Nightmare

— Он нашел его быстрее нас, — полностью изготовленном белым мрамором в зале заседания эхом пронзают грозные слова женщины. Она была высокого роста, а длинные белые волосы были заплетены в тугую косу, а за спиной были сложены такие же как и волосы — белые крылья, — Нам нужно действовать немедленно! Совет снова собрались в зале заседания. Никого не радовало, что им который раз за последние года нужно собираться здесь чуть ли не каждое утро, а решение так и не могут решиться, застревая в воздухе. А вопрос стоял в том, что затевают демоны за своим барьером, и какой стратегический ход им нужно придумать для дальнейших движении темных сил. А вместе к этим вопросам прибавилось еще одна проблема: темный правитель нашел второго рожденного серафима и забрал в свою территорию. Они опоздали. Двадцать лет назад вместе с кровавой луной ярко светила ангельская звезда, предвещая рождение нового подобной твари. Нельзя было допустить, чтобы в мире существовало еще одно могущественное существо. Они допустили ошибку тысячи лет назад с одним из этих представителей, в этот раз этого не должно случиться. — Баал, не давай усталости и гневу брать над тобой вверх, — вкрадчиво говорит высокорослый мужчина, чьи белые волосы, отливавшие золотом, были собраны в низкий хвост, — Но ты права. Сиканоин схватил его первее. Если ему удастся переманить его в темную сторону, у нас не получится в этот раз остановить очередной демонический всплеск. — В прошлый раз мы потеряли многих, нельзя позволить и в этот раз жертвовать всеми, — подмечает маленькая девочка, Буэр, устремляя свои ярко зеленые глаза в сторону до этого тихо сидящего мужчину, — Какие у вас планы месье Нёвиллет? Что на счет этого думает уважаемая Фокалор? Во главе совета архангелов сидел месье Нёвиллет. Пришел он самым последним, но все же смог выслушать возмущения многих присутствующих. В отличии от других собравшихся, у него не было белых крыльев за спиной, но видом он ничем не отличался от них. — Как бы ситуация не была в пользу света, отступать нет смысла. В этом тысячелетии тьма буйствовала не зная границ, хоть мы и пытались, как-то подавить демонические всплески. Нельзя позволить им и в следующем тысячелетии победить, — медленно высказался он, оглядывая каждого, которые были согласны с ним, — Госпожа Фокалор еще не высказывалась на счет плана. Вероятно, у нее другие мнения на счет всего. — Прошло более двух дней, а мы до сих пор не можем прийти к решению. Сколько это может продолжаться? — задал волнующий всех вопрос Моракс. Это походит на безумие. Фальшивый, с оттенками скрипящей надрывности оркестр, управляемый сумашедшим дирижёром. И этот дирижёр — сама судьба. Судьба словно золотыми цепями удерживает, не дает возможность погасить бушующее зло. Колыбелькой смеется над ними с издевкой. Пред ними разомкнуты сокрытые в грядущем времена, а в настоящем взор их полон смуты. Только даль отчётливо видна, как дальнозорким людям. — От вожака Ризли нет никаких вестей? — спросила Райден, — Их люди неделю назад прошли сквозь барьер и должны были прийти хоть какие новости. — Я собираюсь лично встретиться с ними и обсудить грядущий план, — ответил Нёвиллет. В зале заседаний голоса не утихали вплоть до заката. Фокалор может лишь догадываться, о чем может идти там речь. Ее не просвещают о настоящих планах, которые строят за ее спиной, от ее имени. От имени ее давно почившей матери. Она была тогда еще маленькой девочкой, когда встретила его. А по человеческим меркам была еще молодой девушкой, когда окончилась война. Воспоминания о том времени были туманны, словно были стёрты особым заклинанием. Будучи крохой, не умеющая даже сложить крылья, за белоснежными дверьми наблюдала, как ее друга уводили прочь из райского острова. Она тогда не понимала куда его уводят, но помнила, что хотела пойти с ним. Лишь через несколько лет после его исчезновения, стоя среди пепла множества сожженных тел и крови, проливая горькие слезы в объятиях Нёвиллета, она узнала всю правду. По крайней мере, часть событий. Туманные воспоминания