if we survive the great war

– Хорошо, – говорит Нил. – И какое у нас расписание? – Эбби четыре часа учит одного из вас, как себя вести, а с другим я в это же время обсуждаю, что он должен говорить, – поясняет Ваймак. – Ты, Нил, начнешь с Эбби. Как Нилу ни трудно вообразить, чему он может четыре часа учиться у Эбби, у него нет ни одной свободной минуты. Они идут в его комнату, Эбби заставляет Нила надеть туфли и строгий костюм и начинает учить его правильно ходить. Когда с ходьбой наконец покончено, оказывается, что Нил и сидеть-то толком не умеет! То и дело норовит склонить голову вниз и не смотреть собеседнику в глаза. А потом еще жесты, улыбки... Улыбаться нужно почти непрерывно. Эбби по сто раз велит повторять всякие банальные фразочки, не стирая с лица улыбки. К обеду щеки у Нила подергиваются от перенапряжения. – Что ж, я сделала, что могла, – вздыхает Эбби. – Не забывай, Нил: зрители должны тебя полюбить. – Думаете, это возможно? – Нет, если ты будешь испепелять их взглядом. Прибереги свой гнев для арены, представь, что ты среди друзей. – Друзей! Да они ставки делают, сколько я проживу! – выпаливает Нил. – Значит – сделай вид! – прикрикивает Эбби, затем берет себя в руки и одаряет Нила лучезарной улыбкой. – Вот так. Видишь, я улыбаюсь, несмотря на то, что ты невыносим. – Очень убедительно, – говорит Нил. – Пойду есть. Нил сбрасывает туфли и шлепает в столовую босиком. Джостен, наконец, встречает Эндрю. Его лицо по обыкновению непроницаемо. Однако Ваймак выглядит вполне довольным, и у Нила появляется надежда, что вторая консультация выйдет удачнее, чем первая. Какая наивность! После обеда Ваймак ведет его в гостиную и, усадив на диван, хмурится. – Что такое? – не выдерживает Нил. – Пытаюсь понять, что с тобой делать. Как мы тебя подадим? Очаровательным? Чопорным и холодным? Яростным? У тебя самый высокий балл на тренировках. Публика заинтригована, но никто не знает, какой ты есть на самом деле. И от впечатления, которое ты произведешь завтра, напрямую зависит, сколько спонсоров я смогу для тебя заполучить. Нил много раз смотрел интервью с трибутами и понимает, что Ваймак прав. Если ты понравился публике – юмором ли, грубой силой или эксцентричностью, – это большой плюс. – Как будет вести себя Эндрю? Или это секрет? – С Эндрю дела обстоят достаточно сложно. Однако его саркастичность может зацепить, и полное отсутствие эмоций вызывает интерес. Он загадка для публики.– говорит Ваймак. /Для Нила Эндрю тоже загадка/ – А ты такой мрачный и озлобленный. – Неправда! – возражает Нил. – Да перестань. Не знаю, откуда взялся тот жизнерадостный, приветливо машущий ручкой парень с колесницы, только ни прежде, ни потом я его не видел. – А вы мне много дали поводов для радости? – возмущается Нил. – Тебе не надо нравиться мне, я не спонсор. Итак, представь, что я публика. Восхити меня. – Хорошо! – рычит Нил. Ваймак выполняет роль ведущего, а Нил пытается отвечать ему со всей любезностью, на какую способен. Точнее, не способен. Нил слишком злится на Ваймака. Как это все несправедливо! Почему он должен выплясывать как дрессированная собачонка на потеху тем, кого