Brave new world.

21.04.1935 Англия, Лондон, Приют Вула.       Том ненавидел апрель. Как и на самом-то деле почти все месяцы в году. Но его — особенно. Снега не слишком много, его даже нет почти, но тот, что есть, ощутив на себе лучи начинающего греть солнца даже сквозь вечные тучи, превращался в грязные лужи, которые слишком отчётливо напоминали о том, с каким удовольствием его в них кидали, надоедливую капель и протекающий местами потолок.       Финансирование приюта мелкое, ещё и растасканное по рукам, его явно не хватит на ремонт целой крыши. Если кормить всех детей одинаково и чем-то кроме хлеба с водой, конечно.       В деревянные окна смотрело низкое хмурое небо. Оно давило на головы подобно гидравлическому прессу. Хотя детей во дворе это редко смущало. На сторону, которую видно из его комнаты, никто не ходил. Опасались. С его стула видно было только неприступный забор, словно созданный из чёрных металлический кольев, да дерево, с только начавшей раскрываться молодой листвой. Но сейчас даже она казалась грязно-серой. Было ли дело в скверном настроении или немытых окнах Том не знал. Не то чтобы ему вообще была разница. Он держал открытую книгу в руках, но не читал — задумался. С учёбой таких проблем не было, но от чтения поток его мыслей отвлекал его весьма часто. Но, впрочем, это ему не слишком мешало. Обычно, отвлекался он в двух случаях — или когда было нечто важное, на что, собственно, был резон отвлечься, или когда произведение было совершенно не увлекательным. В этот раз именно так и было — "Аня из Зелёных Мезонинов" было до отврата детским глупым произведением с не менее глупой главной героиней. Стоило бы вернуть в библиотеку, эта книга ему ни к чему.       Дверь распахнулась, вырывая Тома из его будничных размышлений. В его комнату никогда не стучали. Заскрипели старые петли — внутренне Том поморщился, внешне оставаясь флегматично-равнодушным. Он не смазывал их нарочно, чтобы точно проснуться, если кто-то зайдёт в комнату ночью. Ради собственной безопасности можно было и потерпеть.       Мисс Кессел, девушка лет двадцати со скучным мышиным цветом волос в зализанном пучке, показалась следом за каким-то мальчиком. В руках у него был только небольшой прямоугольный чемодан.       Он был на пару лет младше Тома, худой, бледный, болезненный и невысокий. Тонкая грязно-белого цвета мятая рубашка, как и какой-то затасканный старый пиджак, доходящий в рукавах мальчику почти до конца ладони, были на несколько размеров больше и явно не грели. Сейчас ведь промозгло.       Штаны из грубой чёрной вискозы, подшитые неумелой рукой с торчащими нитками, тоже вряд ли способствовали сохранению тепла. Ноги были у него были настолько худы, что это было заметно даже в не то что свободно сидящих, а просто-напросто висящих штанинах. Тёмно-каштановые, почти чёрные волосы были как гнездо, или как солома — что-то между. Они самую малость вились, были даже немного длинноваты и чёлка спадала на лоб. Только глаза неестественно-зелёные, слишком яркие, скрытые за круглыми, перевязанными невесть чем, очками. — Том, это твой новый сосед, — немного сдавленно проговорила мисс Кессел, сложив руки за спиной. Ей не нравилось здесь бывать и Том это отчётливо видел. Просто по иронии или по какой-то причине, именно её сюда чаще всего и посылали. Тому, на самом деле, всё равно — он ставит всех воспитательниц на один уровень. Они или помехи, как сейчас, или способ достижения цели при должном подходе. Мисс Кессел чаще была первым, ибо была к нему столь же подозрительна, как и миссис Коул. Возможно поэтому она ту к нему и посылала вечно.       В отличии от миссис Коул, мисс Кессел очень любила болтать ни о чём, бесполезно сотрясая воздух, и особенно почему-то с детьми, но только не с Томом. Рядом с ним она становилась немногословным каменным изваянием, и его это, вообще-то, вполне устраивало. Сюсюкания раздражали его страшно, и у него скорее норовил задёргаться от раздражения глаз, чем растопиться "в сердце лёд", выражаясь слишком литературно, или вырваться невинный детский смех. Холодная молчаливая неприязнь была понятной, безопасной. Привычной донельзя.       Она смерила его нового соседа каким-то недобрым, пугливым даже взглядом, как иголкой ткнула, и поспешно вышла, хлопнув дверью. Петли снова заскрипели. Похожий взгляд она кидала обычно на Тома, вот так же поспешно уходя подальше от него, только в этом была ещё нотка сочувствия.       