
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
О произошедшем с Эдуардом Делакруа незадолго до его попадания на "Зеленую милю".
Часть 1
20 января 2024, 04:49
- Каджун Круа уезжает! Каджун Круа уезжает! – весело кричала свора мальчишек, бегая по железнодорожной станции вокруг невысокого лысоватого человека лет пятидесяти с несколько испуганным, блуждающим взглядом. Тот в несколько сконфуженной позе сидел на лавке и, махая на них руками, поправлял, и в его словах явно слышался французский акцент:
- Я не Круа, а Делакруа! А зовут меня Эдуард!
- А нам все равно! – провозгласил один из них. – Хоть Жан Пьер! Тебя все равно никуда не возьмут на работу! Французов не любят так же, как негров и индейцев!
- Возьмут! – несколько обиженно проговорил Делакруа и решил не обращать внимания на мальчишек, один из которых был почти его соседом. Эдуард проживал в захудалом домишке, доставшемся ему от матери, на самом отшибе французского квартала в Новом Орлеане, а мальчишка – через дом, где начинался уже Эспланада-Ридж.
Пожалуй, паренек преувеличил: французов в штате Луизиана действительно в целом недолюбливали, но в куда меньшей степени, чем цветных. Точнее сказать, это были даже не французы, а французские канадцы из колонии Акадия (от названия которой и появилось производное «каджун»), постепенно осевшие в Луизиане двести лет назад; они не стали смешиваться с потомственными британцами, сохранили свой язык и культуру. Многие из них и английский едва знали, ровно на том уровне, чтобы поверхностно изъясняться с представителями других национальностей. Жили каджуны в отдельных, французских кварталах, что были в каждом городе, как и афроамериканские и индейские гетто.
***
Мальчишки уже давно разбежались, а щуплый Делакруа все еще сидел на станции и задумчиво смотрел на проезжавшие мимо поезда. Почти месяц прошел с того момента, как его выгнали с работы на лесопилке: Эдуард неправильно положил одно из бревен, которое в итоге упало и придавило ногу одному из рабочих. К счастью, травма оказалась несерьезной, и пострадавший через несколько недель готов был бы вернуться на свое место, но Делакруа все равно выгнали, сказав, что вороны им тут не нужны. Эдуард и вправду был не самым внимательным работником для места, где необходим порядок, к тому же с самого детства тугодумным и довольно хилым. Единственная его родственница, оставшаяся в живых – тетка по матери – недоумевала, как это так он просуществовал до своих лет; и ведь не сидел на чьей-либо шее, почти все время работал! Как только Эдуард устроился на лесопилку, главный бригадир сразу раскусил, что этот каджун ни за что не полезет на верх дерева, но таки решил обучить его пилить крупные бревна. Правда, и здесь бригадир ошибся: Делакруа дрожал, словно осиновый лист, как только прикасался к бензопиле, и если ему все же удавалось совладать с собой, он все равно пилил бревна очень медленно, гораздо медленнее, чем остальные новички, оказавшиеся на лесопилке. Благо, появился другой работник, быстро обучившийся многим премудростям, а Эдуарда все же оставили просто перетаскивать бревна, так как на лесопилку в тот момент очередь из желающих почему-то не выстраивалась, и это было несколько странно: во время Великой депрессии люди, когда на раз-два могли остаться без работы, цеплялись за любую возможность приткнуться хоть куда-нибудь, и поэтому на лесопилке все места давно должны быть уже заняты, но именно лесопилку Джеффриса, находящуюся неподалеку от Нового Орлеана, как-то обходили стороной. Только по этой причине Делакруа там задержался почти на месяц, правда, даже с порученной работой он справлялся не очень хорошо из-за физической слабости, а упавшее бревно стало и вовсе последней каплей терпения