Whispers in the Dark

      Как только хватка крепких объятий ослабла, Николай глубоко, с наслаждением вдохнул кислород, а вместе с тем и настолько приятный запах горячего, как печка, Ягера, что невольно парню самому захотелось прижаться ближе, но делать этого он через силу не стал, потому что боялся, что немец это посчитает как желание продолжить их "увлекательный" вечер. А Ивушкин не был уверен, что переживет нечто подобное ещё раз.       Сейчас он был уверен в том, что его обнимает психопат, и думал, что лекарство, очевидно, неэффективно-быстродействующее, поэтому натянулся всем телом, как струна, и замер в немом ожидании неизвестного. Он буквально чувствовал, как по венам растекается липкий страх перед этим человеком.       Своеобразный комплимент только усилил этот страх и странное чувство, что Николай, будто мышь, которая по глупости попалась коту, и теперь тот играется с ней, когда захочет. Эта мысль даже подтвердилась, когда юноша непроизвольно вздрогнул и едва не пискнул от неожиданности, когда Клаус оставил на его предплечье след от укуса зубами.       Чувствуя, как волной бегут зябкие мурашки по позвоночнику, Ивушкин сжался в плечах и стиснул зубы, борясь с внутренним желанием и дрожащим нутром сбежать куда подальше. Действия Ягера одновременно приносили странное удовольствие и одновременно пугали своим контрастом хищности и страсти... ...И как же он ошибался, когда подумал, что перед ним не тот Клаус. Потому что произнесенные им следующие слова, повергли впечатлительного юношу в шок.       Перед ним, совершено очевидно, тот Клаус, который воспринимает его, как парня, как человека мужского пола, как Николая, мать его, Ивушкина.       Осознание этого заставило русского пораженно выдохнуть и оце-пе-неть. Ведь...если Клаус тот же Клаус, то почему себя так странно ведет сейчас? Ведь они же мужчины! Мужественные мужчины, натуралы! Верно же? Разве мужчины обнимаются друг с другом, кусают и делают комплименты по поводу запаха? В особенности, практически незнакомые мужчины!       Чувствуя, как его всего начинает трясти от страха, ледяного холода внутри и зудящего волнения, уходящего куда-то вниз живота, Ивушкин с колотящимся сердцем, шумно сглотнул и решил, что, нужно хотя бы попробовать отвлечь Ягера.       — Клаус, у тебя не болит голова? Может принести таблетку? — стыдясь своего дрожащего в этот момент тихого голоса, Ивушкин покраснел до ушей от всей этой неловкой ситуации. Ему хотелось бежать, бежать и бежать без оглядки. Только от кого именно — от Клауса, от психопата или от самого себя, юноша не знал.       Продолжая легкие и, как изначально считал, успокаивающие поглаживания немец с легким неудовольствием заметил, что тело в его руках не стремиться расслабиться. Все происходило в точности наоборот и малыш помимо каменного оцепенения, словно он был маленьким мышонком в кошачьих лапах, и бешено бьющегося сердца мелко дрожал всем телом, как будто бы он замерз, выйдя на улицу в минус 15 без одежды, но в том то и дело, что в комнате было вполне себе тепло и хорошо.       Отмахнувшись от предложения принести таблетку от головы, произнесенного еле слышно с дрожью в голосе, немец размышлял что же ему делать в столь щекотливой ситуации.       С одной стороны, он никак не мог, да и не хотел, отпускать этого милого и забавного русского, но если посмотреть с другой, то не нужно много ума, чтобы понять, что мальчишка боится его. Надо сказать, что не безосновательно. Малыш имеет полное право боятся немца после того, что тот умудрился натворить, но и тут Клаусу пришлось внутренне заметить, что ему в большинстве своем понравился вид такого распластанного под ним беспомощного Ивана. Это так, но, так же, наряду со всем этим от воспоминания слез этого комочка внутри что-то больно сжалось и возникла мысль, «может лучше отпустить его?», но Клаус быстро подавил в себе весь этот порыв, но думать о том, как заставить Ивушкина остаться, желательно добровольно, все равно пришлось.       