В отблеске зелёной радужки

***

      А потом начинается жизнь с чистого листа. Ну по крайней мере он так предполагал.       На деле же наступает просто выживание. Привыкший все делить на двоих, Соске чувствует себя сломанным, пустым и словно лишенным чего-то очень важного. И это что-то важное сейчас за тысячи километров отсюда, плавает где-то в бурных водах Тихого океана.       Проходит всего неделя, как он получает письмо. Оно всё разноцветное, пестрящее яркими красками, и со всех сторон обклеено марками на неизвестном языке, что Соске сразу понимает — не местное.       Вскрывает упаковку, как блестящий фантик от конфеты, а там, внутри, на шероховатой иностранной бумаге, ровными строками исписан лист. Почерком Рина.       Настоящего Рина, который смеётся, радуется, жалуется на дождь и во всех подробностях рассказывает о том, какая же прекрасная вода в Австралии.       Рядом приложена маленькая фотография. На ней Рин держит в руках огромную доску. Внизу подпись: «Осваиваю сёрфинг.»       И следом ещё листок. А в нем — тренировки. Тренировки, тренировки — одни тренировки. Рин описывает в красках, какой температуры бассейн, какую дистанцию он проплывает каждый день, и ещё много-много деталей, что острыми стрелами вонзаются куда-то глубоко под кожу.       Едкое разочарование заполняет все нутро. Соске морщится от подступившего к горлу омерзения. Какой же он слабак. Жалкий беспомощный слабак.       Пока он здесь варится в собственной беспомощности, Рин в чужой стране тренируется изо всех сил, чтобы стать лучше.       На обороте письма обращение: «Напиши, как у тебя дела. С нетерпением жду твоего ответа!»       Но Соске не хочет зазря тратить бумагу, если есть другой, привычный способ доказать что-либо.       Со всем возможным запалом и рвением он окунается в бесконечные тренировки. Вода, бассейн и секунды на часах. Соске плавает каждый день и по несколько часов. Приходит домой, падает и засыпает. Чтобы следующим утром вновь бежать на тренировку. И так по кругу. Изо дня в день. Из недели в неделю.       Учеба отставлена далеко в сторону. Больше никто не говорит о том какие у него оценки по математике. Когда у школы высокий рейтинг в турнирной таблице, на многое закрываются глаза.       Жесткий режим не проходит даром. Соске теперь берет только золото. Всегда. Везде. И в любой категории. Неважно, брасс, кроль, спина, баттерфляй или вольный стиль. Он растаптывает своих соперников без каких-либо трудностей.       Шаг за шагом, гребок за гребком — и вот уже Соске стоит на пьедестале. Он — лучший среди всех пловцов префектуры. В руках кубок. А на шее — заслуженная медаль. Пóтом и усталостью выбитая. Ну чем не повод для гордости?       И хоть все вокруг радуются, Соске отчетливо чувствует пустоту. Победа конечно греет самолюбие, но как же он хотел бы с кем-то ее разделить. Увидеть хоть один понимающий взгляд, услышать слова поддержки и понять, что все это было не зря. Но к сожалению, единственный человек, который мог бы все это сделать одним лишь своим присутствием, сейчас слишком далеко отсюда.       Добраться до вершины слишком трудно. А наконец-то оказаться на ней — слишком горько. Ведь если обернуться назад, становится понятно, скольким пришлось пожертвовать, чтобы достичь ее. У всего ведь есть цена. Вот и Соске платит свою.       Просто участвовать в соревнованиях становится более невозможно. Теперь школа требует только победы и никак иначе, а с следующим каждым результатом — улучшать свои показатели, чтобы и дальше продолжать занимать высокую позицию в рейтинге. И это не вызывает в Соске никаких противоречивых чувств, ведь где-то там, в далекой Австралии, Рин точно также прикладывает все усилия, чтобы стать лучшим.       