В отблеске зелёной радужки

***

      У него получится. Наверное. Должно ведь получиться.       Соске хочет в это верить. Когда утром собирается на занятия. Когда сидит на последнем уроке. Когда стоит перед входом в незнакомую школу.       Мимо проходят две девушки, мельком оглядывая его, о чём-то весело перешептываясь между собой и хихикая. Соске еле сдерживает смешок. Второгодки, нет сомнений. Точно его всего обсудили вдоль и поперёк. Вот уж у кого нет никаких забот. Счастливая беззаботная пора. Уже позади детское испуганное время первого года, но и ещё далеко до оглушающего грохота выпускных экзаменов и первых взрослых решений — золотое время школьных лет.       Он и сам помнит, как когда-то был веселым беспечным второгодкой. Плавал целыми днями с Рином в бассейне и не задумывался ни о чем. Побеждал на соревнованиях и грезил о карьере профессионала.       И хоть Соске чувствует приятную ностальгическую теплоту, будто наяву пересматривая те давние, яркие, как снимки с лучшей камеры, мгновения жизни, по яркому кувшину памяти все равно ползёт изломанная трещинка грусти.       Ведь теперь у него не осталось ничего. Ни друга, ни спорта, ни мечты.       Но он улыбается. Своему прошлому, ставшему навсегда одним лишь воспоминанием. Своему будущему, несуществующему ни на одной из карт. И наконец настоящему, такому неизвестному и загадочному.       Потому что знает — прошлое останется с ним навсегда. Память ведь не обманешь. Не прикажешь ей исчезнуть. Раствориться во вселенной. Не отравишь дурью. Не подкупишь ложью. Все равно высвободится и вылезет наружу.       Прошлое — часть его. Больная, неприятная, но часть. Неотъемлемая. Которую ни выдрать, ни выжечь ничем. Разве что ещё большую рану себе нанести.       Но на то оно и зовётся прошлым, что давно ушло и закончилось. К нему нельзя вернуться назад. Нельзя повторить и пережить снова. Остаётся лишь принять его и идти дальше.       Вперёд.       Ветер щекочет уши, обдавая нежной свежестью. Играется в волосах, ероша темные пряди. Успокаивает.       Соске замирает. И наслаждается открывающейся перед ним картиной. Разморенная полуднем школа погружается в спокойную сонливость. Уставшие ученики расходятся по своим домам, и все наполняется долгожданной сладкой тишиной.       Еще одно дыхание ветра, и что-то приземляется прямо на руку. Соске опускает взгляд и видит лепесток, приютившийся на рукаве рубашки. Сакуры. Розовой.       Поднимает голову вверх и видит дерево, растущее прямо на головой. Усыпанное тысячами нежных, только распустившихся бутонов. Тоже розовое.       Восхитительное место.       Внезапно накрывает своим порывом ветер. Подхватывает и уносит легкие цветки в небо. Кажется, где-то будет розовый дождь.       Соске смотрит на экран телефона. Время — почти три. Пожалуй, ему уже пора.       И поднимается по ступеням внутрь.       Невысокие светлые коридоры выглядят такими по-привычному знакомыми, как будто он уже здесь был — ведь так напоминают собственные. И хоть сейчас они блаженно тихи и пусты, всё вокруг так и напоминает шумные оживленные будни, наполненные смехом и разговорами учеников. Словно стоит лишь моргнуть, и здание вновь заживёт в своём привычном ритме: прозвенит звонок, откроются двери классов, и небольшое пространство заполнится живой говорящей массой.       А сейчас Соске остаётся только смаковать все оттенки бежевого, отпечатывать в памяти каждое окно-золото, залитое теплотой полуденного солнца, застревать в глубине синевы весеннего неба и торопиться, слушая лишь одинокий танец собственных шагов, отскакивающих от каждой стены.       Дверь с необходимым номером достигается неожиданно. Соске стучит трижды и тянет ручку на себя.       И попадает в солнечный класс. До такой степени яркий, что слепит глаза. Ему приходиться моргнуть несколько раз, чтобы наконец различить окружающую обстановку: учитель, что-то пишущий на доске, и несколько других учеников, рассевшихся по всему классу.       На звук открывшейся двери оборачивается математик и, увидев его, довольно прищуривается. — О, это вы, Ямазаки! Добрый день. Рад вас видеть. Сейчас мы начнём наше занятие. Проходите и присаживайтесь на любое свободное место.       Соске ответно кивает и делает шаг в сторону в парт, параллельно высматривая свободное место. И находит его возле какого-то парня, сидящего на третьем ряду. Подходит ближе, мельком мазнув взглядом по своему соседу, садится на стул, достаёт учебники и начинает молча слушать учителя.       Цифры, вычисления, уравнения — все так знакомо и ново одновременно. Соске жадно впитывает новую информацию, едва успевая записывать. И даже не замечает, как за работой пролетает целый час. Казалось бы только все началось, как вот уже математик останавливает разбор очередной задачи и объявляет о десятиминутном перерыве.       