Одиночество на двоих

      Сложно сказать, в какой момент я свернула не туда.       То, что Джинши пролежал энное время в психушке, уже кричало: «Беги, дура!», вот только все ли так однозначно? Я слишком поздно очнулась на моменте, когда начала его оправдывать.       Свой первый выходной я потратила на выбор юкаты в аренду для Танабаты, хотя здравый смысл продолжал орать: «Заблокируй его и живи спокойно».       Я лежала в кровати в пижаме посреди дня и листала интернет, просто проверяла факты, о которых сказала мне Мару. Имя императора совпадало с эпохой, это да, но для любителя истории щеголять такими словами — вообще не проблема. Я отправляла в рот одну палочку поки за другой и даже не заметила, как пачка закончилась. Черт…       В холодильнике — пусто, а одними шоколадными палочками не наешься. Я приоделась во что-то приличное и собралась в магазин. Заодно надо забрать юкату, она уже должна быть готова. Оставалось только придумать: как быть дальше.       Пока план состоял в том, чтобы просто развеяться. Сходить на праздник, поесть данго, отдохнуть от работы. А уж если Джинши и правда псих, что ж, тогда рвать когти и окончательно завязать с мужчинами. От них одна головная боль, и ситуация, в которую я сейчас влипла, тому подтверждение.       Остаток дня прошел в компании баночки пива, лапши быстрого приготовления, яиц в соевом соусе и интернета. Если верить источникам, то основные причины подобного поведения могли быть: шизофрения, параноидальное расстройство, биполярное расстройство, а также наркотики, алкоголь и болезни головного мозга.       Последние два пункта можно исключить, наверное. Джинши упорно напирал к месту и без, что упал и ударился головой. Но это звучало настолько нелепо, что со второго раза уже перестало казаться логичным. В первый раз — да, смешно, во второй — уже странно. Он действительно что-то скрывал. И вполне возможно, шизофрению или биполярное расстройство. Если регулярно принимать препараты и наблюдаться у психиатра, то болезнь можно контролировать. А скрывал он это для того, чтобы сохранить работу. Так, получается?       Получается, что так.       Я выписала себе в заметки на телефон несколько препаратов, которые он теоретически мог принимать, если действительно психически болен. А там, как пойдет, можно добраться до его домашней аптечки, можно невзначай упомянуть название препарата в разговоре и посмотреть, как отреагирует. В принципе, любая реакция, кроме полного непонимания, может считаться признанием. И тогда — прости, пока, прощай.       Поздним вечером виновник моего пропащего выходного позвонил мне и поинтересовался, все ли в силе.       Я сказала: «Да».       Какая же я дура, что во все это ввязалась.       Мы условились встретиться у его дома. Я должна была забрать его на машине. До места проведения фестиваля добираться далеко, да и общественный транспорт будет забит под завязку. Пробки, конечно, тоже немаленькие, но помять или испачкать арендованную юкату мне совершенно не хотелось. Как назло, в поезде обязательно найдется хоть один ребенок с чем-нибудь сладким и липким, а мне потом плати за химчистку — нет уж, спасибо.       Выезжать пришлось за несколько часов, чтобы успеть до темноты — осмотреться, прогуляться, припарковаться, в конце концов.       Джинши встретил меня уже одетым в мужскую, на сей раз традиционную японскую юкату. В голове промелькнуло: может, ему просто нравится так одеваться?       Действительно, просто нравится?.. Сел он на заднее сиденье, как и обычно. Это тоже странно. Особенно странно — садиться на заднее, если ты едешь с девушкой, которая тебе «вроде как нравится». Если его укачивает — логичнее сесть на переднее.       Я терялась в подозрениях и перебирала варианты, но ничего логичного на ум лезло, потому спросила:       — А чего на заднем? Тебя не укачивает?       — Да нет, — ответил он. — К тому же это неприлично.       — Неприлично что?       — Сидеть рядом с извозчиком.       Ах, я теперь еще и извозчик?       