Танец зарниц

      — …и не забудьте до конца недели завести журналы и сдать рабочие программы, личные дела и планы воспитательной работы, — заключила Василиса, оглядывая коллег, и преподавательница зельеварения Лариса Игоревна тут же всплеснула руками:       — Пятьдесят шесть страниц воспитательной работы за три дня — ты смеешься над нами, Васëн? А программы? Да как нас в этом долбанном «конструкторе» обязали их делать, так все, пиши пропало — с июля с ним разобраться не могу! Про личные дела я вообще молчу!       Коллеги согласно закивали и загудели — все, за исключением Крив Кузьмича и новенького учителя истории. Еще Астер, пожалуй, молчал, но ему было простительно — как аспирант, он не был обременен и четвертью тех бумажек, что должны были заполнять педагоги. Василиса, конечно же, понимала озвученные претензии и разделяла: сама должна была в короткие сроки заполнить множество директорских документов, а ведь и про преподавательские программы забывать нельзя было. И ладно раньше можно было напечатать все на компьютере за один лишь вечер, но с этого года с легкой руки Министерства все рабочие планы должны были делаться в специальном приложении, разобраться в котором мог только сущий гений.       Но так просто согласиться с Ларисой Василиса не могла, пусть даже искренне хотела.       — Во-первых, — со вздохом сказала Василиса, покручивая в пальцах перьевую ручку, — не стоит забывать о субординации, Лариса Игоревна: Васëна я вам в послерабочее время за чашкой чая, а здесь я Василиса Васильевна. Во-вторых, не я составляла сроки сдачи и вводила «конструктор» — все вопросы к доблестному начальству. Номерок дать?       Лариса недовольно поморщилась, всем видом показывая растущее недовольство, но дальше спорить не стала. Сославшись на скорый урок, она быстро скинула свои вещи в сумку и, громко стуча каблуками, покинула пределы кабинета. Суеверный Звездочет тут же последовал за ней — приснившийся ему накануне сон предупреждал остерегаться большого скопления людей, и профессор решил переждать дурной знак в своей комнате, свесив все занятия на молодого аспиранта. За ушедшими коллегами поспешили и остальные, и уже через пару минут в директорском кабинете осталось только двое: сама хозяйка и новый историк.       — Вы что-то хотели, Финист Андреевич? — спросила Василиса, одним лишь взмахом руки возвращая столу прежние размеры — чтобы вместились все преподавали, во время совещания его пришлось увеличить до переговорного.       Историк со странным именем Финист (Василиса всегда задавалась вопросом, как его родителям пришло в голову назвать так единственного сына) первое время внимательно изучал начальницу, а после с полуулыбкой отозвался:       — Неужели я не могу просто так остаться и немного побеседовать с женой?       — С бывшей женой, — тут же поправила его Василиса. — Мы в разводе. И, раз уж зашел разговор, я очень прошу тебя не распространяться об этом факте — не в моих правилах смешивать личное и рабочее. Думаю, это будет не сложно — мы два века как чужие люди.       — То есть, на семейные чаепития и задушевные разговоры я могу не рассчитывать, — со вздохом протянул Финист, и Василиса, так и не поняв, были ли его слова вопросом или утверждением, лишь строго заметила:       — Вам стоит поспешить, Финист Андреевич, звонок через пять минут, а до кабинета истории путь не близок.       — Как прикажете, Василиса Васильевна, — сказал он, сделав учтивый поклон головы, и послушно вышел.       Едва за ним захлопнулась дверь, Василиса торопливо открыла верхний ящик стола, вытащила на свет заветную пачку «Ротманса» и закурила, пытаясь понять, в самом ли деле этот короткий диалог с Финистом ни капли не взыграл на чувствах. Не было ни томления в груди, ни волнения, ни даже какого-то ликования от того, что жизнь сложилась вопреки его предсказаниям — ничего, чистый лист, пустая кинопленка. За исключением кольнувшего в груди беспокойства, ей нечем было порадовать Крив Кузьмича, уже подготовившего целый том с подколами в адрес ее отношений с бывшим мужем, но ведь это чувство было вполне оправдано, пусть и вызвано совсем другим человеком. Сбежавший в мае из-под стражи Морок заставлял ее беспокоиться круглосуточно и совсем не за себя, нет — за детей, каждую секунду находившихся под риском нападения Темного князя.