Для начала Ягер решил хоть как-то успокоить напряженного парня. Видимо тот ждет, что его снова будут мучить и причинять боль. Глупышка. Мужчине совсем не хочется ломать и портить внешний вид такого славного малыша… до тех пор, пока малыш хорошо себя ведет. Поэтому Клаус еще чуть расслабил свои объятия, но вместо этого осторожно перетащил блондина к себе на колени, усаживаясь боком на диване и упираясь спиной в мягкий подлокотник. Юношу он ненавязчиво заставил прижаться своей спиной к немецкой груди. Таким образом Клаусу было еще удобнее наслаждаться запахом и мягкостью славянских волос. Правую руку он положил поперек живота русского, не давая тому сползти ниже, а левой массировал тому ладони и пальцы, стараясь приятно разминать и согревать их.       – Не бойся, Mäuschen,- поцелуй в светлую макушку,- я не собираюсь обижать тебя.       Усевшись на Клауса и вынужденно немного разведя в сторону свои согнутые колени ног, которые упирались в диван вокруг бедер Клауса, Николай почувствовал себя ещё более неловко. Его кадык то и дело нервно дергался в попытке сглотнуть вязкую слюну, а брови были сведены в тревоге, потому что как бы он не старался поверить, наверно, частично правдивым словам Клауса, нарастающий страх и паника в его груди и голове, бьющие все усиливающимися молотком, вынудили дрожащего юношу сделать одну единственную, неосознанную попытку к бегству, стоило Ягеру ослабить хватку. Дернувшись, Николай подался вперёд и шустро попытался слезть с колен Клауса.       Стоило напуганному парню дернуться как расслабленные было руки немца мигом напряглись и, словно ремень безопасности в машине, притянули русского обратно на грудь Ягера. Неприятное чувство жжения в груди и зуда в руках заставили Клауса ненадолго замереть в попытке подавить их и, длинно выдохнув весь воздух из легких, про себя считая до пяти, а затем еще и до десяти с закрытыми глазами, мужчина уже чуть более строго и с еле заметными нотками угрозы тихо прорычал, все так же, сквозь зубы,       – Малыш, не стоит так дергаться. Этим ты сильно меня расстраиваешь. А для твоего же блага, лучше бы ты меня не расстраивал больше.       Ягер левой рукой, взявшись за подбородок русского заставил того повернуть голову на себя и глядя тому в его красивые голубые глаза спросил, – Hast du mich verstanden, kleine Maus?       Попытка бегства в отличии от последней, как и ожидалось, не удалась, и снова оказавшись у мужчины на спине, словно связанный путами, Николай быстро дышал некоторое время, с силой пытаясь себя заставить успокоиться и не рыпаться. Особенно сердце, которое стучало, как отбойный молоток, отдаваясь эхом в голове.       — Да, прости, — выдохнул Ивушкин, чуть ли не прошептав слова, которые звучали искренне, потому что он действительно в попытке руководствоваться разумом, не хотел сбегать, зная, что это обернется плохо, но не смог себя удержать. Силой воли, расслабившись в чужих руках, Николай все также спросил, — Пойдем спать? Уже поздно...Я очень устал.       Клаус довольно улыбнулся. Какой у него умненький мальчик. Такой хорошенький.       – Конечно пойдем, малыш,- дотянувшись до пульта, немец выключил телевизор и встал с дивана прямо вместе с русским на руках. На непонимающий взгляд голубых напуганных глаз Ягер поспешил мило улыбнуться и пояснить свои действия, – прости маленький, что в прошлый раз я прострелил тебе колено. Я заметил, что ты иногда немножко хромаешь. Поэтому чтобы ты не напрягал ножку я понесу тебя сам, – уже на лестнице мужчина решил спросить, – кстати, ты был у врача? Может нужна операция? Я все оплачу. Будешь лежать в лучшей палате самой лучшей клиники Москвы или Европы, не важно. В Германии у меня есть несколько знакомых отличных врачей. Ты только скажи и я все сделаю, – сказав это Клаус как истинный виртуоз, коленом, стоя на одной ноге с не самым легким парнем на руках открыл новую дверь в главную спальню.       