Brave new world.

26.04.1935 Англия, Лондон, школа имени Святого Уилфрида.       Гарри зачислили в тот же класс, что и Тома, и он не знал, радоваться этому или нет. Впрочем, вторых класса было всего два, так что вероятность была один к двум, поэтому для удивления поводов не было.       Как оказалось, Поттеру нравилась литература, география и история. Он этого не говорил, но не заметить его вечно поднятую на этих предметах руку было невозможно. У Тома, который по учёбе всегда превосходил всех сверстников и которого в основном спрашивали, из раза в раз дёргался глаз, когда вместо него спрашивали Гарри. Он почти сразу стал любимчиком учительницы литературы, миссис Меллори. Учитывая, насколько детскими они были, это было весьма просто. Но в глазах Гарри не играло ни интереса, ни какого-то азарта, когда он рассуждал о них. Казалось, будто он чем-то разочарован.       С географией всё было ещё более очевидно — в первые дни Гарри мог всю перемену простоять неподвижно перед картой мира, просто пялясь на неё, словно выискавая там что-то. И даже сейчас на скучных для него уроках он искал её взглядом и втихаря рассматривал. Том предполагал, что любовь к географии обусловлена тем, что тот, как и многие сироты, мечтает увидеть мир, но вряд ли у него это получится без пенни в кармане, поэтому он хочет изучить его хотя бы с помощью карт. Вполне распространённая ситуация среди детдомовских.       Любовь к истории разделял и Том. Риддлу нравилось разбираться в стратегиях и жизнях великих правителей, но не нравились учебники. Очень быстро он понял, что историю пишут победители. Других источников информации у него не было, но, читая строки оттуда, Том буквально чувствовал, как в его голову стараются пропихнуть нужную позицию — негативную или позитивную, не слишком важно. С помощью вроде бы совсем незаметного словца, построения предложений, выбранных эпитетов — всё формировало, например, отрицательное отношение к каким-нибудь французам. Понимал ли это Гарри? Возможно, а возможно и нет — по его спокойному взгляду мало что было ясно. Всё, что Том видел, так это то, что он не выпускал из рук учебник по истории.       Риддлу нравилась математика, а Поттер имел по ней твёрдую B, и более никак не светился. На этом уроке он предпочитал отмалчиваться, пялясь то в окно, то в пустоту, то на вышеупомянутую карту, за что получал от учителя математики вечные подзатыльники.       Так как школа была при церкви, как и приют, ещё имелось Божье Слово, которое они оба, не сговариваясь, дружно игнорировали. Гарри рисовал какие-то каракули на последних страницах тетради, капая на бумагу чернилами под монотонный голос маразматичной учительницы, которая, казалось, вообще ничего вокруг себя уже не замечала, пока Том читал учебник истории под партой. Неужели хоть кто-то ещё не промыт здесь этой религиозной чушью?       Перемена охватила школу своей суетой. В коридоре слышались мерный топот — мальчишки и тайком прибежавшие из женской половины девочки прыгали на скакалке. Все говорили, бегали, смеялись, хлопали или вздыхали — школа вместе с приходом весны казалась ещё живее. Впрочем, Том не считал это чем-то хорошим. Шумные бесящие дети и мокрая туманная весна, вот это да, просто сказка.       Из комнаты Гарри так и не сбежал, хотя Том уже принял кое-какие попытки его оттула спровадить: подкладывал пауков Гарри в кровать, например. Только вот этот чокнутый просто убрал их аккуратно, что-то тихо, даже как-то нежно приговаривая. Это было просто ужасно странно. Впервые Том столкнулся с такой реакцией. Потому, им был принято решение ещё понаблюдать за новым соседом, дабы в следующий раз сделать что-то более эфективное.       