Странно. Если миссис Коул из-за таких аномально зелёных глаз посчитала его тоже "дитём дьявола" и расспросиранила сей слух среди воспитательниц, Том посмеётся.       Воцарилась напряжённая тишина. Незнакомец рассматривал его с цепким любопытством, но молчал. Осматривал поистине спартанскую по наполнению комнату: желтовато-белые стены, переходящие в кирпичную кладку в нижней половине, потолок с потрескавшейся там и тут штукатуркой, стол, на котором едва ли хватит места для двух человек и один стул, на котором Том и расположился. Дождь забил по стеклу настойчивее. Сегодня, наверное, будет ливень.       О, Тома новое соседство не радовало, и осознавал это он всё больше, пока новичок осматривался. О чём миссис Коул только думала, интересно? Все его прошлые соседи сбегали спустя максимум месяц, в ужасе шепча о его ненормальности. А его устраивало одиночество. По крайней мере, между глупыми детьми и ним он выберет второе. Этого он тоже сживёт. Мрачный взгляд был тому безмолвным подтверждением скорее самому себе, чем мальчику.       А мальчик словно и не замечал этого взгляда. Или замечал, но игнорировал, и неизвестно, что раздражало Риддла больше. Сосед с тихим стуком поставил чемодан у пустой кровати. Мальчик выпрямился и пошатнулся, словно вот-вот свалится в обморок, но только развернулся. Его взгляд был любопытным, на долгие секунды впившись в Тома как гвоздь. Он был на удивление тяжёлым, даже скорее насквозь пронизывающим и слегка удивлённым. Он будто смотрел куда-то сквозь него, почти не дыша. И при этом Том не мог приметить, что конкретно не так в этом взгляде — сознание цеплялось за нужную мысль, но она всё время ускользала, как ящерица, сбросившая хвост. Он не показал ни одной мышцей на лице, что этот взгляд оказал на него такой эффект, и принял своебразную игру в гляделки. Вдруг внезапно отмер, совсем почти незаметно дёрнувшись. — Извини за внезапное вторжение, — наконец сказал он звонким, но немного хриплым, будто очень долго до этого молчал, голосом, весьма дружелюбно улыбнувшись, — Гарри Поттер. Мне семь, скоро будет восемь. Рад знакомству. — Том Риддл, — ответил Том с нотками стали в голосе, решив обойти социальные кружева приличий, — не могу сказать того же. Не шуми, не трогай мои вещи и не мешай мне — в остальном делай, что хочешь.       Гарри промолчал. В его глазах промелькнуло огорчение, он вмиг будто выцвел, помрачнел. Он неловко поджал губы, и отвел взгляд в пол, убрав руки за спину. В вернувшейся тиши капли, словно взрывы, бились о стекло.       Том уткнулся в книгу, дабы дочитать последние три страницы главы и со спокойной душою о ней забыть, совершенно перестав наблюдать за новым соседом. Тот, не услышав продолжения диалога, принялся разбирать собственные вещи с тихим шуршанием и шелестом. Тут же внимание Риддла автоматически на этом сфокусировалось — мало ли, что у нового соседа может быть полезного. Привычка оценивать всё вокруг уже давно въелась в характер.       Помимо совсем уж личных вещей, вроде нижнего белья и носков, на которые Том предпочёл не обращать внимания, у Гарри в чемодане оказались ещё одна давно потерявшая свою белизну рубашка, но уже с длинными рукавами, кирпично-красный свитер, шорты, три потрёпанного вида книги — две толстые и одна потоньше, деревянный гребень с какими-то инициалами на нём, плюшевый медведь, как видно, старый и самодельный, с пуговицей вместо глаз, тетрадки, перьевая ручка и небольшой флакончик чернил. На этом всё. У Тома вещей было, пожалуй, самую малость больше — умение воровать давало кое-какие плоды — но набор для сироты вполне стандартный.       Приютская форма, в которую Гарри переоделся сразу после разбора чемодана — широкие тёмно-коричневые шорты, такой же пиджак, белая рубашка с коротким рукавом и серые гольфы — смотрелись на Гарри как мешок, открывая вид на побитые, покрасневшие колени. — Здесь есть библиотека? — задал он вопрос, вновь смотря этим странным взглядом. — Да, но там только религиозная и детская литература. — Вот как, — ответил он рассеяно. На этом их маленький диалог был закончен. Ещё немного попялившись на Тома, послышались шаги и скрип петель, резанувший снова по ушам — Гарри, на радость Тома, покинул комнату.

