Cennian aep emer

      Утро в лагере выдалось ожидаемо дерьмовым. Пора затяжных дождей неумолимо отвоевывала у случайных лучиков холодного солнца право на первенство. Небо затягивало свинцовыми тучами от заката до рассвета, тяжелым сумраком отбирая у всего живого возможность определения времени по расположению светила.       Иорвет проснулся еще на рассвете, повинуясь собственным внутренним часам, и через тонкую щелку в полотнище рассматривал мир за пределами шатра. Сонные люди сновали туда-сюда увязшими в янтаре насекомыми, разносили провизию, неторопливо сменяли часовых и патрульных, позволяя сослуживцам отоспаться после очередной унылой ночи без происшествий. Жизнь здесь текла своим чередом, унылой повседневностью вынуждая плесневеть своих обитателей. Эльфскую природу это угнетало.       Этим dh'oine больше некуда спешить: не нужно бороться и думать о завтрашнем дне. Они получат жалование за хорошую службу и рванут в ближайшую таверну или бордель, сразу слив все до последнего орена. Или флорена — кто знает, какая валюта у них нынче в почете. Их существование размеренное и пресное, а из событий только дружеские пьянки да потасовки в подпольных кулачных боях — подобное видение жизни вызывало искреннее негодование в груди Aen Seidhe, привыкшего большую часть прожитых столетий вариться по другую сторону медали.       Глядя на возню вне плотных полотен шатра, он не чувствовал ничего, кроме растущего отвращения и горечи.       Роше ушел еще до его пробуждения, скорее всего, чтобы договориться с командующим лагеря о его свободном перемещении. Иорвет безбожно тух в своей тканевой клетке и был рад любой возможности выбраться из нее, но перспектива бродить среди людей связанным невидимыми путами непохожести и низко опускать голову, дабы никто не подумал заехать по ней кулаком, его не радовала. На краю сознания витала мысль, что человек подобным образом старался развязать ему руки настолько, насколько позволяли обстоятельства, но лучше от этого не стало и стать не могло. Куда спокойнее было бы получить возможность носить при себе оружие, но об этом не могло идти и речи. Однако, если командующий одобрит просьбу Роше, у эльфа появится возможность выбраться за пределы лагеря, поближе к лесу, и даже под чутким надзором сотен людских глаз это того стоило.       Устав бестолково пялиться на не самую приятную глазу картину, Иорвет подхватил со стола деревянную болванку с кинжалом и вернулся на кровать. Еда в глотку все равно не лезла, да и до завтрака еще далеко, так что возможность занять себя банальной резьбой позволяла хоть как-то скоротать пасмурный день. С каждым шорохом срезаемого дерева фигурка в руках обретала черты узкой лисьей морды.              — Выторговал тебе шанс свободно болтаться по лагерю, — проинформировал Роше, едва шагнув за полотнище. — Скоро об этом известят солдат, так что трогать тебя без причины никто не станет.       Он умостился на столе с тихим скрипом его крепких ножек, Иорвет лишь кивнул.       — Опять засираешь мою кровать, — вздохнул темерец. — Может, тебе попросить отдельный стол для рукоделия, или хотя бы будешь мусорить на своей?       — Твоя койка удобнее, только и всего, — отозвался эльф, не прерывая занятия.       — Если причина только в этом, можем поменяться, я не привередливый.       Иорвет тихо фыркнул в жалком подобии на смешок. У него не было желания пререкаться и собачиться, человек это видел.       — Вижу, утро у тебя не задалось, — со знанием констатировал тот и кинул в его сторону увесистый сверток. — Мясо и хлеб, за водой теперь можешь сходить сам.       Эльф оторвался от своего занятия, зашуршал мятым пергаментом. Время завтрака все еще не настало — слишком, должно быть, рано, — но человек смог достать для него еду. Аппетита не было и в помине, но желудок тянуло к позвоночнику и болезненно крутило от одно лишь запаха вяленого мяса. Жесткие волокна на языке ощущались не вкуснее древесной стружки, а хлеб напоминал сырую землю.       — Сколько еще нам тут сидеть? — подал наконец голос Иорвет, расправившись с трапезой лишь на четверть. — Моя работа окончена. Несогласных вы перебили, согласных впихнули в город, лишь последняя группа на подходе, и та прибудет через день-другой. Не вижу смысла здесь задерживаться.       Роше поудобнее устроился на столе, вытягивая облаченные в латы ноги.       — Ну смотри, пока эльфы не придут, смысла куда-то рыпаться все равно нет. Если хочешь, я могу отпустить тебя с ними в Вызиму, на том и распрощаемся. Либо можешь остаться со мной и Полосками какое-то время, гнать в город не буду. Мы планируем прочесать ближайшие леса на наличие случайных паразитов и шпионов.       