ненавидит? С каждой минутой злость Нила все сильнее прорывается наружу, и под конец он уже не говорит, а рявкает. – Ладно, хватит, – сдается Ваймак. – Будем искать другой вариант. Ты только выплеснул всю свою враждебность, однако так ничего толком и не сказал. Я задал тебе полсотни вопросов, и все еще не имею ни малейшего представления ни о твоей жизни, ни о твоей семье, ни о том, что ты любишь. О тебе хотят знать, Нил! Нила передергивает. Никто не должен знать о нем правду. – Я не хочу, чтобы они знали. У меня уже отобрали будущее! Я не отдам им своего прошлого! – Тогда ври! Сочини что-нибудь! Наконец-то! Врать—это то, что Нил умеет лучше всего. Ваймак добавляет: – Есть идея! Попробуй сыграть забитого провинциального мальчика. – Забитого? – повторяет Нил. – Ну да, изобрази, будто не можешь поверить, что тебе, простому мальчишке из Дистрикта-12, так повезло. Ты о таком и не мечтал. Повосторгайся костюмом, который сделал Эрнандес. Скажи, какие тут все милые, как тебя поразил город. В общем, если не хочешь говорить о себе, то, по крайней мере, сыпь комплиментами. Все время уводи разговор от себя. И захлебывайся от восхищения. Следующие часы проходят в сплошных мучениях. Сразу стало ясно, что бурные восторги у Нила не идут. Пробуют выставить его дерзким, но с гонором тоже напряженно. Для свирепого Нил слишком «субтильный». Он не забавный. Не выглядит загадочным. Не может изобразить робость. К концу консультации Нил вообще никакой. Под конец Ваймак не выдержал и начал пить, а его замечания стали еще более едкими. Нил умеет убедительно врать, однако изображать эмоции, которых у него нет—не его сильная сторона. – Я сдаюсь. Просто отвечай на вопросы и старайся не отравить зрителей своим ядом. Вечером Нил ужинает один в своей комнате. Заказывает гору всяких деликатесов, наедается до тошноты и расшвыривает тарелки по комнате, вымещая на них злость к Ваймаку, к Голодным играм, ко всему живому в Капитолии. Когда безгласая девушка приходит расстелить постель, ее глаза расширяются при виде такого погрома. – Оставь! – орет Нил на нее. – Оставь все как есть! Ее он тоже ненавидит за этот понимающий и укоряющий взгляд, который говорит, что Нил— трус, чудовище, марионетка в руках Капитолия, тогда и сейчас. Для девушки наконец свершится хоть какая-то справедливость: за то, что случилось тогда на сборе, Нил заплатит своей жизнью. Вместо того, чтобы уйти, девушка закрывает дверь и направляется в ванную. Приносит мокрое полотенце, заботливо вытирает ему лицо, стирает кровь с рук, порезанных осколками. Почему она это делает? Почему Нил ей позволяет? – Я должен был спасти тебя, – говорит он тихо. Она качает головой. Что она имеет в виду? Что он был прав, когда врал на допросах, чтобы защитить свою мать? Или она простила его? – Нет, должен. Целый час они убираются в комнате. Когда весь мусор собран и сброшен в утилизатор, Нил забирается в кровать, а девушка подтыкает ему одеяло, как пятилетнему. Потом уходит. Нилу хочется, чтобы она осталась, пока он не уснет. Чтобы кто-нибудь остался. Чтобы был рядом, когда он проснется. Он хочет защиты, того, что сам не сумел дать.