Соске отпускает ручку, откидывается на спинку стула и с нескрываемым удовольствием разминает все кости, похрустывая суставами от кончиков пальцев до спины. В разогретом многочисленными примерами мозгу, как после хорошей тренировки, не остаётся никаких лишних мыслей. — Непривычно, наверное так сидеть? Целый час без перерыва? — раздаётся откуда-то совсем рядом, и он едва сдерживается, чтобы не вздрогнуть.       Кажется, кто-то забыл, что у него есть вполне живой и настоящий сосед.       Соске слегка облокачивается на левый бок, и теперь у него появляется возможность разглядеть собеседника получше.       Им оказывается зеленоглазый парень с волосами какого-то неопределенного цвета — кажется, это светло коричневый — со странными очками на носу, делавшими его похожим на дурака, и в отвратительной пестрой рубашке, от которой рябит в глазах. — Нормально, если привыкнуть. — Но ты-то ведь новенький?       Соске мысленно закатывает глаза. Ещё и недалекий похоже. — Ну а ты как видишь. — Ну вот я про то и говорю. Ты наверное спортом занимаешься?       Соске так и замирает в полуобороте. Спорт? Что? Он что-то знает? Или нет? Но тогда откуда сведения? Может быть они знакомы? Может быть это какой-то знакомый из секции?       Взгляд снова обращается к соседу. Только на этот раз внимательней. Черты лица, очки, улыбка — Соске пытается вспомнить, но в голову, как назло, ничего не приходит. — С чего это ты взял?       Незнакомый парень улыбается непонятно чему. — Всего лишь предположение. Я же не экстрасенс. Просто ты рюкзак поставил прямо как спортивную сумку на лавку — смачно так, с грохотом. Так я угадал?       Стремительно темнеющее от гнева лицо Соске не обещает ничего хорошего любопытному соседу, но назревающую напряженность прерывает появление учителя, и все вновь погружаются в свои тетради.       Когда занятие наконец подходит к концу, он испытывает странную смесь усталости и внутреннего довольства. Голова приятно гудит. Это было непросто — однозначно, но так затягивающе, что и не оторваться.       Соске закидывает тетрадь в сумку с одной мыслью — как же хочется домой. Не глядит в сторону странного парня и быстрым шагом продвигается к выходу. Не забыв конечно сказать напоследок до свидания.       Он сам и не понимает, как в один момент оказывается на улице. Просто в спину вдруг ударяет ветер, а не запах мытого пола.       И Соске уже хочет добраться до остановки, чтобы побыстрей сесть в автобус, желательно куда-нибудь на заднее сиденье, и сладко отключиться, позволяя сознанию совсем-совсем ничего не анализировать, а лишь впитывать проносящиеся мимо дома и деревья, как сзади долетает чей-то окрик. — Подожди, пожалуйста!       Он оборачивается и видит знакомую макушку. И кажется сейчас раскрошит зубы от сдавившего челюсть спазма. Ну вот серьезно? Желанная картинка вмиг лопается, как мыльный пузырь, ничего не оставляя после себя.       Опять этот. — Спасибо… что остановился, — парень с шумом выдыхает воздух, пытаясь отдышаться. Будто бы марафон пробежал. — Я не навязываюсь, просто ты вот забыл…       И протягивает раскрытую ладонь. В которой лежит обыкновенная ручка. — Это ведь твоя, правильно?       И Соске бы рявкнуть от души на странного дурака и уйти, если бы не это непонятное выражение лица. Будто бы он — да не смешите — действительно волновался и спешил. Из-за ручки. Из-за какой-то чужой никчемной ручки. Серьезно?       Но у него почему-то все равно не поворачивается язык, чтобы оскорбить, выплеснуть своё раздражение, да наконец сказать что-то мерзкое. Не выходит и всё. И непонятно, почему. То ли в глазах — отчего-то таких грустных — увидел что-то. А то ли совесть внутри сдавила — парень ведь бежал следом, чтобы вернуть такую ерунду. Другой мог бы оставить себе и сказать, будто ничего и не было — потерялась, что ж поделать. А этот нет. Мало того, что нашёл, так ещё стоит и ждёт, будто должен. Хотя, на самом деле, никому ничего не должен.       И все злые слова вдруг как-то теряются. Застревают где-то меж сжатых челюстей. И рассыпаются пеплом по ветру с первым движением губ.       Соске вздыхает. — Моя, — и осторожно, будто драгоценность, забирает ручку с чужой ладони, легко касаясь кожи — тёплая — мелькает вспышкой в мозгу, но он не зацикливается на этом. — Спасибо. Извини, но мне уже пора идти.       Парень согласно кивает, слегка отступив назад, открывая дорогу. А потом, стоит Соске отойти на пару шагов вперёд, вдруг говорит вслед: — Меня кстати Макото зовут. Тачибана Макото.       Он оборачивается. Макото, значит. Улыбка сама расползается по губам. Чуднóе имя. Но красивое. Как и все здесь. — Соске.       А солнце все греет и греет.       Кажется, лето не за горами.