«Распределение le-Responsabilité»

Последний выстрел оглушительным эхом отражается от стен, и ты снимаешь наушники с головы ещё до того, как Кицураги опускает руку. Они падают на тумбу к твоему Виллье, а твой взгляд направлен прямо на стрельбище. Дистанция в двадцать пять метров была у тебя любимой, хоть с такого расстояния ты чётко видишь лишь чёрный круг мишени. Результаты не узнать, пока вы не подойдете к листу вплотную, и ты чувствуешь пределы своего терпения. ТЕХНИКА: Не переживай, твердости твоей руки можно позавидовать. Распали в себе хорошее предчувствие победы. У вас было три подхода, по три выстрела с перезарядкой между ними. Ты отстрелял девять пуль первым, но Кима не торопил. Было что-то магнетическое в его исполнении, что-то столь отлаженное, что Лейтенант превращался в эталон из инструкции. Тезисы из стрелкового спорта всплывают в твоей голове, параллельно его действиям. КООРДИНАЦИЯ: «Когда стрелок кладет оружие для того, чтобы покинуть огневой рубеж, то оружие должно быть разряжено, затворы пистолетов должны быть открыты.» Ким перепроверяет пистолет, согласно регламенту. Наблюдать за этим отточенным алгоритмом тебе так же приятно, как и за механической работой фабричного станка. Стойка у Лейтенанта жесткая, дыхание ровное, а пальцы ловко делают свою работу. Полное владение собой и каждым аспектом своего оружия действительно подчеркивали внутреннюю и внешнюю силу Кицураги. ЭМПАТИЯ: Он знает, что ты им любуешься. Металл звонко щёлкнул, и Ким отложил свои наушники в сторону. Его причёска потеряла свою форму, что он машинально исправил рукой, убрав назад все разлетевшиеся пряди. Жест вышел слишком чопорный. КИМ КИЦУРАГИ: Пошли? Он кивнул за тумбу, поманив тебя к мишени. ЭМПАТИЯ: О, он серьезно думает, что перестрелял тебя? Лейтенант улыбается одними глазами, и бликам в линзах этого не спрятать. Да, он действительно так думает. Его самодовольство ты ни с чем не перепутаешь, потому что сталкиваешься с ним довольно часто. Так Кицураги смотрит на тебя, когда оказывается прав. ТЕХНИКА: Он долго вымеряет каждый выстрел, в то время как ты тщательно выстраиваешь лишь первый, дальше полагаясь только на жесткость кисти и устойчивость тела. У тебя хороший показатель по скорости и недурная кучность. У Лейтенанта всё ровно наоборот. Вы не объявляли эту перестрелку в тире соревнованием, но теперь ясно – вы оба отнеслись к этому именно так. Сейчас запах пороха после пальбы ощущается как отголосок настоящего сражения. ГАРРИ ДЮБУА: Что-то ты больно довольный. Ким вдруг улыбнулся шире, как будто ты поймал его на безобидном обмане. КИМ КИЦУРАГИ: Нет, Детектив. Вам кажется. Теперь этот обман не похож на безобидный. Вы направляетесь к мишеням, зараженные духом соперничества, и ты разглядываешь своего противника с должным подозрением. Ваши голоса чётко откликаются в широком помещении. ГАРРИ ДЮБУА: Ты слишком рано празднуешь победу. КИМ КИЦУРАГИ: Но я ничего не праздную. ГАРРИ ДЮБУА: Празднуешь, просто не кричишь «ура». Знаю я это лицо… Лейтенант скептически смотрит на тебя, но упрёков не отрицает. Он легко успевает за твоим быстрым шагом, пока ты всматриваешься в даль комнаты, не в силах удержать своё любопытство. Уже на этом отрезке пути с уверенностью можно сказать - никакая пуля не вылетела за пределы черного круга. Это ожидаемо, учитывая твой стаж. КИМ КИЦУРАГИ: Может, у меня просто хорошее настроение? ГАРРИ ДЮБУА: В таком случае я тебе его испорчу, - ответил ты с ехидством, - Глаз-то у меня орлиный, я бы и снайпером мог бы стать. КИМ КИЦУРАГИ: У *тебя*? Орлиный? Это не то слово, которое Лейтенант подобрал бы, чтобы описать тебя в перестрелке. Он не сомневался в твоих навыках, просто твой стиль был несколько… хаотичный. Величавость и беспощадность хищной птицы не отражала всего твоего подхода. Нет, скорее Ким видит тебя как глухаря с распушённым хвостом. Ты быстро пробежался глазами по Кицураги и, посмотрев на его очки, сообщил ему очевидную истину. ГАРРИ ДЮБУА: Ну не у тебя же. КИМ КИЦУРАГИ: Ты меня только что унизил, или мне показалось? Вы остановились у мишеней, но вдруг вместе забыли о них, просто уставившись друг на друга. Упрёк в его голосе был ненастоящий, совсем, как и твоя смелость. Но ты повеселил Лейтенанта. Он снял очки с носа, чтобы ты смог увидеть его лицо без каких-либо барьеров, и это движение получилось будничным, словно Ким уже вернулся домой и стянул с себя уличную одежду. Необычно изучать его лицо, когда оно так естественно перед тобой обнажилось. ЛОГИКА: Но зачем это? Разве вы не должны подсчитывать