Whispers in the Dark

      За целый день навозившись с бумажками и набегавшись по отделу, Николай написал Клаусу лишь под вечер, что купить на ужин, но так и не получив ответа, забеспокоился и поспешил сначала скорее в магазин, а затем к Клаусу, предварительно забрав из своей квартиры ещё парочку своих вещей.       Выпил ли он йогурт с растворенным лекарством, Ивушкин так и забыл спросить, поэтому не был уверен в каком состоянии находится немец, когда он открывал дверь дубликатом ключей, которые нашел на полке — видимо принадлежавшие Королайн. По дороге домой — дом, как странно, что дом маньяка стал ему домом всего за неделю, — он тысячу раз обдумал свои поступки. И происходящее с одной, разумной стороны, ему не нравилось, потому что не уходило чувство вины, что Николай занимает чужое место — Королайн, и живёт с убийцей, которого должен был посадить, а с другой, ему хотелось быть рядом с Ягером, заботиться о нем, проводить с ним время, несмотря на все произошедшее и пустоту в груди от проевшей его боли того поступка мужчины.       Открыв дверь и оставив сумки с едой на проходной, Ивушкин позвал Клауса, но в ответ была только напрягающая тишина. С боязнью увидеть что-то ужасное, Николай оглянул все комнаты первого этажа, проверил, что Ягер все же выпил лекарство, облегчённо выдохнул, а затем тихо и беззвучно двинулся на второй этаж. Несмотря на выпитый йогурт, Ягер мог что-то натворить в тот период, когда действие утренней дозы закончилось. Заглянув в спальню и отметив, что там все также, как и с утра, следователь заглянул в кабинет, где и нашел свою пропажу — а именно спящего Ягера с телефоном в руке и двумя уведомлениями.       - Спит, так крепко, как медведь, хрен разбудишь — хмыкнул юноша и было уже открыл рот, чтобы разбудить, но вовремя передумал, не удержавшись от желания прикольнуться, хоть и знал, что может за это получить.        Но с другой стороны, я волновался, а он не отвечал!       Оправдав самого себя, Ивушкин хитро ухмыльнулся и подойдя ближе к столу Ягера, склонился и через секунду, с силой, громко хлопнул по деревянной поверхности ладонями, прямо у ушей мирно спящего немца.       — КАКОГО ХРЕНА, ЯГЕР?! — также громко спросил Николай, изобразив на лице злость и убийственный взгляд. Стараясь давить подступающих смех от того, как смешно, проснувшись, дёрнулся Клаус и с недоуменным лицом уставился на русского, Николай продолжил, — Какого хрена ты такой красивый?! Увидев повторное изумление на лице шрамоликого, Ивушкин не выдержал и засмеялся.       Проснуться по ощущениям пришлось довольно быстро. Испугавшись от громкого хлопка по столу прямо рядом со своей головой Ягер шокировано уставился на Колю, что со злостью на лице сверлил его взглядом. – «Неужели я сделал что-то плохое? Но я не помню. Когда? Во время сна?»       Напряженный Клаус не мог найти ответ на вопрос, почему же его русский так зол. И какое же облегчение напало на Ягера от следующих слов Коли. – «Он считает меня красивым?» - предательский румянец еле коснулся бледных щек арийца. В то время как Николай уже чуть ли не на полу валялся в приступе неудержимого смеха. Видимо его розыгрыш удался.       Клаус усмехнулся такой проказе Коли, что ведет себя не лучше ребенка, но желание проучить все равно не давало немцу покоя.       – Как там говорится? “Покой нам только снится”? В моем случае даже этой малости нет,- Ягер с хитрой улыбкой и задорным блеском в ледяных глазах встал и вышел из-за стола. Мужчина медленно подходил к веселящемуся русскому, словно хищник на охоте. Отчасти так и было. Ивушкин - добыча Клауса Ягера. Обойдя парня и встав со спины Клаус, пока тот не успел сообразить и отскочить подальше, осторожно, но крепко обхватил его правое запястье и левой рукой за торс, прижимая к себе юношу.       Хохоча во весь голос с закрытыми глазами и чувствуя, как уже живот начинает болеть от этого, юноша даже не заметил, лишь ощутил какое-то прохладное дуновение воздуха рядом, но, когда открыл глаза — уже было поздно делать ноги.       