Одиночество на двоих

      Утро шептало: надень на голову пакет и прикинься сельдереем. Вместо утренней свежести понедельника меня окатило холодным потом, стоило открыть входную дверь. На полу лежала записка: "Оглядывайся, не оглядывайся — не поможет".       Сложить два и два было несложно. Тот мужик с лабрадором. Больше просто некому. Значит, ощущение, что за мной кто-то следил, не было ложным, и чуйка не врала. Все те взгляды в спину, которые я вчера ощущала как холодный, липкий пот, не были банальным переутомлением.       Мне моментально захотелось прикинуться мебелью, растением или раствориться в воздухе. По спине пробежали мурашки и забрались за воротник. Чесалось.       И что делать-то?       Законы Японии никак не защищали жертв нападений, если они еще не свершились, и самозащита была так же наказуема, как и нападение. Мне ничего не оставалось, кроме как обратиться в полицию, предъявив… Записку и негативные отзывы на клинику? Да, похоже, что так.       Сегодня на работу я поехала на машине: мне не хотелось светиться в людных местах, особенно после того, как мои опасения подтвердились. У происходящего было реальное объяснение, но мне от этого легче не становилось. Этот мужик проследил за мной до дома, и неизвестно, что он мог выкинуть в дальнейшем.       Если, как он и говорил, жена и дети дома выели ему мозг, то теперь он собирался выесть мозг мне — и это в лучшем случае.       В полиции мое заявление проигнорировали. «Недостаточно доказательств», «вы слишком мнительная», «это может быть детская шутка», «у вас нет доказательств прямой связи между этими событиями», «возможно, это вообще адресовано не вам».       Конечно, не мне.       С каждым днем ситуация ухудшалась. Рейтинг клиники стремительно шел на дно, клиенты, особенно постоянные, хоть и появлялись, но их становилось все меньше. У Мару не оставалось и минуты свободной, все, чем она могла мне помочь, так это посоветовать обзавестись перцовым баллончиком или электрошокером. Удалось заказать только баллончик на Таобао.       По утрам на пороге клиники мы находили фекалии, а на порог моего дома подбрасывали дохлых мышей, облили дверь красной краской, и еще спасибо, что это была только краска! Остальным врачам повезло — они лицезрели это только на работе.       А мне, похоже, досталось по полной, ведь для хозяина лабрадора именно я и есть причина всего: я настаивала на лечении, я его назначила, и я же сообщила о смерти пса. В кого бросать камни, как не в меня?       Правильно? Правильно.       За две недели этих выкрутасов я перестала выходить из дома куда-либо, кроме как в клинику, только по пути с работы забегала в ближайший комбини, и постоянно проверяла колеса машины, двигатель, бензобак… Плотно закрывала шторы и, честно говоря, подумывала о смене квартиры, но срок моей аренды и близко не подходил к концу, а съехать сейчас — потерять депозит и весь рейкин. Накладненько получается. Да и не было гарантий, что меня снова не выследят. Сменить работу намного сложнее, чем сменить квартиру. А уж где я работаю, мой преследователь знал хорошо. Просто отлично знал.       Честно, я надеялась, что все уляжется. Что он просто забудет, что ему надоест, что…       Что-нибудь.       Я перестала отвечать на звонки с незнакомых номеров, потому что этот урод любил названивать ночью и дышать в трубку. Сменить номер я не могла — на него все еще звонили клиенты с животинами с хроническими болячками, они банально могли не успеть записать новый номер, не увидеть, потерять, в стрессе позвонить на старый…       Однажды я посоветовала этому мужику полечить голову, и ночные звонки стали обыденностью. Каждую ночь - с разных номеров.       Пятничным вечером, когда я завершила смену и передала ночную Рё, который уже более-менее освоился, и брела к машине, меня схватили за плечо.       