результаты? Наверное, должны. КИМ КИЦУРАГИ: Не думал, что ты так по-хамски обидишь мои глаза. Взгляд Лейтенанта насыщенный, тёмный и глубокий, в отличие от твоего – светлого и безмятежного. Ты внезапно читаешь в нём очевидную просьбу. ЭМПАТИЯ: Вот зачем это... Он напрашивается на комплимент. Это кажется справедливым компромиссом, но ты не спешишь вестись на эту лёгкую манипуляцию. В конце концов, вы играли в эту игру уже много раз. Ты подходишь к нему на шаг ближе, от чего Лейтенант поднимает одну бровь, и пристально вглядываешься, будто пытаешься рассмотреть в его зрачках очертания куда более дерзкого призыва. Это разглядывание не имеет ничего общего с тем, что Кицураги чувствовал своим затылком всего минутой ранее. ГАРРИ ДЮБУА: Тебе сказать, что я вижу? Кицураги в любопытстве наклоняет голову, и тебе начинает казаться, что тебя берут на слабо. Ты ступаешь на очень тонкую грань, ярко чувствуя, как твои руки полностью развязывают одним простым вопросом. КИМ КИЦУРАГИ: А мне понравится твой ответ? Он просит тебя хорошо подумать. Ему хочется, чтобы пауза между вами задержалась, и вы постояли в тишине, просто разглядывая друг друга. И да, он хочет от тебя осознанной лести. Здесь, на тренировочной площадке участка, нет никого, кто назвал бы ваше поведение неподобающим, а поэтому Кицураги позволяет вам обоим такую вольность. Более того, он – её инициатор. Слово, что прервёт это молчание, Ким хочет отчётливо запомнить. Это момент для шутки или для искренности? Что ты вообще видишь, когда смотришь на него? КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ: Вы никогда до этого так откровенно не говорили о красоте друг друга. Да, ты наблюдал за ним с любопытством энтомолога, но не заострял своё внимание на очевидном; ты просто поддавался этим чарам, никогда не вникая, как они работают. Во всём этом образе есть своя рецептура. Это блюдо имеет свои ингредиенты и своё послевкусие. Это не просто физическая привлекательность, а что-то невиданное и даже мистическое – гармония усталости и изящества, создающая цельную картину, не поддающуюся простому объяснению. Ты делаешь ещё один шаг. Невысокий каблук твоих туфель очень звонко цокнул на плитке, на секунду сбивая гармоничную тишину. Теперь разница в вашем росте неоспорима. Ким молчит, внимательно наблюдая за тобой, и приподнимает голову, что легко можно перепутать с горделивым задиранием носа. Никакого смущения. Своё личное пространство он не отстаивает. Что ты теперь видишь? Открылись ли новые детали с этим маленьким шагом? ВОСПРИЯТИЕ: Запах его одеколона горячо тобой любим – это насыщенная хвоя соснового леса. Но тут есть что-то ещё. Этот тонкий аромат то и дело улавливался чутким носом в моменты особой интимности. Ты чувствуешь лёгкий запах кондиционера для стирки, и ты хочешь вдохнуть его напрямую. Это… цитрус? Кажется, именно в это мгновение обнаруживается настоящая магия, которая пряталась в естественности. Улыбка трогает твои губы. ГАРРИ ДЮБУА: Ким. Ты очарован, как просто он увёл твоё внимание от самого главного. КИМ КИЦУРАГИ: Да? ГАРРИ ДЮБУА: Ты что, флиртуешь со мной? Его голова поворачивается к тебе профилем, разрывая зрительный контакт. КИМ КИЦУРАГИ: Ты попал в десятку, - он показывает пальцем в центр круга лукаво прищурившись, - Хороший результат. Та лёгкость, с которой он вернул свой взгляд к мишени, оставила тебя в полной растерянности. Какую-то секунду ты перевариваешь слова Лейтенанта и смотришь на его палец. Да, он прав, но твоя мишень тебе резко стала неинтересна. ГАРРИ ДЮБУА: Красиво уходишь от моего вопроса. Смущение, что ты испытываешь, нравится Киму куда больше, чем любые твои извинения или комплименты. Сейчас оно безобидное, приятное, без послевкусия стыда. Такое чувство хочется поддерживать, как воспламенившийся костёр. КИМ КИЦУРАГИ: Нет, Детектив, просто вы ошиблись. Ты абсолютно точно уверен, что не ошибся. ВИЗУАЛЬНЫЙ АНАЛИЗ: Ты невнимателен к деталям, чёрт возьми. Приглядись, и ты поймёшь, что он волнуется. Ничего в лице Кицураги не выдавало его переживаний. Он стоял перед тобой с прямой осанкой и уверенным взглядом, буквально удушая своим авторитетом. Даже в этой просторной комнате Лейтенант смотрелся влиятельным, а его нога не топала, вдруг забыв о своей привычке. Да это же оборонительная стойка! Ты вглядываешься в его мишень и цокаешь языком, разоблачая очередной обман. ГАРРИ ДЮБУА: Ким, сколько раз мы стреляли? Кицураги удивленно моргает, не понимая столь простого вопроса. КИМ КИЦУРАГИ: Девять. ГАРРИ ДЮБУА: А у тебя в мишени только восемь отверстий. Лейтенант тебе не верит