Ягер совершенно неожиданно схватил его за запястье и прижал к себе спиной, отчего сердце Николая сделало кульбит от близости, и он все ещё посмеиваясь, попытался сбежать, чисто чтобы не получить люлей, но хватка Клауса была достаточно крепкой, чтобы не дать этому случиться, поэтому Ивушкину только с лёгкой улыбкой на губах осталось лишь замереть на месте и попытаться не соприкасаться всей своей задней частью — переда Клауса, ибо поза была достаточно уязвимой и компрометирующей.       Тяжело дыша от нехватки воздуха из-за смеха, Николай чувствовал, как с каждой секундой нахождения немца рядом, его пульс сам собой учащается, разгоняя горячую кровь по телу и никак не мог этому противостоять.       Клаус с удовольствием заметил, что Коля не боится его так явно как это было раньше. Да, он все еще немного опасается и сторониться, но при этом улыбается, от чего в сердце немца растеклось что-то до ужаса приятное и горячее.       Так же улыбаясь Ивушкину, Клаус совершает нападение на открытую для него сейчас шею. Начинает от с легкий, почти невесомых поцелуев. Постепенно мужчина переходит на скулу и, все же притягивая русского к себе и заставляя прижаться лопатками к своей груди, переходит на щеку и висок. Раз в несколько поцелуев, Клаус останавливаться, чтобы потереться носом, вдыхая аромат, об блондинистые пряди славянина, которые в приятном полумраке кабинета казались русыми.       Не сдрежавшись, Ягер опустил правую руку Коли, тем самым освобождая свою и взяв русского за подбородок, чуть сильнее повернул его лицо к себе, чтобы поцеловать желанные губы.       Тут мужчина церемониться уже не стал, да и не хотел, по правде говоря, поэтому в отличие от утреннего, этот поцелуй был жестче. Клаус без зазрения совести кусал чужие губы, чередуя укусы с посасыванием, чтобы смягчить свой напор. Да и кусаться он все равно старался не до крови.       Тяжело дыша мужчина осторожно, левой рукой, взял в захват обе кисти русского. Оторвавшись от столь вкусных и нежных губ, Клаус просмотрел на них, зацелованные; красненькие и припухлые. Член в джинсах болезненно пульсируя пытался достучаться до хозяина. Всего чуть-чуть двинуть бедрами вперед и он так удачно и удобно попадает между соблазнительными ягодицами строптивого Ивана. Одно движение и пара сантиметров… Но вместо этого с тихим шипением мужчина решает отстраниться и отойти от Николая.       Даже лёгкие, невесомые поцелуи на коже заставляют юношу всего покрыться табуном зябких, приятных мурашек, словно по телу пустили электрический ток и прикрыть глаза от блаженного удовольствия нежности, которую дарит ему Ягер — тот Ягер, которого Николай знал, как жестокого и беспощадного человека, поглощенного своей болью.       Ивушкин прерывисто дышит и не замечает, как невольно сам подставляется под поцелуи. Не замечает, как сам отдается в руки, словно щенок. Не замечает, как сам теряет контроль над собой и ситуацией, когда целует в ответ тонкие, мягкие и такие манящие губы... Сердце стучит, как отбойный молок по рёбрам, словно вот-вот выпрыгнет из груди. И Ягеру даже не стоит держать его, он сам тянется навстречу.       До сумасшествия аккуратные укусы Клауса действуют отрезвляющее, заставляя на мгновение выпрыгивать в реальность из-за несильного покалывания в губах, делать короткий вздох и снова нырять в этот опьяняющий омут с головой, но жаль, что ненадолго.       Николай смотрит перед собой в голубые глаза, похожие на чистое, голубое небо и не может отвести затуманеннного взгляда от той тьмы, что была напротив. Жаркой, опасной, пленительной, что захотелось потрогать ее руками, соприкоснуться и дать ей затянуть себя.       И только Ивушкин решает податься вперед, как Клаус совершенно неожиданно... отпускает его, оставляя за собой нестерпимое, в такую минуту, чувство пустоты, холода и разочарования.       Повернувшись к мужчине с выражением недовольного замешательства на лице, Николай ищет какие-то признаки, что это просто ответ-наказание на внезапно громкое пробуждение, но нет, вместо этого он краем глаз замечает чужое, твердое возбуждение от произошедшего и горящие огоньки в змеиных глазах.       Безмолвно послав всё к черту, Ивушкин в нетерпении подходит ближе. И где-то найдя в себе крупицы смелой дерзости, притягивает немца к себе за затылок, касается губами чужих губ и одновременно с этим проводит своей свободной ладонью по твердой области, скрываемой плотной тканью домашних штанов Клауса, снизу-вверх с настойчивым нажимом и удовольствием от реакции второго на это.       