В школе Гарри сразу же пристроился слева за Риддловской первой партой, за которую рядом с ним сесть никто не решался. Дети теперь косились и на него с затаённым страхом. По виду его это, вроде бы, не волновало, но иногда он как-то тоскливо хмурил брови, осматривая класс. Если он уже жалеет, что познакомился с Томом, он с удовольствием скажет ему вкрадчивое "а я предупреждал". Но тот пока не пытался переметнуться, поэтому не то чтобы Риддлу было не плевать.       Гарри общался с другими детьми. Ну, пытался. Том даже начал выползать из своей комнаты в общую, чтобы немного за новичком понаблюдать. Есть ли у него комплексы? Проблемы с общением? То, на что при случае можно будет надавить.       Но.. нет. Ничего не оказалось. Гарри был на удивление вежлив, но немногословен и краток. Дети, словно стая животных, принюхивались к нему. Много говорили, но в какой-то момент просто начинали замолкать. Им явно было неуютно рядом с Гарри по какой-то причине. Только потом Том понял, что, возможно, всё дело в его взгляде. Неужели его наблюдение за Гарри настолько заметно?       Ради такого "эксперимента", если так можно это назвать он даже вышел в передний двор, цепляясь глазами за Гарри, бродящего от одной компании к другой. В этот раз он предусмотрительно сел подальше. Но ничего особенно не изменилось. Дети не отвергали его напрямую, но не задерживались с ним надолго. В конце концов, он просто стоял посреди площадки один, прибившись к Тому когда они шли в столовую. Шли они молча. — Как ты думаешь, каково сейчас в Америке? — спросил немного мечтательно Гарри, упершись локтями в стол и подперев подбородок ладонями, смотря в окно. Его лохмы даже после мытья выглядели как тёмная метёлка, как бы он ни пытался их пригладить этим гребнем с инициалами, которые Риддлу всё никак не удаётся рассмотреть. — Какое тебе дело? — отозвался Том, кутаясь в свитер, одетый поверх рубашки. Отопление в школе уже отключили, приходилось греться как получиться. — Разве тебе не интересно хотя бы пофантазировать? — спросил Гарри, взглянув теперь уже на него. Его красный свитер висел на нём как балахон, к тому же он был рваный и потёртый в нескольких местах. На ощупь как наждачка. Хотя Поттер не обращал на это внимания. Привык к тяжёлым условиям или сам по характеру неприхотлив? — Нет, — Риддл отрезал, пытаясь вернуться к перечитыванию конспекта по истории. Ему интереснее было его перечитать, чем слушать чужие бредни. — Да ладно тебе, — нисколько не обидевшись, Гарри слегка улыбнулся, — там была гражданская война в шестидесятых.. — С тысяча восемьсот шестьдесят первого по шестьдесят пятый, — раздражённо поправил Том, прижимая оттого большими пальцами страницы тетради к обложке. — Да, точно. И ещё, там прерии. Это всё, что я о ней знаю. Но вряд ли там лучше, чем здесь. — Поттер, тебе не надоело?       Тома внутренне передёрнуло. Билли Стаббс, задира на пару лет старше. И его вечная головная боль. Он давным давно невзлюбил Тома, портя ему жизнь где ни попадя. Последнее время он затих, ведь "инцидент" с Эми и Деннисом немного отбил у него желание издеваться. Теперь, видимо, решил найти себе новую жертву в виде Гарри, сделав поводом общение с Томом.       Впрочем, сейчас он был даже в какой-то степени благодарен ему за прерывание этого нелепого диалога. — Что? — Гарри посмотрел немного растерянно на другого мальчика, повернувшись. — Тебе не надоело ходить с этим ненормальным? — компания Билли за его спиной гадко посмеялась над очень плоской шуткой, — или возомнил себя лучше нас? Не королевское это дело — дружить с нормальными пацанами?       Эта сцена была настолько книжно-комичной, что Том едва сдерживался от того, чтобы не закатить глаза и рассмеятся. Интересно, Билли долго учил эту коротенькую речь? Образ декламирующего её перед своими соседями по комнате Билли, забравшегося на стул, словно вставшего за кафедру, живо предстал перед его глазами, и вся абсурдность ситуации в его глазах только выросла. Но ни одна мышца не дрогнула на лице Тома, и он только незаметно наблюдал за разворачивающейся перед ним сценой.       