Никто не стал уточнять, какие конкретно “паразиты” имелись в виду. Навыки слежки и утонченное восприятие ушастых человеку были безусловно на руку, вот только если случится стычка, прикрыть солдат поддержкой с воздуха эльф не сможет, а в ближнем бою с учетом травмированной руки Роше того еще не видел. Одно дело биться с волками, и совсем другое — с вооруженными людьми. Так глупо подставиться клинку из-за банальной недееспособности для белки стало бы позором, тянущим за собой нелицеприятные последствия. А характером тот и без того не вышел.       — Я бы хотел проведать брата, но не желаю задерживаться в столице, — тихо ответил Иорвет, сворачивая остатки завтрака и отодвигая подальше. Кинжал вновь лег в руку, срезая хлопья опилок. — Хотя и среди полосатых развлекаться — идея так себе. Мы с твоей beanna будем слишком часто мозолить друг другу глаза.       — Тут уж ты прав, — согласился мужчина, — но оставлять Бьянку в городе ради твоих прихотей я тоже не стану, сам понимаешь. Общий язык вы, может, и не найдете, но если каждый немного постарается и приложит хоть каплю усилий, то сможете ужиться. Она неплохая девчонка, если узнать получше.       — Скажем так, чаи гонять с ней я точно не стану и на брудершафт пить не собираюсь. Мне лишь нужно, чтобы ты сбил с нее спесь, иначе на поле боя кто-то из нас может случайно пострадать.       Вернон скептично вскинул острые брови.       — Это угроза?       — Лишь констатация факта. Закономерные последствия ее острого языка.       Мужчина незаметно кивнул сам себе. Он может очередной раз обсудить с Вэс ее вспыльчивость, хотя ставить этих двоих в один отряд разумным решением не являлось. Подкидывать эльфа в отряд Полосок в качестве бойца равносильно тому, как подселить лису к охотничьим псам и приказать всем сидеть смирно. Рано или поздно сомкнется чья-то пасть и ручьем разольется кровь. Допускать подобного нельзя, но и сплавить лису в клетку к таким же лисам, зная, что там она скорее на стену будет лезть, не позволяло что-то другое. Возможно, то было уважение к врагу, а может, самое обычное желание помочь. Как когда-то он помог самой Бьянке и другим — первым — полоскам, взяв их в отряд и направив навыки в нужное русло.       — Я поговорю с Вэс, — заключил Роше, спускаясь на землю. — А пока не хочешь пройтись?       Эльф качнул головой и засунул в складки кушака фигурку, все больше обретающую черты животного.              Они вернулись к тому же месту, в котором провели минувший вечер, — пролеску недалеко от лагеря. Прошедшая ночью морось даже не успела размыть грязное месиво их следов под одним из деревьев. Роше умостился на холодные змеистые корни на расстоянии локтя, выудил из одежд трубку. Сухо шкрябнуло огниво. Тлеющие листочки табака разгорались при раскуривании и освещали жесткие черты человеческого лица мягким рыжеватым светом, подчеркивали втянутые, припорошенные синевой щетины скулы.       — Пока мы в лесу, можешь набрать древесины для своих поделок, — приметил тот, когда в тонких руках вновь появился деревянный обрубок.       — Твоя вешалка сошла идеально, а хорошего высушенного дерева сейчас не найти, — отозвался эльф, — только если обратиться к людям.       Человек лишь пожал плечами и замолк. Иорвет тоже не стал продолжать диалог, полностью погрузившись в строгание. Даже в столь поганую сырую погоду он чувствовал себя намного комфортнее, и Роше это, похоже, тоже понял. Иначе зачем ему было вытаскивать эльфа в лес?       “Будто я стал собакой, нуждающейся в выгуле”, — невесело подумал эльф, стряхивая с полов стеганки белесую стружку. Или Роше так же, как и он сам, задыхается в людском лагере, раз вышел на прогулку, хотя покурить спокойно мог и в шатре.       Лес тихо пел о чем-то своем, перешептываясь в тихом треске могучих стволов и шорохе тонких веточек, сбрасывая последние иссохшие листья на сырую землю. Не было слышно ни пения птиц, ни волчьего воя, ни далекой возни лесных обитателей: все попрятались в норы подальше от скверной погоды, обещавшей лишь морось и слякоть. Тонкий эльфский слух лишь пару раз вычленил из шелеста ветвей одиноко защебетавшего птенца, но и тот вскоре затих. Как бы он ни вертел острыми ушами, ни одного признака живого присутствия кроме человека по левую сторону он не услышал. Природа засыпала перед началом зимы, увядала жизнь, что в ней теплилась.       Мысли в ушастой голове текли вяло, и сумрак в них был под стать окружению: такой же стылый и пробирающий до костей. Будто сама возможность подумать о чем-то светлом была сокрыта непреодолимой преградой. Погруженный в работу, он едва ли мог думать о чем-то подобном.       Как справляться дальше? Что делать? Чем заниматься оставшуюся жизнь? Ни одной красочной мысли.       