***

Утром вокруг Нила кружит группа подготовки. Уроки Эбби и Ваймака позади. Этот день принадлежит Эрнандесу. Он последняя надежда Нила. Возможно, ему удастся сделать его настолько неотразимым, что никому дела не будет до его слов. Группа работает с ним до самого вечера. Наконец входит Эрнандес, что-то неся в руках – вероятно, костюм Нила, из-за чехла нельзя разглядеть. – Закрой глаза, – приказывает он. Нил ощущает шелковистую ткань, скользящую по обнаженной коже, и тяжесть, опустившуюся на плечи. Он вслепую сует ноги в туфли. Пару минут на нем еще что-то одергивают и поправляют. Потом тишина. – Можно открыть глаза? – спрашивает Нил. – Да, – отвечает Эрнандес. Существо, которое Нил видит перед собой в большом зеркале, явилось из другого мира – оттуда, где кожа блестит, глаза вспыхивают огнями, а одежда из драгоценных камней. Костюм покрыт сверкающими самоцветами: красными, белыми, желтыми и кое-где, на самых краешках огненных узоров, голубыми. При малейшем движении Нила словно охватывают языки пламени. Какое-то время все просто стоят и любуются. – О, спасибо, – шепчет Нил. Эрнандес отпускает группу и просит Нила походить в костюме и туфлях. К ним и привыкать не надо, они гораздо удобнее, чем те, что приносила Эбби. – Ну, значит, к интервью ты готов? – спрашивает Эрнандес. По выражению его лица Нил догадывается, что он разговаривал с Ваймаком. И знает, какой Нил никудышный. – Хуже некуда. Ваймак назвал меня дохлой рыбой. Как мы ни пробовали, ничего путного не выходит. Мне не годился ни один образ из тех, что он предлагал. Эрнандес на минуту задумывается. – Почему бы тебе не быть просто самим собой? – Собой? Тоже не подходит. Ваймак говорит, я мрачный и враждебный. /А про свое прошлое и свою жизнь Нил не может сказать и слова./ – Пожалуй, да... если Ваймак рядом, – отвечает Эрнандес с улыбкой. – Я тебя таким не считаю. Группа тебя обожает, ты даже распорядителей Игр покорил. Что до обычных капитолийцев, то они только о тебе и говорят. Все восхищаются тобой. Восхищаются? Вот уж этого Нил не ожидал. – Когда будешь отвечать на вопросы, представь, что говоришь с другом у себя дома. А? У тебя ведь есть лучший друг? Друзей у Нила отродясь не было. – У меня нет друзей, – отвечает Нил, не задумываясь. – А как насчет меня? Ты не мог бы представить меня своим другом? – спрашивает Эрнандес. Стилист, безусловно, нравится Нилу больше всех, кого он встретил после отъезда из Дистрикта. – Да, наверное, но... – Я буду сидеть в первом ряду вместе с другими стилистами. Ты сможешь меня видеть. Когда тебе зададут вопрос, смотри мне в глаза и говори, что думаешь. – Даже если то, что я думаю, ужасно? – спрашивает Нил, зная, что так и будет. – В этом случае особенно. Ну как, договорились? Нил кивает. Это уже что-то. Хотя бы соломинка, за которую можно ухватиться. Пора выходить. Как скоро! Интервью проводят на сцене перед Тренировочным центром. Сейчас Нил выйдет из комнаты и всего через несколько минут окажется перед толпой, перед камерами, перед всем Панемом. У лифта Джостен встречается со всей группой Дистрикта-12. Бетси и ее команда славно поработали: Эндрю в черном, тоже расшитом языками пламени костюме выглядит потрясающе. Ваймака Нил избегает, но вежливо принимает комплименты от Эбби. Какой бы надоедливой и бесцеремонной она ни была, все-таки от нее меньше вреда, чем от Ваймака. Когда лифт спускается вниз, другие трибуты уже всходят друг за другом на сцену и рассаживаются полукругом. Интервью Нила будет последним. Как бы он хотел быть первым и поскорее отмучиться! Нет, ему сначала предстоит увидеть, как остроумны, забавны, скромны, яростны и очаровательны все остальные. К тому же, пока до Нила дойдет очередь, зрители устанут, как распорядители в прошлый раз. А у него даже стрелы нет, чтобы привлечь их внимание. У самой сцены к Эндрю и Нилу сзади подходит Ваймак и рычит: —Не забывайте, вы все еще пара друзей; ведите себя