Счастливый принц

      Андрей поднял глаза к потолку. Ему на днях кто-то из старшекурсников рассказывал, что в этом лофте он «просто пиздец какой атмосферный».       С высокого потолка на него смотрела скульптура плывущего в неоновом свете Давида — на вид метров пятнадцать-двадцать в длину. «Будет забавно, если именно сегодня она упадёт на всех нас», мрачно подумал Андрей, взглядом скользнув по головам танцующих студентов. Парни и девушки общались, пили, танцевали и смеялись. Кто-то застенчиво жался по углам; кто-то, как и он сам, весь вечер не вылезал из-за барной стойки: он не пил, не пил вообще почти никогда, но и общаться никакого желания не было; танцевать — тем более, хоть Полина и пыталась уже раза четыре вытащить его на танцпол. Валера же ушёл танцевать сразу после того, как они переступили порог лофта, и больше рядом с ним не появлялся: на вечеринку должна была прийти девчонка с четвёртого курса юридического, на которую он положил глаз ещё в прошлом семестре, но всё никак не решался подойти. Она не была любительницей дискотек, нигде помимо здания универа выцепить её возможным не представлялось, а поэтому вопроса идти или не идти сегодня перед ним даже не стояло. Андрей уже несколько раз пожалел о том, что дал уговорить себя прийти за компанию. Когда «Андрюх, ну ты чё, один дома сидеть будешь, что ли, пока все тусуются?» не сработало, в ход пошло коронное (и, как оказалось, беспроигрышное) «И чё, ты вот даже не сделаешь исключение для лучшего друга? Ну не одному же мне идти». Один Валера здесь не был бы точно — он за два с половиной года учёбы в Москве успел познакомиться с большим количеством людей, чем Андрей за всю свою жизнь длиной в почти двадцать один год.       Люди, как правило, находили его сами. Взять вот даже Валеру — он сам написал ему (хоть и в школе они особо не общались), когда узнал, что они поступают в один вуз, сам предложил вместе снимать квартиру и начал делиться с ним всяким во время их ночных разговоров на кухне за сигаретой. Поначалу Андрею казалось, что жизнь с Валерой будет сущим адом: он активный, громкий и никогда не слышал о личном пространстве. На удивление, вышло иначе. Как раз за их ночными разговорами Андрей и увидел в нём нечто большее, нечто близкое ему самому: Валера тоже много рефлексировал, тоже не до конца имел представление о своём месте в этом мире и тоже часто делал вид, что всё это совершенно не так. У них были схожие проблемы в отношениях с родителями и девушками (и парнями — в случае Андрея). Валере он признался легко: в один день бросил как бы невзначай «Не только девчонки». Это было в самом начале, они тогда только-только стали сближаться, и казалось, что лучше оборвать эту дружбу в зачатке, если выяснится, что у Валеры есть какие-то проблемы с этой частью биографии Андрея. Но Валера тогда только пожал плечами, на миг оторвавшись от горла бутылки пива, и сказал: «Ладно, мне пох». Не стал шутить или уточнять, что сам он не из «таких» — вообще больше ничего не сказал, и Андрей мысленно выдохнул. Время показало, что Валере и правда было абсолютно всё равно.       Впрочем, за два с половиной года у них и не было больше поводов возвращаться к этой теме: у Андрея на уме был лишь один человек, а если быть точнее, то лишь одна девушка, которая по совместительству была ещё и его преподавателем по уголовному праву. Ирине было тридцать. Она была красива, добра и умна.       А ещё она выходила замуж, как выяснилось сегодня.       Андрей чувствовал себя идиотом: он больше двух лет жил мыслью о том, что всё может получиться. Что же она тогда имела в виду, когда Андрей признался ей в чувствах, а она сказала, что они смогут вернуться к этому разговору после окончания им университета? Она же сама добавила его в друзья в соцсети, сама написала. Сама предложила перейти на «ты» при общении один на один. Он как дурак весь день перебирал в голове каждое их взаимодействие, пытался уцепиться хоть за что-то: может, она в какой-то момент дала ему понять, что ничего не выйдет, а он и не заметил? Но на ум приходили лишь тёплые улыбки, ночные переписки и лёгкие касания — она ведь и в самом деле довольно часто его трогала — ладонь скользила то по его плечу, то по руке. На это обратила внимание даже Полина, спросившая у него как-то «Ты же в курсе, что наша Иришка Сергевна на тебя запала?». Он тогда лишь покраснел и отмахнулся, но её слова не выходили у него из головы ещё целый семестр. Получается, просто показалось? И ему, и Полине? Но девчонки как будто лучше понимают друг друга и видят, когда у одной из них есть чувства к парню, разве нет?       