Из всех возможных вариантов лишь сотрудничество с Роше было приемлемым выходом с учетом его опыта и навыков. С его-то кровавым прошлым даже с милости Королевы Анаис он не мог рассчитывать на что-то иное. Со временем он сможет взять в руки лук, научиться пользоваться им, несмотря на травмы и превозмогая боль. Боль ведь можно стерпеть, к ней можно привыкнуть и в скором времени перестать замечать, сделав ее частью себя. С саблями он все так же может справляться, а адаптация к нагрузкам — лишь вопрос времени. Эльф не питал надежд, что былая ловкость и проворство вернутся к нему в полной мере, но он мог довести эти навыки до возможного предела. Даже забавно, что все жизненные пути вели к человеку, который одним садистским жестом перекроил всю его внутреннюю карту под себя.       Гладкое, прохладное дерево выскользнуло из рук на одежды. Заточенный до остроты кинжал дрожащими бликами отразил серое небо и алые разводы по самой кромке лезвия. Эльф вынырнул из чертогов опустошенного разума, слепо опустил взгляд. Теплые, почти черные на фоне светлой кожи дорожки струились змейками с кончиков пальцев и основания ладони, свежие порезы расплывались перед глазами от разрастающегося бессильного тремора. Одно лишь усилие, чтобы срезать тонкий пласт древесины, несравнимое с тяжестью оружия в бою и силой натяжения тетивы. Вот она, его реальность.       Иорвет смотрел, как мягкими толчками кровь омывает кожу, копится в центре ладони и скатывается вниз, пропитывает фигурку и стеганку багровыми пятнами, и совсем не чувствовал боли. Лишь легкий колючий зуд и тупую, ноющую тяжесть в сломанных костях, едва ли способных твердо держать кинжал. Тот пару раз тряхнулся в ослабевших пальцах и упал в сырую листву.       В груди, плотно стянутой слоями одежд, вдруг стало мало кислорода. Ткань душила его, заставляя глубоко втягивать холодный воздух. Глухие частые удары в груди эхом отдавались в горле и заглушали шелест древесных крон, шорох жухлой листвы и скрип корней. Вот и все его возможности, вся ловкость и сила, которые он мгновение назад списывал на временное и способное к восстановлению хоть отчасти.       К реальности его вернуло внезапное, но осторожное прикосновение. В лицо тут же дыхнуло хрустящей лесной свежестью и крепким табаком, скулы укололо морозцем. Взгляд единственного глаза сфокусировался на слишком белой на фоне крови и грязи ткани, которую Роше, оказавшийся вдруг слишком близко, прижал к его ладони. Его цепкий, внимательный взгляд прожигал здоровую половину лица насквозь, будто раскаленные угли, и Иорвет не смог не посмотреть в ответ.       — Все хорошо, — не то спросил, не то утвердил тот, все еще не отпуская его предплечье и не убирая бинта.       Темерец смотрел лишь малость обеспокоенно, но без жалости, что обычно появляется к раненым. Как бы Иорвет ни силился углядеть в карих глазах ее отголоски, но так и не смог. Заметь он подобную унизительную жалость в его сторону, стало бы намного легче: появился бы повод оттолкнуть. Но он не мог, не находил в себе сил даже отстраниться, принимая безмолвную и в каком-то смысле “рядовую” заботу. Разумеется, таковой она не была: тусклые искры понимания читались в хмурой складочке меж бровей и жестких поджатых губах.       Иорвет сжал бинт в нетвердый, дрожащий кулак. Через плотную ткань чувствовалось тепло чужих ладоней, их жар он задевал кончиками изрезанных, пораженных тремором пальцев. Табун мурашек от запястий до позвоночника дал понять, что он успел прилично замерзнуть. К горлу подкатила тошнота.       — Держи, полегчает, — мужчина протянул трубку, источающую плотное сизое облачко дыма.       Иорвет обхватил горячую чашу трубки неверной рукой, прикусил мундштук. Не сказать, что стало легче, но горький склизкий ком в горле опустился обратно в извечно голодный желудок.       Курили молча, передавая трубку из рук в руки. Вместе с дымом в легком ветре рассеивалась угнетающая тревожность, едва успевшая разогнаться подобно огненной колеснице и ловко прерванная прикосновениями извне. От табака немного слезился глаз, да и кончик носа неприятно покалывало от холода, но вместе с тем в сознание вернулось осознание себя. Эльф впитывал окружение каждым дюймом кожи, каждым нервом, и даже стянутые сухожилия правой кисти не могли прервать это сокровенное, чистое единение с миром.              В лагерь вернулись к обеду. Одежда пропиталась терпким табаком и влажным ароматом прелой листвы, даже кожа впитала в себя эти запахи, смешиваясь с едва ощутимым металлическим привкусом. Эльф прополоскал руки в прохладной воде, вытер смоченной в темерской ржаной тряпкой, не издав ни звука. Лишь раздутые как у жеребца крылья носа и выступившие желваки выдавали его дискомфорт.       — Не болит? — дежурно поинтересовался Роше, сосредоточенно выискивая что-то в ящиках стола.       Иорвет задумчиво сжал и разжал кулак несколько раз, свел пальцы, прощупывая рельеф полученных царапин. Тремор из руки никуда не ушел.       — Ломит, — только и ответил он.       Затем подошел к человеку и небрежным жестом подкинул окровавленную фигурку в раскрытый ящик. Скинул грязную стеганку прямо на пол, оставаясь в дублете, распустил завязки. Темерец закрыл стол, так ничего и не взяв, поправил ослабший хвост шаперона на шее.       — Принесу обед. Можешь пока пройтись.       Эльф проводил его ленивым взглядом, так и оставшись посреди шатра.       Бесцельно побродив по лагерю и понаблюдав за привычной глазу рутиной прозябающих здесь солдат, Роше все же завернул в столовую, не поднимая головы. В лицо ударило жаром угля и горячего пайка. Свело желудок. Повар щедро плеснул в две чеплашки наваристого бульона, закинул добротный кусок свинины и даже всучил сверток вяленой оленины с хлебом. Командир спецотряда тут был в почете, несмотря на давнюю вражду с нильфгаардцами: прошлое словно не играло никакой роли в привычной жизни, хотя многие так и продолжали смотреть ему в спину с уважением и опаской. Будто цепкий хмурый взгляд шпиона мог вывернуть их наизнанку и обнажить потаенные секреты. Нильфы, северяне — а отношение к нему всегда одинаковое. Некоторые из солдат глядели из-под бровей со старым добрым презрением. Какие-то вещи никогда не меняются, может, это и к лучшему.       От еды на улице шел густой пар, он завис манящим шлейфом от столовой до самого шатра. Иорвет за время его отсутствия переместился к бадье и шустро отстирывал щеткой и обмылком бордовое пятно с одежды. От резких монотонных движений на предплечьях выступали тугие струны мышц, и у Роше сложилось впечатление, что покалеченную руку тот не жалеет вовсе. Было что-то отчаянное и злое в жестах и совершенно отстраненном выражении лица.       Он со стуком поставил чеплашки на стол, едва не расплескивая содержимое. Острые уши вмиг отозвались на звук.       — Оставь, пусть откисает, — попросил Вернон, разворачивая сверток. — Давай пообедаем, потом я сяду за отчет.       — Отчет о чем? — Иорвет подошел к столу, с сомнением взглянул на мутный бульон с мелко нарубленной зеленью. Должно быть, думал, вывернет ли его в очередной раз от приема пищи или нет.       — О зачистке, о поступлении новой партии эльфов в Вызиму, — отрапортовал человек, усаживаясь на стол и принимаясь за обед.       — “Партия”... — эльф сморщился, осторожно забирая тарелку, но в травянисто-зеленом глазу не было и намека на обиду. — Говоришь так, будто мы — какой-то товар на продажу.       — Ты и сам знаешь, что это не так, — прожевал Роше. — И что на войне порой выражаются точно так же.       — Приятнее от этого не стало. И война окончена.       Мужчина утвердительно качнул головой и продолжил трапезу. Иорвет вновь устроился на его кровати, неторопливо и почти бесшумно опустошая содержимое. Ложка теперь лежала в левой руке, пока правая до побеления костяшек сжимала глиняную посуду так, будто вот-вот могла раскрошить ее на кусочки. Ее тепло отчасти успокаивало тупую, тянущую боль и зуд свежих ранок.       — Я не могу сидеть без дела, Роше, — эльф отложил ложку, сыто облизнулся.       — Можешь пройтись по лагерю, развеяться, — предложил темерец, закидывая в рот кусок мяса. — Ты волен делать что угодно, если не будешь доставлять неприятности. А ты это сумеешь, если постараешься.       — Я могу зайти в оружейный шатер? И еще хотелось бы приступить к тренировкам.       — Да, разумеется. На оружейку вот, — Вернон метнул увесистый звенящий мешочек, который эльф ловко перехватил здоровой рукой. — Только не думай припрятать в обуви кинжал, я ведь спрошу с оружейника, что ты купил. И постарайся не пересекаться с Бьянкой, ее шатер сразу за столовой.       Эльф качнул ушастой макушкой, вернул столовые принадлежности на край стола и тут же вышел за полотнище, на ходу крепче затягивая повязку и пряча руки под темно-синий полосатый дублет.       “Вот дурак, мог и приодеться потеплее”, — заворчал про себя человек, убрал посуду и умостился за стол. Бросил мимолетный взгляд на висящую на бортике бадьи стеганку, покрытую розоватой мыльной пеной.       Чистый пергамент резал глаза белизной, в руки легло новое перо. Он глубоко вдохнул, выдохнул, поставил мелким шрифтом дату в верхнем углу. Мысль о наверняка замерзающем на улице гордеце, даже не подумавшем попросить теплую одежду, витала где-то на краю сознания. Еще и эти темерские цвета вместо привычных зеленых и красных… Они выглядели чужеродно, и не только потому, что сняты явно с чужого плеча — с его собственного, — но все равно как-то неправильно. Даже хуже, чем угольно-зеленая форма старой, печально известной бригады во время Северной Войны.       Чернила сорвались с кончика пера, расползлись по столу уродливой кляксой, едва не задев край листа. Отбросив все размышления до лучших времен, мужчина принялся за отчет.       