***

      Марта Кессел наконец выдохнула, закрыв дверь двадцать седьмой комнаты. Она ей никогда не нравилась, прежде всего из-за её жителя. Том Риддл вечно наводил на неё беспричинную тревогу.       Хотя ей нравилась работа в приюте. Большая удача, что её, юную девицу без должного образования за спиной, приняли. Возможно, всё дело было в наступившей Великой Депрессии, в которую квалифицированных нянечек бедный детский приют при церкви, существующий на пожертвования, не может себе позволить — все они разбежались по семьям, став гувернантками или нянями для богатых особ.       Каждый шаг её дешёвых чёрных туфель отдавался по деревянному полу, сопровождаясь скрипами и едва слышимым эхо. Дети были сейчас предоставлены сами себе, в большей своей массе пребывали в комнатах. Через десять минут нужно будет выводить их на прогулку, и дежурить с ними сегодня, благо, не её очередь. "Благо" только потому что сегодня она чувствовала слишком много смятения из-за этого новенького, оттого и стоять на улице абсолютно не хотелось. Теребя подол хлопкового серо-голубого платья из-за чувства вины, которым она страдала редко, Марта постучалась в дверь с надписью "Кабинет Директора".       Миссис Коул сидела над какими-то отчётами за директорским столом. Она будто заранее неодобрительно посмотрела на неё поверх своих очков, как смотрела вообще на всех, кроме, наверное, своего отражения в зеркале. Иногда Марта думала, что она просто завидует её юности, ибо директрисе было уже около сорока, вот и зыркает вечно так осуждающе. — Прошу прощения, миссис Коул, я по поводу новенького, Гарри Поттера, — пытаясь прекратить терзать своё платье, но имея острую необходимость занять руки хоть чем-то, Марта сложила их сзади. — Что этот оборванец успел натворить? — резко выпрямляя спину, проговорила миссис Коул с таким презрением, что внутри Марту передёрнуло. Свет из окна, падая на миссис Коул сзади, сгущал тени на её слегка опухшем лице и подсвечивал рано поседевшие волосы, отчего и она сама, и весь её кабинет казались серыми и какими-то бесчувственными. Но Марта решила не забивать себе голову этой странной мыслью. — Нет-нет, с ним всё в порядке. Он вежливый, только очень молчаливый, — покачала она головой, — я только хотела спросить... может, стоит переселить его от Риддла? Ведь ещё же остались свободные кровати в пятнадцатой и одиннадцатой комнате...       Марта была глубоко убеждена, что жизнь в одной комнате с Томом Марволо Риддлом могла быть исключительно наказанием, чуть ли не хуже розг. После того, что он сделал с бедными Эми и Деннисом, она его побаивалась, особенно учитывая все его прошлые странности вроде полного отсутствия плача как такового после того, как ему исполнилось два года. Она и сама точно не знала, что конкретно он с ними сделал, но что-то нехорошее там точно произошло, учитывая, что они перестали общаться и играть с другими и заперлись в себе. Дети нравились Марте своей непринуждённостью и простотой, но Том, с его вечно спокойным поведением и холодным взглядом наводил на неё жуть. — Марта, — строго начала миссис Коул, прикрыв серые глаза, — не начинай. Ты прекрасно знаешь, что я не сделала бы это просто так. Когда его привели, я переговорила с его опекунами, его дядей и тётей. Ты знаешь, почему они сдали его к нам? — Вроде бы, насколько я знаю, они не могли его обеспечить, а родители мертвы, — склонила Марта голову набок, не понимая, к чему ведёт директриса. Нет, конечно, она видела их, и хоть сколько-то бедными они не казались, но мало ли ситуаций бывает. Так и более того, слишком часто такое и бывает — людям просто стыдно сдать внебрачного ребёнка или племянника, у которого родители отошли в мир иной. — Да-да, конечно, — с сарказмом сказала миссис Коул, закатив глаза, — нет, Марта. Они захотели избавиться от него, потому что он творил нечто странное. Они предупредили меня, что этот мальчишка ненормальный и рядом с ним вечно происходит какая-то чертовщина. А они люди порядочные, сказали, что не потерпят больше дьявольское отродье у себя дома и надеются, что здесь из него вытравят всю эту дурь.       