Стоило чужой руке опуститься на пах Клауса, как немец удивленно, но восторженно застонал в губы утянувшего его в очередной поцелуй Ивушкина. Руки Ягера не мгновение замерли, не решаясь дотронуться, но очень быстро Клаус послал все к черту и опустил их прямо на ягодицы Коли с удовольствием сжимая их через ткань джинсов.       Поцелуй становился все более и более ожесточенным. Клаус перестал себя сдерживать так сильно и с наслаждением кусался, врывался языком в чужой рот, буквально, трахая его своим языком. Уши же ласкали стоны Николая.       Ягер подхватил его на руки под задницу и сделав пару шагов посадил прямо на свой стол, не заботясь о целостности и сохранности документов на нем. Вместо этого все мысли немца были исключительно вокруг младшего.       Не прерывая поцелуй Ягер расстегнул чужую кожанку и скинул ее на пол с разгоряченного тела. Туда же полетела и футболка русского. Теперь Клаус мог играть с сосками Коли, чем нагло и пользовался. Он снова, как и в прошлый раз, присосался к одному из сосков, покусывая его и, при этом, крутя и сжимая пальцами свободный.       Так бы продолжалось очень долго, но в какой-то момент терпение немца начало давать трещину и Ягер стащив Колю со стола, заставил того перевернуться и опустил лицом вниз на стол, чтобы такая желанная задница, обтянутая плотной тканью джинс, была выставлена на обозрение мужчины.       Ощутив руки Клауса на своих ягодицах, которые по-собственнически сжали их, Ивушкин вздрогнул и почувствовал, как сердце подпрыгнуло к его горлу от лёгкого, накатывающего волнения. Ведь, несмотря на свою малую долю проявленной смелости и лекарство в крови Ягера, Николай не забывал кто рядом с ним, что чуть не произошло в прошлый раз и чем это закончилось.       Это скачкообразное волнение не было необоснованным, потому что суровость того безумного Ягера, ощущалась в том, как тот с каждой секундой их поцелуя, перестает себя контролировать, кусается до боли более сильнее, проникает гораздо глубже и не даёт расслабиться.       Некоторым документам со стола все же пришлось свалиться на пол, стоило Николаю очутиться прямо на нем, но сейчас это нисколько не волновало, как то, что может произойти дальше. И Ивушкин бы остановил это, если бы не хотел. Но ведь хотел и боялся одновременно, поэтому позволил снять с него верхнюю одежду, не разрывая поцелуй, от которого до сих пор стоял гулкий шум в ушах, болели пухлые губы от укусов и ясно ощущалось твердое возбуждение в джинсах.       Контраст боли и одновременного удовольствия, доставляемые Клаусом в эрогенных, особо чувствительных сосках, сводил его постепенно с ума, а удивлённые и сладострастные стоны бесконтрольно вырывались сами собой. Импульсы-искры от ярких ощущений уходили нестерпимым зудом вниз живота, заставляя хотеть большего, но стоило Ивушкину очутиться лицом на столе в согнутом, уязвимом положении, он внезапно замер.       Все воспоминания того ужасного утра и те же чувства стыда и страха нахлынули на него волной без права как-то защититься или мысленно отстраниться, но этого не было видно со стороны. Он просто упёрся лбом в деревянный стол и чуть выгнулся, словно на встречу, словно показывая, что хочет продолжения и на самом деле, хочет, но при этом чувствует, как боится, как повышается градус возбуждения из-за этого. Через секунду он начинает дрожать, и на его изумление, ловить ещё больший мазохисткий кайф с этого, словно удовольствие и боль соединились в единое целое.       Коля, на счастье Клауса, не сопротивлялся, а даже наоборот, немного поддавался навстречу, что не могло не восхищать Ягера. Особенно после воспоминаний об их прошлом разе. Немец поморщился от этих воспоминаний. Нет, где-то они были приятные, хотя тот диссонанс, который он словил сейчас от раздвоения между реальными воспоминаниями и дополненными его больной головой несколько портил все. Но сейчас их страсть пойдет немного по другому пути. Уж Клаус постарается изо всех сил.       Целуя распластанного на столе под собой русского в шею и, оставляя бесчисленное количество засосов и укусов на ней, Клаус продолжал исследование юного тела русского одной рукой, в то время, как второй опустился к паху того. Ягер возбуждено рыкнул Коле в загривок, прикусывая его чуть ли не до крови, когда смог без особых проблем нащупать каменный стояк в штанах любовника.       