Tea & Necromancy/Чай и некромантия

К четвергу поведение Грейнджер довело Малфоя до предела. Нервы сдавали, болезненно пронзая изнутри при каждой мысли о ней. Она окончательно «переехала» в лес. За пустым надгробием покоился сундук с вещами. Тело ее стало здоровее, чем раньше. Однако разум… Драко отправился к ней после ужина. Тени обволакивали его фигуру, пока луна пряталась за облаками, а на сосны и пихты падал тусклый, бледный от фатального исхода свет умирающих звезд. Дойдя до поляны, он застал следующую картину: Гермиона доставала из небольшой бисерной сумки различные предметы, задумчиво рассматривая каждый перед тем, как положить на траву. С почти отсутствующим взглядом она методично рассортировывала их по кучкам. В самой маленькой лежало всего несколько вещей, которые, как понял Малфой, имели для нее особое значение, но какое именно — не знал. Закончив с сортировкой, Грейнджер бережно переложила предметы в сумку. — Ты не мог бы уничтожить их? Драко посмотрел, куда она указала — на потрепанную палатку, походные принадлежности, исписанные заметками пергаменты и одежду, которую было уже не восстановить. Он сделал, как она попросила, а затем, слегка хмурясь, спросил: — Что насчет других? Грейнджер коснулась туго набитой сумки, лежавшей рядом с мазями и настойками. — Медицинские принадлежности я отдам мадам Помфри. Мне они не нужны, — в ее голосе слышалась усталость. — Все остальное подарю Дину Томасу, — сказала она, взяв один том из массивной стопки, которая представляла собой смесь учебников, научных трактатов и художественной литературы в мягкой обложке. Возле книг лежала аккуратно сложенная одежда и различные атрибуты школьной униформы. — Он основал благотворительный фонд, чтобы помогать малообеспеченным семьям в приобретении школьных принадлежностей. Малфой оглядел открывшуюся перед ним картину, и в ушах раздался тревожный звон. Грейнджер наводила порядок. Перед его глазами лежала вся ее жизнь, но помимо некоторых, очевидно, любимых книг, он не видел ничего, что принадлежало бы лично Гермионе. Все вещи служили ей средством для помощи другим. Драко сглотнул ком в горле. Грудь охватила жгучая, как раскаленное железо, боль. Сердце заколотилось от тревоги и паники, затрудняя дыхание. — Что насчет бисерной сумки? — спросил он, изо всех сил превозмогая дрожь. Она одарила его смущенной улыбкой. — Прости, мне снова придется попросить тебя об одолжении. В попытке скрыть скверное состояние Драко сделал широкий жест рукой в знак полной покорности. При виде такого дурачества улыбка Гермионы стала шире. — Если тебе будет некомфортно отправить ее Гарри напрямую, передашь ему через Тео? Я приложу записку, что он не обязан все это хранить. В ней просто набор безделушек, которые много для меня значат. Малфой старательно продолжал игнорировать то, как страх истязает внутренности, растекаясь по венам кислотой. — Покажешь мне? — А ты не будешь смеяться? Он пожал плечами. — Только если в ней не окажется что-то действительно смешное или же настолько душераздирающе жалкое, что я просто не удержусь. Она усмехнулась. — Тогда ладно. Драко сел. Первой она вытащила книгу, «Сказки барда Бидля». Малфой бросил на Грейнджер вопросительный взгляд. — Их завещал мне Дамблдор. Не знаю почему. Хотя, справедливости ради, знал он меня не очень-то хорошо. Потратив немного времени, понял бы, что я не верю в сказки. Я хранила их ради Гарри, не себя. Я бы никогда не обратила всю свою веру в миф, чтобы спасти лучшего друга. Он ухмыльнулся. — И правильно. Стремление завладеть всеми дарами привело Лорда к гибели. Гермиона задумчиво хмыкнула, склонив голову к плечу. — Ты был хозяином бузинной палочки. Жалел когда-нибудь, что не узнал об этом раньше? Драко подумал, не прикинуться ли доблестным гриффиндорцем, но все же решил, что столь достойный ответ будет не только не к лицу, но вдобавок еще и ложью. — Конечно, жалел. Однако в менее гордые периоды радуюсь, что не знал. Сомневаюсь, что смог бы распорядиться этой силой во благо. — Разве у тебя бывают такие периоды? — поддразнила Грейнджер. — Недавно мне сказали, что стоит поработать над недостатком скромности. Так вот, я практиковался. Ухмыльнувшись, Гермиона достала фотографии: на одной она была с Поттером, на других двух уже появился и Уизли. Малфой предположил, что сделаны они были во времена Отряда Дамблдора. Прекрасно зная, какое отвращение Грейнджер испытывает к полетам на метле, он удивился, ведь на следующем фото она летала вместе с Виктором Крамом и смеялась. На последней фотографии профессор Люпин сидел вместе с незнакомой Драко ведьмой — судя по всему, это была его двоюродная сестра. Она меняла черты своего лица в попытках отвлечь Римуса от чтения книги. Бывший профессор прятал улыбку, а жена продолжала его смешить. «Счастливого Рождества от семьи Люпин!» — было написано вдоль края фото. Метаморфомаг. Он понятия не имел, что в его семье была волшебница с такой необычной способностью. — Она действительно выглядит веселой. Грейнджер кивнула, убирая фотографии, а после достала тонкую золотую цепь и положила на ладонь Драко. Ее пальцы подрагивали. — Мне не разрешили оставить маховик, но я сохранила цепочку. Она напоминает мне о том, что иногда я склонна взять на себя непосильную ношу. Бывают моменты, когда ни в коем случае нельзя сдаваться… но возникают в жизни и те, когда стоит. Малфой задался вопросом: как в таком случае она оценивала свое непростое положение сейчас? И какой урок она извлечет, когда все это закончится и станет ничем иным, как забавной историей из жизни за застольем? — Может, нам украсть маховик? — задумался он, проводя большим пальцем по тонким звеньям цепи. — Вернуться в прошлое и пресечь на корню то, что сейчас происходит с тобой. — Все работает иначе. Временные петли. Они… органичны. Все исправится само по себе, ведь то, что уже произошло, всегда произойдет снова. Я всегда буду мертва. И, насколько я знаю, кто-то уже вернулся. Ты пошел за мной в лес, потому что увидел рану, верно? Драко поджал губы, уловив намек на сталкерство, но все же пробормотал согласие, не имея возможности отрицать сам факт. — Вот. Однако перед этим я чихнула. В четырнадцатой главе книги «История Хогвартса» говорилось, что воздух в замке зачарован на самоочищение, чтобы студенты могли заводить питомцев, не доставляя аллергикам неудобств. Так вот, почему же я чихнула? Видимо, меня сглазил путешественник во времени. Он обдумал возможность подобного соучастия. — Ты всерьез полагаешь, что кто-то использовал маховик только для того, чтобы заставить тебя чихнуть? Грейнджер ухмыльнулась, и Малфой обреченно простонал. Он попался. — Конечно же, нет, — с издевкой заявила она. — Я чихнула, потому что ковыряла пирог, в начинке которого переборщили с перцем. — Просто уморительно. — Драко закатил глаза, отдав ей цепочку. — Ты ужасно раздражаешь, когда выглядишь такой самодовольной. — Учусь