того времени пролетают перед глазами. Она нервно теребила свои пальцы, стоя возле окна. Фурина не признается, что хотела подслушать об их планах. Она соврет им в лицо: без совести и стыда. Будет играть дурочку перед всеми архангелами. И лишь всевышний знает, как у нее не очернели крылья. Солнце начало скрываться за горизонтом, окрашивая небо золотистым, теплым цветом. Вокруг их здания также можно встретить пролетающих мимо ангелов-стражов, патрулирующие местность перед сном. Улицы были почти пусты. Все уже сидели по домам, а кто то шёл на ночную смену. Фурина идет вдоль коридора, уходя прочь с главного входа у зала заседании. Идет медленно, витая в своих мыслях. На лице маленькая грустинка. Хотела бы она знать, как поживает ее маленький дружок. Когда ее фигура скрывается в повороте, двери зала распахиваются. Услышав звук открывающихся дверей, Фурина остановилась, скрываясь в тени и навострив слух. — Вы уверены, что отправитесь туда один, месье Нёвиллет? — спросил Моракс. — Вполне, - ответил тот. Чьи-то шаги постепенно отдалялись противоположную сторону от нее, скорее всего Моракса, но Фурина не слышит еще одни шаги. Аккуратно выглядывает из своего "убежища" и видит лишь пустоту. *** Под его глазами легли темные круги, а взгляд полон усталости и жёсткости, с которым он проводил повелителя Тёмной империи. Он прекрасно знает, что темный лорд его заметил. И сказанные им слова, ясно дали понять: его подчиненные пали от рук этого мерзавца. Эти разведчики были отправлены для того, чтобы узнать какие дела обстоят в империи, которое можно будет использовать против них. Информация полученные с огромным трудом оказались недостаточны. Демоны очень быстро нашли нарушителей, вести о них пропали через неделю после того, как их нога вступила на чужие запретные земли и первой и последней птицой. Ризли выходит из зарослей, как только темная фигура скрывается из взора. Тяжелый взгляд все еще был устремлён на то место, где недавно стоял он. — Вожак! — к нему мигом подбегает один из высокорослых мужчин, отдавая почтение перед ним, — Темный повелитель лично… — Я знаю, — Ризли коротко отрезает чужие слова, — Сопроводите многоуважаемых гостей в нашу деревню. Пусть отдохнуть пару дней и соправодите их до границ Южного королевства в целости, — и коротко кивает послу Южного королевства, которые осыпает его благодарностями. Эта ночь отличается от предыдущих. Ризли идёт по закоулкам деревни, где уже закрылись ставни окон чужих домов, погруженный глубоко в свои мысли, время от времени поглядывая на землю. Пушистые сосновые лапы отбрасывали на землю неровные перистые тени. На небе медленно начали сгущаться тучи, намекая о скорой бури. Он шел неспешным ровным шагом, легко оставляя одну улочку за другой. Дома в деревне довольно неказистые с виду, были весьма прочными, бревенчатыми, с невысокими крышами, крытым тростником или дранкой. Над каминными трубами поднимались в небо столбы дыма, в воздухе пахло горящими дровами и приготовленной пищей. То и дело в сгущающихся сумерках вспыхивали теплым светом новые окна, в вечерним воздухе разносились громкие голоса мужчин и брань женщин, пытающиеся загнать домой непутевых мужей. Петляя между домами, Ризли добрался до своего дома, находящийся рядом с центром городка. Это был просторный бревенчатый дом, из большой трубы над крышей клубами валил дым. Послышалось шарканье ног, дверь отворилась и перед Ризли возникла высокая женщина. Темно фиолетовое, довольно простое, хлопчатое платье сидела на ней, как на принцессе — в его глазах, конечно — из под темных волос на него смотрели тревожные и внимательные глаза. В доме было тепло и светло, в камине жарко горел огонь. Ризли прошел за порог дома, снял свои сапоги и повесил куртку на крючок. Пройдя вглубь, он увидел белую макушку, сидящий в их гостиной, попивая воду в чашке. — Я не думал, что удастоюсь вашего личного визита, месье Нёвиллет, — Ризли сел на кресло напротив своего гостя, закинув ногу на ногу. Облокотившись локтем на подлокотник кресла, он устало протирал лоб, — Хотите