На его действия послышался протяжный стон, который стал громче после того, как Клаус с нажимом погладил чужое возбуждение. Решив, долго не мучить своего малыша, Ягер расстегнул его джинсы и спустил их вместе с нижним бельем, высвобождая из тесного плена одежды уже капающую смазкой головку русского члена.       Правая рука тут же опустилась на изнывающий в желании орган и начала его поглаживать сверху вниз и снизу вверх. Медленно. Преступно медленно. В это время пальцы левой руки погладили Николая по губам, безмолвно просясь внутрь. Никто из новоявленных любовников не рассчитывал на такое времяпрепровождение в немецком кабинете, а почему им нужна была смазка. Конечно, слюна не самый лучший вариант, но Клаус постарается сделать все аккуратно и максимально безболезненно на пассива.       Со стоном Коля впустил пальцы и сам, без всяких указаний, начал их посасывать и старательно облизывать, покрывая своей слюной со всех сторон. От ощущения своих пальцев в плену горячего русского рта и юркого язычка, член в штанах немца, о котором нерадивый хозяин все никак не догадается позаботиться, несколько раз дернулся, силясь вырваться из ненавистного плена ткани.       С тихими рыками и полу стонами, Ягер забрал свои пальцы у Коли и все так же надрачивая тому, чтобы смягчить боль проникновения и растягивания, вставил первый палец. Входил он туго. Судя по всему, тело под немцем было девственно, по крайней мере с этой стороны, от чего Клаус не смог сдержать горделиво-радостного рыка, уткнувшись носом в слегка покрытую капельками пота и дрожащую спину партнера. Первый палец оказался внутри.       – Gott, du bist so eng, mein Junge - с восхищением прошептал, в миг охрипшим голосом, мужчина, начиная потихоньку двигать рукой. Спустя несколько минут к первому пальцу начал пробираться и второй. Осторожно. Фаланга за фалангой.       Оказавшись внутри Клаус стал двигать пальцами и вертеть их, пытаясь отыскать нужную точечку. А пока найти ее не удавалось, Ягер разводил пальцы из стороны в сторону на манер ножниц. Когда предыдущая порция слюны высохла и риск сделать больно возрос, Клаус без какого-либо стеснения добавил своей. Вместе со слюной в ход пошел и третий палец.       Ивушкин уже откровенно постанывал и отклячивал свой зад, подставляясь под ласки немецких рук. С пальцами в заднем проходе и рукой, продолжающей дрочить, Коля выглядел весьма и весьма соблазнительно. Спустя еще некоторое время мужчина наткнулся на маленький бугорок на стеночке внутри русского и найдя его он без промедления нажал на комочек нервов.       Несмотря на чувства Николая, сейчас это не было похоже на насилие, Клаус оставлял многочисленное количество нежных поцелуев и засосов на его тонкой коже, которые затем превратятся в более багровые пятна. И как бы это ни было сейчас правильно отвлекаться на нежность, Ивушкин всеми силами цеплялся за свои деструктивные эмоции, которые, смешиваясь с хорошими, только усиливали уровень наслаждения.       Чувствуя, как сходит с ума, представляя, что с ним все это происходит без его ведома, как в то утро, Николай только и мог, что дрожать всем телом от страха, стыда, возбуждения, кайфа и издавать непроизвольные, надрывные стоны, особенно, когда с него сняли брюки. В желудке распласталось что-то липкое и холодное, но Ягер, словно не дав задержать на этом свое внимание, вынудил следователя вздрогнуть и протяжно застонать от руки на своем, колом, стоящем члене. Движения немца были настолько медленные, что одновременно приносили и боль, и удовольствие, но и от этого его отвлекли пальцы у губ, которые Николай с радостью пропустил в свой рот и стал облизывать их так, словно это само возбуждение Клауса. Он понимал, что смазки под рукой у них нет, поэтому приходится орудовать тем, что есть, и чем лучше он оближет, тем менее безболезненным для него будет проникновение, но как только Ягер забрал свои пальцы и приставил один из них к его входу, Ивушкин, почувствовав ледяной укол страха, весь напрягся, помня фантомную боль от этого в прошлом, но в этот раз все оказалось немного иначе.       