Hello future

8.08.1969г. Нью-Йорк. Манхэттен.

За семь дней до фестиваля.

      После «Бегства белых» в частные домики с лужайкой в пригороде, вблизи от центра Нью-Йорк стал тонуть в бедности. Арендаторы поджигали собственные дома в надежде получить страховку. Рос спрос наркотиков, царила преступность. Так респектабельные районы Бронкса превратились в криминальное гетто с наркопритонами и борделями. Целые кварталы пустых и сожженных зданий заросли травой и стали пустырями. Сотни машин посреди безлюдных улиц. Всё это было за чертой Манхэттена, внутри него был совершенно другой мир.       Две вещи не поддаются изменениям. Острое желание бабушки накормить всех вокруг и мастерская дяди На. Рядом с ней время забывает о своём существовании. Та же самая вывеска, красные ворота и несколько старых покрышек с указателем. Дядя, испытав горький опыт, наконец стал их связывать металлической цепочкой рядом с основанием ворот. На Манхэттене было спокойно относительно уровня криминала в других районах, но это не отменяло его полностью. Если вещи сохраняют свою историю, то люди создают её. Дядя стал больше заниматься бумажной работой, отдавая половину технической своему сыну. Своему взрослому, красивому и ужасно упрямому сыну.       В гараже пахнет бензином, жжённым маслом и резиной. От Джэмина пахнет пылью, потом и немного сексом. Он снова лежит под фургоном, подпевает какой-то джазовой песне по радио. Чинит одну из своих «малышек». На вопрос, почему машинам достаётся пошлое прозвище, которым белые называют своих девушек, Джэмин отвечает кратко: «Много думаешь. Они мои малышки, как дети, а я их папочка». На этом они прекращают разговор.       — Появляйся дома хотя бы иногда. Бабушка места себе не находит. Ты в курсе, что она стала кормить всю округу? Такими темпами скоро дойдёт до китайцев, будет угощать их кимчи, которое ты не ешь. Она скучает. Перестань игнорировать наличие дома и нормальной одежды. Почему ты ходишь, как развратный баскетболист?       Джэмин на это лишь ухмыляется. Развратный баскетболист — это что-то интересное, так его ещё не называли. Выезжает из-под новенького Chevrolet Van, бросая сначала взгляд на вход в мастерскую, а затем кидает гаечный ключ в контейнер с инструментами. Если кто и выглядит развратно, то точно не он. Так, лишь почётное второе место. На пьедестале сексуальности с золотой медалью стоит он. Уперевшись о косяк двери, в широких синих джинсах и рубашке, расстёгнутой на три пуговицы, одну можно было бы и застегнуть обратно. Слишком откровенно для Манхэттена.       Его хочется целовать каждый раз, как видишь. Джэмин себе в этом никогда не отказывает. Особенно, когда он такой заботливый. Всегда вежлив с его бабушкой, выслушивает её нравоучения про то, какой у неё трудолюбивый, но дурной внук. В могилу ведь себя сведёт. Будет таким же, как отец, и не сможет прожить свои юные годы по достоинству. Ему бы девушкой обзавестись, да на прогулки ходить, а не торчать в своём гараже. Приносит ему еду, которую бабушка заготовила ещё с вечера и разложила по контейнерам, не забыв добавить вторую пару палочек. Её второго внучка тоже нужно откармливать, а то совсем худой стал.       — В прошлый раз я был полуголым механиком. Кто-то без ума от формы?       Идиотская привычка сначала спрашивать, а потом целовать. В тайне Джено надеется её сохранить.       — Привет. Я скучал.       — М-м-м, я тоже.       Джено ставит хлопковую сумку с контейнером на подобие стола. Большая катушка из-под кабеля, тёмное дерево, обработанное лаком. Как она появилась, уже и не вспомнить, казалось, что она просто всегда была здесь. В углу, возле окна с уродливым фикусом наверху и банкой из-под кофе вместо пепельницы. Может, от сигаретного дыма цветок и был уродлив, или это всё же из-за нечастого попадания света и влаги в почву. Возле стеллажа с инструментами, в качестве дополнительного места для хранения запчастей, и вот теперь тут. У дальней стены, в соседстве с потрёпанным старым диваном, обитым кожей. Где-то уже виднеются дырки, но он всё ещё справлялся со своей прямой обязанностью. Был мягким и удобным, чтобы на нём изредка можно было переночевать.       