Эти маленькие моментики проскальзывали то тут, то там, и с каждым разом глаз за них цеплялся все сильнее. Нужно как-то его дожать.       До центра мы доехали спустя два часа по пробкам. Я переобулась в типа-традиционные-таби, которые купила в магазине по скидке еще года три назад и надевала их как раз на летние фестивали.       — О, — подметил Джинши, — таби купила?       — Давно валялись, — ответила я. — Ну что, пойдем?       На улице пахло жирным, жареным и сладким. Слюнки текли от одной мысли о каком-нибудь окономияки или шашлычках якитори. Я так долго гипнотизировала взглядом один прилавок с якитори, что Джинши просто молча протянул владельцу лавочки несколько купюр и спокойно сказал:       — Два, пожалуйста.       Он передал один шашлычок в салфетке мне. И правда, вкусный.       — Спасибо. Я и сама могла бы купить.       — Я тебя пригласил. Кем же я буду, если не угощу тебя?       — Человеком?       Он странно приблизился ко мне, коснулся моей руки свободной рукой, но тут же отпустил и быстро пошел вперед. А я глазела по сторонам и таяла в атмосфере праздника. Кругом висели разноцветные фонарики, на домах и магазинах висели бамбуковые ветки с листочками-пожеланиями — танзаку, боже, какая глупость…       — Хочешь тоже написать?       — Я таким не занимаюсь, — буркнула я, — это все глупости. Ничего не сбывается, если просто лежать в направлении цели.       — Да брось! Это ведь просто традиция, ничего плохого не случится, если написать желание на бумажке.       — Да ну, — я отвернулась. — Не стану ничем таким заниматься!       — А я стану, — ответил Джинши и потянулся к заранее подготовленным на столике танзаку.       Что-то написал, усердно выводя иероглифы, а затем повесил на бамбуковую ветвь, даже не показав мне. Интересно, что там? Обыденное «счастья-здоровья» или что-нибудь поинтереснее? Что-нибудь более личное?.. Срывать и смотреть его танзаку — неприлично, но меня распирало от любопытства.       — Что написал?       — Да так. Мелочь.       — Скажи! Тогда я тоже напишу.       — Я писал не для себя.       — А для кого? Для родителей?       — Нет, — помотал он головой, — они давно умерли.       Давно? На вид я бы не дала ему больше двадцати шести. Плюс-минус год, он был примерно одного со мной возраста. Рано лишился родителей, получается? До окончания школы или уже после?.. Сильный стресс в теории мог затриггерить психическое заболевание, особенно если он тогда был подростком…       — Прости. Глупый вопрос.       — Ничего страшного, — он положил руку мне на плечо и мягко улыбнулся, — ты же не знала.       Ну вот. Теперь вести допросы даже как-то неловко. Неприлично не только сидеть рядом с извозчиком, но еще и лезть к людям в душу. В голову можно, а вот в душу — это уже хамство.       Я молча взяла танзаку и зависла. А что писать-то? Действительно «Счастья-здоровья»?.. Нет. Это слишком банально и глупо. Тут каждый второй листок — счастья-здоровья. Чего же мне действительно хотелось?       Горячего какао, блин, мне хотелось. И котацу, чтобы не мерзнуть зимой. Хороший котацу стоил как почка!       Так и записала. Хочу купить в этом году котацу и… нет, нужно пожелать что-нибудь ещё. Как-то мало. Да и мелочно.       Джинши положил голову мне на плечо и заглянул в мой листок.       — И все? Тебе только котацу для счастливой жизни не хватает?       — Не подсматривай! Свое желание не сказал, а в мое смотрит!        — Ладно-ладно, — он потянулся к своей бумажке и перевернул ее лицевой частью ко мне, — на, читай.       Я зажмурилась, замотала головой.       — Не буду! Это личное!        — Сама же хотела. К тому же я посмотрел в твой. Так будет честно.       Я открыла глаза, хотела было потереть, но вовремя вспомнила про косметику. Если бы сейчас размазала — вот смеху бы было.       «Пусть Маомао будет счастлива».       Серьезно?! Серьезно?..       И все?..       Четыре слова, единственное пожелание и… про меня?        — Ты что, совсем дурачок?.. — вырвалось. — Неужели больше некому ничего хорошего пожелать, раз себе не хочется ничего?       