Повисло тревожное молчание. Учительница вышла из класса, все дети как-то притихли — боялись крупного задиры. Том уже хотел было самостоятельно послать Стаббса куда подальше, ибо он, несмотря на спасение от не менее нелепого разговора, портил ему день своим присутствием, но не успел. — Давай я сам решу, с кем мне общаться.       Том впервые увидел Гарри раздражённым. Действительно, чисто раздражённым, а не расстроенным или в смятении. Хотя, видел — не совсем то слово, ибо именно что видел Том только чужой затылок. В нём проснулось что-то навроде смутного любопытства.       Молчание стало ещё более натянутым, как готовящаяся лопнуть струна. Лицо Стаббса передавало эмоции одну за другой: удивление, недоумение, и, наконец, его перекосило от гнева. Руки у него затряслись от того, с какой силой он сжал кулаки. Он хотел, скорее всего, его ударить, но до урока было слишком мало времени — буквально пару минут. — Ты об этом пожалеешь! И зло ушёл, топая грязными туфлями. Его компания двинулась за ним. Дети всё ещё не отмерли, некоторые зашептались между собой.       Том был удивлён, на самом деле, хотя и очень не хотел этого признавать. Гарри здесь уже восемь дней, а, значит, уже должен был прознать о компании Стаббса.       Сталь с чужого выражения лица сошла, и Гарри снова стал спокойным собой. Только осадок остался в скептически слегка скривлёной губе. Глядел он почти устало. — А кто это был? — Билли Стаббс. Главный идиот в этом месте, — выплюнул Том, кривя губы. Высокой трелью прозвенел звонок. Начался урок истории.       Задний двор вновь был пуст. Пейзаж едва поменялся — разве что стало чуть больше луж. Немного потеплело. Весна входит в свои права неохотно, но постепенно прогоняет зиму с Туманного Альбиона.       Они вновь сидели на ступеньках, книга покоилась в томовых руках. Они так и не начали читать — Поттер с необычным любопытством наблюдал за прилетевшими на ясень воронами.       Том сам не знал, почему всё ещё не прогнал соседа с двора, который уже по праву считал своей территорией. Возможно, потому что тот молчал.       Ветер слегка трепал лохматые волосы, пока голова покоилась на поджатых коленях. Гарри вообще, как Том заметил, постоянно норовил сжаться при любой возможности. Очки съехали на нос. — Почему ты так не любишь других ребят? — нарушил Гарри тишину, взглянув на него. — Потому что они идиоты, — с презрением сказал Том, закатив глаза и в итоге так и не посмотрев на Гарри в ответ, предпочитая рассматривать угол крыльца, — не видят ничего дальше своего носа и ужасно глупые. Ограниченные и жалкие создания. — А мне кажется, они неплохие, — пожал плечами Гарри, — просто... другие.       Риддл усмехнулся, наконец открывая книгу. Поттер был таким наивным. Особенно учитывая, как он прав и не прав одновременно. — Кстати, а какой твой любимый цвет? — неожиданно спросил Гарри. Том готов был выдать ему премию "лучший сменщик темы столетия". Почитать сегодня, видимо, не удастся.       И всё-таки он призадумался. Был ли у него вообще любимый цвет? Все они не вызывали у него никаких эмоций — цвета и цвета. От белого зимой болят глаза, и он легко пачкается, коричневый слишком напоминает о приюте с его уродской формой, а красный, жёлтый и иже с ними слишком яркие.       Был такой трюк у Тома в запасе — приоткрыть информацию о себе, самую незначительную, тем самым вызвав у собеседника чувство доверия, а тот начнёт сам распалять беседу, всё больше открываясь сам. Это чисто в теории, ибо проверить Тому это удалось лишь с двумя последними его жертвами соседями, это могло сработать. Тому нужно было больше вводной информации. — Чёрный, наверное, — ответил наконец Том, выбрав из того, что осталось в голове. — А мне нравится зелёный. Как листья, или трава, — сказал Гарри. Риддлу показалось, что его тихий, немного хриплый голосок смахивает на шелест крон деревьев в особенно ветреное лето. Странная ассоциация. Они всё-таки приступили к чтению.       