У Марты похолодело в груди. Почти то же самое говорили в приюте и о Томе, которого отлучили от церкви. Но как, как этот милый кроткий ребёнок может быть хоть чем-то похож на этого... этого? У неё были подозрения, впрочем, что с этим ребёнком что-то не то. Он тоже был слишком спокоен. Слабый и хрупкий, словно стеклянная статуэтка, он шёл рядом с нею сгорбившись и смотря в пол, держа в руках этот маленький, как и он сам, чемодан. Он лишь один раз взглянул на неё — только тогда, когда миссис Коул попросила её проводить его до комнаты номер двадцать семь. В его взгляде не было ни печали, ни гнева — даже какая-то пустота. Будто там должно было что-то быть, но нет. Смирение, разве что, на грани с решимостью.       Да, Марте стало неуютно под этим взглядом. Словно он буквально слышал её мысли о его странной реакции. Но она не придала этому значения ни тогда, ни сейчас. Больше странностей, помимо очень уж необычно красивых глаз, у ребёнка не было, и это её и смущало. Он выглядел нормальным настолько же, насколько и все симпатичные дети в приюте, помимо Тома. — Ему самое место рядом с Риддлом. Таких, как они, уже ничто не спасёт. Нечего подвергать опасности других детей, — даже среди своих называвшая Тома исключительно по фамилии миссис Коул почти выплюнула эти слова, возвращаясь к документам и давая понять, что разговор окончен. Марта тихо притворила за собой дверь. Как Гарри вообще мог быть похож на Тома? Это только их приюту так невезёт, что на их головы уже два аномальных ребёнка?

***

      Тупой апрель. Тупые дети, шумящие где-то во дворе. Зачем Тома заставляют выходить вместе с ними? Он с бóльшим удовольствием посидел бы в комнате, чем мёрз, уже минут двадцать сидя на держущемся на соплях крыльце заднего двора, того самого, с полюбившимся ясенем. Под ним сейчас не посидеть, ведь дожди размыли землю, превращая её в чёрное рыхлое месиво с дополнением из грязной коричнево-серой воды. Мерзость.       Тонкая куртка, купленная на деньги из благотворительного фонда, толком не грела в нынешние тринадцать градусов, которые из-за влажного лондонского климата ощущались как все шесть. Том ёжился, как нахохлившийся ворон, пытаясь найти себе хоть каплю тепла.       За спиною возвышался приют — четырёхэтажная красно-кирпичная громада в форме буквы "П", с обширным передним двором, больше напоминающий территорию перед заводом от серого безжизненного асфальта. По краям — небольшое, фута четыре в ширину, расстояние между забором и стенами, поросшее травой до детских колен. Задний двор — куцо подстриженная, сейчас лежавшая в апрельском снегу и грязи лужайка с не слишком большим, даже каким-то низковатым ясенем. Ветви его голы и будто протыкают небо, как палки пену. На них слишком часто засиживаются вóроны и воробьи. Пальцы придерживали страницы "Братьев Харди", которую чудом удалось найти в библиотеке — как оказалось, недавно туда поступили новые книги от какого-то благоворительного фонда. Это действительно было большой удачей, Риддлу ужасно осточертели одни и те же книжки, которые он перечитывал по нескольку раз. Он ещё не прочёл сборники библейских сказок, но он скорее перечитает в четвёртый раз "Волшебника страны Оз", чем хоть коснётся этой чуши где-то помимо фантазий миссис Коул. — Что ты читаешь? — спросили сверху, как только Том погрузился в книгу окончательно. Он недовольно поднял голову, встретив перед собою лицо своего соседа по комнате.       Копна тёмных волос всё также похожа на подобие гнезда. Жёсткие пряди смотрят в разные стороны, на очках блестят несколько капелек воды. Худые щёки, вопреки холоду, лишь капельку розовые, и он кажется даже бледнее, чем в плохо освещённой комнате.       