Сказать, что я испугалась, ничего не сказать. Я была в ужасе и поступила как любая уважающая себя девушка в ужасе — забрызгала тронувшего меня перцовкой, хотя головой понимала, что если он обратится в полицию, то штрафа ждать именно мне.       Вот только беда одна — этим самым человеком оказался Джинши.       Н-да, неловко вышло.       — Да что с тобой не так?! — кричал он, схватившись за глаза.       Похоже, все не так.       — П-подожди! Я сейчас куплю молока! Садись в машину!..       Благо, "Севен елевен" были разбросаны по всему Токио, я бегом помчалась к самому ближайшему. Схватила первую попавшуюся упаковку салфеток и три пачки маленького молока — большого не оказалось.       Мы сидели на парковке, на заднем сиденье моей машины, с открытыми дверями и промывали глаза Джинши.       — Я уже не стану спрашивать, — хрипло сказал он, прикладывая очередную молочную салфетку к глазам, — зачем ты это сделала. Я спрошу другое… А молоко-то почему банановое?       — А, ой. Я не смотрела… Тут ситуация, такая, понимаешь, ситуация… — я запиналась в каждом слове от неловкости.       А может, и не зря любые средства самозащиты в Японии запрещали. Сталкинг давно был проблемой страны, а если перепуганная жертва начала бы кидаться на каждого встречного, кто показался ей сталкером, проблем не оберешься.       — Садись, закрывай двери. Сейчас приведем тебя в порядок.       В чем я, правда, сильно сомневалась. Производитель на упаковке обещал, что жечь будет долго и эффективно, хотя прямого вреда здоровью не принесет.       Мне ничего не оставалось, кроме как привезти Джинши к себе домой. У меня аптечка всяко пообширнее, чем у любого среднестатистического японца. Целая полка в комоде. Ходить в аптеку, когда помираешь от внезапной температуры или сильно болит ожог — удовольствие сомнительное.       К моменту, как мы подъехали к моему дому, Джинши уже мог открыть глаза, хотя сказал, что видит слабо. Все такое размытое, еще и болит.       Ну еще бы.       Правда, разглядеть очередную дохлую крысу на моем пороге он смог. Ну как смог… Сначала он принял ее за тряпку. Затем пнул ногой. А там — это.       — Я, кажется, начинаю понимать причину, но не понимаю, в чем следствие…       Я подобрала крысу пакетом, из заранее заготовленных в кармане, и сразу выкинула ее в «органический мусор». Пока штрафы не приходили, мусор продолжали исправно забирать, а значит, дохлая крыса действительно считалась органическим мусором, как испорченное мясо или картофельные очистки.       О ситуации и ее абсурдности пришлось рассказать.       Я медленно и в подробностях описывала произошедшее за последние недели, параллельно пытаясь хоть как-то успокоить жжение в глазах. Молоко, успокаивающие капли, просто дистиллированная вода. И стаканчик с успокоительными каплями.       — Так, погоди, я не понял, — сказал он и прищуренно уставился на меня. — Так твоей вины в этом, по сути, нет?..       Я пожала плечами.       — Я не могу нести ответственность за всех владельцев животных. Тут как с людьми… Если болезнь запущена, то медицина бессильна. Можно поддерживать состояние, но если организм истощен, то… К тому же, пес был совсем маленький. Иммунитет от молока матери уже не защитил. А до прививок он не дожил. Парво тем и опасен — он забирает самых маленьких.       — Что-нибудь можно сделать? Нет, не так… Я могу что-нибудь сделать?       — Не знаю. Полиция без реальных угроз меня игнорирует. Называют истеричкой.       Говорят, я все придумала. Советуют пропить антидепрессанты. Пропить, понимаешь?! Как антибиотики, блин…       И тут он предложил неожиданное. То, о чем я сама бы в жизни не попросила, а на его месте — не согласилась бы, особенно после перцовки.       — Если ты не против, я могу встречать и провожать тебя на работу. Каждый день. Пока все не утихнет. Если боишься выходить из дома — буду приносить тебе продукты, все что нужно. Только…       Он на мгновение затих, а затем добавил:       — Только не пропадай больше.       — В смысле?..       — В прямом. В клинике от девушки на ресепшне тебя не дозваться. Да чтоб его, я даже звонил, писал… Все бестолку. Я уж подумал, ты не хочешь меня больше видеть.       — Даже если и не хочу, я бы сказала об этом прямо. Я не против нашей дружбы и все такое…       Дальше слов у меня не нашлось. Глаза у него все еще были красные, но до завтра все должно пройти. Следов ожога я не заметила.       На помощь с его стороны я все же согласилась. Банально потому, что с мужчиной рядом на меня вряд ли решат напасть в открытую.       Мой рабочий день начинался на час раньше, чем рабочий день Джинши. Всю неделю он исправно приходил ко мне заранее, и, похоже, убирал с моего порога всякую гадость, прежде чем позвонить в дверь. И каждый раз уворачивался от ответа: был ли там очередной сюрприз или нет.       Но судя по тому, что приходил каждый день — сюрпризы были.       Не обошлось и без чудес. Еду он действительно приносил, правда, странную… Я бы скорее поняла сырого гуидака или вонючий китайский тофу, мало ли каких ценителей изысканных блюд носит свет, но в первый же вечер он приволок мне мешок риса в двадцать килограмм.       Двадцать! Килограмм! Риса!..       Я всегда брала максимум пять, потому что мешок больше в моей маленькой квартирке на одного просто не умещался.       А Джинши стоял в дверях и недоумевающе пялился: то на меня, то на мешок.       — Проклятье, так и знал, что надо было брать сорок килограмм…       — Да какие сорок?!.. А готовый рис? В круглой упаковке?.. Неужели не проще просто принести его?       Он осмотрел меня полным презрения взглядом с ног до головы и поморщился:       — И ты это ешь?..       — Все едят.       Он фыркнул, схватился за голову и долго бормотал себе что-то под нос.       — Такое едят только простолюдины. Готовая еда сделана непонятно из чего. Может, она испорчена, может отравлена? Может, туда вообще непонятно чего напихали?!       — Мы и есть простолюдины, — пожала я плечами и схватилась за мешок, в попытках затащить его в квартиру, — но спасибо. Сколько он стоил?       — Неважно.       Вскоре «неважно» превратилось в неловкость. Он стал приносить мне свежее мясо с фермерского рынка, овощи с фермерского рынка, все без упаковок и пластика.       Гвоздем программы в пятницу стал среднего размера живой осьминог.       — Да в смысле?! — уже пришлось кричать. — Да я в жизни не расплачусь с тобой за такие покупки!.. Я простой человек, я беру онигири по акции или готовое карри. По акции!..       — Зато он точно свежий. Не отравишься.       Желудок у меня был крепкий. Я могла есть продукты и с вышедшим сроком годности и словить только легкое несварение, а тут — свежий осьминог. Настолько свежий, что во время разговора пытался свалить из пакета.       — Нет. Так нельзя. Мы друг другу по сути никто, а ты мне такие продукты покупаешь. Так нельзя, так нельзя, — повторяла я, — через неделю мне придет зарплата, я расплачусь с тобой, правда.       Повисло неловкое молчание.       — Никто?.. — переспросил он.       — Ну да. Знакомы всего пару месяцев. Нет, ты не подумай, я благодарна, просто… Обычно ожидаешь подвоха? Я не хочу проблем еще и с тобой, если ты ожидал чего-то большего.       Он замялся, долго молчал, а затем тиснул в руки мне пакет с живым осьминогом и молча спустился по лестнице. Уже снизу тихо сказал:       — Я зайду за тобой в семь в понедельник.       