Что-то было не так, интуиция Тома об этом буквально кричала. А она никогда его не обманывала. За обедом всё было впорядке, и Билли Стаббс там тоже был, но охватившее Тома чувство тревоги держало его за горло, словно ошейник.       В коридорах приюта всё было в порядке. Дети бегали или играли, некоторые скрылись в комнатах за домашним заданием. Девочки ругались на слишком громко шумящих мальчиков. На полу, устроившись кучками, дети играли в каштаны, крестики-нолики и камень-ножницы-бумага, а старшие — в криббедж.       Толпа избегала их. Поттер, кажется, чувствовал его тревогу, застывшую на лице.       Они шагали в комнату, огибая обсуждающих день детей. Показалась дверь с потёртой цифрой "27", открывшейся с привячным скрипом. Том застыл в проходе, отчего Гарри на него налетел, но заметив, что было с их комнатой, тоже замер. Том был в таком оцепенении, что не заметил даже случайного прикосновения.       Все лежало вверх дном: учебники и тетради разбросаны по всей комнате — некоторые были изрисованы и порваны; постели в беспорядке, и если кровать Тома просто разворошили, то подушку и одеяло Гарри изрезали, белые клочки хлопка валялись тут и там; вещи из шкафов вывалили на пол; посреди всего этого действа лежал плюшевый медведь Гарри, из его вспоротого горла и порезанного тела торчал пожелтевший от времени плюш.       Теперь Том всё-таки удосужился рассмотреть игрушку поближе. Это был грязно-бурый, считай что серого цвета медведь с чёрными глазами-пуговицами, неумело пришитыми белыми нитками, в, кажется, самодельной курточке из хлопчато-бумажной ткани.       Гарри бросился к игрушке, почти снеся плечом Тома. Он зашипел, ударившись о косяк плечом. Он словно вообще не заметил царивший вокруг беспорядок. Схватив и сжав её в трясущихся руках, он словно пытался зажать разрезы, как при остановке крови.       Гарри спал с этой игрушкой, но Том никогда не придавал этому значения. Это всего лишь игрушка. И, видимо, зря — это был бы неплохой способ давления.       Воздух в комнате под оглушительную тишину загустел словно кисель. Даже Риддл — человек, не обладающий большой эмпатией, почувствовал чужой гнев подушечками собственных пальцев. Гарри не трясся в рыданиях и, казалось, вообще не дышал. Он просто сидел на полу в белёсом оконном свете, но именно оглушающая могильная тишина Тома и смущала — дети обычно так не реагируют.       Эта сцена, будто завершающий акт в театральной постановке, продолжалась по ощущениям целую вечность, в которой Том только подошёл ближе и стал следить за соседом скорее с интересом, чем с сочувствием. Чувство дискомфорта нарастало, и Том даже не мог объяснить, почему конкретно.       Он вспомнил чужой полупустой чемодан — неужели он положил замызганную игрушку вместо нормального количества одежды? С недовольством Том вспомнил, что этот бардак потом придётся убирать. Возможно, он сможет заставить Гарри заняться этим? В конце концов, его дар убеждения всё ещё был при нём, всегда можно было просто внушить желание.       Кто это сделал было очевидно. Чёртов Билли Стаббс, решивший отомстить за сцену в школе, которая могла пошатнуть его "авторитет". Вряд ли Билли знал это слово, но суть от этого не менялась. Заодно решил напакостить давнему врагу, замечательно. И месть эта была настолько же тупая, как и сам Билли.       Тем временем устроившийся на полу Гарри, наконец, отмер. Он медленно поднялся, как дикая кошка перед прыжком, оставив медведя валяться на заваленном вещами и тетрадями полу, и развернулся к двери. Его глаза, сейчас зеленющие, словно туда намешали красителя, сверкали влажным огнём, но дорожек от слёз не было. Очки сползли на нос. Худое бледное, как пергамент, лицо вкупе с необычным ледяным гневом казалось мёртвым. На мутно-зелёные глаза не попадал свет, оттого они казались, несмотря на свою яркость, почти пустыми, мутными, как у старой куклы. Том дёрнулся от этой мысли. Больше всего на свете он не любил смерть.       