Когда Он Слышит

Понимает, но через несколько дней хватает Андрюху за руку в коридоре отеля. — Пойдем? — Мих… — Пойдем, ты сам говорил, что тебе без разницы, с кем, если без чувств, пойдем, Андрюх? — Не, Мих, давай не будем, — Андрей отводит взгляд, и даже дёргает подбородком в попытке повернуться куда-то в сторону номера, где сидят ребята. Мишина рука, до того обхватывавшая плечо Андрюхи, безвольно соскальзывает вниз, и он делает шаг назад, но обида, почти детская и такая горючая внутри заставляет его вскинуть голову. — Да я тоже могу, ну, если тебе надо, чтобы я, ну это, — он понижает голос. — Как ты скажешь, блин, Князь, ну чем я хуже, а? — Да ничем ты не хуже, Миш, — согласные меняются и обреченная нежность сквозит в голосе Андрюхи, но Горшок слишком ярко горит в своей обиде, чтобы заметить чужую. — Да если тебе надо, чтобы не как в прошлый раз, чтобы ну, я тебя, наоборот короче, — Миша отмахивается в воздухе тяжелой лапищей. — Ну ты понял, блин. Если тебе… — Горшок, уймись, — они друг друга не слышат, впрочем, как и всегда, Андрей не понимает, откуда столько рвения, Миша не осознает причину отказа. — Не в этом дело. — А в чем? Сам же говорил, что тебе трахаться, ну, и без любви нормально? Или ты это, Реника, ну, того? — Нет, Мих, — и он вздыхает тяжело, но боясь, что Миша продолжит, не дает себе времени на размышления, покрепче сжимает губы на долю секунды и закрывает глаза. — Мне без любви нормально, а с любовью такой вот, односторонней, нихуя. — Я ж, — краснея, Миша еще шаг назад делает, понимая, что его раскрыли, что пока он думал, что не палится, Андрей увидел все, даже то, чего сам Горшок старался не видеть. Одно Миша упустил, Князь не обвинял, а признавался. — Да че ты-то? Не понял за столько лет? Я за тобой в притоны лазил, во всех тетрадях тебя рисовал, Мих, да я с реставрационки еще в это вляпался! Все в армии телок рисуют, а я, блять, Горшка. Только с Рене нормально, понимаешь, никаких чувств, потрахались, и разошлись, а с тобой, хули, пару раз поебаться, чтобы, когда тебе надоест, разосраться и похерить группу? Девать мне эти чувства некуда, Мих. А если еще и ты, блин, так близко, то совсем кабзда будет. Понимаешь? — Да я же это, Андрюх, — Мишина голова гудела теперь от полного непонимания. Андрей его вроде только что обвинил в чувствах, а потом сам признался, а результат один – никакого продолжения. — Да что я, один что ли такой для твоих экспериментов, а? — Да каких, блин… — Ладно, Мих, давай без обид. Мне тогда понравилось все, заебись было. Только я, Мих, не могу так, я потом совсем не выберусь из этих чувств. Ты не обижайся, лады? — Угу… И с ритмом удаляющихся шагов Князя внутренняя мелодия понимания развивается от вступления до рефрена: «а я, блять, Горшка», и Миша как зомби идет обратно в номер к Саньку, пьет из горла сомнительный коньяк и смотрит, слыша сквозь пелену чужие разговоры, в стену. — Блять… Бля-ать! До Михи доходит, поздно, слишком поздно, но доходит, и он как псих срывается из номера, бежит к Андрюхе, чтобы успеть достучаться. — Андрюх, открой! Ответом картонные стены отеля выдают сдавленные стоны, задушенные, закусанные, тихие, и Миша слышит, как партией тарелок барабанной установки тяжелая пряжка расстегнутого ремня бьется в гипсокартон очевидным ритмом. Ритм ускоряется, громче становятся стоны, и это уже почти гадко, но Миша стоит, парализованный, и очевидно осознает, что происходит за закрытой дверью номера. Стучаться бесполезно. Но, кажется, сегодня ему совсем не везет, потому что уже развернувшись спиной к двери, он слышит из-за нее хриплый смех Санька: — Ебать, да тебя прет, когда он слышит, да? Пиздец, Андрюха, ты попал… На большее даже Мишиной выдержки не хватает: возвращение в номер похоже на невесомость открытого космоса: руки и ноги не слушаются, а пространство будто не поддаётся привычным законам. Гадко то, что Миша теперь все понимает: и чувства Андрея, и свои и даже причину выбора Реника, не понимает он одного, что делать в таком очевидном бреду, когда он только что отпустил Андрюху своим сраным «угу», а потом пришел под дверь слушать, как тот трахается с осознавшим все Саней.