Движение спереди почти отвлекали от того, что происходило сзади, но Николай все равно почувствовал дискомфорт и болезненно всхлипнул, сжимая края стола до побеления в костяшках. Как он мог судить по реакции немца, тот был доволен происходящим, и это вызвало у юноши бурю приятных мурашек по коже, потому что у него действительно никого не было до Ягера.       Почувствовав движение внутри и странные ощущения от этого, Ивушкин позабыл обо всем на свете и лишь только концентрировался на своих чувствах. Когда его буквально начали трахать пальцами, Николай еле держался чтобы не кончить раньше предполагаемого, потому что боль ушла и вместо нее появилось удовольствие. Особенно Ивушкин не сдержал громкого всрика, переходящего в болезненный стон, когда беспощадный немец на что-то надавил внутри, вынудив его дернуться, прогнуться в спине до хруста и увидеть искры перед глазами.       Когда желание и жжение внизу живота стало слишком нестерпимым, Николай захныкал, как ребенок, прося о большем:       — Яяяяягер... — снова следом вскрикнув фальцетом от движения внутри, юноша буквально съехал на стол, неспособный держаться на потных руках.       Клаус с восхищением смотрел на хнычет распластанный на столе Коля. Выгнувшись в спине, парень громко стонал и явно просил большего. А даже если и нет, то Ягер все равно уже не может остановиться.       Чуть не сорвав собачку с собственных брюк мужчина с гортанным стоном наконец-то высвободил свой член из болезненной тесноты. Сплюнув себе в руку, Клаус с тихими стонами смазал свое возбуждение и с нетерпением начал пристраиваться к уже слабо соображающему русскому. Немец приставил алую головку к слегка раскрытому и судорожно пульсирующему колечку мышц. Сплюнув и на него Ягер потихоньку начал надавливать на вход.       Несмотря на растяжку и какую никакую смазку, было все равно очень тяжело двигаться вперед. А ведь это была только половина головки.       – Расслабся, лучик,- с рычанием, но как можно ласковее попросил Клаус Ивушкина, морщась от того насколько парень все же тугой.       Постепенно, миллиметр за миллиметром головка проникала дальше. Вот уже вся она внутри. Немец останавливается, буквально на несколько десятков секунд, чтобы дать младшему небольшую передышку и в конце концов сорвавшись в несколько плавных, но настойчивых и сильных толчков оказался внутри полностью.       Жар русского нутра и его теснота оглушили Клауса и тот с громким стоном опустился грудью на уже изрядно влажную подрагивающую спину Ивана. У парня же, в свою очередь, были свои трудности от такого резвого проникновения, благо, что немец не порвал, так как растяжки и смазки все же хватило, но то как Коля сжимался на стволе Ягера, выбивало из арийца весь разум. Хотелось вот прям сейчас сорваться на быстрый яростный темп, вкалачиваясь в беспрерывно стонущего славянина, но вместо этого старший мужчина, сцепив зубы и чуть ли не скрепя ими замер статуей, давая Ивушкину немножко времени привыкнуть к распирающему его чувству органа немца внутри.       Чтобы хоть как-то ускорить процесс и заставить Колю расслабиться, ведь тот сжался так, что и Клаусу было немного больно, немец вернулся к русскому члену и продолжил ласкать его, пока губы вырисовывали между острых лопаток всевозможные созвездия из поцелуев, засосов и укусов.       Услышав резвый лязг ширинки позади себя, Николай искренне обрадовался, но и при этом почувствовал яркий всплеск страха внизу живота и не зря, потому что первое проникновение далось ему с трудом.       Он одновременно был в восторге почувствовать Клауса в себе и одновременно стонал от боли и дискомфорта, непроизвольно сжимаясь внутри от напряжения в теле. Когда немец проник полностью, пришлось стиснуть зубы и некоторое время, которое ему давали и чему он был безмерно благодарен, потерпеть, прежде чем привыкнуть к заполненности внутри и наконец расслабиться под нежными поцелуями в области чувствительных лопаток и ладони Клауса, снова ведущей его к разрядке.       Николай знал, что Ягер еле сдерживается, и был изумлен его выдержке, но и не мог этим не воспользоваться, чтобы потом иметь возможность ходить.       