бригадира. К счастью, освободившееся место не заставило долго себя ждать, и на него стали метить сразу же два молодца, а еще чуть позже с занятостью на лесопилке и вовсе все устаканилось, настолько, что пострадавшего от падения бревна вряд ли приняли обратно. После неудачи Эдуард вернулся в родной французский квартал в Новом Орлеане и еще раз попытал счастье в поиске работы, но безуспешно. Родных у него не было, кроме старой одинокой тетки, живущей в Норко, и надеяться следовало только на себя. Да и из любого утюга кричали, что мужчине в солидном возрасте стыдно сидеть на чьей-либо шее, а подобные среди знакомых водились, например, соседа Мишеля Жеро обеспечивала супруга. Поэтому Эдуард решил поступить, как многие другие – путешествовать по городам штата, ведь так с большей долей вероятности можно найти заработок, пусть даже и временный. Как раз с временными ему поначалу везло: в первый месяц поездок он получил двадцать долларов в Баутте, тридцать – в Парадисе. Работы попадались сдельные, и их было много: то что-либо перенести, то покрасить (хотя хозяевам не понравился Делакруа в качестве маляра, но они заплатили вперед, и горе-маляр успел свинтить). Были подработки и на фермах. Обрадовавшись, Эдуард решил, что деньги всегда будут так легко появляться и довольно быстро растратил их на всякие вкусности и выпивку. Увы, потом для него вообще перестало находиться что-либо, и он, будучи на мели, простаивал в очередях за бесплатной едой. Через некоторое время удача снова стала благоволить Делакруа; в городке Лулинг он устроился на постоянную работу садовником к богатой вдове миссис Флетчер и поселился в ее же доме в небольшой подсобке. Эта дама содержала еще пансион для небогатых людей, находившийся неподалеку от ее особняка, и предложила Эдуарду поработать еще там дворником. Жалование было, конечно, небольшое, но Эдуарду нравилось, что можно трудиться всего несколько часов в день, а в оставшееся время, например, наблюдать за уточками, плавающими в озере неподалеку. Постепенно Эдуард познакомился со всеми обитателями пансиона, коими были: 60-летняя консьержка мисс Ньюз, пожилая супружеская чета Смит, семейство Гарнер, состоящее родителей средних дет и двух десятилетних сыновей-близнецов, одинокая пожилая вдова миссис Джоэл, мать и дочь-подросток Дэвисы, 50-летний мистер Нейвор и 21-летняя мисс Мерфи. Делакруа симпатизировал почти всем жителям, разве что миссис Дэвис казалась ему крайне взвинченной женщиной, а ее дочь Кэролайн – дикой и несколько грубоватой. Но больше всех ему нравилась хрупкая мисс Лорейн Мерфи, школьная учительница, красивая белокурая голубоглазая девушка, напоминающая Эдуарду ангела, спустившегося с небес. Еще Лорейн была доброжелательна и приветлива, при встрече всегда улыбалась. Они друг с другом не разговаривали, только здоровались, и Делакруа стал думать, как бы узнать ее поближе; он воображал, как знакомятся донжуаны, да и вообще уверенные в себе мужчины. Сам Эдуард не принадлежал к их числу, так как не был популярен среди женского пола даже во времена молодости. Если кто-нибудь и проявлял к нему интерес за неимением лучшего, то эти отношения, как правило, все равно долго не продолжались; да относились к нему эти женщины, в общем, довольно пренебрежительно. Однажды, когда Эду было восемнадцать лет, возлюбленная вероломно его бросила, и он затаил на нее смертельную обиду, которая жгла его по сей день.***