соответственно. Вот как! А Нил уж было думал, что они с этим покончили с тех пор, как Эндрю попросил готовить его отдельно. Видно, подготовка - одно, а игра на публику - совсем другое. Да и вести-то себя никак особенно не нужно: просто иди друг за дружкой и садись на свое место. Едва Нил ступает на сцену, дыхание у него учащается и кровь начинает стучать в висках. Он рад опуститься на стул: у него так дрожат ноги, что он боится упасть. Несмотря на вечер, на Круглой площади светлее, чем летним днем. Для особо важных персон амфитеатром установлены кресла; весь первый ряд занимают стилисты. Камеры будут обращаться к ним всякий раз, когда толпа станет восторженно принимать результаты их труда. Большой балкон на здании справа занимают распорядители Игр. Почти все остальные балконы оккупировали телевизионщики. Площадь и примыкающие улицы битком забиты народом. В каждом доме и каждом общественном здании по стране работают телевизоры. Не забыт ни один житель Панема, и отключений электричества сегодня не будет. На сцену выскакивает Кэти Фердинанд, ведущая. Она берет интервью у трибутов уже больше десяти лет, а выглядит такой же молодой, что даже жутко. Всегда одинаковое лицо, покрытое белым гримом. Одинаковая прическа. Тот же костюм. В Капитолии хирурги умеют делать людей моложе и стройнее. В Дистрикте-12, старость в почете, потому что многие умирают молодыми. Увидев пожилого человека, хочется поздравить его с долголетием и узнать секрет выживания. Толстякам даже завидуют - они не живут впроголодь, как большинство из резидентов Дистрикта. Здесь все по-другому. Морщины стараются скрыть. Круглый живот не признак успеха. Пустив пару шуточек, чтобы разогреть аудиторию, Кэти приступает к делу. На середину сцены выходит девушка- трибут из Дистрикта-1. Каждое интервью длится всего три минуты. По их истечении звенит звонок, и следующий трибут поднимается с места. Надо отдать должное умению Кэти показать любого трибута в лучшем свете. Она одобрительно кивает, подбадривает робких, смеется над неуклюжими шутками и своей реакцией привлекает внимание даже к слабым ответам. Нил сидит в грациозной позе, как учила Эбби, пока дистрикты сменяются один за другим. Второй, третий, четвертый. Все трибуты, похоже, строго придерживаются избранных образов. Здоровенный парень из Дистрикта-2 - безжалостная машина для убийства. Девушка с лисьим личиком из Дистрикта-5 - хитрая и изворотливая. Нил волнуется все больше, и даже присутствие Эрнандеса не успокаивает. Восьмой, девятый, десятый. Ладони мокрые от пота, и Нил не может их вытереть, костюм из драгоценных камней не впитывает влагу. Одиннадцатый. Теперь вызывают Нила Джостена, и он, будто во сне, встает, бредет в центр сцены и пожимает руку, приветственно протянутую Кэти. У него хватает такта не вытереть ее тут же о свой костюм. —Итак, Нил, Капитолий, должно быть, немало отличается от Дистрикта-12. Что тебя больше всего здесь поразило? —спрашивает Кэти. Что... что она говорит? Слова звучат в ушах, но не имеют для Нила никакого смысла. Нил отчаянно ищет глазами...Нет, не Эрнандеса, а Эндрю. Их взгляды смыкаются, и Нил представляет себе, что вопрос произносят его губы: «Что тебя больше всего здесь поразило?» Поразило, поразило... надо назвать что-нибудь приятное. Что? «Будь честным, - приказывает себе Нил. - Говори правду». /Непросто говорить правду, когда ты лгал всю жизнь./ —Тушеное филе барашка, —выдавливает Джостен. Кэти смеется, и Нил смутно слышит, что кое-кто в толпе тоже. — С черносливом? — уточняет Кэти. Нил кивает. — О, я сама уплетаю его за обе щеки. Кэти поворачивается боком к зрителям, прикладывает руку к животу и с тревогой спрашивает: — Не заметно? В ответ раздаются ободряющие возгласы и аплодисменты. В этом вся Кэти: всегда найдет способ тебя поддержать. — Да, Нил, —говорит она доверительным тоном, —когда я увидела тебя на церемонии открытия, у меня буквально остановилось сердце. А