Однако стоило ему расслабиться и в этом Ивушкин уже не был так уверен, когда Клаус начал быстро двигать бедрами и жёстко выбивать из него сладкие, громкие стоны от попадания в одну и ту же точку. Горячая рука на возбуждённом органе, укусы в шею и удары по простате довольно быстро довели Николая до ярчайшего в его жизни оргазма. Излившись Ягеру прямо на стол, юноша замер и ещё несколько секунд находился в чарующем наслаждении, пробившее всё его тело сильной судорогой.       Сжавшиеся и пульсирующие вокруг Ягера тугие стеночки добили всю оставшуюся выдержку немца и толкнувшись с силой и громкими хлопками бедер об ягодицы, Клаус с рычанием дикого зверя кончил глубоко внутри Николая, заполняя его жадное, выдаивающее из немца все до последней капли, нутро своим горячим семенем.       После столь оглушительного оргазма Клаус еще немного времени оставался внутри Ивушкина и лежа на нем, придавливая грудью к собственному столу. Ягер тяжело дышал, пытаясь вернуть в норму дыхание и бешеное биение сердца в своей груди.       Прийдя в себя, мужчина с тихим хлюпаньем вышел из, порядком, расстраханой дырки, которая потеряв его орган, забавно и возбуждающе сжимала стеночки, прося вернуть как было, и заправил свой член обратно в штаны, предварительно обтерев его снятой с себя ненужной в данный момент футболкой. Из нутра русского потихоньку начала выливаться белесая густая жидкость и стекать по внутренней стороне бедра. Клаус с восторгом и восхищением наблюдал за каплей несколько секунд, а затем подцепив все вытекшее пальцем затолкал обратно. Внутри радостно взвыл ярый собственник, ведь его самка была покрыта и помечена семенем самца, а это значит, что она принадлежит ему и только ему. Одно плохо. Стоит убрать пальцы, как все начнет течь заново. А ведь Ягеру так хотелось, чтобы его семя как можно дольше было внутри русского.       Встав с колен, на которые пришлось встать, чтобы оказаться на удобной высоте от задницы русского, Клаус нежно поцеловал искусанные, чуть ли не в кровь, губы и помог скинуть, такие мешающиеся и ненужные штаны с нижним бельем в которых запутались щиколотки Коли и осторожно взял того на руки. Путь сладкой парочки лежал в сторону ванной комнаты.       Прийдя туда, Клаус поставил Ивушкина на дрожащие ноги и, убедившись, что те его не подводят, пусть коленки и нещадно дрожат, рискуя подогнуться в любой момент, включил воду в джакузи. Не желая ждать слишком долго, немец снова взял контуженого оргазмом русского на руки и, прям так, вместе с ним забрался в глубокую ванну, устраивая младшего на себе так, чтобы не было больно.       Вид покрытой засосами и укусами шеи соблазнил Ягера на продолжение банкета и он с нескрываемым удовольствием снова приложился к вкусно пахнущей коже русского.       До безумия уставший Ивушкин с жидким семенем внутри, не хотел двигаться с этого стола и просто лежал так, не обращая внимания ни на что происходящее ровно до тех пор, пока его — всего голого, не подхватили на руки, как принцессу, и не понесли в ванную комнату. Юношу это смутило, но он был и благодарен, потому что еле держался на дрожащих ногах после жаркого секса и сам бы вряд ли вообще дошел до спальни, не то, что до ванны.       Оказавшись сидя на коленях Ягера лицом к нему, юноша взглянул на мужчину из-под полуприкрытых век и закрыл их, когда на шею вновь полились блаженные, нежные поцелуи и зная, что второй марафон в конце дня маловероятно выдержит, решил глупо пошутить, чтобы спустить немца на землю.       — Интересно, и чего это остальные жертвы отказывались с тобой спать... — не открывая глаз, произнес юноша и давя лыбу, все же рассмеялся через секунду. Он знал, что это плохая, черная шутка, учитывая количество изувеченных трупов Клаусом, но Николаю за все последнее время стало просто все равно на это. Все равно на остальных, на закон, на то, что кто-то скажет или сделает. Он был готов сам прибить кого угодно ради этого горячего, безумного немца. Неужели и я сошел с ума? — подумал Ивушкин и с улыбкой на лице, заметил, что ему на это тоже все равно. После сказанных Колей слов, в голове Ягера взорвался фейверк из всевозможных воспоминаний различной степени кровавости. Горло содрогнулось от спазма, вызванным желанием желудка высвободить все, что у него имелось наружу. Голова начала жутко болеть от всего того потока разнообразных кадров со сценами кровавого насилия от первого лица. Любители необычных ужастиков оценили бы, но не немец. Ягеру было плохо и страшно от всего того количества горячей крови, которая текла из глубоких ран на телах жертв, в ушах со звоном были слышны крики ужаса и боли. А также невыносимый хруст ломающихся костей.       