Nightmare

Кадзуха не знает, сколько времени прошло с тех пор, как он покинул территорию замка, но среди плотной листвы видит, что солнце уже высоко стояло на зенице. Парень оглядывается по сторонам и стискивает зубы, стараясь не поддаваться нарастающей панике. Лес окружает густой туман. Глубокая тишина здешнего леса давить еще сильнее. Мелькающие крюки сухих веток так и норовят порвать одежду, а в сгущающейся темноте Кадзухе мерещатся мелькающие тени. Холодный воздух пропитан чем то тяжелым и давящим. Недалеко от него слышится первый вой, чем то напоминавший звуки ветра. Далекий и не совсем чёткий, словно эхом отражающийся в горах, но от него на спине бегут мурашки. И это не привычные ему оборотни. Конь уже без подстегиваний Кадзухи срывается на бешеный бег и поджимает уши: он тоже боится. От напряжения начинают болеть пальцы стискивающие поводья и только когда впереди слышится шум воды, он немного успокаивается. Беспокойно фырчащего коня Кадзуха останавливает прямо возле обросшего диким кустарником обрыва. Он не слишком высокий, но крутой. Внизу быстро течёт темная река, уходящая прямо на юг, и кажется оно утекает вниз. Кадзухе придется прыгать. Он не знает, что ждет его там дальше, в конце реки, но попытаться стоит. Это единственный его шанс. Второго не будет. Он признает, что ему страшно. Морозный ветер колышет листья, неся за собой свист. Кадзуха оглядывается назад и он мог поклясться, что видел человеческий силуэт. Накрывший его с головой адреналин напрочь оттеснил мысли о том, что в этом лесу обитают вендиго. Эти существа были высокие, выше нормального человеческого роста, с безгубым ртом и острыми зубами, а силуэт похож на человеческий. Тела у них очень худые, настолько, что видны кости и полупрозрачные. Они обладают тонким слухом, ночным зрением и приманивают жертву свистом. Порождения самой тьмы, не знающие ничего кроме вечного голода и жажды крови. И сейчас этот монстр напал на его след. Против них у Кадзухи нет шансов, но отступить — значит окончательно признаться в собственной слабости и сдаться. Кадзуха отстегивает поводья и седло, бросая его в кромешную тьму. Он треплет коня по холке. Шепчет «беги домой», но вдали слышится еще один свист и лошадь пятится назад. — Нет же, — цокает парень, уводя коня от обрыва, — Ты должен вернуться назад. Там безопасно. Конь недоверчиво смотрит на человека, который зачем то тянет его в ту сторону, откуда они прибыли и фырчит. Но у Кадзухи нет времени, поэтому он бьет коня, всячески отпугивая его, и тот все же неуверенно начинает идти в сторону замка. Каэдэхара провожает взглядом скрывающегося в густой тени деревьев лошадь и берет с земли довольно крупное бревно: для того, чтобы удержаться на плаву. Опять ступает на край обрыва и делает глубокий вдох. Сзади снова слышится свист, но уже близко. Почему то ему кажется, что вместе с собственным сердцем на мгновение замерла вся природа. Крепко сжав бревно, Кадзуха делает шаг к обрыву и… Кадзуха прыгает. Река оказалась обжигающе ледяной. Бревно помогает ему держаться на поверхности, но парень все равно окунается с головой. Вода попадает в легкие и он отчаянно выкашливает. Его бьёт дрожь, ведь в империи царит вечный холод — и это определённо не лучшее время для плаванья, тем более в горной реке. Кадзуха всеми силами держится за сук дерева, стараясь не стучать зубами. Течение тут быстрое, но сама река не сильно шумная. Скалы возвышаются над водой каменными исполинами. Ущелье оказалось узким и Кадзуха чувствует себя неуютно. Словно эти каменные ограды могут сомкнуться, погребая его тело. Река извивается, делая несколько плавных поворотов. Склоны берегов становятся все более пологими, и Кадзуха замечает несколько низкорослых деревьев с большими, выпирающими корнями из почвы. Поток быстро несет его по горным расселинам, и никаких признаков погони или слежки он не чувствует. Это немного удручает. Но тело быстро коченеет в ледяной воде, и человека клонит в сон. Кадзуха