В один прекрасный вечер Делакруа, убравшись во дворе, сел отдохнуть. Тут вдалеке он увидел Лорейн, идущую к пансиону. Довольно кстати он вспомнил свой последний косяк на лесопилке, заботливое кружение поварих вокруг пострадавшего рабочего в тот момент и… уронил себе на ногу кирпич, лежавший возле старенького неработающего фонтана. - Ой! – закричал он и схватился за ушибленную ступню. – Ой-ай-ой! И стал смотреть в сторону Лорейн. Он верил, что такая милая и добрая девушка не сможет пройти мимо раненого. Лорейн, которая к этому моменту достаточно приблизилась для того, чтобы понять, что дворнику пансиона требуется помощь, тут же бросилась к Делакруа. - Что случилось? – тревожно спросила она, осматривая его ногу. – Вы сильно ушиблись? - Да, мне на ногу упал кирпич, - немного плаксивым голосом признался Эдуард и, сняв ботинок, показал ушиб. Лорейн стала оглядываться, чтобы найти место, откуда он упал, и увидела несколько кирпичей, лежащих на старом фонтане. Ей показалось это странным; она подумала, что если кирпич летел с такой высоты, он не причинил бы особой боли дворнику. И все же эти мысли скоро покинули Лорейн, ибо она решила, какая разница, если человеку больно. - Вам нужно показаться врачу, - с сомнением произнесла она. - Не нужно, - с трудом проговорил Делакруа. – Мне бы ее просто помою и замотаю… Так и сделаю бы… - «Просто помыть и замотать», - поправила его не совсем правильную речь Лорейн. – «Так и сделал бы». Я смотрю, вам трудно говорить на английском, быть может, мы будем беседовать по-французски? Я хорошо знаю этот язык и как раз преподаю его в школе. - Правда? – восхитился Эдуард. Он счел это знаком. - Vérité, - улыбнулась девушка. - Вы не поможете мне? – заглядывая ей в глаза, с надеждой в голосе спросил он на французском. – А то я всегда плохо делал перевязки. Боюсь, что слабо замотаю, и нога у меня не заживет. Лорейн кивнула, сходила в свою комнату за бинтом и стала перевязывать ногу Эдуарда. Благо, никакой раны не было – лишь небольшое опухание и покраснение, которое через несколько минут должно превратиться в синяк. - Благодарю вас! – с придыханием произнес Делакруа. – Вы – ангел! - Да бросьте! – смущенно произнесла Лорейн. – Я всего лишь малышка Лори, как называли меня в детстве. - Лори! – повторил Эдуард, широко улыбнувшись. - Да, меня так и сейчас называют близкие, какие остались. Что ж, я надеюсь, нога скоро пройдет, ведь я, в отличие от вас, преуспела в перевязках, - по-доброму усмехнувшись, сказала Лорейн. – Старайтесь много не работать и не перенапрягать ушибленное место. - Обещаю! - произнес Делакруа.***
Дни стали проходить более радостно. Каждый раз, когда Лорейн шла в школу, Эдуард желал ей удачи, а когда возвращалась, иногда останавливал ее, чтобы спросить, как прошел день. Лорейн говорила, что ей нравится работать учительницей, у нее послушные и прилежные ученики, которым интересно обучаться французскому языку и разговаривать на нем. Так же они рассказывали друг другу о своем детстве, о родителях; Лорейн со вздохом сообщила, ее мать умерла, когда она была еще маленькой, а отец – не так давно. У нее осталась старшая сестра Джилл, которая вышла замуж и живет в Лафайете. Джилл звала ее с собой в большой город, но Лорейн решила остаться здесь: она чувствовала ответственность за своих учеников и не хотела их бросать. Консьержка, заметив явную симпатию дворника к своей юной жилице, стала расхваливать ее, говоря, какая это хорошая и бескорыстная девушка, и она даже иногда помогает ей по хозяйству. Первую неделю более плотного общения Эдуард и сам убедился в том, какая Лори замечательная, и все время думал об этом; он уже и забыл те времена, когда к нему кто-либо проявлял положительный интерес. «Может быть, я ей тоже нравлюсь?» - думал он и даже как-то вслух адресовал этот вопрос плавающим в пруду уточкам, как будто они знали ответ. В выходной Лорейн Эдуард решил пригласить ее погулять в парк рядом с пансионом. Девушка несколько усомнилась, но жалость к одинокому и незадачливому бедняге взяла верх, и она