***

      Пока Василиса предавалась размышлениям и пагубной привычке, Финист весьма быстро миновал длинный коридор и несколько лестниц и оказался у кабинета истории, в котором царил настоящий бардак. Несмотря на то, что звонок на урок прозвенел десять минут назад, из класса даже сквозь закрытую железную дверь доносился хор голосов и звук беготни.       Нечему было и удивляться: ученики шестого курса пребывали в возрасте от одиннадцати до тринадцати лет, переживали переход из детства в отрочество, и вели себя соответственно: балованно, как дети, и невыносимо, как подростки. Странно было ожидать, что, оставшись без учителя, весь класс сохранит слоновье спокойствие: этого стоило ожидать от самых младших или, напротив, старших курсов, но никак не от шестого.       Ликбез о тонкостях ученической психологии Финисту еще вчера на совершенно добровольной основе провел стихийник Павлик, а сегодняшним утром закрепила зельевар Лариса Игоревна, и Финист, мысленно воспроизведя слова коллег и убедив себя не кричать с порога на шестиклашек, уже было открыл дверь, как чуть не был сбит с ног рыжим вихрем.       — Ой, простите, пожалуйста, я такая неуклюжая! Простите! Я просто заблудилась, на урок очень опаздываю! Простите! Я, здесь впервые, понимаете, новенькая, еще не все выучила, путаюсь немного. Простите!       Финист Андреевич тщетно пытался вслушаться в тараторение девочки — веснушчатой и рыжей, в школьной форме и с огромным, раскрытым наполовину рюкзаком за спиной, — потому как из ее скорого монолога ничего не понял. Однако что-то подсказало ему, что направлялась бедоносица в тот же класс, что и он.       — Входите, — сказал он, открывая дверь. — И больше не опаздывать.       Что-то вновь тараторя девочка ворвалась внутрь, а Финист Андреевич, пользуясь затишьем, спокойно прошествовал к кафедре. Рыжая бедоносица, как оказалось, спеша к своему месту споткнулась о ступеньку, чем привлекла внимание одноклассников. Сначала к себе, как к источнику шума, а после и к дверному проему, в котором застыл прежде неизвестный мужчина. Это и заставило ребят замолчать и с дружным единением проводить его взглядом до учительского места.       — Вы наш новый учитель? — догадливо спросил противно-приторный голосок, и Финист тут же ответил:       — Меня зовут Петельский Финист Андреевич, я буду вести историю магии вместо Григория Алексеевича.       — А что с ним? — раздался ожидаемый вопрос от темноволосой девочки в очках. — И с директорского поста ушел, и с учительского — он пошел на повышение?       — Гляди же, — хмыкнула девочка с короткой зеленой стрижкой. Говорила она хрипло, протяжно, словно на неродном языке. — За Мороком не уследил, вот его и сняли. Дома он теперь, с внуками нянчится да картошку окучивает.       Девочка в очках явно собиралась что-то сказать в ответ, но Финист ее опередил:       — Попрошу все личные дела и слухи обсуждать на перемене, а пока заняться уроком. Кто-нибудь, напишите мне список класса, а остальные раскрыли тетради и записали дату — второе сентября — и тему первого параграфа: «Инквизиционное средневековье».       Класс послушно заскрипел перьями и ручками, а Финист Андреевич, получив на руки список, внимательно прочел его:

1. Амбер Корвин 2. Болотная Кика 3. Волат Волад 4.Зимина Снегурочка 5.Красильникова Любава 6. Мирная Марья 7. Муромцева Анастасия 8. Наливайко Эй 9. Рыжова Алёна 10. Смертина Несмеяна — отсутствует 11. Штормградская Варвара

      Перечитав список еще раз, Финист Андреевич впервые задумался о том, что его имя, по сравнению со многими в этом классе, было вполне звучным. Но времени думать, нарочно или нет поиздевались над этими детьми их родители не было — они и так потеряли половину урока.