Сбоку от мужчины что-то промелькнуло. Повернув голову Ягер обомлел от увиденного.       – Нет, этого не может быть…- прошептал Клаус с широко раскрытыми глазами, зрачки которых сузились, чуть ли, не до маленьких точек. –НЕТ! - крикнул мужчина и выскочив из ванны, схватил халат, висящий на крючке, рядом с полотенцами и на адреналине, оббегая пустое место вылетел из ванной в спальню.       Там Клаус быстро подбежал к сейфу и на рефлексах набрав нужный код открыл металлический ящик, получая доступ к своему glock 17. Взяв оружие в руку, мужчина отпустил предохранитель и направил дуло пистолета на дверной проем, из которого только что выбежал.       Тело его тряслось, в глазах был страх, даже скорее ужас, но сами руки чудом сохраняли стойкое положение, не меняя прицел.       Из-за закрытых глаз, Николай не видел, что происходило в голове Клауса после его дурацкой шутки и что отразилось на лице, пока мужчина не произнес странную фразу, вынудив открыть глаза и удивлённо уставиться на испуганное выражение лица мужчины, который вдруг неожиданно резко выскочил из ванны и побежал куда-то сломя голову.       — Клаус? Что случилось? Эй! — крикнул ему юноша в догонку, оперевшись руками о бортик джакузи, но ответа не послышалось, и Ивушкин, чувствуя нехорошее, тихо сматюкнулся и вылез из приятно горячей воды. Обмотав первое попавшееся полотенце вокруг бедер, Ивушкин с некоторой тревогой и хмурым выражением лица, осторожно двинулся по мокрым следам на полу в спальню, где наткнулся взглядом на Клауса в одном халате на голое тело и с заряженным, мать его, пистолетом, направленным прямо на русского.       Невольно дернувшись, Николай застыл на месте и медленно поднял руки в примирительном жесте. Что-то холодное начало скребстись у него по спине от собственных догадок и что могло произойти от его глупой шутки, и что ещё может произойти, если Клаус не опустит оружие.       — Клаус...Что с тобой? — дрожащим от страха голосом спросил следователь, но видя, что мужчина не реагирует и будто смотрит сквозь пространство, он очень медленно стал подходить ближе, следя за Ягером. Николай слышал, как колотится его собственное сердце в ушах, которое с секунды на секунду может остановиться, — Клаус, это я — Николай! Опусти пожалуйста пистолет. Эт..это была просто глупая шутка с моей стороны, прости меня!       Чувствуя, как начинает щипать нос от подступающих слез, что прямо сейчас его горячо любимый человек собственными руками и не в себе, совершит то, после чего вряд ли оправится, что будет просто ужасной трагедией, Николай рывками вдыхал воздух, словно забыл, как выдыхать — правду говорят, перед смертью не надышишься, — и подходил очень медленно, пока не упёрся голой грудью в дуло пистолета.       Николай знал, что может выхватить сейчас пистолет, но не делал этого, потому что знал, что если Ягер и вправду не в себе, то точно найдет способ его убить. Силы не равны. Вместо этого, он осторожно обхватил ладонями чужие щеки и со слезами на глазах, начал умолять: — Вернись ко мне, Клаус...Вернись ко мне пожалуйста. Я прошу тебя! Клаус...       Николаю было нужно, чтобы немец сам пришел в себя и остановил это безумие, чтобы огонек в его глазах снова зажегся.       Ягер был готов выстрелить в то, что осталось в обители воды и чистоты, сразу, как только та тварь войдет в комнату с напуганным донельзя и вооруженным немцем. Почему тварь? Ну, Клаус сам, относительно, недавно постарался чтобы это перестало быть человеком. А именно молодой блондинкой у которой, если бы не Ягер с его шизой, могла бы быть замечательная долгая жизнь с мужем и детишками, но… из-за него этому не суждено сбыться.       Но к еще большему шоку и ужасу немца, из-за косяка показалась совершенно не та блондинка.       – Клаус… ты доволен собой? - послышался страшно искаженный голос жены. На девушку, вернее то что от нее осталось, было страшно смотреть. Вся в крови, рука сломана так, что белые пики раздробленной кости торчали из разорванного мяса, живот беременной был распорот и если особых проблем увидеть внутренние органы не составляло. В том числе и изувеченную матку, которая чуть ли не выпадала из тела.       