if we survive the great war

Эндрю мается с бинтованием ноги Нила около получаса, пока не убеждается, что оторванный от сорочки кусок ткани закрывает всю поверхность пореза. Джостен аккуратно натягивает брюки, стараясь не задеть рану, и без того доставляющую достаточно неудобств. Встает, пытается сделать пару шагов. Его лицо бледнеет, как только он переносит вес на больную ногу. Нил силится прикинуть, сколько он сможет пройти с таким увечьем. Оглядывается на Миньярда, собирающего спальный мешок. Тот в ту же секунду поднимает глаза, словно ждал момента, когда они смогут встретиться взглядами. —Пора уходить,—твердо произносит Эндрю. Нил с недоверием глядит на блондина. —Далеко ли?—медлит.—Я, конечно, безмерно благодарен тебе за медицинскую помощь, но перевязка—это не панацея. —Здесь оставаться нельзя. Нужно найти другое укрытие. Эндрю закидывает рюкзак на плечо, делает пару глотков и бутылки и уверенно шагает к выходу. —Идем. Ты сможешь,—Эндрю на секунду задумывается.—Да и не то, чтобы у тебя был выбор. Нил не может. Они кое-как проходят около пятидесяти метров прежде, чем Эндрю приходится подставить Джостену свое плечо в качестве опоры— кажется, что он вот-вот потеряет сознание. Миньярд усаживает Нила у дерева, ободряюще похлопывая по спину, и осматривает окрестности. Возвращаться назад нельзя—пещера слишком близка к месту, где Джостена ранили. Профи, должно быть, скоро наведаются туда. До ближайшей скалы около километра, и остается только молится, чтобы в ней были хотя бы углубления. Когда Нил снова способен встать, Эндрю наполовину ведет, наполовину тащит его туда. Конечно, хотелось бы найти что-нибудь более подходящее, но придется довольствоваться этим. Его союзник совсем обессилел. Он белый как бумага, задыхается и весь дрожит. Участники Игр из Дистрикта-12 еле добираются до скалы. Когда они подходят совсем близко, Эндрю замечает ручей, который делает это место идеальным как для подбитого Нила, так и для тех, кто охотится или ищет ночлег. Минярд опускает Джостена на траву возле воды. Разматывая повязку, он видит на ней следы крови и образовавшийся гной. Рана все-таки заразилась. Эндрю медленно выливает воду из бутылку на поврежденную ногу Нила, изредка поглядывая, чтобы тот не отключился. Миньярд вспоминает, что в рюкзаке был йод, и решает, что в сложившихся обстоятельствах это лучшее, что можно применить. Снова отрывает ткань сорочки, смачивает ее водой и йодом и медленно подносит к порезу. Нил шипит, жмурится, из его глаз текут слезы, которые он, похоже, не в силах контролировать, однако не издает ни стона, ни крика. «Надо же, какая стойкость»,— проносится в мыслях Эндрю. До следующего места остановки Миньярд практически несет Нила на себе. Чтобы дойти до углубления в скале, приходится обойти ее пойти целиком. Эндрю насыпает на пол пещеры сосновых иголок, разворачивает спальный мешок и помогает Нилу в него забраться. Дает воды, однако от еды он отказывается. Джостен лежит и смотрит на блондина, пока тот пытается замаскировать ход в пещеру стеблями вьющихся растений. Получается ужасно. Зверя, может, и удастся обмануть, но человек сразу сообразит, что к чему. Эндрю злится и срывает все обратно. - Эндрю, - зовет Нил. Миньярд подходит и садится на корточки рядом со спальным мешком. - Спасибо, что забрал меня оттуда. - Ты мне жизнь спас до этого, забыл? Диалог выглядит почти театрально, но как будто слишком искренне для такой постановки, как Игры. Эндрю мимолетно думает, как было бы хорошо, если бы это показывали в Капитолии. Спонсоров бы такая картина подстегнула. Интересно, Ваймак уже раскусил их план? Миньярд прикладывает тыльную сторону руки к рыжей голове. Лоб пылает. Эндрю вдруг становится страшно, что Нил умрет. —Послушай. Если я не вернусь… Миньярд прерывает его: —Замолчи. Что я, зря вымывал весь этот гной? Нил пытается ухмыльнуться. Выходит слабо. — Нет. Но если вдруг… —Если «вдруг», то мы с тобой в соседних гробах ляжем,—мрачно изрекает Эндрю.