Гарри немного подрагивал — его куртка тоже не грела. Лёгкая любопытная улыбка озаряла его худое личико. Он казался чёрной кляксой на фоне беспросветного однородно-серого неба. Надо бы его прогнать, но любопытство Тома иногда перевешивало здравый смысл. — Что ты здесь делаешь? — ответил вопросом на вопрос, впрочем, прикрыв при этом книгу и давая увидеть название. Очевидно, другие приютские, выбежавшие на прогулку по обыкновению в стремительно, уже должны были успеть рассказать о слухах, гуляющих о Томе, или как минимум дать понять, что хорошее отношение к нему ничем хорошим не заканчивается. — Гуляю, — просто пожал плечами Гарри, — можно мне почитать с тобой?       Тому не требовалась компания, и ему так хотелось отказать, но рационализм, как и всегда, побеждал в нём. Нужно было прощупать почву — что за человек этот Гарри Поттер, есть ли у него какие-то слабые места или интересы, с помощью которых возможно будет его выжить из комнаты. Врагов (даже таких ничтожных и неважных) нужно держать как можно ближе. — Если не будешь мешать, — он отодвинулся чуть вправо, освобождая место на крыльце. Гарри тихо сел рядом, прижимаясь ближе от холода и беря вторую половину книги. Тома передёрнуло, и он бы отодвинулся, но некуда — слишком узким было крыльцо. К тому же, книга была небольшого размера, поэтому прижаться в любом случае пришлось бы. Оставалось только поджать губы и смириться.       Детективные истории Риддл любил больше всего. По иронии судьбы, именно их Том видел настолько редко, что каждая для него была равноценна слитку золота. Книга была относительно новая и ещё хранила в себе едва уловимый запах новой бумаги, не до конца перебитый библиотечной пылью.       Попросив только быстрый пересказ того, что Том успел прочитать, Гарри больше не задавал вопросов. Не перетягивал себе часть книги, читал бегло, но не бежал вперёд паровоза, и только жался ближе от холода. Они могли бы спрятаться где-то в приюте, но если их поймают — не видать ни книги, ни ужинов, поэтому приходилось моститься на этом холоднющем крыльце.       Строчку за строчкой читая, Том забывал о том, что происходит вокруг. Забывал и о раздражающем физическом контакте с соседом, и о сырости, и даже о самом приюте. Всё становилось совершенно неважным — появлялся совершенно иной мир перед ним, в котором не было той тягомотной скуки и тоски реальной жизни. Где происходило хоть что-то.       Гарри, как и обещал, молчал. Рядом было только едва слышно его тихое размеренное дыхание. Тепло его тела жгло Риддлу бок, и от этого ощущения он абстрагировался только через пять прочитанных страниц. На подкорке промелькнул вопрос — это Гарри такой тёплый или Том так сильно замёрз?       Именно поэтому Том, наверное, не сразу почувствовал чужой взгляд. Он просачивался в зону его внимания неприятным зудом. Спохватившись, он заметил, что Гарри снова смотрел на него этим взглядом "насквозь", но куда-то чуть вправо от его головы. — Почему ты не играешь с другими? — спросил Поттер, когда понял, что его заметили. — Потому что мне не нужны их глупые игры, — прикрыл глаза Том. Вот он дал повод его спровадить — надоедливые вопросы. Стоило выгнать его сразу. Риддл даже не чувствовал себя разочарованным. — О тебе ходят страшные слухи, — сменил тему Гарри, но сказал это таким шутливым тоном, что прозвучало сюрреалистично. Обычно об этом так не говорят. Сдавленно, с проблеском надежды, что все эти слухи — ложь, так иногда тоже говорили. Был кто-то, кто посмеялся над этим. Это всегда плохо заканчивалось. Для них. Гарри же сказал это без уничижения даже — будто говорит о какой-то такой сплетне, которая для всех очевидная чушь. Не верит слухам? — И что? Ты теперь боишься меня? — полусерьёзно спросил Риддл. Либо Поттер идиот, не понимающий, о чём говорит, либо.. впрочем, нет, для Тома не существовало это самое второе "либо", ибо, по мнению Тома, все так или иначе слухам подвержены и однажды на человека они повлияют. В лучшем случае не сразу, конечно, но неизбежно они