***

      По возвращении Иорвет со звоном вывалил перед темерцем несколько метательных ножей. Кончики ушей и скулы у него были румяными от холода. На поясе покоились пустые ножны и новая перевязь с саблей, наверняка прилично сбалансированной — иную эльф даже в руки брать бы не стал. Эфес был лишен привычных изящных тиснений остроухих, но все равно хранил отдаленные природные мотивы. Должно быть, кузнец вдохновился тонкой эльфской работой, раз выковал подобное, а потом окольными путями и продажами оружие оказалось в лагере.       — Зачем тебе еще одна сабля? — поинтересовался Роше, выразительно взглянув на стоящее в углу оружие.       — Для тренировок, по балансу и весу сойдет, хотя по сравнению с моими это просто кусок стали.       — И нашел уже с кем тренироваться?       — Только один dh'oine может встать со мной в спарринг, — губы эльфа дернулись в подобии усмешки, человек ее отзеркалил.       — Тогда попозже приступим, мне надо закончить рапорт.       Роше вернулся к бумаге, наполовину исписанной мелким, острым почерком. Иорвет забрал ножи, распихал их в ножны, которые впоследствии спрятал под кушак. Послышался плеск воды, усиленное шорканье грубой щетины по ткани. Звуки человека никак не отвлекали: привычка заполнять срочные документы под шум собственных подопечных и оглушающие выстрелы катапульт научила абстрагироваться.              Звон стали разносится по подлеску, отражается от частокола лысеющих деревьев и возвращается нестройным, глухим эхом. На лбу выступила испарина, кожа раскраснелась от контраста внутреннего жара и холодного воздуха, кусающего скулы и острые уши. В ответ на очередной рубящий замах эльф подставил полотно сабли. На морозе быстро разгорелись и остыли огненные искры.       — Ты дерешься с женщиной? — прошипел Иорвет, опуская оружие.       — Да вроде нет, — отозвался мужчина, запрокидывая на плечо меч. Стер пот с висков, пока выдалась короткая передышка.       — Ansin en d'yaebl aeen esseath th'ruas a me? Думаешь, я не знаю, как ты сражаешься?!       Роше протяжно выдохнул. С самого начала спарринга он не сдерживал силу, но стоило заметить, как отшатывается остроухий от его ударов, пришлось себя одернуть. Это было не жалостью, но оберегающим жестом, призванным поберечь отвыкшего от сражения давнего врага.       — Дерись нормально, — приказал тот, принимая стойку.       “Идиот”, — только и подумал Вернон, занося оружие.       Вновь полетели искры. Удары, выпады, парирования. В воздухе тяжелым шлейфом сгустилась энергия двух сцепившихся псов. Простой спарринг перерос в нечто большее, более агрессивное. Сталь рассекала влажную дымку и лесной аромат с яростью и звучным лязгом. Эльф выкручивался подобно змее, уворачивался от мощи командира и в плавных, быстрых телодвижениях с каждым взмахом сабли лишь разгорался. Старый добрый Иорвет, изворотливый сукин сын, будто совсем себя не жалел.       А Роше и не замечал, послушно следуя брошенному вызову. Закрывал глаза под пеленой соленого пота, прикладывая всю силу и скорость, недоступные простому вояке. Скалил стиснутые до скрипа зубы, вгрызался в чужую сталь между ударами растревоженного битвой сердца.       Острие пронеслось в дюйме от шеи, вынудило отскочить назад и тут же рвануть вперед, парировать новую молниеносную атаку и плашмя рубануть по боку, пользуясь долей секунды перед очередным замахом. С глухим выдохом эльф дернулся и свалился на лопатки, не выдержав последовавшего увесистого пинка в грудь.       Иорвет задыхался, распластавшись по сырой земле. Открытая шея блестела от пота, пряди торчащих из-под повязки волос свалялись в сосульки и прилипли к вискам. Роше убрал меч в ножны и протянул руку.       — На сегодня хватит, отыграешься в следующий раз.       Иорвет руку оттолкнул, поднимаясь самостоятельно и стряхивая грязь.       — Дай мне передохнуть минуту, и продолжим.       — Не выебывайся, на сегодня я тебя убил. Попытаешь удачу завтра.       Пока эльф переводил дыхание и счищал полами одежд грязь и влагу с оружия, Роше устроился на ближайшем валуне и раскуривал трубку. Выпускал в воздух тонкие струйки дыма и ровные сизые колечки, наблюдая за ушастым. Тот монотонно и тщательно протирал лезвие, присев на корточки. Временами он складывал саблю на колени, грел озябшие ладони теплым дыханием и снова брался за чистку.       “Главное, чтобы руки снова не разболелись”, — мысленно взмолился Вернон богам, в которых даже не верил, и тут же пожурил самого себя. Все-таки Иорвету самому приспичило сиюминутно приступить к спаррингу в такой холод.              Вечер провели в молчании. От порции ужина эльф съел всего половину и еще долго ковырял остатки каши. Роше мимолетом посматривал в его сторону, опустошая свою чеплашку, но натыкался лишь на напряженный, темный взгляд, будто к каше у того были какие-то личные претензии. Монотонное шкрябанье деревянной ложки почти не отвлекало, но с каждым скрипом расшатывало и без того нестабильную выдержку. Другой она в компании Иорвета быть попросту не могла, а тот будто нарочно испытывал ее на прочность.       Когда последняя ниточка терпения оборвалась, Вернон в пару шагов сократил расстояние и рывком забрал тарелку, стиснутую в чужих руках. Едва теплое содержимое выплеснулось на пол.       — Заебал, — фыркнул он, убирая посуду на стол. — Что опять не так?       — Все не так, Роше, — отозвался остроухий, кидая тяжелый взгляд исподлобья.       — Вот только не начинай, — всплеснул руками темерец. — Если ты так распереживался насчет спарринга, то завязывай. Ты сам сказал, что хочешь нормально сражаться, и при этом прекрасно знал свои силы. Нервы еще не восстановились, сам знаешь. Дай рукам нормально зажить, и тогда…       — И тогда что? — строго перебил Иорвет, поднимаясь с тюфяка. — Все само собой пройдет? Я должен тренироваться, и тренироваться усиленно.       — Чтобы покалечиться еще сильнее?       — Чтобы чувствовать себя полноценным!       Эльф повысил голос, и на шатер вмиг обрушилась глухая тишина. Лишь его тяжелое, похожее на загнанного зверя дыхание давало понять, что время вокруг не остановилось.       Напряженная поза, влажный, налитый кровью глаз и бесконтрольный тремор правой руки. Иорвет — оголенный нерв, перетянутая струна, готовая вот-вот лопнуть. В свете масляной лампы, подвешенной у самого свода, Вернон видел в чужом взгляде бесконечную тьму и грызущую ненависть ко всему живому и себе самому.       Он вмиг ощутил себя в крепости, воздвигнутой на пороховых бочках, и обида задорно махала факелом у самого ее подножья.       — Это все ты виноват, — парадоксально спокойно выдал эльф, сделав шаг в его сторону.       Роше против воли поднял ладони, будто успокаивал взбесившееся животное. Но на того, кажется, такой жест сработал иначе.       — Если бы не ты, не твоя bloede beanna и bloede beddreste... Этого всего просто не произошло!       Тот резко рванул вперед, и темерец блокировал первый удар. Необычайно сильный, по сравнению со спаррингом, будто буря чувств подпитывала измученное тело откуда-то извне. Кулаки обрушились лавиной, метя то в бок, то в плечо, и Роше ничего не оставалось, кроме как блокировать их и бить в ответ. Иорвет дрался так, будто от этого зависела его жизнь, но не так скоординировано, как прежде. Не было никакого боевого танца и эльфской грации, к которым человек привык, не было сложных тактик и животной гибкости. Лишь сила, пот, заливающий глаза, да горчащий отчаянием воздух на кончике языка.       Крепость разлетелась в пыль от брошенного под нее огня. Больно прилетело по лицу, из носа ручьем потекла кровь, металлом оседая на губах. Роше сплюнул в сторону, отскакивая назад, спешно проверил кости — не сломано, но еще бы чуть-чуть… Град хаотичных ударов обрушился вновь, оттесняя его к столу. Угол впечатался в бедра, пол ушел из-под ног. Спину прострелило от лопаток до самого копчика острой болью. Иорвет навалился всем весом, врезаясь костяшками в ребра и еще больше сбивая собственную кожу о жесткую ткань дублета и кольчугу под ним. Острое лицо исказилось озлобленностью до неузнаваемости.       — Ты!       Удар, ребра глухо заныли.       — Сделал меня…       И снова, через каждое слово. Под ребра и в грудь другой рукой, чтобы не поднялся. Роше лишь хватался за плечи и старался скинуть легкое, но такое напористое тело.       — Таким!       Роше уперся в чужие бедра, оттолкнулся и кувыркнулся через голову. На пол полетела чернильница, разлетелась острым черным крошевом, пачкая сброшенные листы.       