поужинать? Дорогая, можешь… — Не стоит, — ужины и обеды в гостеприимном доме Ризли всегда был мероприятием чрезвычайно приятным. За столом царило веселье, вино и пиво лились рекой. Но Нёвиллет пришел не чаи с ним пить. — Время нынче не спокойное, — коротко проговорил Нёвиллет, сделав еще глоток родниковой воды, — Есть какие то новости? Ты же отправлял своих людей на разведку? — Отправлял, — перед Ризли положили миску щедро осыпанный приправами говядину. Все еще горячий. Клоринда без лишних слов села рядом с ним на подлокотник кресла, скрестив руки на груди, — Демоны также натягивают армию. Неделю назад мои люди сообщили о тайном месте, где обучали новобранцев убивать ангелов. Их поймали довольно быстро, ведь я не получал больше от них вестей после этого, — он разрезал мясо на кусочки, — Он их убил. — Очень прискорбно, — Нёвиллет поставил пустую чашку на стол, — Я могу чем то помочь семьям, потерявших мужей и сыновей? — Очень благодарен вам за беспокойство, но мы справимся, — гостиная погрузилась в небольшую тишину. Треск дров заполнил дом, за окном вой разбушевавшейся ветра и внезапный снег уже вовсю валил на землю, — Вы уверены, что в этот раз их можно одолеть? Темный правитель с каждым годом все сильнее и сильнее. — Моя дорогая Фокалор продумала план наших действий, — подперев подбородок об свою ладонь, Нёвиллет посмотрел в окно: за стеклом, где хлопьями шел снег, были видны очертания гор. Горы острыми и устрашающими зубцами резали небо, а окружающей вокруг пик туман, придавал им более устрашающий вид, — Они снова нападут в день затмения: когда ангелы ослабнут достаточно, чтобы нанести по нам сокрушительный удар. Но не в этот раз. Кровавая ночь через неделю, в эту ночь врата сбросятся и все твари покинуть свои края. — Какая гарантия того, что ваш план не провалится? Нынешние демоны простаки, убить которых можно, как букашку раздавить, но нельзя исключать самого темного правителя и его прихвостней. Не забывайте также о Барбатосе и о истребителе демонов, которые примкнули к нему, — буря прорывает сильным ветром по ставням, и вой ветра эхом отдается в помещении. Ризли пристально смотрит на мужчину напротив. — Господин Ризли, в курсе ли вы в случаем, что двадцать лет назад родился новый Серафим? — вдруг спрашивает глава архангелов. Складка между бровями легла у вожака, высчитывая в уме звездный календарь за последние года. — Вы хотите переманить этого Серафима на сторону ангелов и сделать его главным оружием против демонов? — внезапно голос подает Клоринда, все это время сидевшая в этом помещении, рядом с Ризли. Нёвиллет лишь коротко кивает, подтверждая ее слова, — Но темный правитель схватил его раньше. Их карета проезжала через наши земли, но никто не видел, чтобы они проходили сквозь барьер. После пару часов пребывании в Волчьих землях месье Нёвиллет встает со стола, складывает руки за спину и идет к выходу. Прямо на нос ему вдруг села снежинка, и он подняв лицо к небесам, увидел, что все вокруг затянуто темными тучами. Что еще он мог ответить? Ну да, госпожа Клоринда права: ничего хорошего из этого не выйдет. Умиротворение, полное отсутствие волнений о будущем никак не отражается на его лице. *** Кадзуха много раз представлял какова смерть: испытываешь ли ты агонию? Или чувствуешь легкость и свободу? В голове складывалось множество вариаций мира за гранью физического существования. Бесконечные белые анфилады в синем небе под облаками, переплетающихся между собой лестниц, или же поделенная на уровни пропасть — гиена огненная, которой страшили людей в церквях? А может душа просто растворяется в бесконечности, в пустоте? Впрочем, угадать не получается ни с одним из вариантов. Каэдэхара не ощущает легкости и освобождения от телесной оболочки, а стук сердца все еще эхом отдается где то в голове. Болит. Тело Кадзухи тоже болит. Кажется, что вся боль сосредоточилась на одной пульсирующей точке, от которое расходятся эти волны, почти насильно заставляя организм функционировать. Лучше бы все исчезло. Замолкло. Кадзуха не хочет слышать свое