Tea & Necromancy/Чай и некромантия

— Я глазам своим не поверила, когда увидела их, — Гермиона дразнила его, чуть посмеиваясь. — Белые павлины? Это уже особый вид пафоса. — Еще бы, Грейнджер, — усмехнулся Малфой, глядя на нее свысока. Всем своим видом он выражал образцово-аристократичное самодовольство. — Я вырос в окружении всего самого лучшего. И пафос шел в комплекте. Громко рассмеявшись, она глотнула жасминового чая. В этот раз в нем не было ни капли питательного зелья. Тео выторговал с Грейнджер обещание, заявив, что будет ужасно расстроен, если «срок ее годности» подойдет к невозвратному концу прежде, чем он успеет испробовать на ней хоть какой-нибудь чертовски незаконный некромантический ритуал. «Грейнджер, мне тебя умолять? Столь же близко к главной роли на сцене я никогда не окажусь, — сетовал Тео. — Хотя бы два раза в день ты же будешь есть, правда? Ради меня? Нельзя допустить, чтобы от безграничной мощи моей магии твои кости вдруг взяли и вырвались из-под кожи. Мою мантию будет не спасти. А она, к твоему сведению, сделана на заказ…» Драко все еще подбешивало, с какой же легкостью сработали уговоры, когда Тео оказался просителем. Придерживаясь обещания, всю прошлую неделю Грейнджер регулярно ела в Большом зале. К щекам вернулся румянец, в теле появилось больше энергии. Причем, она всегда садилась рядом с Драко, и одним вечером, когда он в третий раз подряд рассмешил ее, перешептывания наконец стихли. Однако у него имелось от Тео личное задание, выполнить которое было немыслимо сложно — заставить Грейнджер рассказать о своих родителях. — Я всегда думала, ты слишком горд, чтобы смеяться над собой, — отметила она, как только приступ веселья прекратился. — Думаю, скоро ты осознаешь, что гордость, как и многое другое, присуща мне в идеальной мере. — Хм… — промычала Гермиона, ни отрицая, ни соглашаясь. — Что ж, тебе явно не достает скромности. Советую поработать над этим. Малфой усмехнулся. — Грейнджер. Посмотри, где я сижу. Это само определение скромности. Она в замешательстве осмотрелась. — На траве, Грейнджер. Я сижу на крайне неухоженной и представляющей потенциальную опасность траве, — он повернул руку ладонью вверх, перебирая пальцами веридианские травинки. — Сейчас мать сказала бы, что я изящно пробил дно. — Изящно… Это как? — Грейнджер вскинула брови, усмехнувшись. — Скатился в самый низ с особой грацией? Просто пробить было недостаточно драматично, Ваша Светлость? — Не пытайся быть остроумной, тебе не идет, — предостерег ее Драко. Гермиона посмотрела в глубину леса, отвернув голову. — Лжец. Они молчали, и их окружало спокойствие. Никаких пылающих взглядов, как раньше, никаких острых, как ножи, слов. Грейнджер открыла книгу, чтобы погрузиться в чтение, и Малфой за ней повторил. Они делали так со встречи в Хогсмиде, довольствуясь возможностью просто сидеть в компании друг друга, не испытывая необходимости поддерживать беседу. Это было приятно. Это был отдых. Осень, постепенно меняясь, уже переходила от прохладной к холодной. Теперь ранним утром всю растительность вокруг окутанного бодрящим воздухом замка обрамляла по-зимнему тронутая инеем листва. Однако согревающее заклинание Драко не давало им с Грейнджер замерзнуть, пока он, сидя на сухой, благодаря чарам, земле, создавал волшебные шары света, которые парили вокруг, помогая читать. В начале недели, когда наступило резкое похолодание, Гермиона даже принесла из замка теплое одеяло. С таким дополнением гроб стал выглядеть более притягательно. Ему нравилось находиться здесь, с Грейнджер. В