Ничего так и не сказав, Гарри вылетел из комнаты маленьким вихрем. Том последовал за ним, движимый не то интересом, не то вполне конкретными намерениями. Надо было посмотреть на Гарри в гневе, дабы не наткнуться на неожиданные неприятные последствия в виде каких-нибудь избиений.       Свет в это время ещё не включали, и в коридорах в три-четыре часа дня уже было темно и по-мрачному сумеречно. Билли стоял, окружённый собственной "свитой" в лице трёх мальчишек, и прислонившись спиной к дверному косяку перед общей комнатой. Раздавались привычные смех и гам, слегка приглушённые, ибо многие сначала делади уроки в комнатах, а вечером выходили в общую. В коридоре, облепленном тёмно-бирюзовыми в светло-зелёную вертикальную полоску, кое-где отклеивающимися выцветшими обоями, не было окон — рассеянный свет попадал в него только издали, от общей комнаты. Смех компании прервался, стоило Гарри подойти ближе. Хотя, стоит отметить, ходил он безумно тихо, по ощущениям, даже тише Тома, который так хорошо пристроился за углом в тени, наблюдая. — Ой, Гарри! Что такое? Тебе не понравился наш подарок? — заржал Стаббс. — У вас отвратительное чувство юмора, — сказал Гарри настолько зло и презрительно, будто воткнул нож в чужую печень.       Взгляда Том не видел, Гарри стоял к нему спиной. Стаббс мигом прекратил смеятся, вытягиваясь. Гам в общей стих — весь приют будто стих. Билли вытянулся, встал вовесь рост. Он был почти на две головы выше невысокого Гарри.       Компания тоже не осталась в стороне — Мартин и Эрик, так их звали, весьма рослые, но менее внушительные, встали побокам Билли, готовясь к чужому указанию бить. Знают же, что никто их не остановит. Том тем более — он не нанимался в альтруисты. К тому же, ему было интересно, чем это всё кончится. — Тебя никто не спрашивал. Не надо было влезать в неприятности. И если бы твоя мамаша лучше следила за..       Гарри резко приподнял голову, всё ещё смотря исподлобья. Слова о матери явно его задели, стали спусковым крючком. Они вызвали что-то такое, чего Том не мог описать. Дышать стало просто тяжело, как в его комнате, только ещё хуже. Договорить Билли не успел. Его голова сама собой поднялась вверх, открывая шею. Стаббс невнятно что-то захрипел, подавившись собственными словами и схватившись за горло.       Гарри весь подрагивал от напряжения. Другие мальчишки застыли напуганные, не в силах пошевелиться. Потом всё-таки попятились. Эрик впечатался спиной в дверной косяк. Все звуки здания словно сконцентрировались в этом небольшом клочке коридора.       Пятки Билли перестали касаться пола. Он раздирал короткими ногтями шею, оставляя багровеющие полосы. Изо рта катилась полоска слюны. Сцена казалась почти нелепой — перед щупленьким Поттером корёжит коренастого Стаббса. У того заметно начали синеть губы, что было видно даже в полумраке. И это было самым впечатляющим, что Том видел за свою жизнь.       Том не дышал. Не мог сделать и вздоха. Так нелепо, так волшебно. Да, это ощущение было волшебным. Знакомый тёплый комок в груди отзывался, чужое что-то опаляла кожу, сжимала лёгкие, прибивала к месту. Побелевшими от напряжения пальцами он вжимался в угол, но не замечал этого.       Казалось, что прошла целая вечность, хотя прошло всего-то секунд десять. Не труп, к сожалению Тома, а всего лишь кряхтяще-кашляющее тело Стаббса плюхнулось на пол. Но мир не отмер, тишина никуда не ушла. Гарри покачнулся и обернулся к Тому, как если бы заметил, что за ним следили всё это время. Он тяжело дышал, его лоб взмок от напряжения, и к нему прилипла чёлка. Кожа была белее обычного, почти бесцветная. Глаза лихорадочно сияли, и Тому даже показалось на миг, что они светились изнутри. — Миссис Коул, миссис Коул! — момент нарушил писклявый звук девичьего голоса. Она, опрокинув на скорости даже Эрика, побежала по коридору.       