и полностью разворачивается к своему листу. Он *не может* промахиваться на таком сроке службы, это недопустимо… Ким быстро возвращает очки на нос. Его палец скользит по бумаге, пересчитывая выстрелы, а губы шевелятся, бессловесно складывая цифры. Три раза в девятку, пять раз в восьмёрку… Есть вероятность, что пуля попала в одно место два раза, но даже при таких обстоятельствах лист всё равно должен деформироваться. Где же последний? Недоумение твоего напарника кажется тебе забавным. Ты не хотел давать ему подсказок, но Ким начинает смотреть по сторонам, разыскивая новое отверстие в темно-синей стене. Бетон рядом и без того был прострелен во многих местах, однако пуля Лейтенанта туда не попала. Ты вздыхаешь и тычешь в самый центр мишени, где лист девственно чист. Внимание Кима полностью сосредоточено на кончике твоего ногтя. ГАРРИ ДЮБУА: Смотри, - ты медленно ведешь пальцем вниз, поверх достойной девятки, неплохой восьмёрки, допустимой семерки, уже выйдя за пределы дозволенного чёрного пространства, огибая плохую шестерку и наконец-то, указывая на цифру «5», которая прятала в своём изгибе пулевое отверстие. Дыра так аккуратно укрывалась в недорисованной окружности, что нет ничего удивительного в том, что вы её не заметили. Этот промах был впечатляюще точным. КООРДИНАЦИЯ: Возмутительный показатель! Ким с досадой смотрит на результат своей стрельбы. КИМ КИЦУРАГИ: Да… Как-то не по-орлиному. Победа, конечно, была приятной, но твой голос этого не показывает. Ты звучишь строго и мудро, потеряв всё желание злорадствовать. Ехидство сейчас действительно могло быть унижающим. ГАРРИ ДЮБУА: Думаю, это из-за нервов. Ты пугаешься первого выстрела, и у тебя рефлекторно вздрагивает рука. Со стороны даже может быть похоже на отдачу, но это не она. Дергает из-за шума? КИМ КИЦУРАГИ: Первая пуля ощущается иначе. ГАРРИ ДЮБУА: Так и есть. Ты смотришь на десятку, которую выбил, со странной уверенностью, что это и был твой первый выстрел. Возможно, если бы ты научился у Кицураги его терпению, каждое твое попадание могло бы быть таким. ГАРРИ ДЮБУА: Не бери в голову, - ты хлопаешь Кима по плечу, - Я всегда могу быть твоими глазами. РИТОРИКА: Это были плохие слова. Ты быстро сообразил почему. Лицо Кицураги окаменело, а его взгляд стал далёким, как будто он пытается рассмотреть чью-то потерявшуюся тень за твоей спиной. Это было совсем маленькое, робкое проявление чёрствости, которое ты уловил лишь благодаря своему опыту. Ким напряженно думает не *над* твоими словами, а *из-за* них. КИМ КИЦУРАГИ: Спасибо, но я откажусь. Ты жмуришься от неприятной досады и чувствуешь себя дураком. У Кима уже была вторая пара направляющих глаз, и сейчас эти зеницы навсегда закрыты и погребены в окаменевшей земле. Ты никогда не спрашивал, что случилось, но также был уверен, что Кицураги тебе ничего не расскажет. ЭМПАТИЯ: Он не хочет таких ассоциаций. Ты тоже. Тебе хочется создавать новые, куда более положительные. ГАРРИ ДЮБУА: Я могу быть твоими руками? КИМ КИЦУРАГИ: Детектив, - взгляд Кима стал ещё суровее, - Мои части тела меня полностью устраивают. В воздухе появилось напряжение. Своими словами ты возвращаешь его к воспоминаниям, которые ему сейчас неприятны. Ты быстро думаешь, как можно выправить разговор и вернуть Кицураги хорошее настроение, которое ты действительно так беспощадно испортил. РИТОРИКА: Мы можем дать ему комплимент, которого он не дождался. Его глаза рассматривают неудачный выстрел с притворной внимательностью, а руки Ким сцепил за спиной, вдруг пряча их от тебя. Всё, что ты предложил заменить, он укрыл тонким барьером, молча напоминая о стоящих границах. Ты думаешь об этом с лёгкой грустью. ГАРРИ ДЮБУА: Разумеется, устраивают. Они ведь красивые. Эти слова вылетают так коряво, нелепо и неловко, что ты чувствуешь очередную душевную травму. Серьёзно? Именно *это* будет твоим первым комплиментом в сторону его внешности? У него красивые части тела… Кицураги повернул к тебе голову и столкнулся с твоим взглядом, потерянном и молящем о пощаде. Он понял, что ты попытался сделать. Этого осознания хватило, чтобы Ким, выждав недолгую паузу, медленно и размашисто расхохотался. Эхо приумножило этот звук, вдруг заполняя пространство мрачной комнаты чем-то столь ликующим, а ты расслабился. В эту же минуту стрелка часов дошла до нужной отметки, и ваш рабочий день закончился. Вы не знали, что этажом выше вас ждёт зажатая, напуганная и непримечательная женщина, с очень яркой резинкой для волос. *Ты* попросишь Кима задержаться. Официальное расследование начнётся завтра утром.