проберутся куда-то на подкорку и сменят постепенно чужие убеждения. — Нет, я не верю сплетням, — покачал он головой, подперев ладонью подбородок, а локтём уперевшись в голые колени. — Может и зря, — сказал Том, смотря прямо в чужие глаза и вспоминая других лезущих к нему детей. Пугать их так получалось просто отлично — все говорили, что у него чертовски пугающий взгляд. Прошла одна секунда, две. Даже ветер будто затих. Том смотрел, но ничто в лице Гарри не изменилось, не выдавало страха — разве что улыбаться он перестал. А после произошло нечто совсем уж из ряда вон выходящее. — Ну, тогда я странный, — Гарри рассмеялся, широко улыбнувшись.       Вдалеке закаркали вороны. Риддл выдохнул, подавившись продолжением фразы, которую заготовил у себя в голове. Да, Гарри был странным, очень-очень странным. Он так непредсказуемо себя вёл, что Тома это начало раздражать, лишать чувства безопасности и привычности происходящего. И, вместе с тем, пробуждало интерес. Природное любопытство, присущее каждому умному человеку.       Колокол близлежащей церкви зазвучал, предвещая обед. Послышались крики нянечек. Гарри отдал Тому книгу, вставая с крыльца. Он протянул тонкую ручку Риддлу, сверкая искрами веселья из глазищ поверх очков. — Пойдём на обед? — Пойдёшь со мной — испортишь себе репутацию, — предпринял последнюю попытку отпугнуть Том, покачав головой и излишне громко, дабы слить куда-то своё скапливающееся с самого утра раздражение, хлопнув книгой. — И пусть, — продолжил стоять на своём Гарри, так и не убрав руку. Помолчав, Риддл встал, так и не приняв её. А Гарри будто и не расстроился, идя вслед за ним и лыбясь пуще прежнего. Хотя бы не болтает больше, и на том спасибо. И ходит тихо, как и он сам, не шлёпая по мокрой земле.       Они легко скользнули в поток толпы и детских голосов. Дети, которые их узнавали, отшатывались от них. На Гарри смотрели со смесью недоумения и сочувствия, в то время как на Тома — со страхом и неприязнью. Привычные взоры для Тома, которые почему-то и Гарри совершенно не смущали — словно он привык к такому.       Они опустились за один из общих столов, места рядом остались незанятыми. Столовая была одной из самых больших комнат в приюте, но при этом и одной из самых простых, где стояло только несколько длинных тёмных деревянных столов с обшарпанными ножками, такие же скамейки вдоль них и небольшой помост с висящим над ним крестом на стене. Еду ставили заранее, вынося на подносах из небольшой двери слева от входа, из кухни — Том видел однажды, когда рискнул раньше уйти с прогулки.       Скупой гороховый суп с совсем уж жалкой порцией плавающей в ней недоваренной картошки и пара кусков немного чёрствого хлеба составляли обед. Никто не жаловался, некоторые придирчивые, хотя это не самая частая здесь черта характера, просто недоедали. На более качественную еду денег приюта просто не хватает.       На помост вышел пастор в рясе. Гомонящие до этого дети резко умолкли, впрочем, не из уважения, а из страха перед розгами набожной миссис Коул. Он начал молитву перед едой, и дети склонили головы, закрыв глаза и очень убедительно притворяясь, что про себя молятся. Может быть про себя кто-то действительно молился — этого Том не знал.       Он просто притворялся. Жаль, что единственное, от чего освобождает отдучение от церкви — это воскресные службы. Молитвы перед едой же оставались обязательными и абсолютно бессмысленными, на взгляд Тома. Но разве его кто-то спрашивал?       Когда молитва в коем-то веке была окончена, Том помешал ложкой жидкость, которую тут называли супом. Он не был особенно привередлив, но каждый раз кривился и съедал дай бог половину от большинства порций.       Гарри же тут же набросился на еду. Он ел достаточно аккуратно, в рамках приличного, но очень быстро, практически не жуя, даже хлеб сразу проглатывая. Том покосился на него, но всё-таки промолчал. Ушли они первыми под общие взгляды толпы.