Повсюду были личинки. Они ползали по лицу, забираясь в одну из глазниц, ту в которой отсутствовал, такой же как и его брат-близнец, мутный голубой глаз, личинки забирались в рот, уши, они падали с тела, некогда, прекрасной фрау Ягер. А учуяв сладко-гнилостный запах разлагающейся плоти, немец снова, за последние десять минут, еле сдержал позывы желудка к срочному вычищению всего лишнего.       Ягер в ужасе смотрел на гнилой труп некогда любимой девушки и любящей жены, что согласилась выносить его ребенка, а Клаус не смог их защитить. Он не справился.       – Клаус,- зомби, сильно пошатываясь, так как, и ноги были переломаны, зажавшими их деталями измятого в гармошку с стороны пассажира автомобиля, начала двигаться в сторону немца, что в ужасе, с долей отвращения, смотрел и не мог, ни пошевелиться, ни выстрелить. Тело оцепенело, – это ты виноват. Ты не сберег нас. Ты убил их. Убил их всех.       Медленно, Крлолайн подошла к Ягеру и встала почти в плотную. Разделял их только пистолет. Мужчина с безысходностью смотрел на гниющее лицо жены.       – Пойдем со мной, Клаус. Ты тут не нужен. Убей себя. Прошу.       Спустя пару секунд, Ягер согласно кивнул, с горечью в взгляде, опуская голову, чтобы не смотреть на весь тот кошмар, что предстал перед ним.       Мужчина опустил пистолет с груди трупа и развернул его к себе, готовясь нажать на курок. Капли слез заблестели в уголках голубых глаз. Клаус будто и не услышал, и вместо того, чтобы опустить пистолет, он вдруг направил его на себя, заставив юношу теперь по-настоящему испугаться и дернуться в его сторону с криком.       — НЕТ! — на эмоциях и адреналине, всё-таки со всей силой что имелась, выдрав оружие из руки немца, Николай прижался к его груди в крепком объятии и зарыдал, как маленький ребенок в плечо, — НЕТ, НЕТ, НЕТ, НЕТ! Я прошу тебя, Клаус, вернись ко мне!       Ивушкин повторял одно и тоже предложение несколько раз, рыдая в полной истерике и боли, что растекалась по всей груди и давила своими шипами. Он вжимался в Ягера и крепко держал, не желая его отпускать ни на секунду.       Клаус не понял, в какой момент пистолет пропал из его дрожащих рук, куда подевалась Королайн и что вообще сейчас происходит. Вместо разлагающегося холодного трупа супруги, немец ощущал, вполне себе, живое и горячее тело Ивушкина, что, почти, задыхаясь громко плакал и просил его вернуться.       Вместо сладковатого запаха гниения, мужчина ощущал природный запах Коли, аромат его шампуня, что все еще оставался на светлых волосах и, что логично, ведь они так и не успели помыться, амбре их страстной встречи.       Все еще не способный поверить в реальность, Ягер опустил дрожащие руки на подрагивающую от всхлипов спину русского и притянул его к себе еще ближе, не смотря, на то, что парень и так старался, чуть ли не слиться с ним воедино.       – Кой-ля,- хриплым и прерывающимся голосом с явно проступившим акцентом еле смог выдавить из себя немец, зарываясь носом в мягкие пряди, закрыв глаза и постаравшись забыть то, что только что видел своими глазами и то, что чуть не совершил.       Из глаз все же потекли две не званные хрустальные сестрицы.       Искренне обрадовавшись, что Клаус пришел в себя, Николай лишь спустя час смог успокоиться и то, только благодаря выпитой валерьянке и наконец принятому, совместному душу. Он еще триста раз извинился за свою шутку и ещё сто пообещал, что так больше не будет, пока Ягер не велел ему прекратить.       Переодевшись в домашнюю футболку и штаны, русский, полностью игнорируя свою усталость, сначала разобрал продукты, которые принес, а после принялся готовить им двоим пропущенный ужин. Несмотря на успокоительное, ему все ещё было не хорошо. Он чувствовал себя, как выжатый лимон, который вот-вот свалиться с ног. Нарезая картофель, он также не замечал, как у него трясутся руки от пережитого стресса.       Одно Николай понял точно, что тему убийств Ягера нельзя затрагивать вообще, что немцу нужны новые таблетки, более сильные от галлюцинаций и что точно не переживет, если с ним что-то случится. Скорее об стенку сам расшибется, чем позволит этому случиться.