Джинши помотал головой.       — Нет у меня никого. Ни здесь, ни в Китае. А себе я ничего не хочу.       — Вот дурак. Всегда можно чего-то хотеть. Даже если это только котацу, — пробубнила я.        — Ну хорошо. А чего хочешь ты? Ну, кроме котацу.       И тут я зависла. А чего я хочу? Анализы у меня хорошие, деньги есть, работа есть. Ничего я не хочу. Котацу хочу.       Пальцы, правда, решили иначе. Рука будто по инерции сама принялась писать на листке китайскими ханьцы «и чтобы Джинши не был одинок».       Раз два дурака не могут даже нормально пожелать чего-то для себя любимых, придется делать друг за дружку. Он написал желание для меня, я — для него. Странно, глупо, но что поделать.       — Неожиданно.        — Прости. Расчувствовалась.        — Что? Почему?        — Люди не должны страдать от одиночества, — сказала я и ткнула его пальцем в грудь, — даже такие странные, как ты.       — Я не страдаю.        — Да брось. Это же просто традиция, правда?        — Правда.       Мы шли по узким улочкам и смотрели, как развеваются ленты цветных фонарей на фоне заката. Ели одну палочку данго на двоих, потому что хотели перепробовать все блюда, какие только можно.       Я пропустила момент, когда мы взялись за руки. Молча.       Его руки были сухие и теплые. От него пахло сандаловым деревом и хвоей. Любитель древесных ароматов? Я никогда раньше не находилась с ним рядом так близко, не принюхивалась.       — Ты, кстати, знаешь эту легенду? Об Орихимэ и Хикобоси?       — Только мельком.       Рассказывали в языковой школе, но тогда я говорила на японском только на уровне: «пожалуйста, без гречневой лапши, у меня аллергия».       — Ну тогда слушай.       Пока мы шли вдоль магазинчиков, уже начало темнеть. Над нашими головами теплым светом зажигались фонари, а Джинши спокойным тихим голосом рассказывал о прекрасной Орихиме, что ткала одежды на берегу реки Аманогава для своего отца Тентея.       Вдали уже слышалась традиционная японская музыка, на площади на импровизированную сцену выходили причудливо одетые танцоры. А Орихиме, тем временем, печалилась, что из-за своей работы никак не может повстречать возлюбленного. Отец сжалился над ней и познакомил дочь с пастухом Хикобоси, который жил на другом берегу реки Аманогава.       - Кстати, — Джинши прервал свой рассказ и ткнул рукой в небо, — смотри, Орихиме — это звезда Вега, а Хикобоси — Альтаир.        — Ты звезды, что ли, отличаешь?       — Нет, — помотал он головой, улыбаясь. — Я не силен в астрономии. Но они точно где-то там есть.       Выпендрежник. Может, надеялся, что я знаю?       — А река Аманогава — это Млечный путь.        — А-а-а… — протянула я.        — Что? Даже про Млечный путь не знала?        — Не-а.        — Ну ты даешь! — он нежно ткнул меня в бок, — Так вот…       Они встретились и полюбили друг друга. А вскоре и поженились. И стали все время проводить вместе. Орихимэ перестала ткать одежды для своего отца, а Хикобоси позволил разбежаться своему стаду по всем небесам…        — Овцы, бегущие по небесам? Звучит красиво.        — Ага, — подхватил Джинши, — а ткала Орихиме из небесной пряжи.        — Небесная пряжа… Интересно, какая она?        — Думаю, что очень мягкая, — ответил Джинши и снова улыбнулся. Улыбкой, сделанной, наверное, из небесной пряжи, потому, что ничего более мягкого мне видеть еще не приходилось.       Почему от этого мне становилось так уютно?       Может, потому что вечер теплый?       Под юкатой с меня уже семь потов сошло, а она ведь летняя! А Джинши, похоже, чувствовал себя в своей тарелке. Ловко управлялся с длинными рукавами, правильно складывал руки вместе, пока идет, да и в таби совсем не спотыкался… Хорошее же он выбрал себе хобби. Во время народных гуляний можно похвастаться, насколько вживаешься в атмосферу праздника и все такое…       Тем временем, Джинши продолжал:       — Отец разозлился и запретил возлюбленным видеться. Орихиме молила о встрече с мужем, на что отец позволил встречаться им один раз в год — на седьмой день седьмого месяца. Вот только моста через реку Аманогава не существовало, и Орихиме горько заплакала. На ее плач прилетела стая сорок и построила перед ней мост из своих крыльев.       — Вот только, — добавил Джинши, — в дождливые дни сороки не прилетали.        — И что тогда?        — Тогда приходилось ждать следующего года.       — Слушай… Сегодня жара. Значит, сегодня они встретились?       — Получается, что так, — кивнул Джинши.       Я слишком поздно заметила, что снова взяла его за руку кончиками пальцев. Он ответил мне тем же. Так мы и шли к главной площади, просто посмотреть, как люди танцуют.       Все, как назло, складывалось настолько хорошо, что у меня не оставалось ни малейшего шанса вставить как бы невзначай: «кстати, ты принимал сегодня рисперидон? Нет? А литий?». План рушился, хотя время близилось уже к полночи…       — Красиво. И очень грустно. Даже жестоко, — сказала я, — я действительно не знала полной истории.       — Я думал, каждый уже знает.       — Да когда мне, — пожала я плечами, — я либо за учебниками, либо в работе. А ещё сплю… Все никак не могу дочитать даже любимую мангу, а на Танабату так и вовсе выбираюсь раз в три года. Обычно просто сплю.       После этих слов Джинши обхватил меня двумя руками со спины, положил голову мне на плечо и тихо сказал на ухо:       — Не перенапрягайся только.       — Да брось, — сказала я и отстранилась. Неловко хихикнула, — я работаю меньше многих местных.       Японцы и правда работали на износ. Мару год назад так и вовсе всю обсыпало какой то жуткой красной сыпью, на что врач сказал:"Аа, так это вы переработали, возьмите выходной».       И это без учёта решеток и ограждений на мостах, которые усыпаны билбордами в духе: «тебя ждут дома», «это того не стоит», «лучше уволься», «просто поспи».       Проблема приобретала страшный масштаб. Да… Если бы Джинши тогда не уболтал моего начальника, может, и у меня бы какая неожиданная болячка вылезла.       Перепробовав почти все закуски с уличных прилавков, мы взяли по молочному чаю с шариками из тапиоки и уселись на траве. Смотрели то на звезды, то на танцоров.       Пытались найти Млечный путь, но никак не получалось. Все звезды выглядели для меня совершенно одинаково.       — Кстати, ты слышал, что этот продавец сказал?        — Неа, а что?        — Гайдзины понаехали. Двадцать первый век, ну серьезно!        — Не обращай внимания. Вкусный же чай.        — Да… — тихо ответила я. — На вкус как дом. Я раньше после школы часто забегала в магазинчик в моем районе и покупала себе этот чай. В Токио его еще попробуй найди. Зато матча всюду, везде лежит навалом.        — Матча тоже неплохо.        — Она горчит.        — Значит, тебе неправильно ее готовили, — ответил Джинши. — Я тебе потом покажу, как надо. Там важно соблюдать пропорции.        — Да откуда ты все это знаешь?        — Уже поздно шутить про то, что я ударился головой об дерево?       — Слишком поздно. Нет, правда, откуда?       — В книге прочитал. Попробовал. Понравилось.       Ага. Конечно. В книге. А еще книги его научили одеваться на древний лад, молоть чушь про извозчиков и приличия и шарахаться от телефонов, а если уж и звонить, то каждый раз спрашивать: «Это точно Мао Мао? А то у тебя голос звучит иначе». Ну не мог человек, выросший в такой высокотехнологичной стране, как Китай, быть настолько оторванным от реальности. Совершенно не мог.       Из потока мыслей меня вырвал салют.       Маленькие огненно-красные бутоны хризантем раскрывались на небосводе большими прекрасными цветами. Я смотрела в черное спокойное небо, которое окрашивалось то в красный, то в желтый, то в зеленый, затаив дыхание. Бросила взгляд на Джинши — ему, похоже, тоже нравилось. Под конец фейерверков он пододвинулся ближе, провел тыльной стороной ладони по моей щеке и тихо вздохнул. Ближе, еще ближе, пока не начал дышать мне в шею. Я понимала, к чему все идет, спешно отстранилась и ткнула пальцем в небо:       — Смотри! Они еще не закончили! Бонусные фейерверки!       