит. Невозможно не. Такие глаза лгать не могут, слишком уж много в них боли. Молчат. Тишина вызывает оглушающий звон в ушах. Блондин лениво рассматривает человека напротив, снова зачем-то изучает, наблюдая такой же интереса взгляд на себе. Мир сужается только до размеров этой гримерки. Пак думает, как было бы сейчас прекрасно, застрели его Юнги. Было бы красиво. А еще прекраснее было бы умереть на сцене, если бы вместо прожектора господин Мин подстрелил его. Он бы красиво упал на деревянный пол сцены и остался бы там навечно кровавым пятном. Юнги скользит по аккуратным, выточенным чертам лица, подмечает бледность фарфоровой кожи, бросает взгляд на ноги и снова останавливается на них. Не может ничего с собой поделать. Они стройные и невероятно красивые. Космос на них признаться тоже невероятен, но он вызывает не восхищение, а лишь внутреннюю дрожь и страх узнать правду. Юнги ставит цель: сломать жизнь Чхве Сонхуна и спасти Пак Чимина. — Вы собираетесь нас убить? — бес страха и жалости. Он этого хочет. — Нет, — качает разочарованно головой, хочет выбить из его головы эти мысли. — Мы здесь не за этим. — Но ты можешь сделать это со мной, — резко переходит на “ты”, не контролирует свое состояние, свою речь. Сам он уже пытался, не смог. — Чимин, хватит, — грубо отрезает, дает понять, что слышать больше не хочет об этом. — Поешь, и можешь выйти в зал, если станет одиноко, там вся твоя труппа. Уходит, оставив на столике контейнер с едой. Уходит с четким осознанием того, что вцепится в блондина так, чтобы тот понял, что смерть не поможет ему справиться с болью. Но поможет он, избавив от дурных мыслей и человека, кто посмел довести его до такого состояния. Юнги злится, ему хочется выбить дурь из башки Пака, чтобы даже рот не открывал о смерти. Он молод, красив и у него большое будущее, намного больше, чем этот вонючий театр, пропитанный гнилью. Мужчина принципиален в любых вопросах. Его злость кипит, пока он идет по коридору. Хочется прямо сейчас собственными руками придушить Чхве на глазах у Чимина. Расспрашивать и давить на больное Юнги пока не стал, но он уверен, что за таким состоянием стоит большая очень неприятная история, где Сонхун не последний персонаж. У мужчины новая цель: заставить блондина жить. — Что он сказал? — Намджун ловит, тяжело дышавшего Юнги в коридоре. — Он не знает, где Чхве, — отвечает, а сам кипит внутри от ярости. Хочется кого-нибудь ударить. — Ты же понимаешь, что эта сука врет, — теперь уже злится Ким. — Только посмей к нему подойти, все переговоры с ним буду вести я, — уходит, оставляя друга в недоумении и достает телефон, чтобы набрать Джону. — Надо прислать человека, который сможет доставить нам мазь наружного применения для заживления ссадин и гематом, — строго отчеканивает приказ Юнги. — Как прикажете, господин Мин, — без возражений. Мужчина убирает телефон и собирается выйти в зал, чтобы проверить обстановку. Не успевает он дойти, как слышит крики Чонгука, что несётся ему на встречу. — Юнги, полиция разбила лагерь! — останавливается и тяжело и часто дышит, пытаясь унять волнующееся сердце, что стучит в ушах. — Дадим им время, а потом начнем переговоры.