—Будем перестукиваться. —Но я… Эндрю слышит чужеродный звук за пределами пещеры и, не дослушивая Нила, медленно подходит к краю. Шагает вперед навстречу холодному вечернему воздуху, и к его ногам тут же опускается парашют. Похоже, Ваймак все-таки понял. Миньярд быстро распутывает узел в надежде на какое-нибудь стоящее лекарство для Нила, но там всего лишь баночка с горячим бульоном. Ваймак не мог бы выразиться определеннее: один повод для обсуждения— одна баночка бульона. Эндрю почти слышит его злобное ворчание: «Ты ведь влюблен, черт тебя дери. Твой парень умирает. Что ты ведешь себя как вяленая рыба?» Что ж, он прав. Если Миньярд хочет, чтобы Нил выжил, надо произвести впечатление на зрителей. Несчастные влюбленные отчаянно стремятся вернуться домой вместе! Два сердца бьются в унисон друг другу! Как романтично! Задачка не из простых, Эндрю ведь вообще не был уверен, что способен любить по-настоящему. У него никогда не было шанса быть мягким. Он всегда был окровавленными костяшками пальцев и осколками стекла. Он хотел, чтобы его боялись, а не любили. По правде говоря, он не обожествлял любовь, как другие. Всегда твердили, что она прекрасна, якобы возрождает из пепла, делает человека всесильным, позволяет парить в небесах. Эндрю же казалось, что любовь под землю живьём вбивает, но до шеи. Голову оставляет снаружи, мол, ты жив, и ещё сколько-то проживёшь, но лучше бы умер. Восторг от ощущения невесомости прекрасен, но итог этого полета известен всем. Однако сейчас от этой «любви» зависят жизни обоих. Эндрю возвращается в пещеру и показывает Нилу банку. —Смотри, что Ваймак прислал тебе. Нил слегка поднимает голову, пытаясь разглядеть предмет в руках Эндрю. Целый час уходит на то, чтобы где уговорами и мольбами, где угрозами заставить Нила съесть весь бульон. Наконец, банка пуста. Он засыпает, и тогда Эндрю с жадностью набрасывается на свой ужин: галеты, которые рыжему посчастливилось добыть вместе с рюкзаком. В небе тем временем показывают сводку. Убитых нет. Эндрю осматривается в поисках подходящего для ночлега дерева и тут же соображает, что с этим покончено. По крайней мере на время. Не может же он бросить Нила одного на земле. Они вроде как влюблены, да и тот спас Эндрю, когда была возможность. Хотя даже ее тогда не было, лишь безрассудство Нила. Или все-таки что-то еще? Вопросы, мучившие Миньярда утром, с новой силой начинают впиваться в сознание, как комары, и оставлять на нем неприятные зудящие красные отметины. В этот раз блондину с трудом удается себя отвлечь. Эндрю ничем не замаскировал место, где они прятались на берегу ручья — да и как его замаскируешь? Он достает из рюкзака нож, кладет рядом с собой и заступает на дежурство. Температура быстро падает, и у Миньярда зуб на зуб не попадает от холода. Эндрю оглядывается — греться нечем. Костер разводить рискованно — место их остановки итак легко обнаружить. Оборачивается на Нила—а может…? Нет, нет, нет! Как он вообще мог подумать? Пусть они и безумно влюблены, но это… нет уж, это слишком. Но если вдуматься, зрители, увидев столь романтичную сцену, начали бы болеть за трибутов Дистрикта-12 еще более рьяно. Может, прислали бы наконец какие-нибудь лекарства. И все-таки залезать в спальный мешок к Нилу не хотелось. Такая близость была Эндрю… непривычна? Нет, чужда, опасна, неприемлема. Но что-то в умиротворенном сне рыжеволосого мальчика из Дистрикта-12, что-то в его стремлении защитить Эндрю так бескорыстно—мол, я подставлю