у лучших, — насмешливо протянула Гермиона, складывая цепочку обратно в сумку, а потом вдруг замялась. — На самом деле… есть еще одна вещь. Только вот я поняла, что не стоит отдавать ее Гарри. Не могу так распорядиться, ведь она мне даже не принадлежит. Грейнджер одарила его полуулыбкой, слегка подняв от смущения плечи, после чего медленно вынула руку из сумки. Малфой сделал глубокий вдох. Она держала чашку. Ту, которую бросила через плечо. Ту, которую Драко оставил на поляне и о которой совершенно забыл. Книга. Пять фотографий. Цепочка… и чашка. Это было всем, что Гермиона Грейнджер хотела передать тем, кто ее пережил. Орден Мерлина она не сохранила. А сейчас держала чашку. Его чашку. Их совместные вечера стали «безделушкой», которая много для нее значила. Его чашка много для нее значила. Малфой почувствовал, как сердце обволакивает горечь утраты, и мотнул головой, чтобы избавиться от разрушительной эмоции, не дать той возможность стать реальной. Он отказался от протянутого Гермионой фарфорового изделия. — Ты это напрасно, Грейнджер, — сухо вымолвил он. — Почувствуешь себя крайне глупо, когда мы найдем способ спасти тебя. Она залилась смехом, но тот звучал пусто. — Вероятно, ты прав, — согласилась она, а глаза говорили — с меня довольно. Взгляд Драко скользнул к яме, идеальному прямоугольнику вырытой земли. Казалось, она тянула его к чему-то устрашающему и зловещему, будто пытаясь напомнить о чем-то, что он обязан был усвоить заново. Это могила. И всегда ею была. Из-за того, что само место приобрело для Малфоя новое, бóльшее значение, теперь он едва мог распознать истинное. Грейнджер всегда намеревалась проживать свою смерть здесь. Собиралась чахнуть в клетке из собственной плоти и крови, пока не сгинет окончательно, а душа не найдет покой. Драко не осознавал, что все это время ее мышление не менялось. Совершенно. Он оптимистично предполагал, что в один прекрасный день Гермиона просто решит забыть об этом. И, возможно, как только она сможет… Нет. Вместо этого, она нашла человека, которому можно довериться. Человека, который, как она полагала, был заинтересован лишь ее «бессмертным» состоянием и, соответственно, больше заботился о природе заболевания, а не о ней самой. Малфой попросту стал для нее тем, кто исполнит последнюю волю. Тем, кто засвидетельствует и реализует завещание. Он размышлял, не решила ли она прибегнуть к безумству, некромантии, только чтобы спасти его, Тео и Поттера от чувства вины? Чтобы в будущем им было чуть легче пожать плечами, сказав: «Мы сделали все, что могли»? Ведь несмотря на то, что Грейнджер обещала есть больше, Драко понимал: этого недостаточно. Каждое движение заставляло ее вздрагивать так, будто кости были слишком тяжелыми. Руки всегда одолевал тремор, а лежавшее на плечах горе… Малфою казалось, что именно оно придавливает ее тело к земле, и однажды наступит день, когда Гермиона просто напросто не сможет подняться. Она умирала. Эта смерть была не физиологической. Не было ни ран, ни вируса, ни чего-либо еще. Это была смерть разума, смерть души. Та, что настала изнутри, но, благодаря усилию воли, так и не наступила окончательно. Остаток вечера Малфой провел, усердно стараясь дистанцировать себя от постигшего осознания. Как только Грейнджер подняла на него тревожный взгляд, он, едва кивнув, предложил лечь пораньше. Машинально используя заклинание за заклинанием, он создавал защитный барьер, надеясь отвести от себя беспокойное подозрение Гермионы. — Драко? — М? — пробормотал он. На большее попросту не был способен. Она играла с атласным краем одеяла, в нерешительности хмуря брови. — Я рядом. Ради тебя. Если тебе что-то нужно. Вышло неуклюже, непривычно. Будто она думала, что озвучивает очевидное. — Не давай обещаний, которые мне хочется, чтобы ты сдержала, Грейнджер. — Полагаю, потому ты и заставляешь меня сдерживать их? Раз сама я не могу. В ее тоне прозвучал смех, поэтому Малфой не выдержал — он повернулся к ней, оторвав взгляд от неба и сокрытых в нем завтрашних возможностей. Теперь они лежали лицом к лицу. — Тебя не будет рядом. Ты дождешься некромантического «рояля в кустах» и, заранее зная, что он не сработает, уйдешь. Наверняка уже приметила подходящее место, где тебя не найдут, не так ли? Ее нижняя губа задрожала, веки закрылись. — Я просто так… так устала. Признание вырвалось наружу, словно шею Гермионы затягивала петля. Прерывисто выдохнув, она посмотрела Драко в глаза. — Мне было приятно познакомиться с тобой. — «Знакомиться», Грейнджер. Тебе приятно знакомиться со мной. Не говори обо мне в прошедшем времени. Я не могу… — он сжал челюсти, проглотив необдуманные слова. И попытался еще раз. — Что ты мне сказала? Ты рядом ради меня? Это я рядом. Я прямо здесь, рядом с тобой, и не могу понять, как ты этого не замечаешь. Она моргнула. Ее душило множество петель, и конкретно эта — не давала ответить. — Разве ты не можешь просто перестать быть мертвой? — спросил он на грани мольбы, заставившей слова повиснуть в воздухе. — Это так не работает. Я пыталась, Драко. Я пыталась. Я правда пыталась. Гермиона не отводила от него взгляда, определенно желая коснуться, но боялась, что его неприятие превратится в отторжение. Малфой испытал благодарность за проявленную сдержанность. Иначе совершил бы нечто отчаянное. — Умираешь не только ты, — прямо сообщил ей он. — Умирая, ты частично забираешь с собой и других. Поэтому те, кто продолжают жить дальше, уже менее живые, чем были до твоего ухода. Она отшатнулась. Распущенные каштановые кудри напоминали ему переплетения кровоточащих вен, пока она лежала, мучаясь от высказанной им правды. — Грейнджер, — прошептал он, смягчив резкий тон. — Воспоминания, вот что мертво. Они навсегда останутся в прошлом. Мы не переживаем произошедшее заново, только пересматриваем. Они молчали. Малфой видел, как Гермиона, борясь с желанием уснуть, пытается сформулировать ответ, но запас энергии был на исходе — разговор лишил ее последних сил. Губы остались приоткрытыми, когда она провалилась в сон, так и не ответив. Он наблюдал за ней. Не мог иначе. Каждый сбой в ритме ее дыхания цеплял слух, и Драко открывал глаза как настоящий параноик. Хотел убедиться, что этот вдох не окажется последним. Он смог расслабиться только по прошествии минут десяти, когда циркадный ритм ее сна постепенно затянул в дрему и его. Как только сбой произошел вновь, Малфой прошептал заклинание, чтобы усилить звук ее сердцебиения. Удары пульса тонули в грязных земляных стенах. Журчание струившейся по венам крови прерывалось ровным, глухим стуком, напоминая ему о серых морских волнах, что разбивались о прибрежные скалы, руша валуны прибоем. Мелодия была жуткой и размеренной. Умиротворенной и мрачной. Она усыпляла и завораживала. Пронизывала и утешала. Погружаясь в раздававшееся эхом напоминание о том, что она все еще жива, Малфой наконец провалился в сон.