лесу, который вот-вот заметет снегом, было умиротворенно. Комфортно. Пребывание снаружи в последнее время доставляло Драко больше удовольствия, чем где-либо в замке. Малфой перевернул страницу, но текст не читал. Скорее, не вчитывался. Вместо этого он задавался вопросом, когда именно внутри него произошли перемены? Когда именно та его часть, которую одни ненавидели по верным причинам, а другие почитали за неверные поступки, вдруг начала казаться чужой тому, кем он являлся сейчас, сидя на траве с мертвой девушкой в одержимом демонами лесу? Насколько же поразительным и сюрреалистичным ощущалось осознание, что именно Гермиона Грейнджер помогла Драко Малфою вновь обрести себя — соединить кусочки потерянной мозаики, сложив в угодном ему порядке, одни оставив за пределами картины, а другие починив. И теперь, каждую ночь, когда Драко возвращался в свою комнату, слизеринские подземелья казались ему серыми из-за всех тел, что там пребывали, ведь ни одно из них не переполняло столько же жизни, сколько предполагаемый труп Грейнджер. Не замечая, как от легкой улыбки приподнимается уголок губ, Малфой наблюдал за Гермионой. Чтение захватило ее целиком. Увесистый том лежал на земле, а она сидела напротив, скрестив ноги, но при этом так опершись на локти, что Драко никак не мог постичь удобство данной позы. Строки, которые казались особенно увлекательными, она безмолвно проговаривала губами, водя пальцем по странице. Она была… Это было… — Драко? — М? — Он поспешно опустил взгляд на свою книгу, так и не заметив, что от своей Гермиона взгляд так и не оторвала. — Могу я задать тебе непростой вопрос? Несмотря на нехорошее предчувствие, Малфой решил, что, согласившись, смог бы договориться об ответной услуге. Однако осторожность взяла верх над более присущей ему чертой — расчетливостью. — Возможно, — уклонился он от ответа. — Как считаешь, твои родители когда-нибудь изменятся? Драко осмотрел окрестности поляны так, словно ответ прятался в одной из теней. — Что именно ты подразумеваешь? — Мне просто любопытно. Все наши труды хоть как-то повлияют на ситуацию? Война, победа над Волдемортом… это хоть что-то значило? Грейнджер села, выпрямив спину. Малфой хотел бы сказать что-то, что сможет утешить или подарить ей надежду. Что-то, что докажет одно — несмотря на трудности и ошибки, жизнь стоит того, чтобы ее прожить. Вместо этого он произнес: — Не думаю, что сейчас мы можем ответить на этот вопрос. Когда события станут историей и будут пересказаны профессором, умершим задолго до нас, может, тогда и узнаем, стоило ли оно того. — Ох, нет, Драко. Ничто того не стоило, — поправила его Гермиона. — Совершенно не важно, кто одержал победу, ведь она никогда не будет того стоить. — Но, — нахмурился он. — Поттер выжил. Уизли выжил. Ты… все еще с нами, пусть и не совсем жива. Даже моим родителям и большинству друзей, вопреки всему, удалось выйти невредимыми, из всех них срок получил только один… моя семья осталась цела. Думаю, мы справились. Разве не так? — Именно, не так. Малфой в замешательстве изогнул бровь. Приблизившись, Грейнджер села перед ним на колени, вцепившись пальцами в ткань юбки. — Твоя семья… не осталась цела. — Нет, осталась. Если не учитывать тетушку Беллу, а она не такая уж и великая потеря. Уверен, ты согласишься. Она покачала головой. — Я говорю о твоей двоюродной сестре, Тонкс — она умерла. Ее муж, профессор Люпин? Он тоже умер. Их сын живет с твоей тетей. Он сирота. Андромеда потеряла мужа, дочь и зятя. Двоюродный брат твоей матери, Сириус? Его тоже больше нет. Каждый