Надо было действовать, пока сюда не сбежался весь приют. Риддл выбежал из своего угла, схватил костлявое предплечье и потащил кое-как волочащего ноги Поттера к их комнате с напором танка, в последний раз бросив торжествующий взгляд на ещё каким-то чудом дышащего Билли. Тот это, конечно, вряд ли заметит, но Тома это сейчас не колышет.       Он сам этого видеть не мог, но его губы исказила жестокая, почти хищная улыбка. А глаза сияли изнутри тёмно-синим цирконом.       Никогда ещё Тому не было так плевать на бардак в комнате. Пусть, пусть! Сейчас было кое-что намного важнее.       Гарри плюхнулся на собственную кровать. Его всё ещё пошатывало. Ему бы поесть, подумал Риддл, но еды им, скорее всего, не видать в ближайшее время. По крайней мере, как только директриса узнает, а узнает она быстро. Слишком много мелких свидетелей было.       Риддл выжидал. Сел напротив, на свою собственную разворошённую кровать. Давил одним своим присутствием. Поттер героически выдерживал взгляд, смотря воспалёнными, лихорадочно блестящими в сером свете сумерек глазами в ответ. — Ты умеешь делать то, что не могут другие, — констатируя факт, сдался Том первым, на удивление. Впрочем, он терял всё своё терпение, когда предмет разговора касался сверхъестественных способностей. — Ты тоже, — просто ответил Гарри. И опять у Риддла спёрло дыхание. Как он узнал? Какого чёрта? Как? Заметив его состояние, Поттер быстро продолжил, — я вижу твою силу. Я сразу понял, что ты такой же, как я. Такой же. Похожий. Свой. Слово отдавало ревностным неудовлетворением, на которое Том сейчас не обратил внимания. — И почему не сказал? — спросил он. Так же было бы гораздо проще! Можно было просто предложить объединить усилия, договориться обменяться знаниями — да что угодно! Нет, возможно, Том действительно чувствовал сейчас бóльшее удовлетворение, больше интереса просто потому, что разгадал тайну странного соседа сам, но Гарри ведь об этом знать не мог? Или?.. — Ты явно был не настроен на контакт, — пыл Гарри пропал, он замялся, — я так удивился, когда увидел тебя в первый день. Никогда не видел кого-то похожего на меня. Но я не знал, как к тебе подступиться.       Это всё объясняло — долгие взгляды, поиск его компании даже для, казалось бы, молчания. Это вообще очень многое объясняло, но не давало ровным счётом ничего полезного. У такого поведения слишком много причин. Возможно, его тоже называли "уродом"? Это отвратительное слово отозвалось кисло-горьким вкусом на языке, и Том слегка скривился от собственных мыслей. — Надо было сразу сказать, — пытаясь скрыть собственную растерянность, зло прошипел он. — А ты встречал кого-нибудь похожего на тебя? — Нет.       Из носа Гарри тонкой струйкой полилась тёмно-алая кровь. Он рассеянно подставил свою ладонь под капли, откладывая гребень на простынь. Том быстро вытащил платок — на самом деле просто светло-серый кусок хлопковой ткани — и прижал к чужому носу. Гарри благодарно и легко дотронулся до чужих пальцев, Риддл дёрнулся. Чужие пальцы были на удивление тёплыми, почти горячими. — Это занимает очень много сил, — ответил Поттер на не заданный вопрос. — Идти умываться сейчас нельзя, можем попасться этим стервам, — покачал Том головой. — Но нужно убраться, — вздохнул Гарри. — Сиди, — тоном, не терпящим возражений, ответил Риддл, — сам уберусь. Не хватало, чтобы ты запачкал вещи кровью. — Спасибо.       Благодарить Тома было не за что — он действительно просто не хотел отстирывать чужую кровь от своих вещей, но он ничего больше не ответил.       