свою спину вместо твоей, и мне ничего за это не нужно, и необязательно и дальше защищать меня, и у тебя всегда есть выбор, остаться или уйти— что-то не позволяло в нем сомневаться, опасаться его, оттолкнуть. Эндрю сдается и залезает к Нилу в спальный мешок. До чего приятно оказаться в тепле. Впрочем, Эндрю недолго им наслаждается, потому что скоро становится не тепло, а нестерпимо жарко. Нила лихорадит, а специальная ткань отражает его жар. Миньярд не знает, что делать. Понадеяться, что жар уничтожит инфекцию? Или, наоборот, вытащить Нила из мешка? Может, холодный ночной воздух пойдет ему на пользу? В конце концов Эндрю лишь кладет ему на лоб мокрый кусок сорочки, снова безжалостно оторванный от рукава. Вряд ли это поможет, но хотя бы не навредит. Ночью Эндрю то сидит, то ложится рядом с Нилом, снова и снова мочит ткань. Старается не думать о том, что одному было гораздо безопаснее. Теперь же он привязан к земле, не может позволить себе заснуть и должен ухаживать за тяжелобольным. Хотя ведь и раньше понимал, на что идет. Знал, что Нил ранен. Под утро организм Эндрю все же сдает, и он засыпает, сидя и опираясь на стену за головой Нила. Когда тот впервые открывает глаза после ночной лихорадки, Эндрю спит, забыв и о дежурстве, и о ранении своего союзника. Нил осматривается , не вылезая из мешка, и заметно паникует, не находя Эндрю в зоне видимости. Страх отпускает его, когда он запрокидывает голову назад и видит, что Миньярд здесь — живой, здоровый, не оставивший его. Нил пытается слегка размять конечности, онемевшие от долгого нахождения в спальном мешке. Ему кажется, что Эндрю спал там с ним, но все еще затуманенное после лихорадки сознание не позволяет определить, насколько достоверно это воспоминание. Однако при мысли об этом в груди колет, скребет, ноет. Еще пару дней назад Нил желал, чтобы Эндрю убили, лицемерно надеясь, что не придется делать этого самому. Однако вот он, Эндрю, здесь, в пещере, уже долгие часы пытается привести Нила в жизнеспособное состояние. Хотя, Джостен ведь тоже спас его. По правде говоря, Нил не был уверен, что подтолкнуло его совершить такой подвиг. Возможно, он просто не хотел, чтобы при нем снова убили человека. Возможно, так распорядилась сама вселенная. Для Нила было ясно одно: теперь Эндрю, промывавший его рану, Эндрю, тащивший Джостена на себе весь путь до пещеры, Эндрю, разговаривавший с ним на крыше, занял Нилу столько, сколько тот не в силах будет вернуть, даже если проживет целую жизнь после Голодных Игр. Эндрю теперь его союзник, хотя это слово кажется Нилу слишком тривиальным, приземленным для того, чтобы описать их взаимоотношения. Теперь, когда Эндрю спит на холодном камне рядом с ним, и Нил не может не засмотреться на то, как дрожат во сне его ресницы, как поднимается и опускается грудь под порванной сорочкой, их связь кажется больше, чем просто союзничеством, взаимовыгодой. Эндрю теперь его друг, и он ни за что не позволит ему погибнуть. Хотя, вероятно, возможности выжить не будет у обоих. Разглядывая черты лица спящего Миньярда, Нил и не заметил, как впервые за время Игр пошел снег. Он смотрит на еле светлеющее небо, и ему кажется, что снежинки на него чем-то похожи: такие же невесомые и холодные, целую жизнь летящие к неизвестности, застрявшие в медленном падении. Пропадут бесследно, расстаяв в лужах грязи или на чьей-нибудь ладони. И с Нилом так же будет. Спустя около получаса просыпается Эндрю. Оборачиваясь на него, Нил еле сдерживает улыбку. —Когда я проснулся, то подумал, что ты ушел,—только и может выговорить он. Миньярд сонно ухмыляется. Нил, моргая и смотря на него самым наивным взглядом, продолжает: —Я разволновался. —Волновался? За меня? Ты свою ногу давно видел?