из них до последнего вздоха противостоял Волдеморту. Твоя семья далеко не цела. Он увидел плавающую, чернильную скорбь в ее глазах, в темном колодце с черной водой. — Я всегда был Малфоем, — не сразу произнес он, понятия не имея, как объяснить то, что хотел. — Белла была Лестрейндж. Я не… Я никогда… Драко не знал, как закончить мысль. Гермиона взяла его за руку. Хрупкие, как мел, пальцы легонько сжали его ладонь, даже наполовину не обхватывая. Другую руку она приложила к своему сердцу. — Мне жаль, что ты не переживаешь их потерю так, как я. Они были замечательными людьми… Сириус был одновременно и слишком замкнутым, и слишком свободным. Римус был заботливым, надежным, на него всегда можно было положиться, — из нее вырвался сдавленный смешок. — С Тонкс всегда было весело. Она была сильной, резкой и яркой. Я восхищалась ею, — Грейнджер неосознанно погладила его большой палец своим указательным, словно… утешая. А ведь все должно было происходить ровно наоборот. — Я скучаю по ним. И мне больно, — ее голос сорвался. — На самом деле, очень больно. Я не могу думать об их смерти и при этом верить, что война того стоила. Высшего блага не существует. Есть только живые и… — Гермиона отпустила его руку, разглядывая угасающие линии жизни на своих ладонях, — не живые. Она дрожала, пытаясь сохранить самообладание, а Малфой жалел, что не может забрать ее печаль. Хотя бы немного облегчить бремя, как ей, так и себе. Грейнджер доказала, с тем же успехом, как доказала и множество других вещей, что, поискав в нужном месте, он сможет испытать гордость за свое наследие. Тщеславие кольнуло в груди. — И долго мне еще ждать? — настойчиво спросила Гермиона, выдернув Драко из раздумий. Она смотрела на него с ожиданием. — Чего? — Ты собирался спросить у меня что-то еще с похода в Хогсмид. Комфортнее будет задать вопрос сейчас, не так ли? Раз уж я осталась в долгу за свой. Применила слизеринскую стратегию… Похвально. Малфой взял себя в руки, стиснув челюсти и расправив плечи. Гермиона склонила голову к плечу при виде такого серьезного настроя. — Как ты умерла, Грейнджер? Вопрос вырвался четко. Непоколебимо. Однако чувствовал себя Драко неоднозначно — нервно и настороженно. Он не знал, как она ответит. Если вообще ответит. Заслужил ли он достаточно доверия, чтобы услышать правду? Он мысленно подготовился к самому вероятному — к отказу. — Думаю… — начала Гермиона. Все внутри него замерло в ожидании. Пойдет ли она на попятную? Он удивился, когда ее голос снизился до торопливого шепота: — Думаю, я сама так сделала. Гнетущая тоска вытеснила ожидание беды. Беспокойство оказалось гораздо хуже. Грудь словно опутали лозы, когда он углубился в заросли собственной тревоги, спросив: — Почему? Грейнджер даже посмотреть на него не могла. Взгляд был опущен, а пальцы выдергивали пучки травинок из землистого дома. Рваный звук стал ожившей, слишком уместной метафорой ее душевного состояния. — Вероятно, я уже внесла самый большой вклад, на который только была и буду способна, — она выдержала паузу, и Драко, казалось, смог расслышать удары ее разбитого сердца. — Я не уверена, что этот мир все еще нуждается в моем присутствии. Лозы сжались сильнее, затрудняя дыхание. — Что ты имеешь в виду? Уголок ее губ приподнялся в скорбной улыбке. Той, в которой виднелось… отречение. Малфой едва поборол желание разорвать что-нибудь на части. — Гарри, может, немного и скучает по мне, но теперь у него есть Тео. Скорее всего, я буду только помехой, ведь он наконец-то счастлив. Рон предельно ясно донес: когда он на площади