Когда Полина с утра показала ему сторис от Ирины с кольцом на безымянном пальце, он подумал, что это какая-то шутка.       Андрею было не пятнадцать, а поэтому он даже про себя не додумался бы сказать, что сегодня разрушилась его жизнь. И всё же, ощущение почему-то было схожее. Хотелось кричать о несправедливости. Ему ведь и правда казалось, что его надурили, причём надурили по-крупному. Он злился так сильно, что к концу четвёртой пары, которую высидел только чудом, был готов идти на третий этаж разбираться с Ириной — хотя бы просто спросить, в самом ли деле он себе всё надумал; послушать, что она ответит. Валера тогда оказался рядом и почти насильно вывел его из здания на улицу и всунул в пальцы сигарету.       — На тебе лица нет. Распугаешь там всех к чертям собачьим, — сказал он тогда. — На, кури давай.       — У меня пара сейчас, — прохрипел Андрей, затянувшись.       — Не убежит никуда твоя пара. Потом у Полины своей спишешь или чё там тебе надо. Успокойся только. Пошла она нахрен.       Андрей тогда Валере только кивнул, но стоило тому уйти, как он развернулся на носках, выкинул сигаретный бычок в мусорное ведро и быстрым шагом направился обратно в здание универа. Взбежал на третий этаж. Голова жутко гудела. Ирины в аудитории не оказалось, а единственная сидящая у двери девушка в ответ на его вопрос взглянула на него как-то испуганно и пробормотала лишь «Сказала, что ей сегодня пораньше надо уйти».       Сейчас он был уже скорее благодарен за то, что так вышло: днём он и правда был на взводе. Взрослые разговоры в таком состоянии не ведутся. На весь лофт играл ремикс на «Mary On A Cross» из тиктока, а на Андрея косо поглядывал бармен, очевидно недовольный тем, что он уже дважды отказался от выпивки. Смерив его тяжёлым взглядом и дождавшись, пока тот отвернётся, Андрей вздохнул и оглянулся. Валера весело пританцовывал рядом с той самой девчонкой с четвертого курса — Кристиной. Кристина говорила своей подруге на ухо что-то, из-за чего та то и дело кидала взгляды на Валеру. Довольными они при этом не выглядели. Судя по всему, полный провал на любовном фронте поджидал сегодня не одного Андрея. Мысль эта никакого комфорта не приносила, а редкие целующиеся на танцполе парочки вызывали лишь желание закатить глаза.       Грустить под танцевальную музыку могло показаться сложной задачей, но Андрей с ней справлялся на пять с плюсом. Задумчиво крутя в пальцах стакан с водой, в котором переливался фиолетовый свет от неоновых ламп, Андрей не сразу обратил внимание на то, что его звали. Когда Полина со смехом кинулась ему на шею, он вздрогнул.       — Ты чего? — криво улыбнувшись, спросил он, повернув голову.       Полина взмахнула своими иссиня чёрными волосами, приблизилась к его лицу, чтобы её было слышно, и сказала:       — Я говорю, ты сейчас в этом стакане дыру просверлишь! Пойдём танцевать.       Андрей отвернулся и понуро покачал головой.       — Не, — сказал он. — Я тут ещё посижу.       Вздохнув, Полина обняла его за плечи и прижалась щекой к его виску.       Он знал, что нравился ей. Казалось, что это знали абсолютно все, кто видел их вместе хоть раз. Кто-то даже был уверен в том, что они встречаются — это ему сказала уже сама Полина. Андрей все два с половиной года был так увлечён мыслями о другой, что Полину даже поверхностно не рассматривал в качестве девушки. Может быть, мрачно думал он, пора уже просто отбросить всё и пойти туда, где проще? Вот только проще он никогда не любил. А Полина всё-таки заслужила больше, чем стать пластырем для его израненной души. Но сейчас было так приятно быть просто нужным, что…       Он снова покачал головой, потерев глаза.       — Я пойду выйду, — сказал он, резко поднявшись со своего места и тем самым заставив Полину убрать руки с его плеч.       — Курить?       — Ага.       — Я с тобой.       Не успели они сделать и несколько шагов, как мимо них, едва не сбив их обоих с ног, в сторону выхода пронеслась группа парней с радостными криками.       Андрей нахмурился, закрыв собой Полину.       — Приехали, видимо, — сказала она Андрею на ухо, подхватив его под локоть.       — Кто приехал? — спросил Андрей, силясь разглядеть происходящее у выхода, но перед глазами то и дело мельтешили головы других студентов.       — Да это Суворов с компанией.       Андрей нахмурился ещё сильнее.       