⁂

Драко вздохнул. Наступила пятница, и он уже три минуты молча пялился на дверь, ведь не был готов к тому сюру, который, как можно было догадаться, поджидал внутри. Он оставил укутанную в одеяло Гермиону под защитными чарами, приготовив ей термос с чаем, а также наколдовав парящие огни, чтобы она могла читать. И теперь стоял перед Выручай-комнатой, выполняя подготовительную работу — безукоризненно прокрастинировал. Собравшись с духом, Малфой повернул ручку. Подумать только, все опасения подтвердились. Сюр предстал перед его глазами в образе одного громом пораженного объекта — Чудотворца Спасителя. — Малфой, — произнес Поттер вместо нормального приветствия. Ноги так и чесались уйти, ладонь крепче сжимала ручку, но он все же сумел шагнуть внутрь. — Где Тео? Проклятый Мальчик, который, к сожалению, выжил, хмуро изучал разложенный на столе лист пергамента. — Насколько я могу судить, слоняется без дела. Хотя и обещал, что не будет. Драко фыркнул. — Уж ты-то должен понимать, насколько невозможной представляется для него данная задача. — Я все равно надеялся избежать… этого. — Золотой Кретин раздраженно взмахнул между ними рукой. Малфой, тем временем, подошел поближе и посмотрел на пергамент, который оказался картой замка. Он покачал головой так, словно великое множество вещей за одну секунду обрели, наконец, смысл. Затем, искоса бросив на Поттера взгляд, отметил во всем его облике очевидное влияние Тео. Впервые знаменитейший беспорядок на голове Святой Благодетели был похож на прическу. Одет он был в кашемир и стогаллеоновый деним. А туфли были сделаны на заказ в ателье, которое предпочитал как Драко, так и другие волшебники в его кругу. Собственно, прикид Поттера с головы до ног вопил: «создано под руководством Теодора Нотта». Он сдержал ухмылку, принявшись изучать похожие на капли чая следы учеников и учителей в холлах, коридорах и нишах. Царила великолепная, благоговейная тишина, пока Поттер не решил уничтожить ее, напомнив о своих несносных манерах. — На этой неделе ты не появлялся в подземельях Слизерина. — А запреты на приближение подозрительных лиц еще выдают? — протянул Малфой, скрывая нервозность. — Не организуешь? Очевидно, один мне вполне пригодится. Поттер усмехнулся. — Ради любого другого я бы даже постарался, — прокомментировал Исключительно Невыносимый Волшебник, вперив в Драко пронизывающий, требующий объяснений взгляд. — Она попросила меня остаться. Поэтому так я и поступил, — пояснил он, сверившись с картой еще раз. Кожей чувствуя на себе выискивающий взор Поттера, который явно пытался обнаружить в простом ответе скрытый мотив, Малфой заметил, что Тео перестал топтаться на месте, покинув один из кабинетов в служебном крыле замка. Как только следы с меткой «Теодор Нотт» направились в сторону Выручай-комнаты, раздалось два облегченных вздоха. Поттер тут же оживился. Провел рукой по волосам, намеренно сильно взъерошив их, после чего расстегнул тонкую рубашку так, чтобы края ворота криво торчали из-под кашемирового джемпера, разрушая искусно созданный руками Тео образ. Малфой вскинул бровь, и Несчастье, посланное Зевсом на их головы, пожало плечами: — Ему нравится поднимать шум по пустякам, не так ли? Только Драко собрался съязвить, как в мыслях всплыло воспоминание о Тео, изливавшем душу в «Кабаньей Голове». Он подавил раздраженный стон. — Тогда размажь по лицу чернила. Это сведет его с ума. В хорошем смысле. — Заметив на физиономии Поттера искреннее удивление, Малфой скрежетнул зубами. — Блять. Не беси, просто сделай. Сначала Гарри настороженно прищурился, но вскоре, видимо, рассудил, что Драко дал совет искренне, поэтому в следующее же мгновение провел пальцем по открытому пузырьку с чернилами, а после — по щеке, оставив полосу. Они ждали. Неловкость убивала. — Крам ответил? — Малфой попытался хоть немного разрядить обстановку. — Он тоже не знает. Сказал, что никогда их не встречал. — Поттер поправил очки. — Спросил, может ли снова написать Гермионе, а то она разорвала с ним контакт после свадьбы Билла и Флер. Может, чтобы защитить. — Защитить Крама? — Драко фыркнул. — Темный Лорд отправил сына Долохова к его семье в качестве посланника. Тот вернулся со сломанной челюстью и неизлечимым проклятьем. Долохов был в бешенстве. Даже Лорд не мог предотвратить действие чар. После произошедшего, к Краму он даже не лез. Гарри вскинул брови в знак согласия. — Да уж. Однажды я стал свидетелем, как Виктор чуть не ударил Ксенофилиуса Лавгуда за то, что тот носил символ даров смерти. Думаю, Гермиона тогда беспокоилась о моей безопасности. Их переписку могли отследить. А по окончанию войны у нее все еще был Рон. Но сейчас… — он замолк. Малфой прекрасно понимал, в чем дело: Золотистый Герой, вышедший из пророчества, не был до конца уверен в том, что именно происходит между ним и Гермионой, поэтому не мог продолжить свою мысль. Поттер держал паузу, давая Драко возможность вставить свое слово. Сейчас всего один его ответ мог бы запросто обозначить «доступность» Грейнджер, но… подобный поступок казался неправильным. Более того, Малфой ни в коем случае не собирался признаваться. Примерно минуту спустя в комнату ворвался Тео, очень удивившись, обнаружив их целыми и невредимыми. Однако при виде своего Святого замер, громко ахнув. — Гарри! На тебе что, Будда жопой помедитировал? Перед уходом я придал тебе идеальный, презентабельный вид, и только