Джено смотрит на несколько кружек, в одной недопитый чай, в другой — кофе, а в нём муха борется за жизнь. В третьей — болты. Джэмин понимает, что ему больше не оправдаться, он действительно не ночует дома, как говорил раньше, и сложенный плед с подушкой на диване тому подтверждение. Несмотря на это, он решает промолчать. Дать шанс себе и мухе на ещё один хорошо прожитый день. Убрать кружки и принести пару новых, заодно помыв руки.       — Зачем позвал?       — Не делай вид, что не собирался приходить. Джено закатывает глаза, расставляя контейнеры. Как он мог не прийти? Разве кто-то, кроме него сможет заставить его поесть?       — У меня есть предложение, и ты не можешь мне отказать.       — Я против секса в мастерской. В прошлый раз твой отец нас чуть не спалил. Если бы не тот форд, твоя голая задница на ровне с моей уже бы собирала вещички, чтобы переехать в гетто.       — Я не повторяю своих ошибок дважды. Перестань делать такое недовольное лицо. Поем сразу же, как ты меня выслушаешь. В общем, по радио говорили об одном фестивале. Да подожди ты вздыхать. Он правда потрясающий. «Три дня любви и музыки». Разве не об этом мы постоянно говорим? Много людей, все на одной волне, никакого насилия, расизма, гомофобных ублюдков, только ты, я и музыка. М? Как тебе? Прикупим хиппи вещичек, можем ребят взять, палатки.       Джено молчит. Перегоняет из одного угла в другой стручковую фасоль и не находится с ответом. Безумный фестиваль, непонятно, в каком городе. Как им добираться до него и существовать несколько дней тоже неясно. Безумство. А это лишь базовые первые мысли в его голове. Джэмин перед ним стоит почти на коленях, лишь бы взглянуть в глаза и попытаться понять, каковы его шансы.       — У нас даже не на чем добраться.       Его не назвали идиотом, безумцем и не послали в целом. Значит, можно продолжать.       — Ошибаешься. Я всё утро пролежал под этой малышкой. Она готова показать себя в деле.       В чём-то мечта бабушки сбылась. Её внук лежит под «девочками» даже чаще, чем она может себе представить. Джэмин хлопает фургончик по крыше. Улыбается, довольный своей работой.       — Вставай. Тебе нужно на неё взглянуть.       Внутри фургон кажется ещё больше. Два места спереди, водительское и пассажирское по правую сторону, ещё два посередине и три места в конце, напоминающие собой один небольшой диван. Такой же, на котором они сидели двумя минутами ранее.       — Прежде чем ответить, давай присядем.       Джэмин тянет его на дальние места. Салон кажется ещё просторнее, а сидения — очень мягкими. Джено улыбается. Стоит ему сесть, как тут же в ход идут руки, поглаживания по бедру, поцелуи в шею.       — Грязный приём. Я всё ещё против секса в мастерской, — между поцелуями успевает вставить Джено.       — Главное, что он работает. Работает ведь?       Как он может не работать, когда на нём почти сидят? Все предубеждения, собственные границы и принципы готовы пасть к чужим ногам, стоит этому человеку чего-то захотеть. Сквозь пот и слёзы, неважно чьи, он добьётся своего.       — При условии, что ты вернёшься домой и выполнишь одну мою просьбу. Без вопросов, в любое время, какую бы я не захотел.       — Договорились.       Джено тормозит своего парня. Он всё ещё против секса в мастерской, пусть даже и внутри фургона. А целоваться, пока к тебе пытаются сесть на колени, — самый проигрышный вариант. Джэмин улыбается, чмокает пару раз в губы и не может сдержаться. Как же давно он этого хотел.       — Вудсток, детка?       — Вудсток.

13.08.1969. Нью-Йорк. Манхэттен.

За два дня до фестиваля.