***

Городской пейзаж за окном стал ярче и отчетливей, но он сейчас тебя не волнует. Ты не узнаёшь его и не запоминаешь – трамвай едет очень быстро. Плевать на вид улиц, на дорожную пыль, что скопилась на стекле, ты слышишь лишь грубое гудение двигателя и лязг металлических рельс. Эта гипнотическая музыка успокаивает взволнованное сердце. Ты занял место у окна, подальше от водителя, надеясь на мнимое уединение, но нет. Тепло общественного транспорта неспешно согревало твоё тело, и вместо ощущения расслабленной дремоты к тебе медленно подкралось странное воспоминание. Разговор с Куно явно взбудоражил твою голову. Ты и не думал, что выпустил из памяти что-то столь… простое. АВТОРИТЕТ: Мать-честная, ты можешь хоть иногда *не* думать о Кицураги? Знаешь, для разнообразия? Это лишь последствия глубокой печали. Сентиментальная тоска по хорошим моментам будет тебя настигать, хочешь ты этого или нет. Память издевается над тобой. СУМРАК: Ничего уже не будет, как прежде, ты же понимаешь это? Да, ты понимаешь. Тебя это устраивает, ведь это означает, что Кицураги станет, чёрт возьми, умнее. Ты портишь ему жизнь и даришь смех. Это неравноценный обмен, который вы слишком долго игнорировали. Не мог Ким постоянно притворяться невидимым и прозрачным - твои действия всё же влияют на его судьбу и его состояние. Его футболка испачкана машинным маслом из-за тебя. Как ты можешь о нём *не* думать? Лейтенант Кицураги больше не будет ждать твоих комплиментов, потому что одним легким движением всё скопившееся восхищение превратилось в подлое надругательство. Тебе не избавиться от этого гнусного подтекста, ведь именно такое послевкусие у твоих губ. Просто теперь оно обрело осязаемую форму. СИЛА ВОЛИ: Глупо отрицать, что это тебя не огорчает. Столкнись с этим чувством лицом к лицу. Прими свою печаль и этот принцип. Ты понимаешь суть совета, но пока что не находишь в себе таких душевных сил. Рука сжимает желтый поручень сильнее, пока ты стараешься выкинуть свежее воспоминание из головы. Оно бесполезно, лишь болезненно. Ты не понимаешь почему забыл его или почему вспомнил. Оно не имеет ничего общего с делом. Это просто Ким в момент игривого веселья. ЭЛЕКТРОХИМИЯ: И это ты в осознанный момент глубинного чувства. Всё должно было произойти там, просто ты задал ему неправильный вопрос. Тебе… не хочется об этом думать. Это оставляет странное горькое чувство… ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Упущенной возможности? Наверное. Что-то ускользнуло из твоих рук прямо там, у мишени, когда стук каблука в последний раз эхом отразился от стены. Ощущение, будто ты проиграл в крэпс. Неужели всё действительно могло быть иначе? СУМРАК: Нет, не могло. Все твои мысли бегут по замкнутому кругу. Каждый раз ты возвращаешься лишь в одну точку, к одному и тому же непобедимому выводу. Ты плохо на него влияешь. ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Прими это и забудь, как ты забыл и всё остальное. Трамвай замедляет своё движение и распахивает двери, выпуская двух пассажиров. Тебе нужно проехать ещё одну остановку, и тогда ты продолжишь ходить по чужим следам, разыскивая в них истину. Новых людей в транспорт не зашло. Когда железные двери закрываются и двигатель начинает гудеть чуть громче, ты вдруг сталкиваешься с комфортным и печальным осознанием: твой последний комплимент Кицураги всё же был удачным и уверенным, каким он его и заслуживал. Ты назвал Кима красивым, стоя над разбитым горшком с пакетиком наркотиков в руках. Слова были произнесены чётко и громко, и эхо всё равно их сопровождало, словно вы опять стояли в широкой комнате тира. Тебе хватило смелости, а ему… терпения.

***

ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ: Пригород Ревашоля всегда был таким пустым? ДРАМА: Не дай себя обмануть. Тут есть люди, просто они как жуки под тротуарной плиткой. Надо лишь перевернуть несколько камней. На дороге хаотичные ноги уже вытоптали удобную тропинку, по которой ты идёшь, внимательно озираясь по сторонам. Всё вокруг кажется тебе одновременно и серым, и жёлтым, как увядающий подсолнух. Слева раскинулась длинная лесополоса, где чинары полностью разделись в угоду долгой зиме, а справа - шоссе и широкое поле с изнемогающей травой. Городские высотки остались где-то за спиной, вместе с дорожным знаком транспортной остановки. Ты не оглядываешься. Впереди бесконечная лента асфальта, которая огибает весь остров в кривое кольцо, и такая же бесконечная полоса горизонта, напоминающая всем о неизбежном закате. Ветер тут беспрепятственно разгоняется и растрепывает верхушки деревьев, периодически сбрасывая с них налетевший снег. Один из концов твоего шарфа перекинуло потоком воздуха через плечо. Теперь он тянется за тобой, как порванный плащ, делая тебя похожим на заплутавшего поэта. Всё в этом месте кажется тебе выброшенным на произвол судьбы. ЛОГИКА: Тебе нужен ближайший поворот налево, где дорога превращается в парковку у парка. Это непопулярное место для пикников, оно открыто для ветра и выхлопных газов. Там не ищут привала. СУМРАК: А что *мы* там ищем? Гул чужого прибывания. Ты хочешь увидеть весь путь Лагарда своими глазами и слышать его мысли вместо своих. ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ: О чём может думать такой человек, возвращаясь с работы? Что он увидел в темноволосой красавице на трассе? Что выделило её среди остальных? Ты прекрасно знаешь, чем она зацепила уставшего моряка. В ней есть огонь, который уже давно потеряла его супруга. Он яркий, злобный, жадный, как колыбель лесного пожара. Это пламя разжигается с каждым её словом, превращая тебя либо в огнеборца, либо в сухое бревно. ДРАМА: Встретились как-то бензин и спичка… И сожгли мышеловку дотла. Появление миссис Лагард в полицейском участке было неизбежно, словно сама судьба выдала ей листок и ручку. Ещё вчера, перечитывая заявление в Кинеме у Кицураги, ты мысленно возвращался к её лицу. В нём было смирение, кроткость, страх. Она не послушала мужа и ожидала последствий. Она пришла к вам за помощью. Значит ли это, что огонь не потух? Ты вспоминаешь свою зажигалку в снегу. СИЛА ВОЛИ: Прекрати. Почему? СИЛА ВОЛИ: Эмоции, Детектив, непозволительная роскошь для вашей профессии! Это правда. Ты снова переживаешь, отвлекаясь от главного. ЭЛЕКТРОХИМИЯ: А по-моему, ты зришь в корень проблемы. Эмоции… Да мало ли что можно наделать под властью эмоций? Горячая голова - проблема для её владельца. «Состояние аффекта» уже воспринимается тобой как этикетка к туше преступника. Злоба, страх, ревность, зависть, любовь… Упаковка всегда прячет орудие убийства, и прокурору часто плевать на её цвет. Мотив преступления лишь часть общей картины. Он не оправдывает содеянного, а проясняет его. РИТОРИКА: Именно в этом и фундаментальная разница между логикой убийцы и следователя. Нам не нужны никакие оправдания. Только факты. ЭМПАТИЯ: С такой логикой не остаётся места для прощения. ЛОГИКА: Да? И кого ты собираешься прощать? ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Никого, чёрт возьми! Ни за что. РИТОРИКА: Не наблюдал в тебе такой обостренной справедливости раньше. ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Это не чувство справедливости, а эго. Я защищаю то, что было разбито. Достоинство? От него, кажется, уже и не осталось ничего. Ты помнишь слова, которые говорил в порывах искренности, и драки, которых можно было избежать… Почему ты не можешь забыть «этого»? Почему ты теряешь что-то по-настоящему важное, вместо бесполезных, унизительных воспоминаний, где твой рот открывался раньше, чем голова успевала подумать? ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Мне нравится ход твоих мыслей, Гарри. Иногда, лучше всего закрыть рот и, сука, слушать. Странный холодок бежит по спине, вдруг делая тебя мрачнее тучи. Ты действительно кое-что слышишь. ПОЛИЦЕЙСКАЯ ВОЛНА: «Ты уверен?», - голос Капитана суров, но вместе с этим мягок. В ответ он получил лишь кивок головы, и это оставляет его в смешанных чувствах. «Подумай об этом хорошенько…», - он отворачивается от окна, - «Я говорю это не только, как твой начальник, но и как его друг. Я видел всякое, но честно – не представляю, чего ждать дальше». Эта просьба вычурная шелуха, они оба знают, что решение уже было принято. Оно никому тут не нравится, однако Викмар хорошо его понимает. Все это поймут. Печальное послевкусие от разговора захотелось сплюнуть в траву. Беседа оборвалась, а твой познавательный интерес лишь возрос. Говорят о тебе. Что-то происходит параллельно этой пешей прогулке, но внутреннее радио дало сбой. ЛОГИКА: Я тебе тут не помощник. Поток ветра резво подбросил твой шарф, что на секунду показалось тебе кокетством живого человека. Ты оборачиваешься. Позади длинная пустая дорога и силуэт города. Вид массивных облаков можно перепутать с горным ландшафтом, что вот-вот спрячет за собой солнце. ПОЛИЦЕЙСКАЯ ВОЛНА: Нога падает на педаль газа, и мотокарета начинает ехать ощутимо быстрее, поддаваясь вольнолюбивому нраву владельца. Магистраль свободна от машин и грязи, а голова водителя – от сбивчивых мыслей. Это не то, что ты хотел услышать, но ветер ничего иного не доносит. Ты потерял нить разговора. О каком решении шла речь? СУМРАК: Как будто ты не понимаешь… Не хочется давать своим переживаниям простор. У тебя осталось не так много вещей, которые ты можешь потерять, и тебя пугает перспектива остаться полностью выпотрошенным. ЭЛЕКТРОХИМИЯ: О, не нужно бояться. Мы всегда найдём чем заполнить пустые места. Алкоголь, табак и женщины? СИЛА ВОЛИ: Этот вариант не для тебя. ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Опять ты споришь! САМООБЛАДАНИЕ: Чтобы сейчас ни решалось за твоей спиной – это не твоего ума дело. В любом случае, рано или поздно, всё это всплывёт. Твой усталый взгляд скользит по городским высоткам. Тебя достали секреты. Голоса, крики, свист ветра, шорох сухой травы, скрип снега, хлюпающая слякоть и рёв чужого двигателя – всё это режет тебя по ушам. СКОРОСТЬ РЕАКЦИИ: Осторожно! Мотокарета пронеслась мимо тебя, поднимая целую метель брызг. Ты лишь успел взмахнуть руками. Грязь попала на твои брюки, запачкала пальто и окончательно убила в тебе всё хорошее. Глаза сразу опускаются к ногам, готовые к новому удару. Зелень твоих туфель беспощадно изляпана снегом и влажной землей - единственная позитивная ниточка, которая связывала тебя со вчерашним днём, наконец-то оборвалась. Наверное, это