старается смотреть на любые предметы, что его окружает: деревья, камни, горы впереди, лишь бы не позволить утащить себя в ледяные объятия, откуда ему не выбраться. Но ему бы лучше утонуть. Перед побегом парень тщательно изучил карту и судя по ней река заканчивается небольшим спуском в озеро, меж горных ущельев. Дальше ему все равно придется идти пешком. А там дальше и Волчьи земли недалёко. Вновь слышится вой с примесью свиста. И будущее не кажется ему таким светлым, как в самом начале. В этот раз вой оказался ближе. Кадзуха прикусывает дрожащие губы. Ему хочется стать невидимым и исчезнуть. Сейчас, в тисках холода, он как никак чувствует себя уязвимым. Ноги и руки окоченели настолько, что он их не чувствует, и Каэдэхара не уверен, что продержится дальше в воде. Где то рядом уже слышится шум стекающей воды, и пока Кадзуха пытается осознать, что это, он вместе с бревном падает по течению, оказываясь в озере. Парень всеми оставшимися силами шевелить конечностями, выплывая на поверхность. Кадзуха подплывает к каменному берегу, хватаясь за корни дерева. После несколько неудачных попыток он все же подтягивается на руках вверх. Валиться на поверхность, прикрывая глаза. Хочется просто отрубиться, чтобы не чувствовать сковывающий холод. Но перед глазами предстает образ Сиканоина и стискивает зубы. Как ни странно, это придает ему силы. Раз — открывает глаза. Два — нащупывает твердую опору. Три — поднимается на ноги. Четыре — делает несколько шагов. Подальше от Хэйдзо. Кадзуха упрямо держится за эту мысль и идет. Движения немного согревают. Кое где видна зеленая трава и это странно, учитывая вечную зиму в здешней местности. К коже неприятно липнет мокрая одежда. Вскоре шум реки затихает. Кадзуха вытаскивает клинок и крепко сжимает его. Без шума воды природа вокруг кажется мертвой. Под ногами слышен хруст иголок от полусухих елей. Тучи застилают небо, становясь ниже и темнее. От этой тишины и пронизывающего холода у Кадзухи мурашки по коже бегут. Чем дальше он идет, тем больше его напрягает такое безмолвие. А через некоторое время он находит мёртвого оленя. Животное было грубо растерзано, и узнает Кадзуха его только по ветвистым рогам. Но самое страшное заключается в том, что от животного не исходит запаха гниения, а кровь на земле свежая. Значит, здесь недавно были вендиго. Надо убираться отсюда, как можно быстрее. Кадзуха срывается на бег. Заставляет ноги двигаться быстрее и отталкивает дикую усталость на задний план. В воздухе висит густое напряжение. Кадзуха задыхается, замечая облачки пара изо рта. Если остановиться — поймают. Он это чувствует. Ощущает на себе пристальный взгляд невидимых глаз. По спине ползет вязкое чувство страха и хочется ее оттереть, вместе с кожей. Хочется оглохнуть, лишь бы не слышать шорохов по сторонам. Хочется перебраться через эти чертовы горы и выжить. Ветки деревьев цепляет кожу, оставляя кровавые царапины. Ледяной воздух дерет горло на каждом вдохе. Кадзуха старается не сбить дыхание и держаться подальше от края огромного разлома. Не позволяет себе замедлиться и на малую передышку. Свист отражается от скал и множится эхом. Вендиго несколько, и они нашли добычу, перекликаясь между собой. Впереди виднеется несколько крупных сосен, которые могут послужить хоть каким то убежищем: осталось надеется, что виндиго не умеют лазать по деревьям. Только бы успеть добраться. Кадзуха почти не чувствует ног, перебирая ими по инерции. В голове стучит только одна единственная мысль: не останавливаться. А когда до деревьев остается не больше пару метров, на него нечеловеческой силой прыгают на спину и он кубарем падает. Его окружают несколько вендиго. Крупные твари с темно-красными глазами, черным худощавым человеческим телом, обросший мхом и сорняками, а вместо головы череп животного с рогами. Вечно голодные и вечно жаждущие крови. Длинные клыки на многое способны. Каждый готовый сделать выпад, если он сделает хоть одно резкое движение. Из горла срывается