решила ненадолго составить ему компанию. В конце концов, в пансионе ей было несколько скучно: соседи по большей части необщительны, а этот забавный дворник относится к ней с таким дружелюбием… и это дружелюбие явно не похоже на внимание мужчины к женщине, а, скорее, на пиетет школьника к учительнице (Лорейн даже невольно сравнила Эдуарда с одним из своих учеников). А Лорейн нравилось подобное отношение: она чувствовала себя значимой. Первый час они сидели у пруда и по-французски комментировали поведение уточек. Лорейн увлеченно рассказывала Эдуарду об особенностях поведения и образе жизни этих птиц, а тот смотрел на нее с восхищением. Какая она милая и красивая! Он думал о том, что надо как-то решиться на первый шаг, но в то же время боялся отказа: все-таки в нем еще жила память о поведении его знакомых женщин по отношению к нему. И все-таки Эдуард набрался смелости и поцеловал Лорейн в щеку. Девушка в испуге отпрянула от него и стала смотреть на уток уже без улыбки. Делакруа, немного расстроенный из-за ее реакции, утешил себя тем, что поцелуй был слишком быстрым, и даже резким, и постарался нежно и ласково обнять ее за плечи. - Не надо… - серьезно, но с нотками страха произнесла Лорейн. - Но почему? – разочарованно спросил Делакруа. – Я тебе не нравлюсь? - Нравишься, но… не так, - неуверенно призналась девушка. – Я хочу, чтобы мы просто общались, как… общались, но только не надо меня целовать. Эдуард поник и сам отстранился от нее. - Хорошо, - глухим голосом сказал он. - Давай вернемся, - предложила Лорейн и, не став дожидаться компаньона, встала и отправилась, как показалось Делакруа, не в ту сторону. - Подожди! – окликнул он ее. – Пансион ведь там! - Оттуда тоже можно выйти к нему, - пояснила Лорейн. – Мы подойдем сзади. Так короче, я по этому пути уже ходила. Эдуард пошел следом за ней. Лорейн действительно частенько гуляла по этому парку, в том числе и с приятельницами-учительницами из той же школы, и знала все места довольно хорошо. Тропинка, по которой они сейчас шли с Эдуардом, была более глухой, и даже дикой, но все же частенько ей попадалось здесь много людей; сейчас же на этом пути не было ни души. В этот раз Делакруа шел не рядом с ней, а немного позади, так как был сконфужен из-за своего поведения. Однако по мере его шагов неловкость проходила, и ее место заняла обида. Он вновь вспомнил всех тех женщин, унизивших его, и тут обиду сменила жгучая ненависть. Он не думал о себе, о том, что мог быть просто не по душе своим подругам или знакомым, а думал, что все они скверные, корыстные негодницы, падкие только на молодость, смазливую внешность и большой кошелек… И вот впереди него сейчас идет одна из них… одна из этих гадин, змей, прикинувшаяся ангелочком… О, как он мог в ней так ошибиться!... Неужели нет в мире хороших женщин, которым не будет важна всякая мишура?!... Делакруа оказалось на руку отсутствие людей в этой части парка, потому что его ненависть достигла своего пика; он подскочил к Лорейн и повалил ее на траву. - Что ты дела… - испуганно вскричала было девушка, но Эдуард плотно зажал ей рот рукой; она ощутила быстрое поползновение по бедрам юбки, которая вскоре оказалась на ее груди. С ужасом осознав, что сейчас произойдет, Лорейн стала яростно сопротивляться, но она была слишком маленькой и хрупкой даже для того, чтобы сбросить с себя тщедушного дворника. Однако все же ей удалось убрать его руку со своего рта и прокричать: - Эд, прошу, не надо! Помогите, кто-нибудь! Делакруа, испугавшись, снова зажал ей рот рукой и, изловчившись, снял с нее трусы. Благо для него, Лорейн уже не так сопротивлялась; ее почти парализовало от страха, когда она взглянула в эти налитые кровью и злобой глаза. Если бы она находилась