      Западная часть Манхэттена отличается от других. В этой части живут в основном китайцы, образовав свой Чайна-таун. Улицы всегда полны шума. Множество лавок с резными вещами и сортами чая. Много семейных ресторанчиков, где подают отменный рис с жареной свининой и куриные лапки в соусе. Люди здесь кажутся сплочённее и разговорчивее. Некоторые держатся целыми семьями ещё с тех времен, как их предки эмигрировали в нулевых.       — Мы не будем заезжать за Джисоном?       Джено провожает взглядом последний возможный поворот на изначально предполагаемую улицу.       — Сегодня он ночевал не дома. Только не смейся над ним, он ещё стесняется.       Джэмин улыбается. Джисон первым присоединился к их странной семёрке. Прибился хвостиком к нему, когда переехал в дом через улицу. Сначала он старался его игнорировать, малое дитя ведь, а он в няньки не нанимался. А тот, наоборот, становился лишь настойчивее. Мячик приносил, у дома сидел и постоянно звал с собой погулять. Сердце не выдержало, и в итоге он сдался. Пришлось взять под свою опеку, защищать от грубых мальчишек и познакомить с Джено. А теперь этому малышу шестнадцать, и он впервые ночевал у своего парня.       Джэмин не уверен до конца, повлияли ли их открытые отношения с Джено на неокрепший детский мозг, или это всегда было с ним, но ему понравился парень. Какое же неловкое молчание было между ними, когда он просто так выдал: «Кажется, мне нравится мальчик», а потом добавил: «Он китаец и старше меня на год».       Значит, вот как ощущают себя родители, когда их чадо ставит перед каким-то сумасшедшим фактом? Он бы и дальше смотрел в свою миску с рисом и молчал, если бы Джено не пихнул его в бок.       — Тебе нравится мальчик, ему шестнадцать, и он из китайской части, так?       — Да.       Джисон кусает губы. Кусок в горло не лезет. Бегает взглядом от одного к другому. Джисон знает: здесь не осудят. Хёны — его комфортная зона. Хоть они и решили отказаться от корейской системы старшинства и общаться друг с другом неформально, невольно такие слова сами появляются на языке. Никто из них даже на предполагаемой родине не был, все родились в Америке, но «хён» звучит по-особенному. Так называют только в семье.       — А ты ему нравишься?       — Он предложил мне встречаться и поцеловал в щеку. Я до сих пор ощущаю это прикосновение. Значит ли это, что я ему нравлюсь?       — Если он тебя поцеловал, ещё и встречаться предложил. Парень серьёзный, думаю, ты ему очень нравишься. Что ты ответил?       Инициативу в разговоре перехватывает Джено. Заводить отношения в пятнадцать рановато. Так бы сказал любой на их месте, но не они. Не имеют право. Их отношения тоже начались в этом возрасте. С поцелуя в губы, после сцены из любимого фильма мамы Джено. Не плохо любить кого-то в таком раннем возрасте. Мало кто знает, что будет в будущем. Не лучше ли сейчас испытать первую любовь, чем ждать её всю оставшуюся жизнь? Она может никогда и не наступить.       — Я сказал, что мне нужно подумать и убежал. Не знаю, что со мной. Щёки стали гореть, и ощущения такие, будто мозг плавится и превращается в кашу. Сердце так стучало. Его даже под футболкой можно было увидеть. Что это? Мне было стыдно?       — Джисон, успокойся. Это смущение. Ты был взволнован и смущён. Это нормально, когда первое время находишься рядом с человеком, который тебе очень нравится. Стоит согласиться, если тебе комфортно и трепетно одновременно с ним.       — Джэмин-хён, скажи хоть что-то. Я в отчаянии. У вас с Джено было так же?       — Говорил же не называть меня так. Ты должен попробовать, но без глупостей. Заниматься сексом в пятнадцать…       Джено под столом щипает его за бедро. Будто он сказал что-то не то. Секс в пятнадцать — действительно рано.       Ченлэ — приятный парень, смешной и хорошо подошёл их компании, но окончательные баллы в его копилку приносит отношение к Джисону. Заботится о нём, провожает до дома, зовет гулять и не распускает руки. Он старше Джисона на год, ему сейчас определенно не мультфильмы хочется смотреть, несмотря на все гормоны, дальше поцелуев и обжиманий они не заходят. Джэмин знает, потому что у него нет секретов с его младшеньким. Наоборот, тот просит советов во всём, что касается физического контакта.       