***

— Стив, ну ты чего? Гарри хороший, вежливый такой, — Мари, поджав под себя ноги, сидела на диване в общей комнате. Хелен и Дороти играли на ковре, вовсю изображая какую-то сценку с тряпичными куклами, мальчишки носились по помещению. Только они со Стивеном устроились на диване с порванной кое-где обивкой. — Да с ним что-то не так, говорю тебе! — Стив сжал руки в кулаки, — у него взгляд такой... как будто насквозь меня видит!       Общая комната с наступлением сумерек освещалась лишь одной лапмочкой под потолком. Она представляла собою весьма большое по сравнению с обычными комнатами помещение с бежевыми стенами, деревянным полом и огромным старым ковром, двумя диванами и шкафом с общими игрушками, который ещё не растаскали только потому, что за такое им бы дала по рукам миссис Коул.       Ему было уже одиннадцать, он считал себя взрослым, и малышни давно не боялся. Не боялся никого, кроме Тома Риддла и этого странного новенького. Сам факт спокойного общения с Томом вызывал у Стива кучу вопросов и опасений.       Гарри вёл себя вежливо и не разжигал конфликтов, но его взгляд... у него глаза такие неестественные, будто в них залили зелёную краску. И смотрит так, что мурашки по коже. Стив даже не мог объяснить это словами — под этим взглядом он чувствовал себя так, будто он рассказал какой-то свой самый страшный секрет против собственной воли. — Он ещё и с этим Риддлом якшается! — понизив голос, чтобы их не услышали другие, сказал Стив, — нормальные люди не могут ему улыбаться, ты же понимаешь. — Но он кажется таким милым...       Какая же восьмилетняя Мари наивная! Стива немного пугало, что она готова повестись на банальную вычурную вежливость. В приступе нежности он погладил её по золотистым кудрявым волосам под верещания о том, что "она уже взрослая"!       Мари убежала к сидящим на полу девчонкам. Стивен машинально посмотрел в противоположный угол комнаты, и его настроение вмиг понизилось.       Эми — маленькая кареглазая шатенка, сидела, сжавшись в углу и смотря в одну точку перед собой.       Она почти перестала разговаривать с той экскурсии, которая произошла около года назад. Но даже так, она продолжала приходить в общую комнату, панически боясь оставаться одна. Она хваталась дрожащими пальцами за любого, кто оставался и неразборчиво, сумбурно просила не оставлять её одну. Спала только в одной с кем-то постели, иначе начинала задыхаться от страха. А ведь малышке было всего семь.       Стива, да и почти всех детей передёргивало каждый раз, когда они смотрели на неё и Денниса. Запуганные призраки себя самих, жизнерадостных и активных детей. Стивен припоминал, что слышал из какой-то вереницы сплетен о том, что за неделю до поездки Деннис и Эми как-то ужасно рассорились с Риддлом. Что слишком уж странно для совпадения.       Том всегда был таким. Стивен помнил его ещё совсем маленьким. Он никогда не плакал, никто не хотел играть с ним, и это было взаимно. А то, какой он холодный... будто разговариваешь с живой куклой. Брр, жуть! — Эй, Стив, пошли с нами в прятки играть! — Билли Стаббс помахал ему рукой. Ну вот, видимо опять ушёл в свои мысли. — Иду!