Почему же он, находясь здесь, должен поступать по-другому? Чтобы позволить собственной слабости и лени взять вверх? Ни за что.       Режим ещё жёстче, а тренировки — дольше. Теперь утро начинается не с кофе, и даже не с чая, а с ежедневной часовой пробежки, чтобы потом наскоро подкрепиться завтраком, а дальше — вперёд на тренировки до самого вечера. И так без перерывов и выходных. Соске также добавляет в программу посещение спортзала со всеми возможными упражнениями, и конечно же жим штанги, куда же без этого. Нужно набирать мышцы, ведь результаты ждать не будут.       Но чрезмерные нагрузки не проходят бесследно. Погруженный в себя, Соске игнорирует, не обращает внимания, работая на износ. Но ведь у всего есть предел. Вот и его тело в один момент достигает своего.       Обычная тренировка, ничем не отличающаяся от сотни других, что давным давно стёрлись из памяти в своей пустоте и однообразности. Он, как всегда, один в бассейне — вечерний заплыв ведь никто не отменял.       Пятьдесят метров — стандартная дистанция для разминки. Ничего особенного — он делал это сотни и тысячи раз. Прыжок, и Соске лезвием входит в воду. Уходит вниз, и через мгновение делает первый гребок.       Предыдущая тренировка в зале накладывает отпечаток — в правом плече начинает что-то противно ныть, но Соске не придаёт этому особого значения. Ну потянул мышцу. С кем не бывает.       Но эта невнимательность стоит ему слишком дорого.       Разворот, толчок и обратно. Половина бассейна уже позади. Соске привычно погружается в свои мысли, не особо следя за движениями — годами отработанными, что там может нового? Неизвестная боль усиливается, и он мельком отмечает для себя сделать после массаж.       Ещё один гребок. Соске вытягивает руку вперёд, опирается на неё и… В плече вдруг что-то подозрительно щёлкает, и он камнем уходит на дно.       Вода мгновенно попадает в легкие, и в горле начинает неистово печь. Тело насквозь прошивает страх — он совершено не чувствует руку.       Соске изо всех сил бьет ногами, пытаясь наконец-то вынырнуть. До поверхности ещё так глубоко, а кислорода с каждым мгновением становится все меньше и меньше.       Перед глазами мутнеет. Кажется, он наглотался.       В каком-то бреду Соске видит перед собой металлические поручни лестницы, и вкладывает все оставшиеся сил, чтобы дотянуться до них.       Хватается, подтягивается на каких-то инстинктах — тело слишком тяжелое — и валится лицом прямо на кафель бортика, сдирая в кровь всю кожу.       Жадно глотает воздух, а через секунду наклоняется и блюет прямо себе под ноги.       Рвёт его ещё долго. Вода толчками выходит из легких, выворачивая наизнанку ещё и содержимое желудка. Проклятая хлорка.       Когда эта пытка заканчивается, он на четвереньках заползает наверх и бессильно валится на холодную мокрую плитку пола.       Грудь жжёт при каждом вздохе, а перед глазами все двоится. Холодный свет прожекторов ослепляет.       Соске закрывает веки, проваливаясь в спасительную темноту. В ушах отдаётся бешеный, скачущий ритм сердца, что кажется сейчас пробьёт рёбра.       И только сейчас до мозга доходит осознание.       Господи, он же мог умереть в этом бассейне. Захлебнуться, утонуть, и никто бы даже не узнал об этом.       По спине пробегает ледяной озноб.       Все могло закончиться прямо здесь. Даже не начавшись.       Но что же с ним произошло?       Соске из последних, жалких сил заставляет себя приоткрыть отяжелевшие веки, что кажутся сейчас тяжелее любого металла. Открывает и в это же мгновение чуть не слепнет от яркости света. Словно совсем рядом звезда взорвалась. Прожекторы на потолке, как он мог забыть. Придётся немного подождать, чтобы привыкнуть.       