А затем толпа загудела и расступилась, и перед ними оказался Суворов Марат во всей красе: неизменно улыбающийся, с хитрющими глазами, которые в этом освещении были похожи на омуты. Андрей как-то раз заходил на его страницу в соцсети — глаза у Марата были всё-таки зелёно-карие, а на солнце отливали медовым. Что-то в его образе в целом было кошачьим, плавным и хищническим. Андрей не мог периодически на него не заглядываться — что, впрочем, не было редкостью на их факультете.       Марата знали все. Кто-то меньше, кто-то больше, но имя было на слуху у всех. Не последнюю роль в этом играл тот факт, что отец у Марата был важной шишкой в мире бизнеса и политики, а сам Марат был типичным представителем золотой молодёжи: катался на дорогой тачке, появлялся в универе тогда, когда ему того хотелось, не пропускал ни одну тусовку и, казалось, не имел за душой абсолютно ничего. В той же соцсети у него не было чего-то, за что можно было бы зацепиться — это была страница человека, у которого на уме одни вечеринки и цацки. Андрей как-то гуглил его биографию, там было сказано, что он родился в Казани и прожил там до десяти лет перед переездом с отцом и матерью в Москву (Андрей с мамой и сестрой в Казань переехал в пятнадцать), обучался и музыке, и языкам (трём), и фехтованием занимался, и даже бальными танцами в раннем детстве (это оттуда плавность в его движениях?), но свидетельств этому Андрей не находил нигде. Ни в каких выступлениях в универе Марат участие не принимал, оценки в том числе и по языкам, по словам старшекурсников, у Марата были довольно посредственные, и это учась на факультете международных отношений. Последнее Андрея забавляло особенно сильно — это такая любовь к дипломатии (верилось слабо) или нежелание вообще что-либо делать в этой жизни самостоятельно? Папа же со всем поможет.       Впрочем, если говорить прямо, Андрею всё-таки не было никакого дела до Марата: он гуглил его лишь однажды, в соцсети к нему тоже никогда специально не заходил после того раза ещё в начале первого курса, когда имя Марата было вообще везде, в том числе и в СМИ: он тогда закатил вечеринку, которая оказалась на главных полосах всех отечественных новостных лент с пометкой «Сенсация!». После того раза таких выходок не было (Марат стал осторожничать с инфоповодами? Получил нагоняй от отца?). Андрей не видел смысла себе врать: внешне Марат был полностью в его вкусе, смотреть на него было приятно. У него был красивый профиль, аккуратные черты лица: чувственные губы, точёная линия челюсти, тёмные глаза, взгляд которых был обжигающим, каким-то непередаваемо чарующим. Втайне Андрей понимал всех этих девчонок, что вечно вешались ему на шею, и спасало его лишь то, что одной только симпатичной внешности ему никогда не было достаточно. А было ли у Марата хоть что-то ещё? За годы учёбы они разговаривали от силы раз, когда Марат спросил у него, где находится какой-то там кабинет. Андрей тогда ещё удивился, это же Марат учился на курсе старше. С другой стороны, учитывая его нежелание ходить на пары, наверное, ничего такого не было в том, что он даже не знал, где находится аудитория.       Марат не успел отойти от входа, как его со всех сторон облепили.       Было почти жутко смотреть на то, как и девчонки, и парни пытались коснуться то его руки, то плеча, то спины, словно каждый желал оторвать себе кусок.       — Пойдём? — Полина потянула Андрея за руку, вложив в его ладонь свою.       Андрей медленно кивнул, ещё какое-то время не сводя глаз с Марата, одногруппники которого быстро втянули его в свой круг. Сейчас уже из колонок играл какой-то современный кавер на песню Меладзе — девчонки всех возрастов сходили от неё с ума. Губы Андрея непроизвольно тронула слабая улыбка, когда Марат начал двигаться в такт музыке — гибкий, уже привычно кошачий в своей полупрозрачной тёмно-синей рубашке, плотно облегающей торс и плечи. Он выглядел как принц. Уверенный, красивый, совершенно беззаботный. Когда он вдруг поднял взгляд — всё такой же цепкий и выразительный, и их с Андреем глаза встретились, сердце у Андрея в груди забилось быстрее, и он от неожиданности сильно сжал руку Полины в своей. Уголки губ Марата слегка приподнялись, а во взгляде появилось что-то ещё, что-то совершенно Андрею незнакомое. Марат перевёл взгляд на Полину, и Андрею почему-то захотелось выпустить её ладонь из своей, но он не стал. Затем глаза Марата снова вернулись к нему. Он задумчиво посмотрел на Андрея и ещё раз коротко, едва уловимо улыбнулся, и отвернулся. Андрей сглотнул, почувствовав, как запылали щёки. Благо, при таком освещении различить у него на лице румянец было бы невозможно. Пульс у него отчаянно стучал в висках.       — Ты его знаешь? — спросила Полина.       — Кого? — прохрипел он.       — Марата.       Помолчав, Андрей отрешённо мотнул головой. Он чувствовал себя как в бреду.       Ладонь у него вспотела, и он аккуратно вынул её из Полининой.       Уже на выходе Полину утащила чем-то сильно озадаченная Даша — её подружка из их группы. Полина поджала губы, но всё-таки позволила увести себя в сторону уборных. Андрей успел выцепить из Дашиного эмоционального монолога только что-то вроде «Ты даже не представляешь, что он мне сказал!».       Андрей выдохнул. Ему было необходимо остаться хотя бы на пару минут наедине с собой.       В гардеробе он забрал своё пальто, на улице накинул его на плечи, не застегивая, и вдохнул полной грудью морозный зимний воздух, подняв глаза к небу. Кроме него у входа в лофт не было больше никого.       На часах был уже первый час ночи. С утра ему вставать в семь тридцать. Было подозрение, что из всей группы на первой паре в субботу после тусовки в универе будет только он и их староста, Юля. Кто-то в лофте ещё в шутку предложил написать преподам, чтобы не приходили, отоспались. А после пар у него работа. И завтра тоже работа.       Он подумал про Марата — наверное, здорово было хотя бы иногда отключаться от этого всего полностью, зная, что у тебя есть опора, что в холодильнике в любом случае будет что поесть, и тебя не выставят на улицу за неуплату аренды. Но завидовать по-настоящему не выходило: Андрей понятия не имеет, как жить, не стремясь постоянно к тому, чтобы улучшить свои условия, как не хотеть работать, как не достигать целей. Как постоянно не преодолевать себя? О чём бы он мечтал, будь ему дано всё на блюдечке? Чем бы занимался? Тоже тусовался и радовался жизни? А радовался ли жизни Марат? Были ли тусовки и в самом деле такими весёлыми, как могло показаться со стороны? Были ли у него друзья? Любимый человек?       Сердце у Андрея заныло. В мыслях снова всплыло лицо Ирины. Он чиркнул зажигалкой. Закурил.       Затем дверь рядом с ним резко распахнулась, и из неё с недовольным видом вылетел Валера — и правда «Турбо», подумал Андрей. В прошлом году Валера ему рассказал о том, что его отец в конце восьмидесятых-начале девяностых был частью одной из казанских группировок — именно он и привил ему привычку давать клички всем подряд. Так Валера ещё в начальной школе стал Турбо. Андрею досталось «Пальто».        «Я тебя просто с восьмого класса ни в чём кроме пальто и не видел. Ты хоть раз в жизни куртку надевал?», — спросил его как-то Валера.       — Блядь, — красноречиво заявил он, поджав губы и криво натянув на голову шапку.       Раскрасневшийся, злой.       — Чего у тебя стряслось? — спросил у него Андрей, уже зная ответ. Протянул Валере пачку сигарет.       Валера с благодарностью кивнул и мотнул головой. Несколько раз не смог зажечь зажигалку — такой он был подавленный.       — Да не спрашивай даже. Херня какая-то. Пришёл этот, и всё, её как ветром сдуло. Заглядывают ему все в рот как дурочки. Ничего больше не видят перед собой.       Андрей задумчиво кивнул, выдыхая изо рта дым.       Они отошли на пару шагов от входа.       — Я вот не понимаю, Андрюх, а ты понимаешь? Неужели это вот всё из-за денег? — горячо спрашивал у него Валера севшим голосом. — Они вот серьёзно из-за денег готовы на это всё? Ну он же… Ну что ещё в нём найти-то можно?! Разве красивый пиздец? Да обычный. Не Брэд Питт точно! Ростом ещё мне по колено. Ну вот что? Умный он, что ли? Да вроде тоже нет!       Андрей откашлялся и коротко провёл языком по губам, отведя взгляд.       — Ничего, — наконец сухо сказал он то, что Валера хотел услышать. — Симпатичная мордашка, да и только. — Андрей делано равнодушно пожал плечами. — Дело в деньгах.       Он не стал говорить о том, что в Марате всё же было что-то манящее — это не то, что Валере сейчас было нужно. Валера был его другом — не Марат.       Валера снова качнул головой и шмыгнул носом.       — Пиздец. Интересно, он сам-то хоть понимает, что не будь у него такого папы, то хрен бы хоть одна девчонка на него посмотрела? — Валера закурил, тяжело дыша от досады. Куртка у него болталась на плечах.       Андрей промолчал. Протянул руку, похлопал его по спине.       Валеру едва не трясло.       Андрей повернул голову и уже хотел было сказать ему, чтобы не переживал, всё пройдёт; повторить его же, валерины, слова: «Да пошла она нахрен». Именно в этот момент его взгляд зацепился за фигуру у входа. Его словно окатило ушатом ледяной воды.       У входа в лофт, в двух шагах от них, стоял и задумчиво курил Суворов Марат.