в более спокойной обстановке, у нее бы мелькнула мысль о том, как быстро могут меняться люди, и это ужасно: еще недавно Эдуард был пусть и чудаковатым, но тихим и вежливым человеком, но сейчас это просто какое-то чудовище, дикое и злобное!.. Как это вообще возможно? Делакруа все делал молниеносно, не помня себя; он задрыгался в резких движениях, почти конвульсиях, и с каждым толчком ненависть будто потихоньку отступала от него… Лорейн издавала возгласы страдания, мотая головой из стороны в сторону; тут Эдуард почувствовал резкую боль в ладони и убрал руку, а укусившая его девушка сделала попытку закричать, но ее голос будто сел… Делакруа в гневном испуге несколько раз ударил ее головой о землю, потрепал в разные стороны, и как только его жертва ослабла, он продолжил то, что начал. Когда Эдуард поднялся, застегивая штаны, он почувствовал некоторое успокоение. Он взглянул на Лорейн; девушка не подавала признаков сознания. Делакруа в тревоге склонился над ней, но ее дыхания не было слышно, как не было слышно даже сердцебиения. Он в испуге заметался: неужели он ее убил? Или она умерла сама от испуга? Бывает же, случаются с людьми от страха разные сердечные приступы… - Лори! – дрожащим голосом проговорил он, приподняв ее с земли. – Ты меня слышишь? Лори… Лорейн не отвечала. Делакруа снова положил ее и сел рядом, схватившись за голову; что ж это будет? Его же посадят в тюрьму! А может, и не посадят, если отнести труп куда-то подальше? Их вообще видел кто-нибудь вместе? Падет ли на него подозрение? Одолеваемый этими вопросами, Эдуард встал и заходил из стороны в сторону. Может, ее закопать? Но копал он всегда долго, и кто знает, возможно, в этом месте кто-нибудь появится за это время… А что будет, если просто бросить тело прямо здесь? Нет, это не выход: Делакруа слышал, что с трупов снимают отпечатки пальцев и таким образом выходят на преступников. Нет, ну а что, если все-таки закопать? Тогда лучше все же найти прямо здесь, в этом парке, более глухое место. Порешив на этом, Эдуард прошел немного вперед, в том же направлении, в каком они шли с Лорейн. Глухого места, на которое он рассчитывал, не было, зато перед ним оказалась небольшая белая постройка без окон, которую Делакруа тут же узнал - пансион, его задний фасад. Затаившись в зарослях, Эдуард соображал, как ему быть дальше, и его тревога все нарастала. И тут ему в голову пришла одна лихая мысль: сжечь труп. Огонь уничтожит отпечатки пальцев, а, может, тело и вовсе сгорит дотла, и никто не догадается, кто преступник. Приняв решение, Делакруа стал обдумывать план действий: он точно сделает это не в том месте, где сейчас лежит тело Лорейн, ибо сейчас был конец весны и стояла жаркая погода, а это значило, что парк тогда загорится полностью (работая на лесопилке, он часто слышал о подобных случаях, курящих рабочих там даже настоятельно предупреждали быть аккуратнее), и могут пострадать уточки, а этого Эдуард допустить не мог, ибо уточки - мирные божьи твари, и не заслуживают страданий. Можно, в общем-то, отнести тело чуть ближе к заднему фасаду пансиона, подальше от зарослей: окон там нет, и все равно его никто не увидит. Только все это делать лучше, когда стемнеет, чтобы уж наверняка. Делакруа застелил тело Лорейн ветками, чтобы его случайно не обнаружили до сожжения. Затем он вернулся обратно к пруду и отправился к дому миссис Флетчер. До позднего вечера он обдумывал детали, как бы замести следы еще более умело, но ничего более сообразить не смог. Была у Эдуарда мысль отнести труп в более открытое и в то же время более нехоженое место, но вблизи таких он не знал. Да и полянка между задним фасадом и началом (или концом) парка казалась ему вполне подходящей, ибо она достаточно