За прошедшее время он, конечно, уже успел сменить постельное белье и стереть все оставшиеся кровавые следы. Поэтому в комнате больше ничего не напоминало о прошлом их разе, за исключением, лежащей на тумбочке с правой стороны от кровати веревки. Посадив Колю на мягкий матрас, Клаус посмотрел на все то мягкое царство, которое осталось еще от его супруги. От этой мысли очень больно резануло где-то в груди, но и убирать мягкие игрушки и продолговатую мягкую подушку не хотелось.       Но так как на этой стороне предстояло спать Ивушкину, Клаус все же спросил, – Мне убрать их? – кивок в сторону игрушек у изголовья.       Николай ответил на предложение помощи мягким отказом и объяснением, что уже был у врача и боль в ноге вскоре пройдет, а рана зарастёт. То, что Ягер упомянул о ноге, показалось ему вообще странным, потому что Клаус стрелял в свою жену, а не в него. Неужели воспоминания восстанавливаются? Но почему тогда немец ведёт себя с ним, как со своей женой? Этот факт одновременно пугал тем, что Ягер скорее всего переключился на него, как на новую игрушку, и одновременно забавлял, однако улыбка быстро исчезла с лица парня, когда они оказались в спальне немца и его погибшей жены. Здесь все было также, за исключением того, что пятна крови исчезли, как и старые простыни, и в углу тумбочки лежала та самая веревка, которой Клаус связывал его. Отведя от нее взгляд Николай подавил желание сглотнуть ком в горле при воспоминании того самого утра...       Зачем Ягер притащил меня сюда? Мы, что, будем спать вместе?       Подняв на мужчину, в глазах которого была грусть и тоска при виде игрушек Колорайн на постели, озадаченный взгляд, Николай, почувствовав какой-то странный, болезненный укол ревности из-за этого, безразлично пожал плечами.       — Если тебе так будет легче... — кивнул Ивушкин и все же решился спросить, прежде чем немец сдвинется с места, — Клаус! Слушай...Почему...почему ты относишься ко мне как к...как к Колорайн? Хоть мы и незнакомы практически... Николай точно не знал, как на этот вопрос отреагирует мужчина, поэтому, сидя на постели, вдруг занервничал, пожалев, что вообще об этом спросил, но и промолчать все же не мог.       — Просто я...я не хочу, чтобы... Чтобы что? Чтобы он не слишком сильно привязался к тебе? Чтобы не переносил свои проблемы на тебя? Чтобы ты не стал заменой Колорайн? Что, Ивушкин? Что ты хотел сказать?       Слова в голове не связывались в предложения, лишь распадались, как песок, поэтому Ивушкин просто опустил взгляд вниз и поджал губы, почему-то чувствуя какую-то режущую обиду и боль в душе. Наверно, потому что понимал, что никогда не станет заменой Колорайн. Впрочем, почему он вообще об этом думает? Какой ещё заменой? Содрогнувшись от своих непонятных мыслей, Николай нахмурился, вспоминая, что он здесь ради другого. Ради того, чтобы вылечить Клауса и неважно, какой ценой.       — Я...забудь, что я спросил, — не дождавшись ответа и даже не взглянув на мужчину, Николай, не снимая одежды, так и лег под одеяло на ту сторону, где были игрушки, отвернувшись лицом к тумбочке и закрыв глаза. Он решил, что лучше не думать ни о чем и лечь спать. Завтра новый день, новые проблемы, на которые требовались силы. Кто знает, что будет завтра, когда он проснется?       