Гриммо, меня там не жалуют. Все в порядке. Это его дом, не мой, но… Грудь Драко сдавило настолько невыносимо, что ему показалось, будто на коже останутся синяки. — Продолжай, — с трудом проговорил он. — Здесь мне некуда идти, а в магловском мире я не могу быть… нежитью. Они положат меня в лечебницу, решат, что сошла с ума. Думаю… Думаю, я вроде как застряла, да? В широко раскрытых глазах Грейнджер начало мелькать что-то похожее на панику. Она прекратила истреблять зелень, слишком крепко сжав в кулак комок травы. Малфой на мгновение замешкался. — Что насчет твоей семьи? С ними ты можешь остаться? — произнес он, прекрасно зная, как эти слова заденут ее, и потому старался, чтобы на лице не дрогнул ни один мускул. Как он и предполагал, Гермиона сжалась под натиском этих двух вопросов и последствий, которые могли вытечь из ответов. Она дважды попыталась заговорить, прежде чем наконец обрела дар речи. — Мой единственный дедушка умер во время четвертого курса, а дядя скончался этим летом от рака. Он был последним пьяницей… и заядлым курильщиком. Заядлым он был во всем, на самом-то деле. Полагаю, побороть мутировавшие клетки, что разрушали легкие, он даже не пытался. Она ловко уклонилась от главного вопроса. Оба это понимали. Грейнджер прикусила губу, пристально изучая землю под ногами, молча умоляя не продолжать. Однако Драко пришлось. Вопреки тому, что ему очень, очень этого не хотелось. — А с родителями? Черты ее лица скривились. Исказились в агонии. Сломились от горя и колоссальной боли. — Прошу, не заставляй меня говорить о них, — тихо взмолилась она. Пусть мольба ее была лишь шепотом, тот резал по ушам от трещин и разломов. — Ладно. Все в порядке. Нам не… Я не буду, — Малфой поспешил заверить ее. — Извини. Гермиона приподняла плечо, и опустилось оно так резко, словно рухнула наковальня. Драко охватило нешуточное волнение. Все его существо переполняла масса запутанных эмоций. Некоторые принадлежали ему, некоторые — ей, и вместе они сгущались, образовывая бугристые камни тревоги. Страх, смятение, досада и дискомфорт с треском сталкивались друг с другом, и ему потребовались все силы на то, чтобы загнать их обратно вглубь, где им самое место. Безмятежность ночи миновала. Тени, наползавшие с краев поляны, казались коварными. Темнота стала душить. Малфою оставалось лишь наблюдать за тем, как Гермиона вела внутреннюю борьбу, как ее самообладание пыталось одержать верх над беспокойными мыслями. Он не знал, что делать или как исправить ситуацию. Однако хотел попробовать. Хотел компенсировать хоть какую-то часть вреда, который сам же и нанес. — Что тебе нужно? Вопрос прозвучал непривычно, но готовность сделать все, о чем бы она ни попросила, ощущалась еще более чуждой. В ответ раздался смех. Удивленный, красочный. Заставивший ее забыть о печали, пусть и ненадолго. — Что мне нужно? Ты это искренне? Малфой напрягся, испытывая раздражение от того, что проявленная им уязвимость показалась ей комичной. — Было искренне. Теперь же думаю, не взять ли слова назад. — Извини, — губы Гермионы изогнулись в улыбке, теплой и застенчивой. Однако стоило ей попытаться скрыть боль, как уголки дрогнули. — Я просто… не ожидала. Меня никогда об этом не спрашивали. На самом деле, есть кое-что, что ты мог бы сделать, но… Я… Проигнорировав укол стыда за то, что не догадался спросить об этом раньше, Драко нетерпеливо поманил ее пальцами. — Давай же, Грейнджер. Хватит попыток, просто бей. Она помолчала, набираясь храбрости. Глаза покраснели от непролитых слез. — Я знаю, что многого прошу, но