Иорвет рванул следом, перескакивая через стол подобно рыси в стремлении поймать добычу. Поднырнул человеку под руку, впечатал колено ниже пояса, выбивая из того весь воздух разом. Такой грязный прием — это уже слишком. Пора заканчивать.       — Успокойся! — рявкнул Роше, пытаясь одновременно оттолкнуть обезумевшего эльфа и заломить его. — Хватит!       Свернуть руку удалось, но тот вытекал из хватки словно вода сквозь пальцы, вертелся змеей, не жалея собственных костей. Он ударил лбом в стянутый повязкой затылок, сомкнул клыки на остром ухе и стиснул челюсти, пока в нос не ударил запах ржавой стали. Слух резанул первый за все это время крик. Жалкий, отчаянный. Тело в руках заметно ослабло, слабо затрепыхалось.       Роше разжал зубы, сплюнул чужую кровь.       — Все, перестань. Покури, успокойся.       В ответ — тяжелое поверхностное дыхание и ни одного слова.       — Я могу тебя отпустить? — попробовал он вновь, ослабляя захват. — Только если ты не убежишь. Ты же не убежишь?       Иорвет мотнул головой, позволил освобожденным рукам повиснуть вдоль тела.       Спешно покидая палатку, Вернон краем глаза заметил, как влажно блестят его скулы и ресницы. И виной тому были далеко не пот и кровь.       

***

      Роше вернулся за полночь. Снял черный дублет и кольчугу, размял ноющие от их веса плечи и спину. Молча прошел к столу, запнулся взглядом о разложенные на столе листы безнадежно испорченного отчета и засыпанное землей пятно разлитых чернил. Эльф лежал на его кровати, отвернувшись к стенке и скрючившись в позу эмбриона. Старый полосатый дублет висел у изголовья, и скрытые колючим одеялом плечи дрожали в уже знакомом напряжении.       Перенапрягся, слепо прыгнул выше головы, выше предела физических возможностей — именно то, о чем Роше переживал и чего опасался. Вокруг лежащего почти ощутимо витала аура боли, такой привычной и оттого неприятной.       — Иорвет, — мужчина присел у койки на корточки, выудил из-за пояса новый бинт и бутылек спирта.       Тот лишь сильнее сжался, оборачивая одни лишь уши на звук хрипловатого голоса.       — Эй, — он осторожно растормошил его за плечо, — болит?       — Как и всегда, — промычал тот, все же отрывая голову от кровати.       Осторожно перевернулся на другой бок, встречаясь с темерцем взглядом бесконечно усталого глаза. Он был умыт, пах грубым солдатским мылом, пылью старого колючего одеяла и чем-то своим, природным, едва уловимым. Произошедшее выдавали лишь припухшая разбитая губа, след зубов на ухе и отекшие веки. Сорванный крик все еще звенел в голове.       Изнутри жрала вина. Охватывала человеческое сердце грязными когтями, отравляла кровь. Иорвет ведь прав: он сам сделал его таким. Потушил задорный огонек на дне травянистой радужки, стер грубыми ударами и каленым железом язвительную ухмылку выразительных губ. Он и сам это знал, но считал, что рано или поздно горькое чувство из груди уйдет, развеется под благими деяниями и потаканием эльфским прихотям. А оно никак не уходило, лишь глубже пускало корни и набухало под тяжестью чужой опустошенности подобно опухоли.       Что бы он ни делал, все будто многократно усиливалось в негативную сторону. Любое желание, любое слово и действие — ничто не имело хорошего исхода. Роше и сам будто задыхался, заражался безысходностью, пропитавшей угасающего старого врага.       Иорвет по-прежнему видел в нем лишь чудовище со злыми помыслами, ищущее выгоду для самого себя и использующее его. Как вбить в эту бедовую макушку, что все не так? Что он не желает худого, не хочет лишний раз причинять боль. Но каждый шаг навстречу словно раскидывал их по разные стороны растущей пропасти. Вот только островок под эльфом был подобен зыбучим пескам, и чем яростнее человек пытался приблизиться, тем глубже того поглощала безжалостная пучина. И перестать идти нельзя, и двигаться вперед — исход не менялся. Иорвет словно не хотел даже барахтаться, не видел в этом смысла.       — Позволишь? — Вернон показал содержимое рук.       Эльф тут же завозился, медленно сел. Одеяло повисло на плече, льняная рубашка не скрывала ключицы, выраженные пуще прежнего. В таком слабом с виду теле не могло быть такой силы, но минувшая стычка доказывала обратное. Однако легче от этого не становилось. Эльф почти не ел, а Роше хотел бы видеть его снова здоровым и готовым к бою. Что-то надломилось под решеткой ребер, и починить он этого никак не мог.       