Решив все же убрать все это мягкое царство мужчина застыл с полной охапкой всего этого на пути к шкафу в который он собирался временно спрятать свою ношу, в все потому что Коля задал вопрос, ответ на который Ягер и сам до конца не знал и потому завис в своих размышлениях, краем уха продолжая слушать невнятный лепет русского.       И правда. Зачем Клаусу нужен Ивушкин? Почему сейчас вспомнив свои прошлые поступки, мужчина решил переложить свои чувства и эмоции с погибшей жены на этого парня? О чем он только думает? Заменить Королайн у Николая не получится ни при каком исходе событий. Она навечно заняла часть сердца немца и никогда его не покинет. Но… при чем тут русский? Клаус не спорит, что юноша красив. Что он, даже, чем-то похож на Королайн. Сильно похож. Но он не она.       Оторвавшись на секунду от раздумий, немец увидел, что объект его дум уже мирно сопит, лежа на кровати. Как был, в одежде. Убрав игрушки Клаус подошел к кровати и посмотрел на юношу сверху вниз. Такой беззащитный и милый. Клаус задержался у кровати раздумывая над одним действием. Все же он не смог перебороть себя и сходив за эластичными бинтами и, на всякий случай, ватой вернулся обратно.       Коля даже не проснулся пока его руки осторожно обматывали на запястьях не тугим слоем бинтов с ватой для мягкости, а затем и веревкой. Уже крепче, но не очень туго, чтобы не причинить боли. Немного подумав, Клаус все же привязал Ивушкина, все также, к изголовью кровати, но с возможностью куда более свободно шевелить руками. Закончив с этим, мужчина также не стал раздеваться, пусть спать в футболке было и не привычно, но от лег в кровать так и вскоре тоже уснул.       Проснувшись рано утром от того, что руки затекли в неудобном положении, Николай открыл глаза и первым, что они заметил — это то, что у него связаны и привязаны руки к изголовью. Это заставило его испуганно дернуться и посмотреть на вторую половину кровати, где мирно спал Ягер. Пульс сразу подскочил до ста двадцати.       Но в этот раз руки были почему-то обмотаны бинтами с ватой — наверно для того, чтобы не повредить кожу. Как-то удивлённо посмотрев на спящего Клауса, Ивушкин сделал несколько вздохов и выдохов, чтобы успокоиться. По утрам Николай был не очень в здравом духе, чаще всего раздражен и был, как колючка, и теперь к этому добавилось ещё одно раздражающе "веселое" утро, поэтому, скрипя зубами некоторое время, он подбирал менее резкие и шутливые слова.       — Эй, спящая красавица, — позвал Ивушкин с нервной, натянутой улыбкой на лице и не сдержался от того, чтобы ткнуть ступней Ягера в задницу и для верности, спихнуть его с кровати, — Я конечно всё понимаю, — ничего не понимает, — но мне на работу нужно идти, — а ещё приготовить, тебе-придурку, особенный завтрак, чтобы ты успокоился, — Поэтому давай всё БДСМ вечером, ладно?       Просыпаться от пинка в задницу, из-за которого со смешным кряканьем больно ударился локтем об пол, никак не входило в планы немца, что до этой минуты сладко спал и не ожидал столь коварного нападения со стороны русского. И ведь без объявления войны и предупреждения. Вот какие оказывается коварные русские.       С противоположной стороны от Коли над уровнем кровати поднялась всклокоченная и сонная голова Клауса, который с молчаливой обидой смотрел на Ивушкина, сидя на полу. Но последнюю фразу, столь неосторожно брошенную парнем, намотал на ус и запомнил.       – Мгм-хм,- промычал немец, силясь проснуться окончательно. Повернувшись, чтобы посмотреть на часы на его тумбочке, Ягер быстро вернул взгляд ледяных глаз на младшего и с еще большей обидой в голосе спросил, – Шесть часов утра?! Ты шутишь? Так или иначе, но не смотря на все свое негодование, Клаус все же встал и хитро улыбнувшись не стал обходить кровать, а вместо этого пополз наверх к кованному изголовью прямо над Ивушкиным.       