ты можешь остаться? Как только Гермиона озвучила вопрос, вся ее смелость иссякла. Она съежилась. А Малфой, тем временем, думал лишь о том, как можно было приплести к такой просьбе «многого прошу». Убить директора школы — вот что значит о многом просить. А это? Это ничто. Однако он, сам того не замечая, растянул паузу, и она неверно истолковала его реакцию, приняв изумление за сомнение. — Прости, — произнесла Грейнджер, отвернувшись, а затем спустилась в могилу. Она старалась говорить мягко, но голос не только звучал на пол-октавы выше обычного, но и слегка выдавал смущение. — Забудь. Увидимся завтра, и… — Нет. Я хочу остаться. Гермиона выглядела крошечной, когда сидела в гробу, обнимая колени и опираясь на них подбородком. — Хочешь? — Она начертила пальцем круг, изучая носки. — Мне так не кажется. — Ты не упустишь возможности недооценить меня, не так ли, Грейнджер? — Малфой цокнул языком, закатив глаза, и через мгновение оказался внизу, рядом с ней. — Однажды ты поймешь, насколько я великодушен. Она прошлась по нему лукавым взглядом. — Быть может, однажды. В ответ на столь скептический тон он лишь пренебрежительно усмехнулся. Гермиона фыркнула. Устроившись в гробу и расправив одеяло для максимального удобства, Драко наложил защитные чары, а после, почувствовав, что Грейнджер опустилась на подушку, сделал то же самое. Они лежали на спинах. Прямо над ними простиралось ясное ночное небо. Нависающие верхушки хвойных деревьев заслоняли мерцающее звездами пространство своими зубастыми, похожими на черные вены ветвями. Растущая луна казалась застенчивой, не показывая поверхность, испещренную шрамами от ран, нанесенных безжалостными космическими телами, целиком. Мимо бесшумно пролетал самолет, подмигивая красным огоньком. Маглы, путешествующие в дальние уголки мира на кусках металла, двигались со скоростью, превышающей возможности любой метлы. — Ты хоть раз летала куда-нибудь? — поинтересовался он. — В плане, как маглы. Гермиона не ответила. Малфой повернул голову, чтобы проверить, не спит ли она, и распущенные кудри пощекотали ему щеку. В ее глазах бушевало море поблескивающих звезд. Она моргнула, пытаясь справиться с нахлынувшей грустью, но одна слеза все же скатилась по скуле, исчезнув в волосах. Его пальцы дрогнули от желания поймать ее печаль, стереть влажную тропу, избавить от страдания. Будто это хоть как-то помогло бы ей. Но вместо этого он просто ждал, чувствуя, как собственная нерешительность сжигает изнутри. — Где-то, — ее голос дрожал, терзаясь от боли, — пару раз. В первый раз я летала на горнолыжный курорт во Франции, а во второй… — Грейнджер сглотнула ком в горле. Он казался настолько плотным, что она могла бы задохнуться. — Возвращалась из Австралии после войны. Она избегала его взгляда, рассматривая мерцающие тела из водорода и гелия в поиске утешения. — В Австралию ты не летела? Гермиона покачала головой. — Добралась порт-ключом. Малфой знал, что она думала о родителях. При мысли о них Грейнджер всегда реагировала одинаково — напрягалась так, словно с минуты на минуту кожу сдерут живьем. — Почему… — начал он, но остановился сразу, как она в панике замотала головой. — Не надо, — взмолилась Гермиона. Драко молчал. Размышлял над тем, что может случиться, если надавить. Им — ему, Тео и, боже упаси, Поттеру — нужно было выяснить, что случилось, ведь иначе ей не помочь. — Блейз каждый год катается на лыжах в Мадонна-ди-Кампильо. Кажется, это весело, — произнес он, решив сменить тему. Гермиона наконец-то взглянула на него. Ночь накрывала ее вуалью