посмотри, что ты наделал. Меня не было всего пять минут! Тео двинулся вперед, ограничившись с Драко попутным кивком, прежде чем поправить Поттеру воротник и вернуть рубашку на законное место, заправив за пояс. Тот, что с дурным знамением на лбу, скорчил лицо, когда Нотт, лизнув большой палец, принялся грубо оттирать чернильное пятно. — Ты блядская катастрофа. Просто нелепо. Жрать-то смог бы, если б я тебе ланч каждый день с собой не готовил? — разглагольствовал Тео, дергая Поттера за пряди, чтобы те легли как надо. Малфой молча изучал друга — тот в раздумьях остановился. — Что ж… Да, признаю, я не готовлю еду, а прошу это сделать Кикимера, и когда он отказывается, иду покупать готовую. Однако делаю я это каждый день. Просто вау. Я великолепен. Нет, серьезно, как бы ты без меня жил? Сдох бы, да и все. Лично я не стал бы винить мир за то, что он прикончил тебя. Слишком уж много усилий надо прикладывать, чтобы попытаться в живых оставить. Совершенно не удивлен решению Гермионы. Проще самой стать трупом, чем не допустить появление твоего. Драко не мог перестать наблюдать за тем, насколько открыто Нотт заботился об Избранной Чуме в очках и насколько сильно Поттер пытался скрыть наслаждение от того, как Тео носится вокруг него. — Не пять, — протянул Гарри. — Тебя не было, как минимум, двадцать. Нотт ухмыльнулся. — А ты считал, значит? Мерлин, они выглядели до отвращения счастливыми. Малфой придал чертам подобающий случаю вид — будто его сейчас стошнит. Однако, видя Тео настолько беззаботным, испытывал он лишь прискорбную долю завистливого принятия. — Так. И в какую же «слегка неэтичную» авантюру ты ввязался на этот раз? — спросил Поттер, наконец отпихнув от себя Тео, когда тот вновь потянулся к его голове, чтобы поправить прическу. Временно оставив попытки ликвидировать «избранные поправки», Нотт с торжествующей ухмылкой взмахнул невесть откуда взявшейся папкой, вернув той нормальный размер. — Реквизировал записи с терапии Гермионы, конечно же. Стоило Тео подойти к столу и бросить папку поверх карты, как Мастер Обезоруживающих Проклятий тут же конфисковал ее. — Слегка. Неэтичная. Ты сказал слегка неэтичная, — прошипел Поттер. — Нотт, это вопиющее нарушение всех установленных мною регламентов. — Но тебе же нравится, что я мерзавец. Помнишь, сам же так сказал, когда… Слава Моргане, Гарри его перебил. — Даже не вздумай продолжать. И мне прекрасно известно, что ты скажешь дальше. «Чем же это отличается от третирования больницы?». Так вот тем, что в Святом Мунго у меня имелись на это законные основания. А кража записей с частных сеансов психотерапии? Это уже совершенно другое. Закон четко гласит… — О, да, аврор Поттер. Побудьте моим плохим копом, — Нотт оперся на локти и, пройдясь языком по клыку, расплылся в улыбке. — Нет, — вмешался Драко. — Иначе обоих кастрирую. — У-ля-ля, — выдал Тео одновременно с тем, как Гарри промычал что-то нечленораздельное, скривив нос. — Послушай, — продолжил разговор Нотт, заботливо откинув прядь со лба своего… кого бы то ни было, и на этот раз Шрамоголовый Баран ему позволил. — Нам необходимы ответы. Настоящие, развернутые ответы. Иначе я просто убью ее, и это окажется единственным нашим прогрессом. Вопреки ненависти к одной только мысли об этом, Малфой молча признал его правоту. Поттер, казалось, пришел к тому же выводу. — Хорошо, — вздохнул Спаситель Всея Народа, щелкнув по коричневому уголку папки. — Но с одним условием: читать их буду я, про себя. Вслух повторю лишь то, что может пригодиться. Взгляд Тео сразу скользнул в сторонку. Драко мог поклясться — Нотт уже прочитал бóльшую часть. Следовательно потому и стоял «без дела». — И… — запнулся Поттер, прожигая взглядом файлы Гермионы, после чего, набравшись смелости, расправил плечи. — Ладно, я скажу вам, — на пораженном электрическим разрядом лице застыло грозное выражение, говорящее «да как вы смеете» еще до того, как они успели хоть слово осуждения вставить. — Во время войны Гермиона стерла родителям память и отправила их в Австралию. Полагаю, вы прекрасно понимаете, почему ей пришлось так поступить. Когда все закончилось, она вернула их в Британию. Малфой побледнел. Осознание вынужденно принятого Гермионой решения ударило под дых, и теперь Драко пытался подавить резкий вдох, пока оно оседало внутри тяжелым грузом. Она использовала забвение. Вмешательство в чужое сознание лицом без одобренной Министерством лицензии стирателя памяти считалось преступлением, уступающим только применению непростительных заклятий. Все внутри скрутило от прилива дурноты. Превратный инстинкт отторжения пошатнул и без того нестабильное равновесие. Малфой размышлял над тем, что бы сделал на месте Грейнджер. Он знал: поиск ее родителей ограничивался открытием одного магловского телефонного справочника. В рядах армии Темного Лорда пребывало достаточно полукровок, которые прекрасно знали об этом. Не говоря уже об отслеживающих заклинаниях — достаточно мощных, чтобы обнаружить любой незащищенный чарами Фиделиус дом. Он все это знал. Потому что они пытались. Но стереть память родителям… Драко вновь ощутил, как между ним и Гермионой разверзается пропасть. Однако она была эластичной — его с невероятной силой отбросило обратно, словно по инерции от резкой остановки на метле. Он моментально бросил взгляд на дверь, но затем быстро отвел в сторону. Ему пришлось подавить желание увидеть