Ченлэ с Джисоном стоят у дома. За спиной у них по большому рюкзаку и палатка. Джено выходит первым, помогает с вещами и показывает, где они могут устроиться, пока Джэмин пытается уладить дела. Палатка оказывается больше, чем изначально её описывали, и её становится сложнее закрепить на крышу фургона.       — Так бы и смотрел вечно.       — Тебе нравится смотреть на то, как я страдаю или на мою задницу?       — Нужно выбрать только одно? Хм, я выбираю страдания.       — Лжец.       Джено смеётся. Конечно же, он выбрал второе, но нужно оказать моральную поддержку. Протянуть пару убедительных «м-м-м» и сказать: «Так держать!»       На обратном пути остаётся подхватить ещё троих. Ренджун, являясь полукровкой, умещал в себе сразу две национальности — кореец по маме и китаец по отцу — жил на периферии, между двух частей, но всё же больше в китайской. С этим парнем знакомство произошло максимально странно. Сначала Джэмин застал его ругающимся с каким-то парнем, а после сидел за одним столом и пил чай, пока их родители разговаривали. Ренджун был готов прожечь в нём дыру и воткнуть палочку в горло, если он решит открыть рот. Ничего, все, кого хотя бы раз ловили с поличным, разделяют его чувства.       Видите ли, в Манхэттене и за его пределами, не очень-то любят геев. Настолько, что приравнивают к преступникам и считают извращенцами. Лишь своим существованием способны заразить других и внушить ещё детским неокрепшим мозгам, что нужно долбиться в зад. Вот так наркопритоны с борделями проиграли любви к мужчинам.       Встречаться, значит, идти на риск.       Ренджун напоминает злого котёнка, которого мальчишки загнали в угол. Шипел и в любой момент был готов напасть. Но стоило его приласкать, познакомить с Джено, как от дерзкого парнишки не осталось и следа. За ним скрывался чувственный и ранимый подросток, любящий материться.       Джено оказывал удивительный эффект на незнакомых людей. Если Джэмин их приводил, то Джено заставлял остаться. Поразительный человек и если бы его не родили «специально для него», как один раз пошутил Джисон, то он был бы обречён провести всю свою жизнь в одиночестве. Есть в Джено что-то, что заставляет людей расслабиться, войти в зону комфорта и довериться. Сейчас Ренджуну это было как никогда необходимо. Стоял чернее тучи, будто лишь над ним одним сгустилось грозовое облако и лил дождь, а он, как полагается неудачникам, без зонта. С прилипшими к лицу волосами, сырыми кроссовками и тоской в душе. Глаза его на мокром месте, немного красные и опухшие. Скорее всего, он пол ночи смотрел мелодрамы и ревел, сублимируя собственные отношения. В этой поездке, возможно, он нуждается даже больше, чем Джэмин.       Последними забирали Марка и Донхёка. Настолько разных и одновременно похожих людей. Они не должны были быть вместе. Совершенно из разных миров, но, как говорится: противоположности притягиваются. Марк более тихий, любит лаунж, катается на скейте, носит иногда очки и курит травяные-цветочные сигареты.       Донхёк болтает без умолку обо всём, что только видит, и удивляет неожиданными и пугающими фактами. Например, выдры специально бросают палки в воду, чтобы насиловать заплывших собак, но при этом они всё ещё мило держатся за лапки, когда спят. Смотря на парней, каждый раз невольно задумываешься, как они вообще могут быть вместе.       Джэмин выезжает из Манхэттена на пригородную трассу. Пробка в минут пятнадцать, что в целом терпимо, учитывая, что время — почти обед. В салоне тишина. Ренджун долго молчит, пока остальные ждут бурю после затишья.       — Я расстался с тем мудаком. Он начал ко мне приставать, и я ему не дал. Может, у них нормально — трахаться в машине предков, но мне как-то не очень заходит эта идея, — на этом моменте Джено перевёл взгляд в зеркало заднего вида, чтобы словить ответную реакцию. Трахаться на заднем сидении машины не так уж и плохо, если с нужным человеком.       — Мы не так долго встречаемся, чтобы лезть ко мне в трусы. А потом он сказал, что я всего лишь экзотика, и он не думал, что я буду так долго ломаться. Ну почему мне вечно попадаются такие парни?       Ренджун приваливается на плечо сидящего рядом Донхёка, тот понимающе вздыхает и пару раз хлопает его по бедру.       — Вот же мудак. Может, развернёмся и отпинаем его? Мы не так далеко отъехали.       Джено сжимает руку Джэмина, переплетает пальцы в так называемый замок и укладывает на своё бедро, накрывая сверху свободной рукой. Значит, ему стоит успокоиться и помолчать, больше обращая внимание на дорогу. Он так и поступает. Вдох-выдох.       — Может, тебе прекратить тусоваться с белыми? Каждый из твоих бывших был белым ублюдком, богатеньким сыночком из пригорода.       Марк включается в разговор. Словесное уничтожение бывших друга всегда было его любимым делом. Это уже не первое такое высказывание. Что Ренджун вообще в них находит? Может, это внутренний расизм, но не всех белых он любил. Как бы объяснить, большой процент из них считает себя особым типом людей, достойным большего. Больше прав, привилегий, уважения, рабочих мест, учебных мест, больше вариантов для этой жизни, в то время как темнокожие и азиаты остаются за бортом этой элиты. Ни один из них не был на своей родине, все родились в Америке, говорят свободно на английском и ходят в школу, но это всё ещё не делает их равными. Они чужие и такими останутся, сколько бы не прожили в самом центре Нью-Йорка.        — Реально. Ты же болтаешь на трёх языках. Найди кого-нибудь из нашей части или заведи себе корейца. Как вариант.       — Эй, я не щеночек, чтобы меня заводить.       — Я бы поспорил насчёт заводить.       По салону проходит легкий смешок. Ченлэ очень заботился о Джисоне, но всё же остаётся придурком, готовым подшутить над ним в любой момент.       Джено думает о городе, о котором узнал лишь вчера, о пробках на дороге, и через сколько они смогут добраться до места. Где им придётся спать и достаточно ли у них воды и еды. Стоит успокоиться и выдохнуть. Это всего лишь фестиваль, а не поход на месяц. Не умрут же они с голоду? Что может случиться за пять дней? На самом деле многое. Что, если они разобьют палатки и пока будут на концерте слушать музыку, пара накуренных хиппи присвоит их себе или украдёт что? Может, даже целый фургон? Еноты разграбят их запасы. Там вообще есть еноты? Или кого-нибудь укусит крыса, пока они будут сидеть на траве. А у них нет аптечки. Чёрт возьми! У них нет аптечки. Как они могли забыть самое важное? Ещё страшнее представлять, как Джэмину не понравится фестиваль, он будет разочарован, а ведь это его маленькая мечта. Бесконечные «а если» доводят его до лёгкой паники. Нужно отвлечься. Джено смотрит в боковое зеркало. Рассматривает машины позади них.       От этих мыслей его уводит движение рук. Джэмин подносит его собственную к лицу и целует в костяшки, медленно проходясь по каждой из них. После, так же не отрывая взгляда от дороги, возвращает их руки в прежнее положение.       — Всё хорошо?       — Теперь да.       В салоне насыщенный запах цитруса. Сигареты с лемонграссом. Тлеют не так быстро, и приятный вкус оседает на языке. По радио играет джаз. Марк приоткрывает окно, чтобы через маленькую щелочку проскользнул свежий воздух горячего августа. Донхёк сидит на полу, ловит солнечных зайчиков на его ладони.       В это время, преисполненный чувствами Ренджун, выдёргивает нитки из вязаного пледа, чтобы вплести их в косички Донхёка. Главное, чтобы Джэмин не заметил, что один бок стал тоньше другого.       У Донхёка на лице веснушки и волосы вьются. У Марка от этого в сердце распускаются ромашки. На них можно гадать в «любит не любит» и какой бы лепесток он не выдернул, всегда будет «люблю». Рука свисает на чужое плечо. Донхёк сам того не осознавая, уделяет ей внимание. Трогает браслет на запястье, играется с кольцами на его пальцах, проворачивает их, снимает и возвращает на место. Марк переворачивает руку. Теперь Донхёк гладит по ладони, постукивает, наигрывая детскую мелодию так же, как если бы делал это, сидя за пианино. Щекочет указательным пальцем. Марк сам не понимает, когда это началось. Казалось, это просто было; всегда было с ними и не поддавалось объяснениям. Донхёку нравится их нюхать, невзначай подносить к лицу, когда он курит. Вдыхать запах лепестков роз — за редким случаем их добавляют в сигареты — или ощущать яркий запах корицы, который остаётся на пальцах, пропитав собой весь фильтр.       Донхёк прижимается к его запястьям губами на несколько секунд, оставляет пару поцелуев и снова смотрит фильм, будто ничего и не было. Марку это нравится. Стало его маленькой слабостью, и ничего более интимного он не ощущал. Донхёк любит его руки, трогать их, гладить, сжимать, смотреть на них. Марк ворует увлажняющий крем у мамы из косметички, носит больше колец и стал увлекаться разноцветными браслетами из разных материалов: будь то бисер, кожа, металл или нить.