контрастов. Тени стекали по ней скорбью, одиноко и аморфно, сливаясь с чертами, не имея конца. В свете же крылось нечто, что отозвалось в Малфое вспышкой — задумчивая искра признательности. — Так и есть, — сказала она. — Днем я ходила в горнолыжную школу, а вечером читала у камина в замке. Один из сотрудников кухни готовил мне шикарный горячий шоколад, когда замечал, что я забыла поужинать. — Забыла, Грейнджер? — сухо отметил он. — Как часто за одни каникулы надо забывать о еде, чтобы это заметил сотрудник? — Я думала, что кредитка не понадобится, поэтому оставила ее дома. В любом случае… — ее ресницы на миг опустились, но как только она вновь встретилась с Драко взглядом, вспышка, отозвавшаяся в нем, замерцала ярче. — Ты ведь… Ты тоже заметил. Да? В ее голосе слышались нотки изумления. Будто сложная формула по нумерологии наконец стала ясна. Взгляд Гермионы не дрогнул. Мгновение растянулось во времени, и Малфой почувствовал, что она видит его, полностью. Таким, каким он являлся всегда, и каким всегда хотел быть. Она была… Они были… Близко. Слишком близко. Он бы мог… если бы захотел — если бы она захотела — они бы могли… Мимолетное движение. С его стороны. С ее стороны. Что-то внутри пришло в движение. Однако Драко не был уверен, и, судя по тому, насколько широко распахнулись медовые глаза, Гермиона тоже. Они одновременно вернули взгляд небу. Время текло дальше, забрав с собой их мгновение. Теперь оно позволяло им просто быть. Ее дыхание становилось все глубже, длинные вдохи опьяняли приближающимся сном. — Почему я здесь? — спросил Малфой, рассматривая в бархатной синеве созвездие Пегаса. Грейнджер настолько часто задавала ему этот вопрос, что он счел справедливым задать его сам. Его удивил последовавший ответ. Искренний и прямолинейный. — С тобой легче сказать да. Драко моргнул, глядя на звезды. — Чему? Ее шепот раздался в глубинах его души. — Пробуждению. Малфой смотрел на небо. Он моргнул еще раз. Затем еще. В горле образовался ком. Гермиона шумно выдохнула, а после продолжила: — В этом подобие смерти я бы могла спать вечно, тебе не кажется? Вот оно, снова. Отречение. Неотвратимость. Страстное желание — прошу, позвольте мне покончить с собой. Он перевел взгляд на скопления галактик, умоляя глаза не наполняться слезами. — Как, думаешь, я буду себя чувствовать, если ты навсегда покинешь этот мир, Грейнджер? — спросил он, стараясь говорить ровно, но в голосе все равно прослеживалась дрожь. — Я взвалила на тебя ужасное бремя, — пробормотала она сквозь дымку дремоты. — С тайной, которой ты заинтересовался, будет покончено. Так что, думаю, ты испытаешь облегчение. Их спокойствие настало вновь, но на этот раз оно застряло у него в деснах, как жженая карамель. — Я буду чувствовать себя одиноким. Гермиона позволила спокойствию задержаться, и Малфой притворился, что сказал это луне, а не ей. Как вдруг, тихим голосом, который он не мог не услышать, она ответила: — К одиночеству привыкаешь. Звезды расплывчато мерцали, когда он закрыл глаза.

⁂