ее, заглушив внутренний голос, постоянно требующий убедиться в том, что с ней все в порядке. Закончив копаться в эмоциях, Драко поймал на себе взгляд Тео. «Заразно, не так ли?» говорил тот. — Позволь угадать, — Малфой принял враждебный настрой по отношению к давнему сопернику. — Ты полагаешь, что воспоминания могли не восстановиться, и именно это стало триггером? Заминка Поттера сказала достаточно. Драко прищурил глаза. — Не думал ли ты, что такой информацией было более чем уместно поделиться раньше? — Какое же нахальство, Малфой, — фыркнул Тео. — Мне не раз приходилось слышать, что отношения должны строиться на доверии. С чем я, разумеется, категорически не согласен. Это, скорее, карточный домик из недосказанностей. Мы выстраиваем его аккуратно, оставляя карму с носом. Однако ложь должна выглядеть гораздо изящнее, Гарри. Ты портишь мою эстетику. — Я… — Поттер почесал голову так, будто стал ожившей карикатурой недоумения. — Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Прости? Наверное. — Так и быть, ты прощен. — Тео устроился у Гарри на плече, отвлекая его, пока свободной рукой медленно пробирался к записям с терапии Гермионы. — Но только потому, что мне нравится, когда ты… — Здесь нет имени. — Гарри постучал по папке, не ослабляя хватки. Уловка Нотта не сработала. Малфой увидел крупный чернильный штамп на лицевой стороне:

ПАЦИЕНТ 01478

— Это точно ее файлы? — спросил он, и Тео кивнул. — Я использовал заклинание поиска по фразе «страх потерпеть неудачу», так и нашел их. Определенно ее. Поттера вновь перекосило от мысли, что придется вторгнуться в личную жизнь подруги. — Если ты собираешься вести себя как ханжа праведных наук, мы можем выделить отрывки о родителях, — предложил Нотт в попытке уменьшить чувство вины аврора. — Тебе нужно будет прочесть только их. — Попробуй и по другим ключевым. «Семья» и, может, «дом», — предложил Драко. Кивнув, Тео прошептал заклинание так тихо, чтобы Гарри не услышал — пусть все эти годы гаденыш и таскался с тайной волшебной картой, у слизеринцев тоже имелись секреты. Поттер нехотя открыл папку. Пролистав что-то похожее на стандартные формы с информацией о пациенте, он остановился на первом подсвеченном отрывке. Пока Светлейший Идеал читал про себя, Малфой, скрестив на груди руки, нетерпеливо стучал по локтю пальцем. Наконец, он заговорил: — Кажется, здесь все, так или иначе, имеет отношение к делу… — Гарри выдержал такую паузу, будто все еще размышлял, правильно ли поступает с моральной точки зрения. Определенно, нет. Однако выбором они не располагали. Стоило Малфою цокнуть, как Зазнавшийся Любимчик Судьбы с обреченным вздохом принялся за чтение: — «Вводный сеанс: Когда речь заходит о семье, поведение Пациента меняется — вместо членов семьи, Пациент неоднократно прибегает к упоминанию друга. Отмечается нежелание говорить об отношениях с родителями. При оказании давления, Пациент начинает хвалить родителей за то, что они поощряют ее независимость». — Это в очередной раз доказывает: она столь же упряма, сколь и мандрагора-подросток, — подметил Драко, закатив глаза. Раздраженный вмешательством Поттер бросил на него укоризненный взгляд, а вот Тео тревожно поджал губы. Малфоя тут же охватило дурное предчувствие. Реакция Нотта означала только одно — он упоминался в записях, и, очевидно, не в самом достойном ключе. Драко расслабился, откинувшись на спинку стула, чтобы лучше контролировать реакцию своего тела — так он подготовился ко всему, что могло последовать из уст Поттера. — Ты закончил? — резко спросил Близорукий Представитель Львиной Породы. Малфой взмахнул рукой, мол, продолжай. Гарри ощетинился, но все же погрузился в чтение, чем дальше продвигаясь, тем сильнее хмурясь. — Это немного… Что ж, посмотрим, что вы скажете. — Взяв папку одной рукой, другой он задумчиво почесал подбородок. — «По словам Пациента, родители доверили ей как счет в Григоттсе, так и магловскую кредитную карту — в возрасте двенадцати лет. В рассказе Пациента выявлена неискренность. Есть подозрения, что Пациент недоговаривает. Требуется более глубокий анализ». Малфой с Ноттом переглянулись. — Разве это… не норма? — уточнил Тео. Поттер вздохнул. — Как я мог забыть, что говорю с теми, кто родился с золотой ложкой в заднице. Тео возмущенно ахнул. — Ах ты, недалекое исчадье ада! Так грубить как ссать навстречу ветру, Поттер. Оскорбления — это мой язык любви. Сходи и придумай свой. Есть у меня, кстати, пара идей на примете, если… Гарри проигнорировал его. — Да, это не норма. Хотя стоит учитывать, что Гермиона выросла в довольно обеспеченной семье. Может, в этом нет ничего особенного. Он вернулся к записям, и наступила тишина, которую нарушало лишь перелистывание страниц. Подсуетившись, Тео сел рядом с Драко и, недвусмысленно жестикулируя, начал отмечать на карте места, где парочки предавались романтическим утехам. Малфой пытался не поддаться развлечению. — Походу, тут еще один полезный отрывок, — произнес Шандарахнутый Молнией Болван, после чего сел сбоку от Тео и, скрыв записями часть карты, испортил всю игру. Нотт досадно откинулся на спинку, но, когда Гарри начал читать вслух, с внимательной покорностью прислушался. — «Четвертый сеанс: Пациент продолжает избегать разговора о родителях. На просьбу описать родителей, Пациент испытывает трудности. Пациент плохо знает родителей — не достает семейной близости», — он резко замолчал, и