сердце — признак того, что он по какой то издевке судьбы все еще жив. Мысли кажутся слишком тяжёлыми, неподъемными. Помимо того, что загробный мир далек от него, больше Кадзуха ничего не осознаёт. Словно птичка запертой в клетке, только клетка это его тело, которое мечется в зыбком тесном мире, куда иногда прорываются чьи-то голоса и ощущения прикосновений к коже. Кажется, его все же вытащили из подземной камеры. Зачем? Боль становится чем то привычным. Каэдэхара настолько свыкается с этим, что почти перестает обращать на нее внимание. Временами она усиливается вместе со спазмами по телу, а затем утихает, оставляя слушать в тишине сбивчивый ритм сердца. Он теряется в пространстве. Ему кажется, что он уже вечность плывёт в этой реке безмолвности, словно мучительном сне без возможности окончательно утонуть или же выплыть на поверхность. Время замирает наполовину опустошенными песочными часами. И этот сон таит в себе страх, плодящий множество из тех вещей, о существовании которых Кадзуха хочется забыть любой ценой. Хочется линчевать их из своей головы, выжечь калёным железом, уничтожить. Или же похоронить себя вместе с ними. Кажется, Каэдэхара бредит. Пытается шептать что то, не получая в ответ даже эхо собственного голоса. Чьи-то руки касаются лба, переворачивают тело для того, чтобы сменить одежду - словно какую-то марионетку. Кадзуха перестает осозновать себя. Для него будто тело - клетка, а сам он - заключённое в него существо. Или же как, мотылёк, который тянется к теплу. Оно такое спасительное и нужное в этом мрачном забытьи. Кадзуха тянется. Всем своим существом. Так противоречиво и неправильно, но необходимо. Человек просто находит источник такого нужного тепла: живой и готовый поделится своей энергией, а внутри что то заинтересованно поднимает свою голову и уничтожает волю к сопротивлению. Признает своего хозяина. Кадзуха слаб, а организм стремится получить дополнительные жизненные силы на восстановление. Поэтому он доверчиво отдается этому теплу, принимающему материальную форму чьих-то объятий. Воссоединение двух осколков в одно целое. Что то внутри Каэдэхары довольно отзывается истомой по телу, и подчиняясь импульсу, человек тянется ближе. Но этот мост под ногами рушится и летит каменными обломками в пропасть, когда Кадзуха открывает глаза. Разрывающееся изображение, тусклый свет от люстры, который непривычно режет глаза, и шум ветра - первый отчетливый звук, который слышит Каэдэхара за последние несколько суток. Он делает вдох. Все еще больно и тяжело. После долгих потери связи с реальностью приходить в себя - дело не из легких. Кадзуха вновь ощущает свое тело, вот только контролю оно не поддается. Руки предательски сжимают ткань черной шелковой рубашки. Несколько мгновений хватает, чтобы догадаться, чья это одежда. Кадзуха осознает то, как близко прижимается к Хэйдзо, то что фактически полулежит в его объятиях. К демону, для которого в сердце человека не должно было остаться ничего, кроме ненависти, слабое тело жмется в поисках живительного тепла. В глазах Хэйзо нет привычной ранее холодной ярости, от которой хотелось сжаться до размера пылинки и исчезнуть. Теперь он смотрит спокойно, с какой то ленивой расслабленностью сытого хищника. Словно чуть ослабляет зажим ошейника, позволяя ощутить себя немного свободнее. Но стоит сжать горло чуть сильнее, и будет больно. Выдох. Глубокий и какой то отчаянный. Кадзуха выжимает из лёгких остатки воздуха и хочет, чтобы кислород туда больше не попадал. Хочет закрыть глаза обратно и погрузиться в сон - вечный и спокойный. Чтобы ему снилось изящные сады с раскидистыми деревьями, как в Зеленой долине, пронизывающий кроны золотистый свет и пение птиц, перекликающиеся с шепотом ветра. Кадзуха хочет умиротворения и легкости в душе, чтобы казалось, что за спиной вот вот расправятся крылья и он сможет взлететь. Но в реальности спину жжёт и чувствуется тяжелый груз, словно на спину привязали камень. — Не трогай меня. От болезни голос у Кадзухи какой то ломаный и срывающийся. В нем нет той