Видимо, убираться придётся самому. Пока Том складывал одежду обратно в шкаф, Гарри подошёл к распотрошённой игрушке, аккуратно взяв её в свободную руку. Едва ли Риддл бы обратил на это внимание, если бы Гарри не спросил: — Здесь можно достать нитки и иголку?       Так значит, он умеет шить? Девчачий навык, такому мальчиков обычно не учат. Пришлось научиться где-то или всегда любил?       Ни один из вопросов Том не задал, продолжая задумчиво складывать рубашку перед тем, как поставить её обратно на полку. — Из комнаты воспитательниц, возможно, — неопределённо покачал головой он, — но выманить их оттуда всех едва ли выйдет.       Гарри ничего не ответил. Судя по звукам — достал чемодан из-под кровати и сунул туда игрушку.       Всё нарушил хлопок двери, когда Том закрыл дверь шкафа. — Том, ты, дьявольское отродье! Что ты сделал с Билли Стаббсом? — визг миссис Коул ворвался в комнату звуком битого стекла. Позади показалась обеспокоенная мисс Кессел. И застыла на пороге, увидев беспорядок в комнате, — Риддл! Тебе мало и ста ударов розгами! Что ты здесь устроил? — повысила она голос. Как же Том хотел, чтобы эта старуха умерла уже. Когда станет министром — разрушит жизнь этой ведьме и всей её семье. — Миссис Коул, при всём уважении, — начала вдруг мисс Кессел, заходя полностью в комнату и перестав топтаться в дверном проёме, — мальчики на голову ниже Билли, они просто не смогли бы того почти задушить. Даже вдвоём.       Том был ниже всего на пол головы, но здравого смысла её слов это не умаляло. Том не знал, что это сейчас был за акт милосердия, но он был как раз кстати. — Марта! Да как ты можешь, они же... — миссис Коул выглядела больной в своей уверенности, что перед ней сыны Сатаны, — вы двое, остаётесь без ужина на месяц за порчу имущества приюта. "А вам очень нужен был повод" — пронеслось в голове Тома, равнодушно на неё глядящего. Гарри, кажется поняв, что мисс Кессел их, а на самом деле только его одного, считает невиновным, состроил невинное лицо. Хотя удивление в его выражении лица вряд ли было наигранным.       Комната стала выглядеть прилично, освещённая мягким светом уцелевшей керосинки. Но подушка Гарри была окончательно испорчена. Том кое-как собрал мелкие клочки.       Теперь кровать без разрезанной подушки и одеяла, которые он немилосердно запихнул в шкаф, даже визуально казалась холодной. Гарри сидел на ней, мотая ногами и задевая пол носками, уже в пижаме и опять рассматривал что-то на Томе. — На что похожа моя сила? — спросил до того молчавший Риддл, сидящий на своей койке, благо, оставшейся целой. — На нити. Белые, — продолжая смотреть в никуда, ответил Гарри, — красным светятся. Они как вены, я видел в анатомическом справочнике картинку, и сплетаются в шарик у тебя в груди. — Ты её всё время рассматриваешь? — А что, так заметно? — Ты будто сквозь меня смотришь.       Так странно было обсуждать это с кем-то так свободно. Как вышедший из глубины подсознания сон. — А как выглядит твоя магия? — задал Том следующий вопрос. Это, наверное превращалось в допрос, но ему было наплевать. Беседа переходила в очень интересное русло. — Она похожа на твою, но светится зелёным. Похожа на речку, а твоя — как будто лезвие в руке держишь. Коснёшься — и порежешься до крови. — А ты можешь? — Не знаю. Я раньше не пробовал, — просто ответил он с какой-то даже ноткой иронии в конце.       Он встал и выключил керосинку. Комната погрузилась в темноту. Впрочем, он всё равно пошатывался. Выглядел паршиво — всё ещё бледнее обычного, отчего краснота вокруг глаз выделяется сильнее, волосы торчат в разные стороны. Как туберкулёзник. — Ты собрался спать там? — спросил Риддл, различив скрип пружин, когда Гарри ложился на считай что голый матрас. — Не волнуйся, не в первый раз, — отмахнулся тот, словно это действительно было в порядке вещей, — раньше я жил в чулане, не привыкать спать где попало.       Мозаика под названием "Гарри Поттера" сложилась сегодня почти на четверть.