даже приносит облегчение. Ты бросил на резвого водителя грозный взгляд и тут же услышал по-настоящему завывающий скрип колёс. Мотокарета резко затормозила. Черная полоса от шин осталась на асфальте, словно след угольного карандаша. Возмущение на твоём лице сменилось удивлением, когда ты понял, что это - полицейский транспорт. Горячий пар исходил от выхлопной трубы, как дыхание запыхавшегося легкоатлета. Вы оба замерли. КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ: Это не тот оттенок синего. Карета осторожно дала задний ход, вопреки всем правилам дорожного движения. Твои ноги параличом приковали тебя к земле, пока глаза наблюдали за неловким и медленным перемещением. Навряд ли водитель решил извиниться за испорченный гардероб… ЛОГИКА: Они узнали тебя из-за бакенбард. Мотокарета поравнялась с твоим силуэтом, и ты уставился на отражение своих усов в окне. Напротив тебя дверь со стороны пассажира, но она не открылась. Какое-то время ты слышал лишь жужжание мотора и слабый, приглушенный голос. ВОСПРИЯТИЕ: «Да открой ты окно!» Стекло опустилось, а в твоей душе тут же что-то закипело. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: За-ши-бись, ты только глянь, - Офицер толкнул Торсона в плечо, хотя его глаза и так смотрели куда надо, - Гарри, ты, сука, что тут забыл? Ты хотел задать тот же вопрос, но быстро осознал его глупость. Два офицера возвращаются из пристани по единственной дороге, которая могла быть выбрана мудрым водителем. Ваша встреча логична, вы же работаете над одним и тем же делом. Ты непринужденно пожал плечами. Претензия в голосе Честера сразу отбила у тебя желание с ним общаться, как и его сдвинутые брови. Вы взаимно не рады друг другу. ГАРРИ ДЮБУА: Я гуляю. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Ага. Гуляешь. Твоего сарказма не оценили. ГАРРИ ДЮБУА: У меня отпуск, разве нет? ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Давай-ка без этих острот, отдыхающий наш. Ты же вынюхиваешь тут всякое. Офицер быстро выглядывает из окна, рассматривая горизонт с двух сторон дороги. Пустое шоссе немного убавило его возмущение, однако его голос не потерял своей сердитости. Он перешёл на шипение, не сумев перейти на шёпот. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Нечего тебе шастать по этому району, особенно после вчерашнего. Торсон облокотился на свой руль, как на барную стойку. Если Честер становился на дыбы, то Мак был спокоен и приветлив. Он улыбнулся тебе, обращаясь к напарнику. МАК ТОРСОН: Уймись ты. Как будто ты смог бы сидеть взаперти в такой ситуации. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Что значит «уймись»?, - он ошарашенно оборачивается, не ожидая столь предательского удара в спину, - Весь смысл, блин, был в том, чтобы его морда больше нигде не мелькала! А он гуляет… ГАРРИ ДЮБУА: Поверь, она суётся только куда надо. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Куда надо тебе как раз и не надо. ГАРРИ ДЮБУА: Надо-надо. Спор заходит в тупик, а в такие моменты Честер пользуется только одним оружием. АВТОРИТЕТ: Властью. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Может мне арестовать тебя по-хорошему? ГАРРИ ДЮБУА: За что? ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: За тупорылые вопросы! Викмар за эти приколы тебя в землю закопает и нас вместе с тобой. Он снова осматривает улицу, ища нежелательных свидетелей. В сравнении, голос Мака ощущался тихим морским бризом. МАК ТОРСОН: Может, вместо того, чтобы друг другу мешать, мы лучше будем работать? За одно и то же вроде как воюем. Ты благодарен ему, как никогда до этого. Ты в упор смотришь в глаза Честеру, выдерживая столь неравный авторитетный бой. Приятно чувствовать себя влиятельным даже без удостоверения в кармане. ГАРРИ ДЮБУА: Он прав. Или давай – оспорь. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Не собираюсь я с этим, блин, спорить, - его возмущение резко приняло совсем другую форму, - Просто хватает тебя уже в тех местах, где тебя быть не должно… Его глаза вдруг блеснули ясностью, и Честер прикрывает лицо рукой. Искать людей на улице было бесполезно. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Чёрт, и как мне теперь писать это в рапорте? Ты понимаешь его волнение. Даже если твоя инициативность всем понятна, это не делает её менее подозрительной. «Любое ваше слово может быть сказано против вас», а также шаг, движение, взгляд, вздох и мнимое присутствие. Твоё бездействие не во многом проигрывает энтузиазму. Честер не хотел, чтобы тебя видели по весьма резонным и даже дружелюбным причинам. ЭМПАТИЯ: В 41-м участке у тебя нет врагов. Только «нелюбимые родственники». Ты спокоен и хочешь поделиться этим чувством с рыжим верзилой. ГАРРИ ДЮБУА: Всё должно быть кристально чисто, поэтому пиши только правду. Честер и не собирался врать ради тебя, но твоя честность всё равно кое-что для него значит. Недовольство офицера медленно остывает, как кипяток в забытом чайнике. В конце концов, спустя несколько задумчивых постукиваний по рулю, он поворачивается к тебе с совершенно другими глазами. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Хорошо, - он серьёзно кивает, и тут же возвращает себе свой беззаботный тон – И как гуляется? Результативно? Этому тону тебя не обмануть, вопрос крайне серьезный. ГАРРИ ДЮБУА: Весьма, офицер. Весьма. Вы осматриваете друг друга с сомнением и любопытством. Тишина немного затянулась. Никто не хотел высказываться первым, желая сначала выслушать другого. МАК ТОРСОН: Ты что-то узнал? ГАРРИ ДЮБУА: Конечно, - ты щуришься, - А вы? ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Набралась пара новостей, «напарник», - он скрещивает руки, - Не уверен, что есть хорошая, но точно есть плохая. О, ты чувствуешь эту досаду. Их день начался скверно. ГАРРИ ДЮБУА: Знаешь, оставь её напоследок. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: А выбор невелик. У нас тут люди прямо в воздухе растворяются. Догадка неприятно осела у тебя в груди. Ты вздыхаешь и облокачиваешься локтями на открытое окно. ГАРРИ ДЮБУА: Лагард сбежал? ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Нет, нам даже по его душу ехать не пришлось. Он сам пришёл в участок. Заплатил штраф за аварию, как послушный мальчик. Даже на вопросы ответил. Ты скептически поднимаешь одну бровь, даже не понимая, как легко украл это выражение лица у своего Лейтенанта. ГАРРИ ДЮБУА: И? МАК ТОРСОН: Лучше бы рта не открывал, потому что ничего понятнее после этой болтовни не стало. Только время потеряли. А вот касательно ориентировки на Сутулого.., - он посмотрел на Честера, который задумчиво мял губы в мучительном мыслительном процессе, - Мы тут, знаешь, сгоняли задать работяге пару вопросов, и, мать твою, не нашли такого. Оказалось, что в порту этот типчик не работает. Его там никто не узнал, да и месье Лагард плечами пожимает. Твоя голова невольно вытянулась вперед, будто так ты услышишь какие-то другие слова. ГАРРИ ДЮБУА: Ещё один герой стихотворения? Честер хмыкнул. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Если бы Кицураги не подтвердил его наличие, я бы так и подумал. Ты посмотрел на дорогу, откуда принесло их мотокарету, и вдруг тихо одобрил эту бешенную скорость, с которой они проехали по луже в шаге от тебя. Бесполезность этой поездки действительно вызывает досаду и оставляет ещё больше вопросов. ГАРРИ ДЮБУА: Новость действительно паршивая. Ты сказал это тихо, скорее собственному носу, но Маклейн тебя услышал. Его глаза приняли какой-то истеричный блеск. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: О, это была не она. Вот тебе плохая новость – Николет Нери отпустили. Ты повернулся на её имя так, будто услышал собственное. Ты не поверил Честеру, но в его словах не сомневался. Ты просто… не поверил. ГАРРИ ДЮБУА: Это ещё почему? МАК ТОРСОН: У нас оказались небольшие проблемы с доказательствами, а у неё нашёлся чертовски хороший адвокат. Это всё ещё ощущается вымыслом. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Ну как сказать «хороший»… Помнишь, было скандальное дельце пару лет назад?, - он загадочно наклонился к тебе, - Пешехода сбили на переходе. Этот ублюдок убедил присяжных, что горел зеленый свет из-за блика на машине, и показания свидетелей не засчитали. ГАРРИ ДЮБУА: …Хотя рядом с аварией светила аптечная вывеска. Я помню мерзавца. Это было до Мартинеза, но ощущение несправедливости хорошо проявляло себя рядом с фотографией пожилого юриста в газете. Это было не твоё дело, но ты хранишь в памяти очертания каких-то слов поддержки. Кажется, ты выпил стопку вместе с… ЛОГИКА: …Честером. Это было *его* расследование. Ты смотришь на Маклейна с серьёзной внимательностью. Эта встреча с адвокатом, как и очередное поражение, явно его разозлило. ЭМПАТИЯ: Но его радуют проблески в твоей амнезии. Ваше переглядывание уже не имеет ничего общего с раздражением и конкуренцией. Кажется, вы ненавидите кого-то сообща и чувствуете мнимую сплочённость. ГАРРИ ДЮБУА: Этот парень ей не по карману. Как она позволила себе такого адвоката? МАК ТОРСОН: А он работает бесплатно, - Торсон кивает напарнику, ища поддержки, - Как он сказал? «Для стажа»? Фырканье Маклейна чуть было не оторвало тебя от главной мысли. Ты опять отвлекаешь на эмоции других людей. ГАРРИ ДЮБУА: Такому мужику не нужен стаж. Что-то тут нечисто. Дело даже не резонансное. МАК ТОРСОН: В точку, приятель. Поэтому, мы покопались в документах, и Кицураги кое-что нашёл. Странно слышать столь обыденную вещь и удивляться ей. ГАРРИ ДЮБУА: Разве Ким не отстранён от расследования? ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Ты тоже, я напомню. Или это «другое»? Он ушёл от прямого ответа, а это уже было достаточно красноречиво. Голова невольно повернулась в сторону большого города, словно дым крепкой сигареты мог показаться среди домов, как оповестительный сигнал. Ким там и всё ещё помогает тебе. СУМРАК: Лейтенант Кицураги поступает правильно, как и положено добропорядочному человеку. Что именно тебя удивляет? Ничего. Ты лишь зачарован одним его образом, словно ничего и не поменялось. Весь твой мысленный поток пропитан его ликом, как мясо маринадом. Между вами бесчисленное количество улиц и несколько жестоких слов, а расстояние всё ещё кажется ничтожным. ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ: Ты уже знаешь, где он спал и что ел. Либо это судьба, либо одержимость. Ты никогда не думал, что оторваться от Кима будет так тяжело. Это невозможно. Всё это правильно. Этот откровенный экстаз как яд под твоей кожей, что только больше разжигает пыл. Твой горячий нрав уместен в этой- ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Тише. Кровь должна приливать к мозгу. Ты запутался, и недоумение явно считывалось в твоих глазах. Что только что случилось? ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Честер задал тебе вопрос. Ты смотришь на офицера со смущением, которое Маклейн толковал по-своему. ГАРРИ ДЮБУА: Это другое. Ответ не убедил, да и сказан он был лишь для сотрясания воздуха. Твои мысли начинают казаться тебе подозрительными. Какого хрена вообще это было? МАК ТОРСОН: Ким шутит, что берет сверхурочные. ЭМПАТИЯ: А Викмар об этом знает? Навряд ли. Так вот, что за- ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Раз уж пошла такая жара, предупреждай, если куда-то едешь – мы правильно силы распределять будем. Все же защищаем своего Мусора… Как будто мы стая енотов. МАК ТОРСОН: Стая? Разве еноты собираются в стаю? Я думал, это про птиц. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Не знаю. Ну не рой же? И не табун… МАК ТОРСОН: Семейство? ГАРРИ ДЮБУА: Что, блять, откопал Ким? Вся логическая цепочка снова рассыпалась, оставляя тебя с чёрной пустотой. Ты хочешь получить хоть какие-то ответы, но пока что вы все лишь теряете свидетелей. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: А, адвокат этот в списке гостей числился. На ту свадьбу, которой не было. Формально он даже не получал приглашения, а в списке есть только из-за показания очевидца. Тебе не нужно долго думать, чтобы понять, кто вписал карандашом лишнюю фамилию. Официант с бутербродом в руке и ненавистью к рококо оказал вам большую услугу. МАК ТОРСОН: Твоя очередь. Что ты выяснил? ГАРРИ ДЮБУА: Я знаю, какой наркотик продавала Д’Оринье. Слова вызвали ожидаемую реакцию: всё погрузилось в траурное безмолвие. Только ветер не прекратил свой пришёптывающий монолог. Глаза Честера быстро бегали по твоему лицу, ища очевидные симптомы укурки. Вопрос «как?» так ярко читался во взгляде Маклейна, что казался произнесенным вслух. АВТОРИТЕТ: Они никогда не перестанут сомневаться в ясности твоего ума. Это нестрашно. Ты трезв и чист, уверен и горделив. Твоё тело расслабленно облокачивается на мотокарету, как будто ты стоишь у окошка закусочной. Молчаливое предположение Честера, конечно, кажется очевидным, и именно поэтому тебе не нравится стратегия его работы. Самого простого ответа для него достаточно, чтобы закрыть папку с делом и бросить в ящик стола, как раскрытое. Ты ждёшь, когда широта твоих зрачков перестанет казаться офицеру подозрительной. В конечном счете, Маклейн отпрянул назад. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Секунду. Его рука потянулась к полицейскому радио. Он не сразу сообразил, где находится выключатель. МАК ТОРСОН: Наверх тяни. Да наверх надо. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Цыц! Знаю, - послышался звук помех и шипение. Маклейн поднёс рацию к лицу, - 10-35, офицер Маклейн на связи. ЖЮЛЬ ПИДЬЕ: 10-4, на связи. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Капитан на месте, приём? ЖЮЛЬ ПИДЬЕ: Капитан Викмар на выезде. Соединить, приём? Вы удивленно переглянулись. Бумаги и бюрократия полностью приковали Жана к его кабинету, так что слышать о его отъезде было неожиданно. Ты пока не понимаешь, что это значит, но Честер быстро приходит в себя. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Валяй. Какое-то время из приёмника доносилось только шуршание, схожее с хрустом осенней листвы. Внезапный голос напугал Торсона. ЖАН ВИКМАР: 10-2, офицер Маклейн, можете говорить. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Капита-а-ан!, - Честер вальяжно откинулся на спинку сиденья, из-за чего стал выглядеть как девица на телефоне с подругой, - Мы тут на южной автостраде столкнулись с местной суперзвездой, и у него есть информация, которая будет вам интересна. Рафаэль Амброзиус Кусто утверждает, что выяснил, как работают наркотики, представляете? ЖАН ВИКМАР: Сука… Он там под кайфом? Стоит отдать его прямолинейности должное, Жан лишь озвучил то, что подумал тут каждый. Честер смотрит прямо тебе в глаза не для того, чтобы перепроверить, а для излишней драматичности. Он прижимает рацию к губам. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Трезв, как стёклышко. Приём. Очевидный вывод, но приятный. ЖАН ВИКМАР: Пускай говорит. Офицер протягивает тебе приёмник, осторожно поддерживая пружинистый провод. Предмет ощущается в руке естественно, но вместе с этим инородно. Это не твоя рация. На этой есть трещина в нижнем углу. ГАРРИ ДЮБУА: Ребят, погодите, пока не забыл… Вы тут случаем проституток не видели? Вопрос так искренне удивил Честера, что тот заулыбался. ЧЕСТЕР МАКЛЕЙН: Еб твою мать, Гарри. В следующий раз в отпуск мы пойдём вместе. ЖАН ВИКМАР: Чего, блять? Ты убираешь палец с кнопки, лишая беседу случайных ушей, и ждёшь ответа. Мак ловит твой взгляд, и выражение лица у него такое же, как и у его напарника. МАК ТОРСОН: В ту сторону, рядом с беседкой, стояли девчонки в коротких юбках. Не по погоде, скажи?