Оказавшись в весьма недвусмысленной позе, немец позволил себе награду за раннюю побудку и поцеловал желанные губы. Ничего серьезного он не делал. Просто немного длинно приложился своими губами к чужим и слегка пососал верхнюю и нижнюю губу, старательно сдерживая желание укусить. Не прерывая поцелуй Ягер потянул одну руку вверх, развязывая лежащего под ним Колю.       Когда из-за кровати появилось сонное выражение лица мужчины, Николай, чуть ухмыляясь, изогнул бровь в немом вопросе, типа "Ну? Долго ждать?". Но ухмылка быстро сошла с лица, как только немец вдруг как-то хитро-загадочно ухмыльнулся и двинулся в его сторону по кровати, словно змея, которая вот-вот стиснет свою добычу кольцами. С каждым сантиметром приближения к себе, Николай, не зная, чего ждать, вжимал голову в плечи и с замешательством смотрел на Клауса, который вскоре оказался настолько близко, что юноша перестал дышать и замер, зажмурившись.       Но всего его страхи были напрасны, потому что в следующую секунду его... поцеловали. Да так нежно и аккуратно, что сердце невольно затрепыхалось в приятной неге, уходя импульсами вниз живота.       Удивившись тому, что происходит, Николай, думавший до этого, что после вчерашнего вопроса о Королайн — Клаус передумает, некоторое время не двигался, испуганный своей реакцией и внезапным желанием ответить на подобное действие взаимностью. С другой стороны, что ему терять? Очевидно, Клаус его привлекает, как мужчина. Что в этом такого, если так хочется?..       Борясь с самим собой и навязанными принципами какое-то время, Николай в конце концов расслабился с шумным выдохом и ответил на поцелуй, только в этот раз уже сам подавшись вперёд со стоном наслаждения и положив освобожденную ладонь Клаусу на щеку, покрытую шрамами. Переместив ее Ягеру на затылок, Ивушкин прижал его ближе к себе, не позволяя отстраниться и углубил жадный, опьяняющий поцелуй.       Пульс участился до такой степени, что Николай буквально слышал в голове стук своего сердца. Было мягко, непривычно и немного мокро, но юноша искренне наслаждался этим, чувствуя, как пылают его щеки от неправильности ситуации, но думать об этом не получалось в такой момент абсолютно. Но пришлось прервать поцелуй и отпустить Клауса, когда телефон на тумбочке вдруг зазвонил и на экране высветилось "Данил А. Нач". Взяв его свободной рукой, Николай ответил, прислонившись к изголовью кровати и подняв на Ягера сверкающий взгляд.       — Да?       — Ивушкин? Доброе утро, седня будешь?       — Разумеется, Данил Александрович, доброе утро, — тяжело дыша, следователь облизнул мокрые и пухлые губы от недавних поцелуев и шумно сглотнул, — Через час.       — Отлично, зайди к Толику, забери документы и принеси их мне на стол.       — Так точно, — ответил Николай и на этом их короткий разговор закончился, — Так... — поверхнувшись немного боком, Ивушкин стал развязывать вторую руку, — Вот зачем было меня привязывать, а? Или это у тебя фетиш такой? — недовольно пробурчал юноша. Он все ещё чувствовал себя красным, как помидор, от случившегося и сейчас старательно пытался не обращать на это внимание. Хотел подумать об этом потом, на досуге, когда останется один.       Клаус с наслаждением целовал мягкие губы русского и уже собирался отпустить своего мальчика, чтобы сильно не давить на него, как с приятным удивлением почувствовал, что Коля начал отвечать ему. Тело под Ягером расслабилось и парень, явно от удовольствия, простонал немцу в губы. Клаус и сам застонал, когда юноша положил освободившуюся руку, сначала на его пострадавшую щеку, а затем переместил на затылок, притягивая к себе поближе. Такой сладкий, умный, красивый, его мальчик. Так хотелось сжать его посильнее, добавить в поцелуй жадные укусы и постепенно начать переходить к самому интересному. Ягер, уже было, собирался претворить свои желания в реальность, как их бесцеремонно прервал звонок на чертов телефон.       