А я осталась стоять как дура в дверном проеме с этим пакетом. Спешно закрыла дверь, на замок, на крючок, заклеила обратно глазок. Вот и как это понимать? Чего он хочет добиться? С моим графиком даже кофе порой выбраться попить — проблематично, о какой долгосрочной дружбе может идти речь? Встретились, хорошо провели время, ну… пока? Зачем усложнять?       В понедельник мы снова встретились у порога моей квартиры.       Ехали в этот раз молча, только перед тем, как распрощаться у ворот в клинику, он протянул мне полупрозрачный белый пакет.       — Это что?       — Баоцзы с красной фасолью. Любишь?       — Да, — кивнула я. — Как раз не завтракала.       — Я так и подумал.       Мы распрощались и привычно договорились встретиться вечером.       Стекло на входной двери было разбито. Коллега уже вся в стрессе звонила начальнику, чтобы все уладить.       Цирк не спешил уезжать.       Вечером мы привычно распрощались с непривычно неразговорчивым Джинши у порога, я проводила его взглядом и уже было собиралась закрыть дверь, как меня остановили. Сердце замерло.       Тот самый мужик с лабрадором остекленевшими глазами пялился на меня. В руках него был самый обычный лом.       Проклятье. Я принялась рыться в карманах, чтобы нашарить перцовку, но руки дрожали и не слушались.       — Тихо, — шепнул он и провел ломом перед моим лицом, — шагай назад. Тихо.       Приплыли.       Взгляд у него был бешенный. Во рту пересохло. Руки не слушались. Перед страхом реальной опасности я не успела среагировать. Дура.       Я пятилась назад в квартиру и пыталась зацепиться глазами хоть за что-то, что я могу успеть сделать. Дверь он придерживал. В прихожей — только обувь, даже зонт убрала в комнату, сушиться…       Джинши уже был далеко, да и подвергать его опасности я не хотела, но это единственное, что я могла сделать.       Я пропищала настолько громко, насколько могла:       — Джинши!.. Джин… Ши…       И мелкими шажочками продолжала двигаться назад, в сторону своей квартиры и неминуемых проблем. Найдут меня, скорее всего, завтра, Джинши, как обычно, зайдет утром, ему никто не ответит, и тогда уже приедет скорая. Или не скорая.       — Ты, сучка, мне жизнь сломала, — продолжал шептать мужик, — ты за это, дрянь, ответишь…       Да, именно я, а не безответственность в уходе за животным.       В этот же момент меня резко толкнули за грудь внутрь квартиры, дверь захлопнулась, а мужик оказался снаружи.       Он услышал?..       Я хотела открыть дверь, но сердце колотилось просто бешено. Я поднялась, быстро закрыла дверь на все защелки и глянула в глазок. Лучше бы не смотрела. За моими дверями развернулась настоящая драка. Джинши ловко уклонялся от мужика с ломом, смачно дал ему под дых несколько раз, заехал в челюсть. А потом в ушах запищало.       Все произошло за доли секунды: Джинши выбил лом из рук мужика, тот заехал ему в нос и Джинши отлетел на перила. Ударился головой. Кровь моментально хлынула, мужик растерялся, подобрал лом и дал деру.       Проклятье!..       Я быстро открыла дверь, рванула к Джинши, проверила пульс. Учащенный.       — Тихо, лежи. Не вставай, — скомандовала я.       Нос был разбит, похоже, сломан, на лбу — резаная рана. Рассек об острый край перил. Похоже, головой не ушибся, речь сохранена, двигается. Так, холод…       Я метнулась в квартиру, достала из морозилки пакетик с замороженными овощами, обернула его в ночнушку и приложила к его носу.       — Держи. Голову запрокинь. Никаких резкий движений. Сейчас в больницу поедем.       В выездной сумке я нашарила стерильный бинт и повязки, приложила к ране на лбу и сказала:       — Держи вот так, — положила его пальцы в нужном положении, схватила за спину и помогла встать, — идти можешь? Давай, бегом в машину.       — А сама не справишься? Может, не надо больниц?.. — прогундосил он.       — Тебя не смущает, что я, на минуточку, ветеринар?       — А должно?       — Если ты не золотистый ретривер, то должно.       Пока мы ехали, я мысленно ругала себя последними словами. Если бы он упал более неудачно, пришлось бы вызывать и скорую, и полицию. Возможно, описывать труп. Проклятье. Зря я согласилась на его помощь. Зря…       — Прости, — выронила я. — Я не думала, что все так далеко зайдет, я…       — Я за этим тебя и провожал, — гнусаво ответил он.       В больнице нас приняли довольно быстро. В этот летний вечер пациентов в приемнике почти не было. Джинши сразу увели, а меня оставили ждать.       Спустя некоторое время Джинши вышел в приемник немного пошатываясь, как болванчик, из стороны в сторону.       Лоб зашили, заклеили рану, нос вправили, поставили шину, а из ноздрей торчали два тампона.       — Пойдем, отвезу тебя домой.       До его дома мы доехали в полной тишине, но прежде чем просто уехать, я все же решила глянуть, как зажил лоб. Отклеила пластырь с марлей и обомлела.       — Сука… — вырвалось. — Да тебя будто носок заштопали!.. Ур-роды, — процедила сквозь зубы. — Садись обратно. Я нормально зашью, пока не поздно.       — Все нормально, — бросил он.       — Ничего не нормально!.. Я животных после операций зашиваю аккуратней. Да и вряд ли твоя будущая девушка скажет спасибо мне или тому хирургу, что оставили все как есть.       Этой ночью клиника была закрыта, ключи у меня были, да и этот урод вряд ли появится здесь после случившегося.       Но дверь изнутри все же закрыла, на всякий случай. До кабинета дошли по темноте, внутри я свет включила и закрыла жалюзи на окнах.       Усадила Джинши на стул и принялась подготавливать набор для снятия швов.       Обезболивающее еще действовало, швы снялись безболезненно. Я медленно и осторожно сшила кожу по новой. Шрам все равно, конечно, останется, но не такой уродский, каким был изначально.       — Сделала, что могла. Прости, что втянула тебя в это.       Он схватил меня за руку и притянул к себе. Долго смотрел мне в глаза, долго молчал. Я тоже сохраняла тишину и ожидала, честно говоря, любого ответа. Криков, обвинений, нежелания меня больше видеть, чего угодно. Кроме того, что он сказал.       — Я бы сделал это еще раз. Потому что, кажется, влюбился в тебя.       Я обомлела, тело обмякло. Вот что мне на это сказать?       Просто… что?       Нет, я, конечно, подозревала, что он считает меня другом, возможно, испытывает какую-то симпатию, как-то очень старомодно обхаживает, но чтоб… влюбиться?       Я отстранилась, принялась сортировать мусор, убирать инструменты, занять руки и выключить голову.       — Я понимаю, что ты считаешь меня никем, но я не отступлю, пока ты сама меня не прогонишь.       Мысли прогнать действительно были. Просто разойтись прямо сейчас по разным углам и забыть о существовании друг друга, но пока я убирала рабочий стол, никак не могла остановиться и перестать прокручивать в голове события последних недель.       Кажется с «мы друг другу никто» я и правда переборщила. Как и он с громкими признаниями.       — Слушай, — начала я, — давай не с места в карьер?.. Ты хороший человек. Правда. А я — не самый лучший выбор для отношений.       По правде сказать — прямо-таки неудачный. Постоянно торчу на работе, постоянно занята, да и особой привязанности ни к кому не испытывала. Что уж говорить о таких громких заявлениях вроде признания в любви.       — Давай просто сходим куда-нибудь еще. Скоро фестиваль Танабата.       Танабата… Я совсем про него забыла, сколько лет живу здесь, а посещала всего один раз, и то мельком, чисто попробовать так популярные здесь сладко-соленые данго.       Я согласилась. То ли из чувства вины и долга, то ли потому, что соскучилась по вкусу фестивальных данго.       Думаю, вскоре он и сам поймет, какую чушь выпалил на эмоциях, и сам от меня отстанет.