хриплый крик. На глазах собирается влага. Один из вендиго медленно приближается к своей добыче, обнажая острые кровавые зубы, но он тут же замирает на месте, мертвым грузом падая на землю, брызгая кровью на него. Другие медлят. Кадзуха молиться, чтобы это был не он. Но молитвы не венчаются успехом. Недалёко он видит силуэт среди густой листвы и кромешной тьмы, медленно идущий к нему. Голову пронизывает боль. Дышит загнанно. И видит перед собой демона в двадцати километров напротив. «Ты хорошенько нагулялся» Кадзуха успел отвыкнуть от этого голоса в своей голове. Отвыкнуть от ощущения того, как сознание сковывают железными тисками и это давление невозможно ослабить. Чёрт. Нет. Только не это. Кадзуха резко поднимается на ноги и бежит в противоположную сторону от демона. Он стискивает зубы и пытается мысленно отгородиться так и лезущих в сознание голоса. Его не могли так быстро найти. Вендиго срываются на бег вслед за ним. Эти твари целенаправленно сковывают кольцом его путь, направляя прямо на обрыв. Кадзуха останавливается вовремя, чуть не падая прямо вниз, где острые скалы копьями возвышаются. Вендиго плотно окружают его, перекрывая путь. Паршиво. Но самого демона поблизости нет. Хотя куда ближе: он в его голове. «Один мой приказ и они разорвут тебя на части. Слабого, беззащитного и глупого человека. Я тебя предупреждал, Кадзуха» Кадзуха ненавидит этот голос. Он как яд распространяется по телу, находится внутри него. Словно он его часть. — Я тебе нужен живым, Хэйдзо. Ты не сделаешь этого, — шипит Кадзуха, следя за передвижениями вендиго. «Неужели?» Один из этих тварей скалится и делает рывок вперед. Кадзуха едва успевает отскочить в сторону. Зубы клацают в нескольких сантиметрах от головы. «Не стоит меня недооценивать» — Меня тоже, — и Кадзуха срывается на напавшего на него твари клинком. Тварь явно не ожидает этого от жертвы, поэтому прежде чем она уворачивается, парень успевает проткнуть подгнившую кожу острым лезвием. Вендиго утробно рычит кидается на человека, на этот задевая когтями руку Кадзухи. Больно. Парень откатывается назад, чувствуя, как в спину впиваются камни, а из глубокой раны обильно течёт кровь. В паре метров зияет обрыв, от которого Каэдэхара пытался держаться подальше. Тварь отступает назад. Зачем ему торопиться, когда добыча уже загнана в ловушку? Кадзуха хочется кричать от страха, боли и обиды. Если бы удалось пересечь эти чертовы горы, то, возможно, все сложилось бы иначе. Тварь приседает на задние лапы и кидается на человека. Но останавливается, так как неожиданно что то становится преградой. Словно невидимая стена. Остальные вендиго не спешать к нему подходит, опасаясь чего то. И через мгновение возгорается зеленое пламя. Хэйдзо появляется в нескольких метрах от Кадзухи, словно материализуясь из пустоты. От его взгляда Кадзуху уже в который раз бросает в дрожь. Там нет эмоции. Там нет ничего кроме хладнокровия. Он ничего не говорит. Ужасающе молчит, сверля его взглядом. Кадзуха прикусывает губу до крови. Хэйдзо подзывает к себе одного вендиго. Тварь преданно ластится к ногам демона. Словно умоляет позволить растерзать свою добычу. Хэйдзо улыбается ей почти ласково. Треплет по холке, а затем поднимает оброненный Кадзухой клинок и одним движением перерезает существу горло. — Этот человек мой, — произносит Сиканоин, и остальные твари жалобно поджимают хвосты, отступая. Демон сильнее, и они это понимают. Один за другим они покидают склон. Падает снег. Крупными хлопьями он в тишине оседает на землю: тучи, наконец, прорвало. Кадзухе отступать некуда. Бежать тоже. Он проиграл. Собственноручно расписался огнём, сжигая дорогу назад. Сиканоину же хочется протащить человека по горящему пеплу. Медленно приближается к Кадзухе, позволяя сгустке тьмы выползать из ладоней. Многозначительно смотрит. Молчит. Кадзуха сглатывает в страхе оставшейся влаги во рту. — Ты хочешь свободы? — спрашивает Хэйдзо, разрезая горную тишину. В его голосе ни