И так, медленно, почти на ощупь, борясь с усиливающимся головокружением, он как-то справляется с задачей обрести более менее вертикальное положение. Теперь дело за малым — посмотреть, что там с рукой.       Соске на пробу вытягивает ладони вперёд. И видит почему-то лишь левую. Он скашивает взгляд вбок и не может поверить.       Правое плечо представляет собой жалкое зрелище. Неестественно вывернутое вперёд, так вдобавок ещё и украшенное синевато фиолетовым пятном, оно больше напоминает хорошую такую гематому.       Соске сокрушенно качает головой. Он не смог бы пошевелить и пальцем, даже при самом сильном желании.       В голове начинает ворочаться что-то мрачное, но Соске отбрасывает это куда подальше. У него нет никаких сил, чтобы ещё и загонять себя в депрессию, пытаясь догадаться, к каким последствиям приведёт эта травма. Куда важнее думать о том, как бы поскорее отсюда уйти и посетить ближайшего врача.       С горем пополам он поднимается. Голову все ещё безудержно мутит. Не с первого раза делает первый шаг, но вскоре уже вовсю шлепает босыми ступнями по мокрому кафелю. Рука висит безвольной плетью, лишь изредка ударяясь о ногу, как какая-то тряпка.       Соске оборачивается, чтобы выключить свет. И вдруг застывает, как вкопанный. Взгляд как-то сам собой падает на плещущуюся в бассейне воду.       Тихая, прозрачная и до легкости подвластная. Но как же это ощущение обманчиво. Каким бы человек не был профессионалом, он все равно лишь гость этой стихии. И в любой момент она может выбросить его, как ненужную соринку, похоронив под тяжестью своей глубины.       Соске силится уйти, но не может сделать и шагу. Перед глазами вновь встаёт это. Как вначале была сила, уверенность, а потом — лишь вода. Вода, вода, везде вода. И чувство удушающей беспомощности. Когда собственное тело безвольным камнем уходит на дно. Когда из лёгких тонкой струйкой уходит последний кислород. Когда не остаётся ничего, кроме как смотреть, как молчаливо смеётся вода, забирая ещё одну жизнь.       Паническая атака накрывает его с головой. Голубые глаза стекленеют от этой картины, происходящей словно наяву. А сердце вновь сбивается на бешеные скачки. Страх. Страх. Все тело распространяет лишь одну эмоцию — страх. Он ледяной волной проходится по позвоночнику, заставляя все внутренности судорожно сжаться.       Соске пытается избавиться от этого, но не может сделать и вздоха. В груди словно застревает огромный острый булыжник, что сжимает рёбра изо всех сил.       Пять минут, десять — сколько он там простоял — кажутся для Соске вечностью. Ведь все, что он может — это лишь пытаться уничтожить в себе это всепоглощающее чувство страха. Правда, пока безуспешно. Ни глубокое дыхание, ни разгорающаяся внутри злоба не помогают. Страх держит крепко — цепкой лапой за горло — и не даёт сделать ни шагу.       Неожиданное появление тренера, каким-то непонятным образом оказавшегося здесь, кажется настоящим спасением. — Ямазаки! Вот уж кого не думал увидеть, — гулкий мужской голос эхом разлетается по всему пространству. — А я вот как раз шёл, чтобы закрывать зал. А ты что тут делаешь? — тренер подходит ближе, и от его веселого настроя не остаётся и следа.       Если вначале он видит только чемпиона, но приглядевшись, натыкается на дикий взгляд ледяных глаз, подернутых мутной пеленой, и жуткое, бросающее в пот, безобразно вывернутое плечо. — Что… Что тут произошло? Ямазаки? — тренер пытается достучаться до Соске, чтобы хоть что-то выяснить, но ответа ожидаемо не происходит.       Он бы и рад что-то сказать, но не выходит — горло будто перетянуто невидимой бечевкой, и сил хватает лишь на то, чтобы протолкнуть крупицу воздуха, комом застрявшего где-то посередине. Выходит какой-то бессвязный полушёпот-полухрип, после чего Соске без разговоров, как на прицепе, тащат в ближайший медпункт. Благо, в спортивных центрах врач работает круглосуточно.       