05.04.1969г. Бетел, Нью-Йорк.

      Бетел — небольшой город. Без пробок можно добраться за полтора-два часа. В похожие небольшие домики стремились переехать все белые, но вблизи Манхэттена. Чтобы не отдаляться от центра, но и не находиться в нём. Газоны с цветочными клумбами, детишки во дворе и спокойная тишина. По дороге обязательно должен встретиться хотя бы один небольшой магазин. Они всё ещё нуждаются в аптечке и, возможно, банке холодного пива.       Джэмин и Джено на правах старших и тех, кто затеял эту сумасшедшую поездку, берут на себя ответственность за подобные мелочи и идут в магазин. «У Боба» такое глупое и совсем неподходящее название висит на вывеске.       Внутри выглядит всё примерно так же. За кассой девушка с ярко-рыжими волосами, она жуёт жвачку, надувает пузырь, и тот делает громкое «чпок». В углу мужчина раскладывающий банки с зелёным горошком, при каждом таком «чпок» тяжело вздыхает.       По плану нужно купить базовый набор, входящий в аптечку: пластыри, бинт, вата, спиртовые салфетки, аспирин и что-то от вздутия живота, мало ли пригодится. Всё это необходимо, вдруг кого-то укусит крыса или порежется о металлическую банку, на крайний случай запнётся о камень и расшибет коленку.       Джэмин подходит на кассу с упаковкой баночного пива и двумя галлонами воды. Бейджик с именем девушки приходится искать за воротом почти на всю расстёгнутой рубашки. При желании можно было разглядеть не только кружева её лифчика, но и сосок.       — Привет, Лиз! Посчитай ещё пачку презервативов и спички.       Девушка захлопала ресницами и с очередным «чпок» потянулась за необходимым, нарочно выставляя свой зад. Мужчина, до этого перебиравший горох, стал пристально на него смотреть. Чутьё подсказывало ничего хорошего. «Мужик, только не сейчас. Просто стой. Блять!»       — Я захотел мороженое.       Джено к их скромной покупке добавил пять пачек пломбира и два фруктовых льда. Ему с Джисоном нравится замороженный сок на палочке.       — Ты же вроде брал презервативы, зачем нам ещё пачка? Я чего-то не знаю? У тебя появился любовник или фестиваль был всего лишь предлогом, чтобы устроить секс-марафон на свежем воздухе?       — Теперь вторая идея мне нравится больше, может, стоить поменять планы?       Девушка, не услышав, о чём именно говорят парни, но примерно представив контекст, осталась не очень удовлетворена. Красавчик-азиат перепадёт не ей, а другому такому же красавчику. Как же несправедливо.       — Ты! Наши умирают на войне, а ты приехал повеселиться? Вали на родину, узкоглазый, по тебе очередь соскучилась и дружка своего прихвати.       — Следи за языком!       — А то что? Что ты мне сделаешь?       Джено двинулся вперёд. Он многое может сделать. Есть плохие новости для Боба, у него хуевое обслуживание. Джэмин сжимает его футболку, оттягивая обратно. Не хватало ещё драки уже на финишной прямой. Джено хочет сделать ещё шаг, ему ничего не стоит навалять этому придурку прямо сейчас, выпустить пар, но обеспокоенное лицо мешает. Рука поперёк живота тоже, но в меньшей степени.       — Вот, держи. Сдачу можешь оставить себе. Пошли.       Тележка испытывает на себе всю злость, стоит им выйти. Отъезжает на пару метров, пока Джено не может прийти в себя, закрыв руками лицо. Напряжение чувствуется физически, оно почти осязаемо, просто не имеет цвета и фактуры. Зато с вкусом всё отлично, горечь, застревающая в горле. Джено отдаляется. Снова. Каждый раз, стоит ему вспылить, как между ними воздвигается стена, а вокруг неё — ров с крокодилами на дне. Мозги начинают кипеть. Почему всё именно так? Так не должно быть. Ничего из этого. Не сейчас. Нужно было заехать в другой магазин. Тогда не было бы этого мужика, и сейчас ему не пришлось бы решать проблему.       — Детка, посмотри на меня. Давай поговорим.       