Тео положил ладонь ему на колено. Собравшись с духом, Гарри дочитал абзац: — «Теория: родители игнорируют Пациента. Необходимо связаться со школой и на следующем приеме провести тестирование методом Квантарка». — Игнорируют? Подобный кошмар наяву обдал Малфоя жаром, от лица отхлынула кровь. Внутри разгорелась война тропических ураганов и арктических ветров. Нарастающая, гнетущая тревога расползлась по коже мурашками. Губы пересохли, дыхание сбилось, став слишком частым, дерущим горло. Желая, надеясь, что кто-нибудь опровергнет эту теорию, Драко перевел взгляд на Тео. — Смертоносный Анубис, игнорирование предков виделось мне только в мечтах, так что здесь я не эксперт. — Нотт вскинул руки. — Человек, из чресел которого я вырвался, черт знает зачем, кстати, был твердо намерен вселить в меня уверенность: молился он только о том, чтобы забыть обо мне. Однако ему никак не удавалось. Вместо этого любящий отец обращался со мной не лучше, чем с мусором, насорив по всему телу шрамами. Поттер слегка наклонился, чтобы коснуться руки Тео в молчаливой поддержке. Несмотря на тяжесть воспоминаний, Нотт улыбнулся, глядя на стол. Вернув внимание бумагам, Гарри застыл. — Тут больше, — произнес он глухим голосом, настолько напоминавшим эхо, что казалось, будто фраза была сброшена с обрыва. — Если хочешь, я прочитаю, — предложил Тео, но Поттер покачал головой, не отрывая от папки тяжелого, блестящего от переживаний и вины взгляда. Он прижался к своему парню и начал читать: — «К настоящему моменту теория об игнорировании с высокой вероятностью может оказаться верной. Изучено личное дело из школы. Родители не отреагировали на информирование о том, что Пациент была подвержена оцепенению — только отправили справку, разрешающую Пациенту оставаться в больничном крыле. При других несчастных случаях не было отмечено никакой реакции. Отсутствие беспокойства со стороны родителей было особенно заметно, когда Пациент стала жертвой почти фатального проклятия после битвы в Отделе Тайн». Воцарилась мертвая тишина. — Проще осознать, что Иисус Цирцею между сисек трахнул, — красноречиво пробормотал под нос Теодор. — Стало мрачнее, чем в жопе, вам не кажется? Обычно я такие приколы люблю, но сейчас… подобная симпатия кажется немного неуместной. Предельно неуместной. Массивно. Громаднейше? Если такое слово в принципе существует… Никого больше не пробирает на смех? Знаете, бывает, когда происходит что-то действительно страшное, вот прям по-настоящему, до дрожи ужасное, вас так и тянет помирать со смеху, пока зад не отвалится? — Замолчи, Тео, — отрезал Малфой. Он попытался произнести это строго, но вышло, скорее, мрачно.

Дома никогда не имело значения, высказываю я свое мнение или нет.

Воспоминания бурлили, как кислота — разъедая и опустошая. Внутренности скручивало. Нарастало чувство, будто сейчас вывернет наизнанку.

Твои родители… кажется, они о тебе очень заботятся.

В этот раз он различил в голосе Гермионы не только мягкость, но и тоску. Ее боль пронзила его вновь. — Блять, — вылетело у Малфоя, пока он прожигал взглядом следы гуляющей по своему кабинету Макгонагалл. — Как думаете, что за методы Квантарка? — задумчиво протянул Тео. — Тайный целитель разума проверяет, насколько все пошло по пизде? Как? Провоцирует травму? Может, применяет гипноз? Всегда хотел попробовать, кстати. Прямо как попасть под Империус, только под тик-так, тик-так, тик-так… — Никогда раньше не думал над этим, — голос Поттера был тихим от испытываемого стыда. Очевидно, говорил он о Грейнджер, а не ебучем Квантарке, кем бы тот ни был. — Я даже не знал, что при несчастных случаях школа отправляет письма домой. Получая такие, Дурсли, должно быть, молча надеялись, что я помру. — А ты ни разу не смог, что, откровенно говоря, просто поразительно. — Тео пихнул Гарри локтем в попытке поднять настроение, которое едва мерцало, напоминая таящий фитиль. Мальчик, который выжил вопреки себе, стиснул зубы. Осознав промах, Нотт принялся шептать извинения, поглаживая своего парня вдоль задней стороны шеи. Поттер немного расслабился, плечи опустились. Однако, стоило ему прочесть про себя следующую серию отрывков, как беспокойство явно вернулось. Он пребывал в таком напряжении, что последовавшая речь прозвучала как одеревеневший, монотонный часовой механизм: — «Пятый сеанс: Пациенту адресованы вопросы об учебных каникулах. Пациента часто отправляли провести каникулы с семьей друга. После четвертого курса Пациент проводила каникулы поочередно в Болгарии и Оттери-Сент-Кэчпоул», — дочитал Гарри. — У Виктора и Рона. — Хм, — рассеянно промычал Тео, будучи непривычно тихим, а после кивнул Поттеру, чтобы тот продолжал. — «Методы Квантарка показали, что Пациент испытывает трудности с самооценкой. Отсутствие позитивной поддержки дома приводит к тому, что Пациент чрезмерно усердствует в учебе, добивается похвалы профессоров. С этим напрямую связан присущий Пациенту страх потерпеть неудачу, который, в свою очередь, вытекает из основной проблемы — Пациент чувствует себя брошенной. Пациент убедила себя, что именно успехи в учебе помогают «сохранять» друзей. Пациент верит, что, не принося пользы, будет недостойна дружбы».

Я не хочу тебе помогать и не хочу быть друзьями.

Ее слова эхом отдавались в голове. Малфой и не подозревал, насколько все взаимосвязано, как одно всегда следовало за другим.

А ведь это все, на что я гожусь!