злобы, ни ярости — пустота. Такая же, как и в глазах. От этого становится еще страшнее. Пусть злится. Бросается бранью. Плевается ядом. Лишь бы не слышать эту пустую речь. Тугие черные лозы обвивают тело Кадзухи и тянут вверх, отрывая от земли. Человек напоминает марионетку, подвешенную в воздухе над самой пропастью. Кадзуха давится комом страха и старается не смотреть вниз. Он ненавидит чувство собственной беспомощности. Хэйдзо подходит к краю обрыва. Берёт за подбородок и заставляет смотреть в пасть ущелья. — В моем понимании свобода — это полет вниз, на те острые скалы, где твои останки с удовольствием сожрут вендиго. Впечатляющая перспектива, не так ли? Но… — Кадзуха вновь чувствует под ногами твердую землю. Лозы отступают, однако хватка на подбородке усиливается, — Ты моя пара. Хочешь ты того или нет, но ты моя пара. И будет справедливо, если источником твоих кошмаров буду только я. До тех самых пор, пока ты не поймешь всю бессмысленность своего сопротивления; пока твоя вторая сущность не сожрет остатки твоей упрямости, за которые ты пытаешься удержаться. — Я никогда этого не допущу, — шипит Кадзуха, яростно, оставшимися силами, царапает кожу демона, — Я лучше сдохну чем позволю этой тьме выйти наружу. Хэйдзо впивается взглядом в лицо Каэдэхары и наклоняется ниже, отчетливо произнося каждое слово. Убивает гвоздями в мозг. — Ты уже выпускал ее. Убивал, сжигал, калечил… А знаешь в чем причина? В твоем чувстве справедливости. Изначально светлом и чистом. Тьма изменила его, также как и изменить тебя. Это твоя природа. — Как жаль, что эта природа позволяет существовать таким тварям, как ты, — В нем клокочет ярость. Хочется упрямиться сколько потребуется, лишь бы доказать. — Очень жалко, что ты так решительно создаешь себе проблемы. Помнишь, что я сказал тебе в тот день? Кадзуха вздрагивает, вспоминая ощущения удушья. Слова Хэйдзо он тоже помнит. Отчетливо. Я даю тебе двадцать дней, Кадзуха. Либо ты принимаешь меня, как свою пару, и отношусь к тебе соответственно, либо ты продолжаешь бессмысленное сопротивление и греешь мою постель. В обоих случаях отпускать тебя я не намерен. Советую тебе хорошенько подумать, или же я оправдаю значение слова «тварь». Надеюсь ты примешь правильное решение. — Что ж, твой выбор оказался далек от положительного. Я давал тебе шанс. А ты сжег чуть ли не половину замка и сбежал, надеясь, что тебе это сойдет с рук. Архивы, Кадзуха. Ты хоть представляешь, сколько там уничтожено ценных бумаг и договоров, которые придется заключать заново? Я клянусь, ты получишь наказание за каждый листик, — теперь равнодушие сменилось холодной яростью. Кадзуха клянется, что он видел искры на дне потемневших зеленых глаз. — И на что ты надеешься этим добиться? — Каэдэхара все же сбрасывает с себя руку Хэйдзо, но стоит сделать один шаг в сторону, как черные лозы опять оплетают ноги и ползут вверх. Хэйдзо прижимается к губам Кадзухи и не целует — терзает их, прикусывая до крови. Тьма плотным кольцом смыкаются на шее. Кадзуха чувствует, как немеют руки и ноги, а дышать становиться тяжелее, словно в грудь что то неимоверно давит. На грани ускользающего сознания, Каэдэхаре мерещится черные крылья за спиной Хэйдзо. — Я хочу уничтожить твою личность. Стереть всю чистоту и невинность, что в тебе есть, — шепчет демон, отрываясь от губ, — Хочу превратить в такого же монстра. И лучше это сделаю я чем они. *** Кто из нас не просыпался порой до рассвета после сна без сновидений, столь сладкого, что нам становился почти желанным вечным сном смерти, или после ночи ужаса и извращенной радости, когда в клетках мозга возникают видения страшнее самой действительности, живые и яркие, всякая фантастика, исполненные той живой властной силы, которая делает таким живучим эти чувства, как будто созданное для тех, кто болен мечтательностью? Каэдэхара скучает по ночам проведенные без снов. Чаще дневным сном, когда он падал от усталости и тяжести жизни, в такие моменты, он чувствовал