В небе летали только мелкие остатки салютов, которые запускали уже любители.       Нельзя, нельзя, категорически нельзя сближаться настолько, пока я не узнаю всей правды.       Как же мне вывести тебя на чистую, мать его, воду, пока не стало слишком поздно и я не стала искать тебе любые оправдания?       Пока мы продирались сквозь толпу, пока доехали до Бейки, на часах уже было два ночи. Хорошо, что завтра выходной, плохо, что опять проснусь разбитой. Разбитой и так ничего не разузнавшей.        — Может, зайдешь? Чаем угощу, — предложил Джинши.        — Прямо-таки чаем?        — В-в смысле?!..        — Приглашать девушку к себе домой ночью — понятно ведь, зачем. Я на такое не соглашаюсь.        — Да что ж с тобой делать, — приложил ладонь ко лбу и на секунду завис. — Я действительно имею в виду чай!.. В прошлый раз ты так резко убежала. Даже моти не попробовала.       И правда. Умчалась на вызов, а после даже не отзвонилась. Даже не подумала, что стоило бы отзвониться.       Это-то меня и тяготило. Уходишь — нужно объясниться куда, уходишь посреди посиделок — вдвойне объяснись. У меня голова шла кругом от этих ненужных формальностей.        — Да на вызов я уехала. Извини.        — Не стоит, — спокойно сказал Джинши, пока открывал дверь. — Это же твоя работа.        — Ты не зол, что ли?        — А должен?        — Ну…        — Давай просто наверстаем упущенное? Как тебе такой вариант?        — В-вполне, — выпалила я, запнувшись от неожиданности.       Еще большая неожиданность нас ждала, когда мы вошли в квартиру. Окно оказалось настежь открытым, а на лампе висел красный лифчик.       Химе спокойно дремала на подушке и даже не смотрела в сторону окна. Это, конечно, хорошо, но все еще опасно.       — Пожалуй, тебе стоит поставить что-нибудь на окна. Сетки там, решетки… — проговорила я, так же методично, как и обычно втолковываю хозяевам своих пациентов.       — А то в следующий раз испугается, убежит…        — Да-да, да-да, — тараторил Джинши и метался по комнате.       Наконец-таки он нашел за холодильником щетку и, что-то злобно бормоча себе под нос, снял с лампы лифчик. Все с тем же раздраженным выражением лица, что и в прошлый раз, когда в окно залетели трусы, выкинул его в окно.        — Она опять это делает, — простонал он, схватившись руками за голову, и сел за маленький столик на пол. — Когда же ей уже надоест?..        — Разговаривать пробовал?       — Пробовал.       — И как?       — Предложила жениться на ней и самому снимать с нее эти лифчики.       — Оу…        — Я уже не знаю, что делать.       — Смириться, — пожала я плечами. — Такое бывает, когда ты красив, как айдол.       — Айдол?       — Ты и про айдолов, что ли, не знаешь?! Серьезно?!       — А ты — про Млечный путь.       — Про айдолов, в отличие от Млечного пути, трубят из каждого утюга!..       — Но у меня нет утюга.       Этот разговор снова напомнил мне, зачем я сюда пришла. Не чай пить на ночь глядя, а добраться до его аптечки. Сказать, что голова болит? Нет, таблетки от головной боли у него могли быть при себе. Нужно, чтобы он достал свою личную аптечку, и тогда…       Джинши подал мне чашку чая и отвернулся к шкафчику, чтобы достать десерт, и тут в моей голове родилась очень рискованная идея.       Я со всей дури бросила чашку об пол, закричала и тут же полезла собирать осколки голыми руками. Один сжала в ладони, пока не пошла кровь.        — Вот блин…        — Проклятье! — Джинши тут же подскочил, чтобы посмотреть, что случилось, и весь побледнел.       Да уж, не каждому приятно смотреть на свежие раны и кровь.        — Да как так-то?!.. Болит? Сильно?        — Чай горячий, — пожала я плечами, — может, есть аптечка? Перекись там, бинт…        — Да-да, сейчас, минутку.       Он принялся рыться в кухонном шкафчике, затем вытащил оттуда небольшую белую коробку из-под обуви. Достал бинты, пластырь, перекись. Обильно залил рану, и кровь начала густо пениться.       