Все это время знаки были на поверхности. Грейнджер думала, с полной осознанностью полагала, что именно так относится к ней мир. А на самом-то деле… разве она ошибалась? — Как думаешь, сколько часов она потратила в поисках информации для тебя? — спросил Драко у Поттера. Шея Гарри покраснела. — Не часов. Месяцев. День за днем… — он смотрел вдаль, вспоминая все жертвы, на которые Гермиона шла ради него годами. — Она никогда меня не оставляла. Ни разу. Всегда делала выбор в пользу меня и моего благополучия. Даже когда знала, что я не рад ее присутствию. Она была единственным человеком, который всегда ставил меня на первое место, — Поттер запнулся, быстро скользнув взглядом по Тео, прежде чем решительно ухватиться за папку с бумагами, — до недавнего времени. — Ты платил ей тем же? — надавил Малфой. Каждое слово было подобно острию ножа. Гарри демонстративно поднял голову и с вызовом посмотрел ему в глаза. — Нет. Не часто. Однако у тебя нет права судить меня. Ни единого. Взяв следующий лист с подсвеченным отрывком, Поттер взмахнул им так ловко, словно достал оружие. Стоило ему заговорить, как слова зашипели от яда. — «Чувство неполноценности Пациента усугубляется ввиду испытываемой к себе ненависти, которую породили убеждения чистокровной прослойки общества. Пациент упоминала, что не раз подвергалась оскорблениям со стороны сверстников из-за своего статуса крови. Вероятно, это только усилило уверенность Пациента в том, что она не достойна любви, заботы или внимания, если не приносит пользу магическому сообществу». Нарочито медленно положив документ обратно в папку, Гарри скрестил руки: его тело натянулось как струна, а малахитовый взгляд стал змеиным, опасным. Полным яда и нейротоксинов. Драко был уверен — Поттер хочет задушить его до смерти. Отравить. Наблюдать за тем, как он истекает кровью. — Что же ты собираешься мне сказать? — холодно заметил Малфой. Он и так все знал. Не было необходимости объяснять. — Что я подонок? Пожиратель смерти? Что никакие прилагаемые мной усилия никогда не смогут исправить весь причиненный вред? Или выдашь бессмысленную, сладостно-язвительную речь о том, что я даже дышать с ней одним воздухом не заслуживаю? Что ж, побереги свое драгоценное, позолоченное дыхание. Мне это известно. Более того, я считаю, что ты прав. Поттер усмехнулся, но Драко не закончил. — Я буду продолжать. Дышать с ней одним воздухом. Пока она позволяет, я буду рядом, — произнес он непоколебимым тоном. Сжатые в кулак пальцы побелели от напряжения, и эта боль стала единственным, что удерживало от срыва. — И, может, тогда она… — вопреки всем стараниям, голос стал тише. Малфой проводил взглядом следы крадущейся по коридору подземелий Миссис Норрис. — Может, если я продолжу дышать, то и она тоже. — Ты не… — начал было Поттер, но его прервали. — Если бы не он, — Нотт указал на Драко, — мы бы даже не узнали, что у Гермионы проблемы. Если бы не он, на мне сейчас красовалась бы метка. — Тео выдохнул, плечи поникли. Пальцы нервно забарабанили по столешнице. — Тебе известно далеко не все, Гарри. Только посмотри на него, он пытается изо всех сил. А пытаться… чертовски трудно. Поттер посмотрел на Нотта, потом перевел взгляд обратно, на документы. Его глаза расширились, когда он наконец осознал параллель между комплексами, с которыми борется как Тео, так и Малфой. — Ты же знаешь, я так не думаю, — прошептал Гарри. Казалось, беспокойство затмило ему обзор. Теперь он видел лишь Тео. — То, что ты мне об этом говоришь, не заставляет меня волшебным образом в это поверить, ведь, в моем понимании, ты должен думать и чувствовать иначе. Хотя, если будешь повторять почаще, может, однажды до меня и дойдет, — его губы изогнулись в ухмылке, но была она, скорее, рефлекторной, чем осознанной. Моргнув, Поттер взял его за руку, переплетая пальцы. — Ни в коем случае, я… Нотт прервал его, крепче сжав руку, а после, закатив глаза, перевел взгляд на Драко. — Можно подумать, будто Поттер меня совершенно не знает, да? Правда же в том, что он постоянно твердит мне подобные вещи. Никак не могу его остановить. Он ужасно прилипчивый. Хотя я, как выяснилось, еще хуже. Что довольно прискорбно. — Нотт до раздражения очаровательно отбросил со лба прядь. — К счастью, лицемерие всегда идеально подчеркивало тон моей кожи. — Определенно развеяв напряженную обстановку, Тео постучал по папке. — Теперь давай, приступай. Депрессухи в этом чтиве завались, а время не ждет. В последний раз задержав на своем парне неравнодушный взгляд, Поттер вернулся к изучению записей. Нотт же обвел указательным пальцем следы на карте. — Оу-у… Драко, только посмотри. У Вектор и Бабблинг «девичник». Блейз должен нам по десятке! Серьезно… Флитвик и Крюк? Дьявол, теперь я должен пятнадцать Пэнс. Как она вообще о них узнала? Неужели застукала? Зрелище выдалось явно не из прият… Отвлеченный монолог о личной жизни преподавателей прекратился, когда Тео замолк на полуслове, услышав хрипловатый, крайне встревоженный голос Гарри. — Не может быть. Нарастающее чувство вины, которое Драко все еще пытался побороть, усилилось. К горлу подступила желчь. Что бы Поттер ни прочел, хорошего там было мало. Но разве могло быть хуже? Что могло быть хуже? — Гарри… — тихо произнес Нотт, когда Поттер схватился за голову, вцепившись в волосы. — Блять, — выругался он, а после резко подскочил с места и заметался по комнате с дичайшей тревогой на лице. Малфой чувствовал, как по коже ползет зловещий, леденящий страх. — Все… — Тео подтолкнул к нему папку. — Да, все довольно плохо, Драко. Просто… Хм. Просто прочти. Встав из-за стола, Нотт уверенно направился к Поттеру. Заключил его в объятие и принялся шептать что-то на ухо. Тот обхватил Тео крепче, срывающимся голосом бормоча что-то в ответ — а что именно, Малфой разобрать не смог. Слова «катастрофа» и «уничтожили» стали единственным, что достигло его слуха. Предчувствуя беду, он начал читать.       Заметка в преддверии следующего сеанса: меня вызвали на заседание комиссии в больницу Святого Мунго по причине выписки родителей Пациента. Сославшись на Статут о Секретности, родители заявили, что Пациент злоупотребила магией, использовав ту против их воли, однако подали запрос на амнистию. Стоп. Что? Они всерьез пожаловались на жестокое обращение? С ее стороны? Малфой стиснул зубы, ощущая, как в венах закипает гнев.       