Клаус очень недовольно заворчал, но позволил русскому ответить, а сам подумывал над тем, чтобы по-тихой убить начальника Ивушкина. Ну кто, блядь, звонит своим подчиненным в пол седьмого утра?! Но, к счастью для Даниила Александровича, мысли о его жестоком убийстве предотвратил Николай. Одним лишь только взглядом. Стоило ему посмотреть на Клауса, как весь тот шквал эмоций подуспокоился и мужчина смог взять себя в руки.       По завершению звонка русский решил узнать о мотивах Клауса, касаемо связывания славянина на ночь. Ягеру же оставалось только пожать плечами, отказываясь с Коли на свою сторону кровати.       – Так надо,- только и сказал немец, полностью увереный, что этого более чем достаточно для ответа.       — Перестань пожалуйста, у меня руки затекают и кровь не циркулирует должным образом, — выудив кисть из мягких пут, Ивушкин размял запястья и глянув в сторону немца, который вроде казался нормальным сейчас, чуть улыбнулся уголками губ.       Решив встать с постели не через свою сторону, Николай передвинулся боком к Клаусу, перевернулся и тем самым оказался над ним, упершись левой ногой в пол.       — Никуда я не сбегу, — заверил его следователь, шумно выдохнув через нос и заглянув в змеиные глаза напротив. И ведь правда не сбежит, потому что, во-первых, не хочет, а во-вторых, знал, что Клаус его все равно найдет. Вдруг приблизившись и немного отвернув тонкими пальцами подбородок Ягера в сторону, юноша поцеловал его в щеку, а затем спешно слез, — Приготовлю нам завтрак, идёт? Не дожидаясь ответа или реакции на свои странные действия, Николай пулей выскользнул из спальни.       Жаря на двух сковородках яичницы с колбасой спустя пару минут, в одну из которых он уже добавил лекарство, Ивушкин задумался над недавним поцелуем, что вообще между ним и Клаусом происходит и почему сам хочет этого. Ответов, как всегда не было. Были только желания и попытки найти им вразумительное оправдание.       Итак, он, очевидно, влюбился в маньяка-убийцу и мужа погибшей Королайн Смит, которого должен был вылечить, а теперь спит с ним в одной, чужой кровати и целуется. Отлично. Просто прекрасно, Ивушкин! Первоклассная забота о маньяках! Вылечить, а потом не-пойми-что с ними делать! Если об этом кто-то узнает, то точно по головке не погладят. Нужно срочно закрыть дело Ягера и руководствоваться законом здесь уже не имело смысла — Николай по пути к этому дню уже нарушил столько законов, что его можно было бы самого за решетку упечь.       Когда немец спустился вниз, на столе уже стояла его тарелка с едой и тарелка Николая, из которой он ел, сидя на барном стуле и попутно с кем-то решая с задумчивым лицом. Ягер совершенно не ожидал, что может оказаться под своим мальчиком, но будем честны, он был не против и, протянув руки к русскому телу, не без удовольствия погладил Ивушкина по спине и пояснице, слегка заходя дальше на ягодицы.       Чмок в щеку, причем, такой наглый, не позволил Клаусу сказать, что он, конечно, верит Николаю, но ему до дрожи в руках от нестерпимого зуда и скрежета зубов надо убеждаться в этом самостоятельно.       Русский быстро убежал на кухню готовить завтрак, не давая немцу шанса и рта раскрыть, чтобы попытаться объясниться или хоть как-то оправдаться. Но раз его малыш попросил больше не связывать ему так руки, а ведь мужчина специально старался, чтобы Коля как можно меньше чувствовал дискомфорт от этой его потребности в таком своеобразном контроле, то Клаус придумает что-нибудь другое.       – «Может дверь запирать? Нет, Коля в любом случае без проблем найдет ключ. Тем более, что я же тоже буду рядом, а значит, что прятать его от шаловливых лапок Ивушкина будет проблематично. Тогда связывать именно тело? Тоже не подходит. Будет затекать и пережимать в разных местах веревкой, ведь Коля будет вертеться во сне. Надо придумать что-то еще. Чтобы малыш и сбежать не смог, и ручки не затекали»       Погруженный в свои мысли, все еще растрепанный и сонный немец медленно спустился на первый этаж и широко зевая прошел на кухню. По всему помещению разносился приятный запах завтрака, а Ивушкин уже сидел за барной стойкой, как и вчера, и чем-то задумавшись уплетал свой завтрак.       Клаус подошел сзади и приобнял юношу за талию, чтобы поцеловать его в уголок губ. Хотелось, конечно, гораздо больше, но Ягер побоялся, что не сдержится, а может и Николай сорвется. Клаус то опытный, по крайней мере опытнее русского, и поэтому довольно быстро понял, что так же стал объектом чужого интереса.       Конечно память о Королайн была свежа по боли и страданию, но она уже давно начала гноить, гнить и обросла отвратительными личинками, что пожирали эту умирающую, но все еще старающуюся выжить, плоть чуть ли не на живую.       Это больно и это надо исправить. Этот след навсегда останется на душе и сердце мужчины. Он никогда не сможет разлюбить свою любимую жену, но и жить в заложниках мертвого человека ему тоже не хотелось. Чудом живое сердце просило, умоляло о чем-то светлом, приятном для измученного годами страдания и одиночества тела. И Ягер не смог ему отказать. Он поддался искушению. И очень сильно боится новой боли. Поэтому и не может не связывать Колю, не может не оставлять легкий контроль над ситуацией. Потому что Ягер знал, что если Коля уйдет, то сам немец уйдет из жизни. Он не выдержит. Не хватит сил.       С немного грустной улыбкой Клаус отошел ненадолго к кухонному оборудованию и включил кофеварку. Получив два обычных латте, немец молча указал на полку с его коллекцией разных сиропов и после того как Коля указал на делаемый добавил его в одну кружку и кокосовый в свою.       Поставив обе кружки рядом с тарелками, мужчина наконец-то смог начать завтрак. Не без удовольствия съедая все под чистую, так как было неописуемо вкусно. Старший уже давно не ел такой простой домашней еды. Не было времени и желания на готовку. Пусть он и умел готовить, но предпочитал ходить в рестораны или заказывать доставку. Но яичница от русского в тот момент показалась Клаусу вкуснее любого блюда мишленовского ресторана.       Параллельно общаясь по одному делу и наблюдая боковым зрением с некоторой гордостью домашнего кулинара за тем, как немец с удовольствием уплетает его еду с лекарством, Николай с напряжением думал ещё о том, что не сможет вернуться раньше, чем закончится действие таблетки, а это значит, что неизвестно, каким предстанет перед ним Клаус, когда тот вернётся и чем будет заниматься всё его время отсутствия. Лишь бы не пошел на ещё одно убийство... — мрачно подумал Ивушкин и постарался принять безмятежный вид.       — Я...сегодня буду скорее всего поздно из-за работы, поэтому ты не истери, истеричка, ладно? — чуть улыбнулся уголками губ Николай, который понимал, что у Ягера есть мания держать партнёра под контролем, например, как привязывание рук к кровати, поэтому предпочел сам давать гарантии своей надёжности, с учётом, что они вроде бы как что-то чувствуют к друг другу. Во всяком случае, ему так хотелось думать, — Оставлю свой номер и сам тебе напишу в течение дня. Станет плохо — выпей йогурт, который я в холодильнике оставил, подыши воздухом, поработай в конце концов...— лёгкий наклон головы вбок и многозначительный взгляд.       Николай не говорил напрямую, что пичкает его таблетками, лишь просил делать так, как он говорит, чтобы становилось действительно легче и ведь на самом деле становится. Ну, почти.       