просторная для того, чтобы огонь мог что-либо задеть. Когда стемнело, Эдуард, дождавшись, пока миссис Флетчер и ее служанка уснут, прихватил спички и машинное масло и вернулся к месту преступления. Сбросив ветки с трупа Лорейн, он поднял его и перенес, куда наметил, после чего залил маслом и, отойдя на несколько шагов, зажег спичку и бросил. Огонь вспыхнул мгновенно, разрастаясь с каждой секундой, а Делакруа, быстро нырнув в заросли, снова вернулся через пруд к особняку и тихо прошел в свою подсобку. Все его действия сопровождались страхом, но теперь он думал, что сделал все хорошо: его точно не должны заметить. Через некоторое время до него дошел запах гари, и из-за чего он снова встревожился. Еще немного погодя в особняке послышались шаги и испуганные голоса. Делакруа вышел и спросил служанку о том, что происходит. - Мсье, беда! Горит пансион! – чуть не плача выпалила она. - Скорее, бежим! – вскрикнула миссис Флетчер и прямо в халате выбежала на улицу, прихватив служанку за собой; Эдуард подумал, что ему тоже нужно последовать за ними. Он сразу же увидел яркое зарево, и, приблизившись к пансиону, ужаснулся: здание было полностью охвачено пламенем. Как оно умудрилось загореться, если он положил тело Лорейн довольно далеко от него? В эту же минуту к нему подъехала пожарная машина, откуда повыскакивали доблестные рабочие и стали бороться с бойкими рыжими языками. - Все успели выбежать? – тревожно спросила консьержку миссис Флетчер. – Никто не пострадал? Миссис Ньюз, ловя воздух ртом, с трудом произнесла: - Гарнеры остались… и Смиты тоже… Я слышала крики… Все остальные здесь… А, нет еще Лорейн Мерфи… - О, господи! - вскричала миссис Флетчер и в страхе схватилась за голову. - Вы хозяйка пансиона? – подошел к ней один из пожарных после того, как огонь немного поутих. - Я. - Я начальник пожарной службы, Льюис. Увы, стены здания оказались легко воспламеняемы. Мои рабочие сейчас нашли несколько тел внутри, увы, никто их них не выжил. - А сколько тел? – спросила миссис Ньюз. - Шесть. - Шесть… наверняка это Гарнеры, коих четверо, и Смиты, коих двое… С Лорейн Мерфи, коей тут нет, это было бы семь. Так где же тогда Мерфи? - Миссис Ньюз, сейчас не время для этих вопросов! – рыдая, произнесла миссис Флетчер. Слушая их, Делакруа сжался от страха. Сейчас он не чувствовал жалости ни к Лорейн, ни к другим погибшим, но все же он боялся божьего гнева: господь, конечно, видит, что Эдуард не желал им смерти, и что все произошло случайно, но кто знает… Незадолго до того, как пожар совсем потушили, приехала полиция. Стражи порядка допрашивали свидетелей и ходили вокруг дома. Эдуард не двигался с места, внимательно и с опаской следя за их действиями, и тут ему бросилось в глаза, как люди заходят за дом. Он направился туда же и увидел скопление вокруг трупа, накрытого простыней. - А вот и седьмой! Убитая лежала на животе, и ее лицо обгорело не полностью, и думаю, вполне узнаваемо. Так вот, кто рискнет опознать? – спросил главный полицейский. – Возможно, это есть та самая Лорейн Мерфи, которой среди вас нет. Вызвалось несколько человек. Полицейский предложил слишком чувствительным отвернуться, что сделал и Делакруа, который сейчас не мог смотреть на плоды своих трудов. Он даже чувствовал, что его сейчас стошнит, хотя и принюхался к горелому запаху. Через несколько минут раздался бойкий голос Кэролайн Дэвис: - Да, это Лорейн Мерфи. У Эдуарда похолодели конечности, и он ушел с этого места. Когда он проходил мимо входа в пансион, он увидел, как на носилках выносят сгоревшие, прикрытые простыней тела… Делакруа стало еще страшнее, и он быстрым шагом вернулся в свою каморку. Зарывшись в подушку, он попытался уснуть, но в итоге проворочался до самого утра.