Джэмин стоит напротив. Смотрит, как тяжело поднимаются плечи, и готовится к самым ужасным моментам своей жизни — ссорам. Он ненавидит их всем сердцем, потому что не знает, как загладить вину, потому что чувствует себя истощённым после каждой из них и ощущает липкий страх, что это отдаляет их друг от друга. Однажды на мелкой ссоре могут закончиться отношения. Нальёт не тот сок или скажет что-то не впопад, и это станет последней точкой для их «навсегда» и «долго и счастливо». Он знает, видел на примере собственных родителей, переживших двадцать пять лет брака, переезд в другую страну, рождение сына, но не справившихся с банальным расширением бизнеса. Конечно, проблема была далеко не в этом. Она глубже, начиналась как маленькое недовольство, а потом, подобно снежному шару уничтожило все сказанные «люблю». Что, если и у них есть проблема, просто они не знают о ней?       — Какого чёрта, ты творишь? Этот ублюдок тебя оскорбил, конченый расист. Зачем ты меня остановил? Почему не даёшь мне тебя защитить? Забыл, как мы поклялись в детстве не давать друг друга в обиду? Я намерен своё обещание сдержать. Мне не страшно умереть за тебя, так какого хера ты это делаешь?       — Именно поэтому я и останавливаю тебя. Что будет, если ты ударишь его? Закон никогда не был на нашей стороне. Я не хочу, чтобы после всего он чувствовал себя так, будто действительно прав на наш счет. Я… Я просто боюсь, понимаешь? Мне страшно тебя потерять. И я точно не хочу, чтобы наш первый фестиваль испортил какой-то мужик. Поэтому, прости, что не дал за меня заступиться.       — Как глупо. Всё это. И этот мужик… Прости, что вспылил и испортил нам начало фестиваля.       Правило И.О.П. Извиниться, обнять, поцеловать, иногда доходит до «заняться сексом», но не сейчас.       Джэмин укладывает свои руки на талию Джено. Прижимается ближе, чтобы коснуться лбом чужого и одновременно сделать вдох-выдох. Всё хорошо. Остался лишь последний пункт. Джено тянется первым. Чмокает в губы и ещё раз, пока Джэмин не удерживает его за шею, касаясь дольше, чем на три секунды.       — Я люблю тебя.       — М-м-м, я знаю.       Джэмин улыбается. Им предстоит придумать убедительную историю об очень длинной очереди.       — Давай вернёмся, пока мороженое не растаяло.       — Хорошо.       На месте, где должен проходить один из самых больших фестивалей, не было ничего. Нет ограждения, и самое главное — сцена была не готова. Огромное поле с пригорком и в самой середине стройка. Не верится, что всего лишь через день здесь будет пятьдесят тысяч человек. Безумие! По одну сторону поля был лес, по другую «Белое озеро».       — Здесь красиво, — говорит Джено. Вид действительно захватывает. Много зелёной травы и чистый берег.       — Тогда тут и остановимся. Джисон, помоги мне с палатками.       Джэмин паркуется недалеко от берега. Вода рядом — отличная возможность, чтобы поплавать, и было не так жарко. Джисон самый младший из них, а уже выше ростом многих, за исключением Джено. Ему только шестнадцать — большой ребенок. Каким же он будет, достигнув совершеннолетия? Сейчас он легко достаёт до верёвок на крыше и стягивает палатку на себя. Ренджун помогает доставать из фургона вещи.       — Да, сначала нужно было подождать, а потом уже обустраиваться.       Ченлэ смотрит на складные стулья и набор для розжига.       Марк с Донхёком пытаются установить свою небольшую палатку. Она едва умещает в себя двоих, поэтому Ренджун вежливо отказывается и соглашается спать в машине. Что, на самом деле, большая удача. Ни комаров, ни камней под задницей, даже ветерок задувать не будет, если он закроет окна. Лишь мягкие кресла, которые вполне себе тянут на гостевой диван.       Джэмин проходит рядом, контролирует процесс, пока остаётся вне поле зрения Джено. Одобрительно хмыкает на старания Марка продеть проволоку в ткань. Его Солнышко — именно так он однажды назвал своего парня между делом, пока они обсуждали планы на лето, — сейчас держал эту самую ткань, стараясь не отсвечивать.       