себя мертвым. И просыпался он всегда в объятиях матери. В таких теплых и родных. Но первое, что чувствует Кадзуха, когда медленно приходит в себя — это холод. Болезненный холод, пробирающий до костей. Голова болит так, словно по ней ударили чем то тяжёлым, а в горле пересохло. Кадзуха чувствует себя ни живым ни мёртвым. Судя по всему лежит он на чем то твердом, не особо мягком. На ощупь — солома. А на руках — кандалы. Кадзуха открывает глаза. Перед глазами плывет расплывчатый потолок и он ждет, когда все прояснится. В глубине души Кадзуха знал, что в случае провала все обернётся именно вот так. Металлические решётки и каменные стены темной камеры, которую еле освещают факелы, проникающие откуда то из коридора. Примерно такую же картину он видел в своих снах. Но больно в разы сильнее. Ведь все происходящее — реальность. Сковывающие руки цепи впаянные концами в стену — тоже реальность. Паршиво настолько, что хочется исчезнуть. Настолько, что лучше бы он не открывал свои глаза. Хочется свернуться в размера пылинки и раствориться в воздухе, став нечем. Глаза начинают слезится. Кровь от раны, щедро оставленный от вендиго, успела пропитать ткань и слипнуться с рукавом. Кадзуха подтягивает ноги к груди и лежит на боку, даже не пытаясь пошевелиться. Голову не поднять: она словно свинцом облито; а тело жутко ломить: последствия купания в горной реке. Первое время Кадзуха пытается сдержать слезы, но потом его попросту не хватает сил. Кашель смешивается с какими то хрипами вырывающееся из груди и неконтролируемого вздрагивающим телом. Истерика забирает последнюю силу. Человек не помнит, когда все затихает и отрубается. Сквозь прерывистый сон он слышит голоса стражников, тихие шаги и скрип прутьев. Когда Каэдэхара во второй раз приходит в себя, то обнаруживает на полу возле соломенной кучи, на которой лежит сам, две железных ёмкостей. В миске жидкая каша: от вида, которого желудок тянет рвотные рефлексы; а в кружке вода. Кадзуха не уверен, что вообще может принимать хоть какую то пищу. Он хватает кружку и большими глотками пьет воду, пытаясь облегчить жжение в горле. Это помогает, но ненадолго. Болезнь берет свое. Дышит ртом и воздух неприятно жжет горло, а нос заложен. Ему кажется, что температура его тела скачет: ему холодно, но тело горит огнём. В ушах доводящий до сумасшествия звон. Он не знает сколько времени прошло с тех пор, как оказался здесь. Сутки? Двое? Перед глазами все расплывается, и темнота забирает его раньше чем он успевает положить голову на солому. Истощенному мозгу уже не кажется плохой идеей сдохнуть от воспаления лёгких: лишь бы это случилось быстрее. Он обнимает колени руками и ждет чего то: чуда или смерти. Но тут появляется… Он. Кадзуха забивается в угол и почти скулит, когда видит тьму в глазах напротив. Хэйдзо подходит медленно, опускается на колени перед человеком, обхватывает ладонями щёки. — Я хочу, чтобы ты вспомнил, Кадзуха. Вспомнил, кто ты на самом деле. Демон прижимает пальцы к виску человека и выпускает тьму. Кадзуха кричит от боли: голову словно насквозь протыкают железными шипами, не давая отключиться или хоть как-то прекратить это. Хэйдзо скрывает запертые мысли и прокручивает в голове Кадзухи. Топит в картинках прошлого, которое Каэдэхара ненавидит всем сердцем. В первой картине, он видит ту самую женщину, первая павшая от его рук. Женщина с виду лет тридцать, на ней коричневое платье из грубой ткани перемазанное в чем то, глаза желтовато-бледные, а под ними огромные круги. Он помнит ту ночь отчётливо. Помнит, как дожидался ее и пробрался в дом под покровом ночи. Помнит, как пронизывал в ее тело сотнями тупых ножей, потому что с первого раза не вышло. Помнит, как увидев первую кровь — он захотел еще. Хотел видеть боль и страдание в ее глазах. Тогда внутри пробуждалась та сила, которая сковывает мысли одной лишь яростью и желанием отомстить. Жестоко и беспощадно. А этой женщине стоило лишь раз на всю деревню надругаться над