— Ху-ху… Сморщив нос, Драко сонно простонал. Ему пока не хотелось просыпаться. — Ху-у-у, ху-у-у… — Это Казимир? — произнесла Гермиона то ли шепотом, то ли на выдохе, голос все еще был окутан утренним туманом. — Кто? — Хуо-о-о, — снова послышалось уханье, на этот раз сова явно решила спародировать Малфоя. — Ладно, не отвечай. Наверняка от Поттера. Что-то промычав, Гермиона уткнулась в атласную подушку, и кудрявые локоны скрыли ее зевок. — Так рано… — Похоже, уже больше восьми. Сова просто устала ждать. Сев, Драко вызвал у Гермионы недовольное ворчание из-за прохладного воздуха, попавшего под одеяло. Она поплотнее закуталась, а он покачал головой, безмолвно порицая ее утреннюю сварливость. Бурая сова изучала их безразличным, но осуждающим престранный образ жизни взглядом. Приказ вести себя вежливо явно вызывал в ней возмущение. Сидя за пределами барьера, сова ухала настолько нежно, что возникало впечатление, будто она усмехается. Более того, попутно с «ухмылками» птица умудрялась глумливо покачивать головой. Малфой подумал, если бы совы могли язвить, эта определенно что-то да выдала бы. В каждой лапке она держала по свитку, по размеру оба были одинаковые. Забрав их, Драко передал Гермионе письмо от решившего писать каждый день Поттера, а на другом обнаружил загадочные закорючки Тео. Малфой нахмурился. — Они же в курсе, что могут просто связать оба письма вместе? Сова слегка склонила голову, давая понять, что не верит в способность хозяина постичь столь элементарную логику. Найдя в одном из внутренних карманов угощение, Малфой подкинул его в воздух щелчком пальцев. Так называемый Казимир взлетел и поймал награду, после чего отправился обратно в Лондон. Гермиона уже погрузилась в изучение неряшливых строк Поттера с легкой, довольной улыбкой, поэтому Драко обратил внимание на письмо в руке. Тео крайне редко писал кому-то больше, чем необходимо. Он сел спиной к стенке гроба, повернувшись к Грейнджер боком. Она молча протянула ему край одеяла, почти не отдавая отчета о своих действиях — не могла оторваться от занудной чепухи, которую настрочил Поттер. В сравнении с подобным чтивом, писанина Тео станет гребаным наслаждением, Малфой был предельно уверен в этом. Нотт его не разочаровал.       Рассыпаюсь в приветствиях и все такое,       Больница отказала нам в доступе к записям о родителях Гермионы. Гарри стало известно, что те прикрепились к Мунго из-за чего-то, о чем он пока не говорит. Несет чушь, мол, так я предам доверие Гермионы, многолетнюю дружбу и бла-бла-бла.       Даже несмотря на неимоверные усилия нашего аврора-стажера, который ежедневно дышит всем в затылок, мы ничего не добились. Хотя, не так уж это и удивительно, учитывая недавно открывшийся факт, что Гарри, каким бы сраным чудом света он ни был, даже имен ее родителей не знает. Мы написали Краму, может, хотя бы он в курсе, а то красноречивый ответ противозачаточного Уизли, состоящий из трех «оу», «м» и «а, нет», оказался, как я, собственно, и ожидал, в поразительной мере бесполезным. Ты главное не бейся в панике — я уже медленно, но верно заменяю присутствие Уизела на коллекцию комнатных растений. В интеллектуальных способностях разницы почти не наблюдается.       Постарайся добиться ответа, Драко. На твою долю выпало довольно простое задание — поговорить с Грейнджер. Если не возражаешь, мнение я выскажу: справляешься ты с ним весьма бездарно.       Кстати об этом, мое задание по исследованию некромантических ритуалов выполняется блестяще. Кругом кровь, органы и кости с ошметками испорченных душ. Звучит как прекрасный способ завершить этот адский год! Как думаешь, Гермионе бы захотелось стать зомби? Я нашел несколько вуду-заклинаний, которые сработают. Правда, сначала нам все-таки придется ее убить, а Гарри по какой-то неведомой причине категорически против.       Не переживай, я параллельно рассматриваю и другие варианты. В качестве запасных, конечно же. Думаю, было бы довольно забавно прикончить кого-то только ради того, чтобы спасти. Думаю, Иисус гордился бы нами.       