твердости, которую так хочется показать. Кадзуха чувствует передающуюся от демона энергию и разрывается между упрямостью и физиологией. Хэйдзо фактически подпитывает его своими жизненными силами, которых у самого Кадзухи не особо много осталось - он не умрет, но восстановление будет идти медленнее и неприятнее. — Дни проведённые в подземелье, так и не научили тебя хоть капле покорности? - спрашивает Хэйдзо. Ровно и без холода в голосе, будто ему на самом деле интересно. — Если бы ты сделал мне одолжение и позволил сдохнуть, я бы не расстроился. Загробный мир кажется куда привлекательнее стен этого замка, - хрипит Кадзуха, пытаясь отстраниться. Как ни странно, демон не удерживает его. Тактильный контакт разрывается. Как и энергетическая подпитка тоже. Отстраниться получается с трудом. Движения даются тяжело и тело словно палками несколько часов били. Паршивое состояние, которое без энергетической подпитки ощущается в два раза острее. И что то на спине жжет сильнее и тяжелым грузом не дает уйти дальше. Кадзуха оборачивается и видит белоснежный покров перьями. Рука без сознательно тянется к нему, и Каэдэхара прекрасно ощущает прикосновения. — Что это? - тихо спрашивает Кадзуха, все также не убирая руки от перьев. Мягко и нежно. — Твои крылья, - спокойно отвечает на него вопрос демон, которое был задан так тихо, что он сам его не услышал. Его крылья...звучит как что то нереальное. Разве это возможно? Каэдэхара пытается двинуть одним крылом, чтобы хоть как то поверить этому, но мелкое движение отзывается болью на всю спину. Хэйдзо обеспокоенно тянется к нему, - Не двигай ими. Они не зажили еще. — Уйди, - шепчет Кадзуха, стараясь удержать слезы. Сейчас он ощущает себя непростительно слабым перед Хэйдзо: Бери и делай с ним все что душе угодно. Но Хэйдзо не двигается, а Кадзуха смотрит на него как то устало и с толикой безвыходности. Кажется, это предел упрямости, сил и возможностей. Моральное истощение жрет, не жалея. — Я не хочу видеть тебя, - шепчет тот, кто предназначен судьбой. Смотрит загнанно, но даже в таком состоянии умудряется словно ножом своими словами нутро вспарывать. — Я никогда не позволю тебе управлять моей душой, - продолжает надломленно. — Не признаю никогда тебя своей парой, - проворачивает груди клинок. Вот только в чьей - неизвестно. Наверно, сразу в обеих. В какой то момент Кадзуха кажется, что Хэйдзо наброситься на него хищным зверем, однако ожидания оказываются напрасными. Демон его не трогает. Смотрит пристально, как охотник на добычу, словно размышляя, как ее освежевать, но вреда не наносит. "Как будто недостаточно того, что он уже сделал" - горько думает Каэдэхара, поджимая колени к груди - так возникает хоть чувство защищенности. Кадзуха закрывает глаза, чтобы спрятаться от ядовито зеленой пучины, где плещется сама бездна, и сам не замечает, как проваливается в сон. Хэйдзо смотрит несколько минут на ангела, а потом просто уходит. Отыгрываться на истощенном человеке - низко даже для него. Кадзуха еще получить свое. *** — Почему ты отказался от энергетической подпитки Хэйдзо? - хмуро спрашивает Синобу, снимая повязку с торса. Основания крыльев почти затянулись, это радует. Кадзуха молчит. Отводит взгляд в сторону и прикусывает губу, явно не желая разговаривать. Он был сильно удивлён, когда Куки в первый раз пришла проверить его состояние, да и потом, когда Венти рассказал обо всем. Синобу не обязана ему помогать. Они друг другу никто. Но тем не менее эта демонесса сейчас смотрит тяжело, как лекарь на больного, отказывающегося выполнять предписания. На ткани повязки остаются впитавшиеся кровавые разводы, и их запах дразнит чувствительное обоняние демонессы. — Ты невероятно глуп в своей упрямости, - констатирует Куки, раздраженно поджигая снятую повязку, - Из за этого ты сейчас напоминаешь откопанное из ближайшего кладбища труп не первой свежести и чувствуешл себя также хреново. Если бы не сопротивлялся, то не получил бы то наказание в подземелье. Тебя что, не предупреждали? — Разве моя вина, что Хэйдзо - дикое животное, не