его матерью, потому что посмела родить такую тварь, как он. Он чувствовал злорадное удовлетворение, смотря на страдания, с безразличностью к воплям жертвы. А по дороге домой начинается отходняк. Тьма прячется, и утерянная часть сознания возвращается обратно. Кадзуха осознает, что он сделал и не может принять это даже самую малость; от шока и ужаса теряет сознание, а приходит в себя уже дома, где мать обеспокоенно смотрит на его лицо и спрашивает, что случилось. Кадзуха не отвечает. — Хэйдзо, прошу… нет… — по щекам катятся слезы. Он не может открыть глаза и вернуться в реальность. Вторая его жертва: молодой парень, который был чуть старше его самого того времени. Он не понимает, что с ним тогда случилось, но клянётся, что видел, как этот парень душил свою сестру в приступе агрессии, стоило Кадзухе лишь прикоснуться к нему. И Кадзуха повторил судьбу девочки с ее же братом. Он тоже душил. Тьма материализуется в шипы, плотным кольцом обвивая шею и перекрывает доступ к кислороду, оставляя человека извиваться в предсмертных конвульсиях. — Это твоя настоящая сущность, Кадзуха. Тебе придется ее принять. Человек не может. Ему кажется, он сходить с ума. Боль надавливает на голову и топит в кровавом океане собственных мыслей, которые эхом множатся и переплетаются между собой шипящими отголосками. Его ломает в руках демона. Кадзуха до глубоких царапин дерет удерживающие его голову запястья демона и умоляет о том, чтобы все это прекратилось. Хэйдзо не слышит этих просьб. Его третьей жертвой стала половина деревни. Была одна девочка из богатой и интеллигентной семьи, единственная, которая не боялась его. Милая девочка с вечно непослушными золотистыми волосами и солнцем сияющие глаза была жестоко избита отцом и безразличностью матери, лежала мертвая в своей постели. Тогда весь дом охватил черные языки пламени, распространившееся к следующему дому, и к следующему. Вот только, не знал Кадзуха, что девочка тогда еще была жива. Он стоял посреди огненного хаоса. И смотрел, как рушатся дома, как люди выбегают из груды обломков. Крики, плач, трески. Это трещит не дома или огонь, это трещит его возвращающая сознание. Тьма исчезает и после не появлялась вновь. — Он сжег мой дом! — кричал дедушка, указывая пальцем на него. — Он убил моего сына! Убийца! — Белый дьявол! Будь ты проклят! На тот момент Кадзухе всего шестнадцать. С детства он рос с мыслями, что это будет не всегда. А мама всегда называла его «ангелочком», ведь ангелы не способны убивать. Думал, что он будет помогать людям: лечить болезни так же, как его мать, поэтому сознание ломается, когда Каэдэхара приходит в себя каждый раз после таких случаев. Лечить и убивать — совершенно противоположные вещи. Иногда, Кадзухе кажется, что все это — дурной сон. В его теле словно другое существо берет над ним вверх: темное и отвратительное, а потом оно отступает и все, что произошло, кажется нереальным. Обычному Кадзухе жалко даже муравьёв давить; он бы не стал убивать. К семнадцати годам Кадзуха убеждает себя до такой степени, что на самом деле начинает думать, что это все — галлюцинации. При психических расстройств такое бывает. — Это не сон. Своими словами Хэйдзо одним ветром рушит хрупкий карточный домик, которое человек старательно строил добрую половину жизни. Он разрушил абсолютно все. Кадзухе больно. Внутри словно осколки стекла насыпаны, что при каждом вдохе впиваются в легкие и дерут до кровавых ошметок. По спине словно пауки ползают, неприятно оседая где то между лопаток. Кадзуха вопить, сжимая пальцами свои волосы. Хэйдзо сидит прямо напротив, хладнокровно слушая чужие вопли и на мгновение, где то глубоко внутри возгорается и также быстро потухает. Он тянется рукой к Кадзухе, но оказывается отброшенным в дальнюю стену с нечеловеческой силой. Он врезается спиной к каменной стене, оставляя огромные паутины трещин. И победный смех вырывается из его груди. Кадзуха продолжал вопить, прикрывая свое уязвимое тело белоснежными