Родители Пациента не желают ассимилироваться в Британии. Они подали ходатайство с просьбой о повторном применении заклятия забвения и последующем возвращении к своей жизни в Австралии под псевдонимами, которые Пациент дала им во время войны. Теория Поттера была ошибочной. Родители полностью восстановили память, только чтобы отвергнуть ее присутствие в своей жизни. Или же то, что жизнь с ней в принципе у них была. Горечь, словно тысяча иголок, пронзала его изнутри, заставляя сжаться. Причиняя адскую боль. Кто смог бы справиться с тем, с чем пришлось ей? Кто? Он едва справлялся с одним только осознанием. А Грейнджер… Гермиона. В глазах защипало. Это оно. Это убило ее. Мерлин. Отрывки светились дальше. Их было больше. Он ненавидел, что могло быть больше.       Родители не желают говорить с Пациентом. Больница Святого Мунго запросила у целителей разума проведение оценки их состояния. Сеанс провели я и целитель Гиллард. Результат установлен: родители Пациента пребывают в полном здравии, выбор сделали осознанно и уверенно. Гнев обжигал. Горечь парализовывала.       Родители не выражают ни обиды, ни злости в отношении действий Пациента, однако явно раздражены вмешательством в свою жизнь. Они не хотят как выдвигать обвинения против Пациента, так и помнить о Пациенте после процедуры забвения. По окончании сеанса подтвердилась теория об игнорировании: родители не питают особых чувств к Пациенту. Он резко вдохнул. Слишком резко. Воздух застрял у него в горле, угрожая задушить. Родители не питают особых чувств... Как они могли? Как они могли так относиться к ней? Драко встал из-за стола с такой скоростью, что стул с грохотом рухнул на пол. Пылая от ярости, он пересек комнату и распахнул дверь. Петли жалобно заскрипели. — Малфой, ты не можешь уйти. Нам нужно придумать план. Мы должны… Он тут же обернулся. Взгляд испепелял, губы кривились в усмешке. А Золотой Мальчик выглядел опустошенным, его сияние исчезло. Глаза были покрасневшими, лицо — бледным и осунувшимся. — Должны что? — процедил Драко. — Сидим здесь, давясь горем из-за всего, через что ей пришлось пройти, а она… Одна. В могиле. Умирает. — Я ухожу, — изрек он низким, бесцветным голосом, вселившим в утверждение неприкрытую угрозу. — Малфой… — огорченно повторил Поттер. Тео тут же вмешался. — Оставь его, Гарри. Увидимся завтра. Он придет с Гермионой. Кивнув, Драко вышел за дверь. — Здесь, в одиннадцать! И не опаздывай, злобный пси… Больше ничто не успело прилететь вдогонку, потому что он захлопнул дверь, и та растворилась, слившись с каменной стеной замка. Кровь не переставая кипела в жилах, пока он пробирался через коридоры, чтобы выйти на улицу. К тропинке, к лесу. К ее поляне. Он был вне себя от ярости. На Поттера. На себя. На ее родителей. И на все плохое, что когда-либо случалось с ней. Наконец добравшись до могилы Малфой на ходу снял защитные чары, а после спрыгнул в яму. Гермиона села от шока, вызванного его внезапным появлением. — Драко… Его имя стало всем, что она смогла произнести. Всем, на что у нее хватило времени. Он схватил ее за руки, притянул к себе. И поцеловал. Грубо, властно. Словно в самом поцелуе уже застыла смерть. Грейнджер попыталась отстраниться. — Что ты д… — Замолчи, Гермиона, — прошептал Малфой за мгновение до того, как прильнуть к ней вновь. На этот раз мягче. Осторожнее. Его отчаяние таяло на ее губах. Поцелуй преклонялся перед ней. Умолял ее. Выражал заботу. Доказывал, что ему не все равно. Он прижал Гермиону к себе, и она, чуть расслабившись, не только позволила ему это, но и поцеловала в ответ — робко и неторопливо. По всему его телу пробежала дрожь. Ему было необходимо, чтобы она все поняла, и пусть Малфой не знал, как передать истину словами, целуя ее, он надеялся, что они и не понадобятся. Она не ощущалась мертвой. Не тогда, когда горячие губы двигались в унисон. Плавно, опьяняюще. Нет, она ощущалась живой. Поразительно живой. Как только их языки столкнулись, Драко прошиб разряд. Кровь забурлила в венах, вибрируя, словно музыка. Гермиона ухватилась за его мантию, но не для того, чтобы оттолкнуть. Она притянула его ближе. Малфой обвил ее хрупкое тело руками, и каждая острая грань выстроенной ею брони растаяла под его касаниями. В его объятиях она, настоящая, ощущалась пугающе крошечной. Плоть ее была раздавлена невзгодами мира и грехами тех, кто должен был ее любить. В том числе и им. Ты тоже этому поспособствовал. Вина растекалась в нем, как затхлое масло, вязкое и омерзительное. Оседала в теле тяжким грузом, все сильнее утягивая вниз. Малфой отстранился, отойдя на шаг, и в тот же миг, как Гермиона посмотрела ему в глаза, его раскаяние наконец обрело слова. — Грейнджер. Тебе запрещено уходить, исчезать или умирать. Ты не можешь. Ты нужна мне, поэтому не можешь. Его взгляд прожигал ее насквозь. Видел, как она прокручивает в мыслях каждое слово. Для чего она была ему нужна? Какая от нее была польза? Раздраженно выдохнув, Драко слегка встряхнул ее, впиваясь пальцами в кожу. — Мне не нужен ни твой ум, ни твоя магия. Мне нужна ты. Мне нужно, чтобы ты существовала. Находилась в этом мире. Она удивленно моргнула. — Прошу, скажи что-нибудь, — прошептал он. Это была мольба. — В этот раз мне понравилось. Малфой в замешательстве нахмурился. — В этот раз? — Мое имя. В этот раз мне понравилось, как ты его произнес. — Серьезно? Ты только это услышала? — он обреченно выдохнул, чувствуя, как краснеет от стыда. Однако она придвинулась. Его сердце забилось быстрее. Мимолетное движение. С ее стороны. С его стороны. Они стали ближе. Гермиона бережно взяла его за запястье, так, чтобы чувствовать пульс — в точности, как когда-то в начале года сделал Драко. — Знаешь, — произнесла она тихо. — Ты больше не ощущаешься как ничто. Гермиона посмотрела на него, и от того, каким был ее взгляд, у Малфоя перехватило дыхание. Она улыбалась. Выглядела счастливой. И ему нравилось, каким он видел себя в отражении ее медовых глаз. — На самом деле… ты ощущаешься гораздо больше, чем ничто. Он не двигался, а сердце грозило пробиться сквозь ребра. Она потянулась к нему. Он закрыл глаза, и их губы встретились.