что ты подумал, увидев свой костюм? Эндрю поднимает бровь. —Вы имеете в виду, после того как я перестал бояться, что сгорю заживо? Взрыв хохота, неподдельного, со стороны зрителей. — Да, именно, —подтверждает Кэти. — Подумал, что Эрнандес замечательный, и это - самый потрясающий костюм из всех, какие я видел. Я просто поверить не мог, что он на мне. И не могу поверить, что сейчас на мне эта восхитительная. Вы только посмотрите! Пока зрители ахают и стонут, Эрнандес едва заметно показывает пальцем: покружись! Нил делает один оборот, вызывая еще более бурную реакцию публики. Одновременно чувствует, как подкачиваются ноги. —Не прекращай! — просит Кэти. — Придется. У меня все плывет перед глазами! — хихикает Джостен. Наверное, первый раз в жизни он ведет себя так легкомысленно, опьянев от страха и кружения. Кэти обнимает его рукой: —Не бойся, я тебя держу. Не позволю тебе последовать по стопам твоего ментора. Толпа дружно гикает и улюлюкает, когда камеры выхватывают Ваймака, прославившегося своим нырком головой вниз со сцены во время Жатвы. Ваймак добродушно отмахивается от операторов и показывает на Нила. —Все в полном порядке. Со мной он в безопасности, —уверяет Кэти зрителей. — А что насчет твоего балла за тренировки? Одиннадцать! Не намекнешь, как тебе удалось получить столько? Чем ты отличился? Нил бросает взгляд на балкон с распорядителями Игр и прикусывает губу. —А-а... все, что я могу сказать... думаю, такое случилось впервые. Все камеры наставлены на распорядителей, которые, давясь от смеха, кивают в знак согласия. — Ты нас мучаешь! — говорит Кэти так, будто ей и впрямь больно. — Подробности! Подробности! Нил поворачивается к балкону. — Мне ведь лучше не рассказывать об этом? Мужчина, упавший в чашу с пуншем, кричит: —Нет! — Спасибо, — говорит Нил. — Мне жаль, но ничего не поделаешь. Мой рот на замке. Звенит звонок. - Жаль, но наше время закончилось. Удачи тебе, Нил Джостен, трибут из Дистрикта-12. После того как Нил занимает свое место, аплодисменты еще долго не смолкают. Нил снова смотрит на Эндрю, который вот-вот сам отправится на разговор с Кэти, и встречается с ним взглядами. Первая половина интервью Эндрю пролетает для Нила как в тумане, ясно только, что у Миньярда не очень-то получается завоевать зрительские симпатии: толпа не издает почти ни единого звука. Эндрю продолжает смотреть на Нила с того момента, как сел в кресло напротив Фердинанд. Нил вполне приходит в себя, только когда Кэти задает Эндрю вопрос о его добровольном желании стать трибутом. — Давай остановимся на Жатве, на том моменте, когда назвали имя твоей сестры, — предлагает Кэти, — и ты объявил себя добровольцем. Ты не мог бы рассказать нам о ней? Во взгляде Эндрю читается: «Нет. Ни за что. Только не вам». — Ее зовут Амалия, мы близнецы. Тишина становится напряженной и тягостной. — Что она сказала тебе после Жатвы? — спрашивает Кэти. — Она просила меня очень постараться и победить. Зрители, замерев, ловят каждое слово. — И что ты ответил ей? — мягко направляет Кэти. Эндрю овладевает ледяная твердость. Мускулы напряжены, словно готовятся к схватке. Когда он открывает рот, голос звучит на октаву ниже: - Я поклялся, что постараюсь. Нил ощущает холод Эндрю каждой клеткой кожи. Он видит, что о сестре Миньярд говорит без особой любви, но почему-то верит в его обещание постараться. Нил отчасти понимает, почему в голосе Эндрю не распознается братской привязанности. Нил знает кое-что о семье Миньярда, о матери, избивавшей близнецов до потери пульса. Эндрю стоило, нет, он был обязан стать тверже, чтобы защититься и защитить Амалию. Сейчас, слыша то, как Эндрю говорит о данном сестре обещании, Нил начинает догадываться, что произошло с матерью близнецов. Одно ясно точно: детство Эндрю протекло в борьбе с собой и светом. Лучшие свои чувства он хоронил в глубине сердца: они там и умерли от руки своего владельца. От этой руки умрет и Джостен.