Ладони обхватили чужие кисти, обтерли проспиртованной тканью содранные костяшки, не вызывая никакой реакции. Ни дрогнувших век, ни вдоха, хотя должно неимоверно щипать.       Закончив с обработкой, мужчина принялся разминать задубевшие мышцы, разгоняя кровь. Нежная, лишенная даже легкого пушка почти девичья кожа, загрубевшая от оружия лишь на ладонях. Тонкая, холодная, как у покойника. Старые шрамы, опоясывающие запястья — от веревок и кандалов. Увечья разной степени давности на предплечьях, не скрытых подвернутыми рукавами рубашки. Роше разминал каждый дюйм, согревая теплом собственных ладоней.       Перешел выше к локтю, чувствуя кончиками пальцев переломы в нескольких местах. У него самого их немало, но Иорвет, напротив, был самим их воплощением. Словно каждая кость в теле когда-то была сломана и лишь чудом срослась почти безупречно.       Будто в колдовском наваждении, он провел выше, нырнул к ложбинке на сгибе, чувствуя биение сердца в мерно пульсирующих в венах. По светлой коже от легкого скольжения мозолистых рук разбежались мурашки. Вернон посмотрел вверх. Иорвет свободной рукой вытянул рубашку из пояса брюк.       — Плечи? — одними губами шепнул человек.       Тот молча развернулся спиной, стянул ткань через голову. Роше уперся коленом в край койки, принялся с нажимом массировать изгиб от шеи к плечам. В голове было совсем пусто, лишь пальцы пересчитывали увечья, пересекающие вытатуированный узор там, где всегда скрыто одеждой.       Иорвет склонил голову, глубоко выдохнул, будто сдуваясь. Подставлял спину, уязвимую шею с хребтом выпирающих позвонков. Кажется, сейчас он впервые был настолько расслаблен в человеческих руках. Такое доверие, трепетно ожидаемое и наконец достигнутое, пусть и отчасти. А Вернон растерялся, застывая дрогнувшими ладонями где-то ниже загривка. Будто дикое животное внезапно подставило голову, а он не знал, можно ли зарыться в жесткую шерсть. На пробу скользнул к линии роста волос, коснулся узла повязки. Не встретив преграды, потянул ткань, позволяя остриженным ниже ушей спутанным волосам рассыпаться по коже.       — Не смотри, — донеслось до ушей.       — Не стану, — отозвался шепотом.       Не хотелось язвить по типу: “чего я там не видел?”, не хотелось вообще ничего говорить. Эльфа не портили ни шрамы, ни навеки искореженная внешность, делающие его узнаваемым для всех и каждого. Может, мнение его собратьев было иным, но человека это не пугало и не отталкивало. Он молча вернулся к незамысловатому массажу, чувствуя, как наконец разогревается чужое тело.              Время текло густым медом. Смолой, поглотившей двух людей под сводами шатра на самом отшибе лагеря, подальше от лишних глаз.       — Почему ты меня не отпускаешь?       Роше подвис на миг, вновь смял податливые, расслабленные мышцы.       — Ты волен идти куда угодно, — ответил негромко, будто момент мог разрушиться одним лишь неправильным вздохом.       — Не отпускаешь от себя. Всегда рядом. Потакаешь, кормишь, делишься тем, что имеешь. После всего произошедшего, после того, как достиг своих целей. Почему ты все еще держишь меня рядом?       Иорвет повернул голову через плечо, но в глаза не смотрел. Куда-то мимо, совсем расплывшимся в полумраке подслеповатым взором. Показал, что хочет услышать ответ, но словно не желал встречаться с ним лицом к лицу. Вернон завел руку с незрячей стороны, коснулся кончиками пальцев переносицы, закрывая увечья. Эльф все же поднял голову, заглядывая в карие, почти черные глаза.       — Ты волен уйти, если хочешь. Я правда могу тебя отпустить.       Правда, пусть и не совсем желанная, сорвалась с губ сама собой, легла на язык спокойно и честно. И почему-то внутри стало легче. Иорвет не отреагировал, но отклонился назад. На грудь легла тяжесть его головы, длинные ресницы опустились, отбрасывая вытянутые, колючие тени на сизые провалы под веками.       Темерец закрыл его глаза горячей ладонью, накрыл грудь и плечи тяжелым одеялом. Позволил прочувствовать затылком частые удары собственного сердца. Сквозняк из-под полога шатра холодил кожу, но ему было спокойно. И Иорвету, как он надеялся, наконец тоже.