Слова Коли, что тот задержится на работе допоздна, несколько, расстроили немца. Будь его воля, что он бы не выпускал Ивушкина за пределы своей земли никогда. Мало ли что там может случиться с его русским. Да и работа у него больно опасная. Но так-же Ягер понимает, что если он будет сильно ограничивать юношу, то шанс, что тот наоборот только сильнее захочет уйти от него.       Коля уехал на работу, а Клаус заскучал. Конечно он тоже должен был приступить к выполнению своей работы, но мысль о безопасности Николая за пределами досягаемости немца сильно беспокоила. Поэтому взяв свой телефон, мужчина набрал знакомый номер.       – Слушаю,- послышался низкий мужской голос из трубки.       – Доброе утро, Виталий, есть работа. Ты с парнями как? По оплате, ты знаешь, не обижу.       – Всегда рады услужить,- Виталий улыбнулся по ту сторону связи, – что делать надо?       – Присматривать за одним парнем.       – Че натворил?- сразу поинтересовался мужчина.       – Ничего. Ваша задача оберегать его и оставаться незамеченными. Николай работает в полиции. Мне бы не хотелось, чтобы кто-то навредил ему.       – О-хо-хоу, Ягер, да ты наконец-то сменил пластинку! Не скажу, что я фанат всяких этих ваших гейропских штучек, но мужик, я искренне рад, что ты решился отпустить прошлое. Давно пора.       – Угу,– выдал Клаус,– а ты все такой же шебутной, Толя. Я и сам, честно говоря в шоке.       – И не мудрено. Столько лет прошло. Надеюсь, ты парнишке больно не делаешь?- вдруг встрепенулся друг Клауса,– А то знаем мы…- тут мужчина замялся. Ведь и он, и их общие друзья давно заметили, что их хороший друг и товарищ временами творит ужасную дичь. В общем то, благодаря именно этим ребятам, Клауса, по большей части и не засекли за столько-то времени. Все же бойцы ГРУ, ФСБ и спецназа, пусть и в отставке и сейчас работающие в частной охранной конторе.       – Да вспомнил я все. Все что творил в неадеквате. За свою прикрытую не единожды задницу я, кстати, должен вам. И нет, я его не бью. Вернее, сейчас. В первую нашу встречу неудачно получилось… но сейчас, клянусь, что я стараюсь держать себя под контролем. Да и согласись, что лейтенант полиции не слабый противник. Хотя в качалку ему бы не мешало сходить,- задумчиво пробормотал под нос.       – Эвоно как. Ну даешь гитрелюгент. Фотку скинешь или нам самим все на него нарывать?       – Nein, заешь что? Приезжай с парнями своими ко мне. Как это вы любите? Шаклык, коньяк… или лучше водку? Сами решите. Салаты там всякие. Культурно время проведем и с Колей вас познакомлю.       – “Шашлык” - сквозь смех поправил Комаров, – хорошо, приедем на выходные раз угощаешь. До встречи, Николаус.       В телефоне послышались короткие гудки. Клаус уже собирался было убрать гаджет в карман, как в одном из виджетов заметил кое-что странное. Тыкнув на него, немец открыл галерею и в последних фото он узнал Ивушкина, лежащего в кровати в его, Клауса, доме.       – Когда успел?       Ответ нашел сам себя. В данных о фотографии четко значилось число того самого злополучного дня. Или уже не такого злополучно? Так или иначе, но испустив тяжелый вздох, Ягер все же нехотя поплелся в свой кабинет разгребать свои бумаги и бумаги компании. Просидеть немец собирался до того момента, пока силы не покинут.       В этот день он многое успел разобрать, прочитать и подписать. Так же заходила уборщица с садовником, которые быстро и тихо выполнив свои обязанности ушли. Клаус за весь день успел съесть только тот самый, оставленный Колей йогурт в холодильнике и не одну, и, даже, не три чашки кофе. Так и уснул, сидя за столом и положив голову на руки. На домашнем экране навороченного смартфона теперь были новые обои с забавным и таким нужным русским.