понимающий слово "нет"? - спрашивает Кадзуха, вскидывая бровь. — На каждого животного найдется его укротитель, - парирует девушка, - Ты ведь даже не пытался понять Хэйдзо. Сопративляешься, убегаешь и тем самым еще больше дразнишь его хищную натуру. Со зверем так играть опасно. Будь ты покладистей, все обернулось бы иначе. Кадзуху передёргивает. — Конечно, мне надо было без возражений позволить увести себя из родных земель в Темную империю на роль возлюбленного темного правителя и раздвинуть ноги с влюблённой улыбкой? У меня даже представить это не получается! — Это лишь вопрос времени, - жестко говорит Синобу, - Ты уже пошатнул терпение Сиканоина. Взбесишь сильнее - последствия окажутся печальными. Синобу уходит, кидая напоследок взгляд, значение которого сложно понять. Каэдэхара успевает уловить лишь раздраженность и бессилие. Впрочем, сейчас это не важно. Слова Куки что то глубоко и болезненно задевает внутри него. Как можно быть мягким с тем существом, которое насильно присвоило Кадзуху? Которое с рождения превращало его жизнь в подобие ада? "Но ведь этот ад в твоих снах был так сладок. Ты захлебывался в этом наслаждении. Не лги самому себе", - внутренняя сущность поднимает свою голову, змеем-искусителем заглядывая в мысли и подкашивая тщательно выстроенные внутренние убеждения. "На каждого животного найдется укротитель. Ты даже не пытался понять Хэйдзо" - вторит голос Куки. А взгляд Сиканоина - тот, в котором нет ярости, намертво отпечатывается под веками. Демон впервые не применял свою ментальную силу и не давил на сознание. Наверное, потому что Кадзуха был слаб и особо не сопротивлялся, невольно подпуская к себе ближе. И Кадзуха действительно чувствовал эту связь, существование которой пытался все это время подставить под сомнение. Его тянет к Хэйдзо. Природа ли это, последствия связи или потребность тела в такой близости - неважно. Но сам факт до дрожи пугает. Осознать, что тебя тянет к монстру - страшно. Тьма внутри еще спит, но спокойствие зыбкое, а сон чуткий. Стоит поддаться этой слабости, и Тьма почувствует. Разрушить человеческую сущность и превратить в такого же монстра, как и Хэйдзо. И даже белые крылья за спиной не станут оправданием его чудовищности. "Ты обретёшь силу, о которой многие из ныне живущих вообразить не смеют. Вся Темная империя будет у твоих ног. Весь мир будет у твоих ног. Хэйдзо даст тебе многое, если признаешь его" - продолжает внутренний голос, и Кадзуха кажется, что это помешательство. — Нет! - кричит он. Этот голос кажется ему слишком громким и безобразным. Кадзуха никогда не ощущал себя таким одиноким. Это морально больно - быть исключительно наедине с собственным сознанием и мыслями, которые точат изнутри, подталкивая к обрыву, - Хватит! До кого он пытается докричаться? До себя? До Хэйдзо? До разбирающегося голоса? Холодно. Кадзуха переворачивается на бок, ведь огромные крылья не позволяют лечь на спину, и накрывается одеялом, бездумно пялясь на стену. Мысли не дают покоя. Грудь жжет от воспоминаний, а на собственных руках Каэдэхаре чудится чужая кровь. За три дня с тех пор, как он пришел в себя, Кадзуха все никак не может свыкнуться с той мыслью, что действительно неоднократно убивал людей, не чувствуя при этом ничего, кроме холода. Это кажется дикостью. Будто за гранью восприятия. Но тем не менее это так. Свет свечей на люстре янтарными бликами отражается в глазах Кадзухи, теряясь где то внутри этой усталости за опухшими веками. Кадзуха разглядывает темный балдахин кровати и пытается ни о чем не думать. Надеется, что эта хандра в ближайшем будущем либо утихнет либо у него появится новые силы на борьбу. Ветер словно поет колыбельную на своем тоскливом языке. Кадзуха почти успевает провалиться в дрёму, когда гаснут свечи и на противоположную половину кровати садится Хэйдзо. Он преведет здесь всю ночь, как и предыдущие два раза до этого. Кадзуха сожмется под одеялом, спиной чувствуя этот пристальный взгляд, но вскоре забудется сном. А когда проснется ранним утром, то демона в спальне уже не будет.