Все остальное проходит в каком-то тумане. Словно он смотрит фильм через запотевшие очки — перед глазами мелькают лишь разноцветные огоньки, но разглядеть, что же показывают — невозможно.       Приходит Соске в себя, лишь когда сидит в пустом коридоре с какой-то бумажкой в руке. Он непонимающе вертит ее между пальцев и вдруг решает прочитать, что же написано.       На вид самая обычная заурядная бумажка, на которой мелким шрифтом выведены какие-то неизвестные труднопроизносимые слова. Скорее всего, научные термины. Но лишь одно резко выбивается из общей массы, будто специально зацепляя все внимание на себе. Диагноз. Соске вглядывается и по буквам разбирает — травма плечевого сустава средней тяжести, необходима реабилитация не меньше года.       В голове вдруг образуется пустота. Вакуум, куда не поступают ни звуки, ни информация. Ничего. В один момент Соске будто перестаёт понимать, что происходит вокруг. Мозг словно отключается от существующей реальности, впадая в своеобразную спячку.       Не видит он поэтому лиц пришедших родителей: матери, безутешно плачущей совсем рядом, и отца, что-то сухо спрашивающего у доктора. Не слышит задаваемых вопросов. И не чувствует, как захлопывается дверь машины, уезжающей домой.       Лишь оказавшись в темноте собственной комнаты, Соске отпускает себя.       Он одним взмахом сметает все школьные принадлежности со стола. В бешенстве опрокидывает стул. В ход идёт всё, что только попадается под руку — на пол летят книги, вещи.       Злоба, бессилие, отчаяние — копящийся внутри комок выливается наружу лавой, обжигающей все нутро. Соске замахивается здоровой рукой и начинает беспорядочно лупить стену. Пока на ней не остаётся кровавой вмятины, а кожа на костяшках не содрана до мяса.       Он делает ещё один удар — особенно сильный и злой — и вдруг останавливается. Внезапно возвращается вся чувствительность. Разбитый в крошево кулак наливается обжигающей болью, которая становится лишь сильнее и сильнее. А перебинтованное плечо отдаётся неприятным нытьем, как бы напоминая о себе.       Пелена гнева спадает, и Соске отчетливо понимает, как же он устал. Прислоняется лбом к холодной стене и замирает. Прислушивается. Как стремительно бьется где-то внутри сердце, отдаваясь гудящим поездом в ушах       Он устало сползает по стене и так и остаётся сидеть на полу. И вдруг, прижимая руку ко рту, заходится беззвучным всхлипом.       Осознание душит.       Год. Год реабилитации. Целый год без тренировок. Без бассейна. Без плавания. Внутри что-то рвётся напополам. Наверное, это остатки его давным давно мертвого сердца.       Потому что теперь не за что биться. И некому что-то доказывать. Рин за полмира отсюда, а для него большой спорт закрыт навсегда.       Соске ведь не идиот, все прекрасно понимает. С такой травмой не выигрывают. А плавать вполсилы, боясь сделать лишнее движение и контролируя каждый взмах — он так не умеет. Не умел и никогда не сможет.       Для него ведь плавание — это и не спорт даже. Скорее, стиль жизни. Сколько Соске себя помнит — с самого раннего возраста были тренировки. Тренировки, тренировки и тренировки. Пока все остальные дети играли в компьютерные игры или заводили новых друзей, он плавал. День за днём, год за годом.       Господи, он ведь всю свою жизнь провёл в бассейне.       Где-то в груди зарождается крик. Громкий, отчаянный крик, способный разрушить бетонные стены. Но получается лишь сдавленный усталый вой.

Tongue-tied, screaming on the inside

      Это плачет раненая переломанная душа, у которой в одно мгновение рухнула вся жизнь.

Are you crying in the shower like a freak

With only cigarettes for company?

Are you crying in the shower like a freak?

Or is it just me?