крыльями. Спину нещадно жгло, словно по нему проехались сотнями горячих камней. Основание было покрывалось кровью и белые, чистые пёрышки впитывались моментально красным. Ангел не осознавал сейчас, что сделал; в голове лишь картины прошлого и злорадный смех. Кадзухе кажется, что он мёртв изнутри: давно сгнил и превратился в прах, тщательно закопанный под собственными иллюзиями. Голову больше не сдавливает железными тисками, но легче от этого не становится. Кадзуха впервые показывает демону свои слезы: судорожными всхлипами, сквозь которых слышится одно и тоже «ненавижу». Хэйдзо тоже ненавидит. За то, что Кадзуха — его привязанность. Практически одержимость, не поддающаяся объяснению. Монстру внутри хочется разорвать эту тонкую кожу на шее Каэдэхары, оставляя шрамы как клеймо — знак принадлежности к Сиканоину. Эта связь настолько сильная, что демон не может от нее отказаться. Пусть Кадзуха плачет, презирает его и показывает свое отвращение — Хэйдзо плевать. Он не позволит Кадзухе быть с кем то другим. Присвоит, заставит почувствовать такую же одержимость. Не отпустит. Он его уязвимость. — Думаю, первый урок ты усвоил навсегда, — Хэйдзо целует дрожащие губы ангела совсем нежно и невесомо. «Никогда не забывай, кто ты на самом деле» Когда Кадзуха открывает глаза, демона в камере уже нет. Так всегда. Вспарывает лезвиями сознание и уходит, оставляя медленно уничтожать себя. Каэдэхара соскребает себя с каменного пола и доползает до соломенной подстилки, насколько позволяют тяжеленные крылья, и обессиленно сворачивается на ней в позе эмбриона. После криков горло свело настолько, что больно даже плакать. Кадзуха ощущает себя ничтожеством. Марионеткой со спутанными нитями и ножевыми ранениями на психику. *** Кадзуха окончательно теряется во времени. Весь мир суженный до подземной камеры начинает казаться несуществующим миражом. Будто сквозь сон. Болезненный и лихорадочный. Поначалу Кадзуха пытается выкарабкаться из этого омута, уцепиться за ускользающий свет факелов, но потом это становится не важным. Ему кажется, он несколько раз видел Венти перед глазами за другую сторону решетки, но силуэт то и дело расплывается, поэтому ангел не обращает внимание. Борьба отнимает силы. А у Кадзухи их больше нет, потому что он слаб. Он пытался быть сильным. Думал, что может победить самого создателя его ада. Такая глупость. Не проще ли сдаться? Кадзуха думает об этом, когда его рвет желчью куда то в угол; думает об этом, когда дышать становится попросту больно; думает… Дальше сил думать нет. Больше не может. Мокрая от холодного пота кофта неприятно липнет к телу и ангелу хочется порвать ее на лоскуты, потому что озноб сменяется жаром. Каэдэхара лежит на каменном полу, вслушиваясь в монотонный стук редких капель с потолка, и считает их. Кап — один. Кап — два. Кап — три. Это единственный способ удержать себя на поверхности. Четыре… Пять… Шесть… А зачем? Зачем пытаться выжить, если Кадзуха не сможет принять себя таким — морально изуродованным монстром, который убивал людей? Как Хэйдзо. Семь… Восемь… Девять… Куда он надеялся сбежать? В дом родной, где мать скончалась от горя? Туда, где его очередной раз будут презирать за то, что он родился? Десять… Больше Кадзуха не слышит. Стук капель растворяется дымкой в воздухе, а вот биение собственного сердца, напротив, усиливается. Его ритм какой то рваный и отчаянный. В отличии от сознания оно все еще работает. Перед глазами плывут черные круги. Кадзухе плохо. Настолько, что он не может пошевелиться. Максимум протянет еще сутки. От воспаления лёгких умирают и за меньший период времени: он неплохо продержался. Хэйдзо нет довольно давно, дня три, наверно. Впрочем, точно определить временной отрезок не получится. Кажется, словно демон резко потерял интерес к своей жертве и бросил ее гнить, в подземельях. С одной стороны это даже как-то задевает. Кадзуха заходится кашлем и чувствует хлюпанье в лёгких, прежде чем окончательно теряется в темноте.