Джэмин шлёпает его по заднице, запихивая что-то в карман шорт. За что получает смущенную, благодарную улыбку.       Сына из богатой китайской семьи видно сразу. У него с Джисоном не палатка — шатёр, к счастью, небольшой. Что-то подсказывает, захоти Ченлэ действительно большой шатёр, его бы привезли, установили и организовали столовую посередине, не говоря уже о большем. Над этой постановкой трудилось три человека и даже их сил было недостаточно. Джисон вбивал колышки с одной стороны, Джено — с другой. Ченлэ пытался уравновесить себя и опору шатра.       — Помощь нужна?       Джэмин проводит рукой по напряжённой спине. Джено уже успел вспотеть, футболка тёмным пятном прилипала между лопаток, шея покрылась испариной, маленькие капельки стекают вниз, прячась под ворот.       — Было бы неплохо. Затяни верёвку на третьем.       — Хорошо.       Джено треплят по голове, словно он пёсик, заслуживший похвалу. Осталось высунуть язык и лизнуть руку, но вместо этого он недовольно мотает головой и улыбается про себя. Действительно, хороший мальчик.       Их собственная установка ночлега началась позже всех. Когда сил осталось лишь на глупые препирания, сидя на складных стульях.       — Может, поспим на свежем воздухе?       — Крысы за задницу укусят.       — Аргумент.       Марк и Джисон тянут их за руки. Значит, помощь пришла и можно отложить размышления о траве под ногами и жуках в волосах. Палатка Джено и Джэмина была их убежищем вот уже десять лет. В ней можно было спрятаться от палящего солнца на улице, от дождя во время странных поездок за город и разделить ночные поцелуи. Сложно оставаться наедине, чтобы никто не заглянул в комнату в самый ненужный момент. Убежище отделяло их от целого мира, сохраняя их собственный. Поцелуи становились смелее, руки шарили под одеждой, и время замедляло свой ход. Ничего не изменилось, за исключением, что теперь их место хранит воспоминания, скучая по действиям. Сегодня случится волшебство.       Сидеть у костра приятно. Греть о него руки, хоть в этом и нет необходимости, слушать треск сухих веток и смотреть, как танцуют маленькие огоньки. Со стороны доходят звуки дрели и продолжающейся подготовки. Это будоражит. Приводит в восторг. Совсем скоро они все окажутся перед сценой, будут слушать кантри, пить пиво и качаться в такт, сливаясь с огромным океаном людей. Пока этого не случилось, можно смотреть на звёзды, озаряющие их тёмную ночь, ловить взглядом редкий свет по поляне, такой же, как их собственный, и предвкушать будущее.       Джэмин лежит в палатке. Берёт руку Джено, поднимает её вверх, рассматривая ладонь. Водит пальцами от кисти вниз, поглаживая плечо. Джено поворачивается на бок, смотрит в глаза, улыбается и проводит пальцем по щеке. Джэмин смеется тихо, стараясь не нарушать границ других, но всё же продолжает:       — Помнишь, как мы в детстве прятались от твоей мамы? Она так смешно делала вид, что не знает, где мы. Как и то, что нам было уже по девять, и мы знали, что она делает это специально.       — Я помню, что мы делали помимо пряток.       — Да, те слюнявые поцелуи, не смейся, ты тоже ужасно целовался.       — Кто первым полез под футболку?       — Это был ты. Сначала своим языком в рот, а потом руками под футболку. Как было неловко, ты так старался вытащить её из штанов, после этого я её не заправляю.       Джено уткнулся лицом в подушку.       — Это был самый ужасный момент в моей жизни. Думал, что умру, пока доберусь до твоего живота. Я был на грани, чтобы стянуть с тебя штаны, лишь бы не показаться идиотом.       — Как нам хватило терпения ещё на полтора года?       — Может, повторим?       — М-м-м, ты про слюнявые поцелуи или хочешь, чтобы я?       — Я готов стянуть с тебя штаны. Иди сюда.       Джэмин подвигается ближе, целует в довольную улыбку. Как и говорил, футболка не заправлена, а в их палатке снова происходит волшебство.