Жгло.        — Сильно болит?        — Да так, — соврала я, — чуть-чуть.       Похоже, я слишком глубоко резанула. Или это все перекись так изменила ощущения, но боль ощущалась неожиданно сильно. Ладно, все ради дела. А ладонь быстро заживет.       Джинши аккуратно придавил рану, вполне неплохо забинтовал и принялся убирать осколки той самой щеткой, которой только недавно снимал с лампы красный лифчик.       Время действовать.        — Слушай, — я начала издалека, — эта перекись странно пахнет. Она у тебя не просроченная?        — Вроде нет. Только пару месяцев назад покупал.       — Я посмотрю? Нельзя использовать просроченные лекарства, это может быть опасно…       — А осколки голыми руками собирать не опасно?!       Так. Ладно.       Парацетомол. Пластыри. Леденцы от кашля, порошки от похмелья, ерунда, ерунда, ерунда… Ничего серьезнее средства от кашля здесь не нашлось. Или он хорошо прятал, или…       Психушка понадобится уже мне?       — Перекись все же выкинь и купи новую. Она не должна так вонять.        — Ладно, — ответил Джинши.       Он убрал осколки и застелил залитый чаем татами полотенцем, и мы спокойно пили все тот же молочный улун. Я предлагала, конечно, попробовать матчу, но мне было сказано: «Ты потом вообще не уснешь». Вот что, оказывается, нужно пить на ночных дежурствах, а я и не знала. В последнее время меня даже кофе не спасал.       Зато спасла вселенная.       Посреди чаепития на сей раз отлучиться пришлось не мне, а Джинши. Сначала он как ни в чем не бывало отправился в ванную комнату, но уже спустя минут пять послышалось пение птичек. Интересная мелодия на унитазе, на моем такой не было!..       Не вышел он и спустя десять минут. Птички продолжали петь и становились все громче. Это мой шанс? Да ведь? Да?.. Не зря ведь я руку порезала? Судьба будто кричала мне в ухо: залезь в его вещи, пошарься там, ну что такого случится…       Я постучала в дверь туалета, чтобы убедиться, что он засел там надолго. Похоже, запивать такояки с морепродуктами молочным чаем с шариками из тапиоки было плохой затеей. Или хорошей. Тут как посмотреть.        — Ты там в порядке?        — Д-да! — послышался громкий голос из-за двери. — С-скоро буду! Ты пока… можешь достать еще пирожные. Они в том же верхнем ящике.       Так, значит, засел все же надолго. Но время ограничено.       Я залезла всюду, куда только могла. Рабочий портфель, но в нем не оказалось ничего, кроме учебников по истории, рабочих тетрадей, тетрадей учеников и порошков от похмелья. Мару тоже такие пила.       В карманах нашлась наличка и носовой платок.       Под подушкой — резинка для волос.       В шкафу — только книги и одежда.       В столе — канцелярия, те самые чашки и чайники с чайной церемонии, а в холодильнике заготовки из сырого мяса для кошки, овощи, целая утка…       Даже никаких острых соусов! Только соевый и рисовый уксус! Когда дверь щелкнула, я мигом юркнула к столу и притворилась, что все в порядке.       Джинши, похоже, тоже решил притвориться, что ничего не было.       Хотя забавно — хоть одно благо цивилизации, чудесные японские туалеты, он все же не игнорировал.       Мы просидели еще где-то час, все-таки съели еще и пирожные и распрощались. Джинши предлагал мне остаться у него и никуда не тащиться так поздно, клятвенно заверял, что поспит на футоне, а я могу занять его кровать, но…       Мне требовалось некоторое время, чтобы переварить увиденное. А еще в интернете покопаться и принять успокоительное.       Если подвести итоги, то за вечер я узнала две новости: Джинши не болен психически и у меня по-прежнему нет ответов на мучившие меня вопросы. Как там говорят? Одна новость хорошая, а вторая — ну так себе.       Я мысленно перебирала все возможные варианты, но ни один из них мне не нравился. Некоторые я даже про себя боялась произнести, не то что вслух…       Пришлось признать: тайна личности Джинши стала моей собственной идеей-фикс.