Серьезно, Драко, клянусь Бароном Субботой, Аматэрасу и Кришной, я впервые в жизни прилагаю такие усилия. И предельно скептически отношусь к вопросу о том, идут ли мне подобные старания. Однако не могу не отметить, что, в отличие от всех вас, несносных идиотов, сравнимых по скорости разве что с улитками, делаю похвальные успехи. Сил моих больше нет.       Ах, да, встреча. Приходи в пятницу в Выручай-комнату. В семь вечера. Не приводи свою полуживую подружку. Нам нужно построить планы за ее спиной, поэтому постарайся не потворствовать нескончаемому любопытству Гермионы о том «куда же, ой, куда же» ты идешь и тому подобное.       Почти искренне,       Свет твоих ебаных очей,       Теодор Нотт Когда Драко сложил письмо, Гермиона изучала его взглядом. — Как Тео? — спросила она. — Тео… как Тео, — ответил он. — Говорит, в некромантии нередко используются внутренности. — О, прекрасно, именно это и стоит обсудить за завтраком, — посмеялась Грейнджер, после чего встала, взяла учебники и, выбравшись из могилы, направилась в сторону школы. — Ты идешь? Малфой собрал свои вещи, чтобы догнать ее. Как только они поравнялись, Гермиона заговорила: — Мы увидимся вечером? — сегодня ее голос звучал более уверенно. Драко кивнул. — Завтра утром тоже, — он немного приподнял интонацию под конец фразы, пусть и не прозвучавшую как вопрос, но допускавшую возможность для отказа. — Хорошо, — ответила Гермиона. Выступивший на ее скулах румянец показался ему более ярким, чем обычно, и Малфой слегка прикусил щеку, чтобы сдержать довольную ухмылку. Воспользовавшись моментом, он заранее предупредил: — В пятницу меня не будет. Тео… — Хочет, чтобы ты встретился с ним и Гарри? Знаю, мне тоже сообщили, — она хихикнула. — Я пойму, если после такой встречи потребуется время, чтобы прийти в себя. К тому же, Гарри сказал, что они остановятся в Хогсмиде, и он встретится со мной позже, тем же вечером. Поттер заранее придумал оправдание, поэтому Драко испытал облегчение. С заговорщической ухмылкой он повернулся к Гермионе. — Тео уже знакомит Поттера с семьей. Видимо, у них все серьезно. Стоит ли мне одарить их своим благословением? Грейнджер ответила предельно твердо: — Благословение, по сути своей, является условным социальным устоем, но, тем не менее, если ты его не дашь, я буду крайне недовольна. Гарри по жизни нужен кто-то вроде Тео. Особенно, когда я покину его навсегда. После подобного заявления все приподнятое утреннее настроение улетучилось. Малфой взял за привычку забывать, насколько же все серьезно. Внутри вновь разверзлась бездна отравляющего ужаса, зловещего и тягостного. — Думаешь, некромантия не сработает? Они подошли к хижине лесничего. Драко не наблюдал в постройке никаких признаков жизни, за стенами стояла тишина, из дымохода не клубился дым, и его поразило то, насколько странные и опустошающие чувства это вызывало. Гермиона остановила его легким прикосновением к предплечью. — Я не говорю, что не ценю вашу целеустремленность, — начала она, — но ты должен понимать, что я не позволю вам рисковать собой. Оно того не стоит. Я того не стою. Это услышал Драко. — Кроме того, — продолжила она, — реанимировать труп, это одно. А обернуть вспять то, что произошло со мной, совершенно другое. Учитывая, как редко встречается информация о некромантии… пусть именно она и является наилучшим шансом, я не таю великих надежд. Грейнджер улыбнулась. Улыбка была слабой, но благодарной. Она продолжила идти. Сердце Малфоя колотилось в груди, терзаясь между тревогой и нарастающей паникой, пока он шел за ней в замок, не слыша собственных шагов.