Я уже говорил, что готов ради тебя на всё?

Лёгкий ветерок мягко касался распущенных волос. В одних нижних одеяниях прохладно, но Цзян Чэн не обращал на это абсолютно никакого внимания. Ветвистое персиковое дерево в закатных лучах солнца радовало глаза своими чудесными маленькими цветочками. Лепестки изредка слетали вниз, кружась в объятьях ветра. Ваньинь стоял посреди дороги, ведущей в неизвестность, а на её пути стоял одинокий домик. Слишком знакомый. Он уже видел это ветхое здание. Во сне. И это же дерево. Цзян Чэн быстро сообразил, что спал. На небольшой площадке возле дома бегал ребёнок, одетый в белые одеяния, к низу переходящие плавным градиентом в чёрный. Волосы собраны в высокий хвостик, а на ладошках сидело несколько бабочек. Те были крайне рады обществу мальчика, облепили со всех сторон, не слетая, даже когда он бежал. Рядом сидела женщина, чёткими движениями вышивающая на ткани какой-то замысловатый узор. Приблизившись, Цзян смог рассмотреть метку, похожую на ту, что Лань показывал ранее. Очертания журавля, но не стоящего спокойно в воде, как это было у Сичэня, а летящего среди облаков, куда-то вдаль. Под ним виднелась маленькая фигурка дерева с цветами, а вокруг журавля летали мелкие, еле заметные, лепестки. Такая же была вышита и на рукаве мальчишки. На поясе у него висел маленький мешочек с цветочной вышивкой, смутно знакомый. Видимо, это подарок от матери. — Мамочка, мамочка! Смотри какие они все красивые! — воскликнул радостно ребёнок, размахивая руками. — А-Хуань, прошу, будь осторожней, эти существа крайне хрупкие, — мягко наставляла мать, улыбнувшись. Лань тут же замер, боясь даже шевельнуться. — Как же так? Что же мне делать, чтобы не навредить им? — взволновался мальчик, расставляя широко руки, не смея даже вздохнуть. Женщина лишь посмеялась, откладывая вышивку и приближаясь к сыну. Она мягко убрала бабочек, стараясь делать это максимально осторожно. Вскоре Лань был освобождён из плена и вновь радостно начал носиться по палисаднику, заполненному травами. Цзян Чэн жадно вдохнул дурманящий аромат. Осмотрелся. Над окном, повешенными на ниточки, висели пучки трав, сушащихся на жарком солнце. Инструменты по уходу за домом были свалены где-то у невысокого забора. Домашнего скота у семьи не было, они занимались выращиванием трав. — А растениям больно, когда их срываешь? — поинтересовался Хуань, присев рядом с большим фиолетовым бутоном, напоминающим гибрид розы и пиона. — Нет, сыночек, не больно, — ответила спокойно женщина. Лань кивнул, удовлетворенный ответу. Время шло. На землю опустились сумерки. За время, которое Ваньинь провёл здесь, ни одного человека мимо не прошло. Место отдалённое и пустое. Где-то среди леса. Здесь протекает узкая быстротечная река. Цзян Чэн решил понаблюдать, уселся на лавку возле забора. — Что-то сегодня твой отец задерживается, — тихо произнесла мать чуть беспокойно. Взгляд её потускнел, но Лань этого не услышал, изучая дикорастущие растения за забором. — Послушай, — неожиданно серьезно и слегка строго произнесла женщина. — Если мамочка вдруг заснёт крепким сном и не сможет проснуться, обещай, что покинешь дом и начнёшь жить в виде птицы. В её глазах читался страх и лёгкая паника, она с трудом сохраняла спокойное выражение лица. Но маленький Лань не мог этого понять. — Ты бросишь меня? Просто ляжешь спать и оставишь одного? — спросил обиженно Хуань, сложив ручки под грудью. Женщина лишь мягко провела пальцами по щеке сына. Сдерживать слезы для неё было и правда тяжело, но нельзя было по-другому. — Нет, я обязательно вернусь. Через много лет приду к тебе! Главное будь осторожен. Превратись в журавля, путешествуй, даруй миру свою доброту, — голос чуть дрожал. — А как же ты меня найдёшь, если я буду очень-очень далеко? — уже чуть менее грустно спросил Лань, приложив к губам палец. — Обязательно найду. Главное… — она не смогла закончить и сплюнула на землю кровь. Цзян Чэн встрепенулся, подбегая к матери, словно мог чем-то помочь. Но руки лишь прошли сквозь неё, а картинка зарябила. Сын обеспокоенно приблизился, протягивая к ней ладони, но она лишь мягко их отвела. — Мамочка скоро уснёт, А-Хуань. Тебе нужно идти, — прохрипела она из последних сил. Цуру смогла почувствовать приближение смерти мужа, с которым была связана дарами тела и души. Понимая, что сын не сможет пережить смерти родителей, она придумала рассказ со сном, из которого позже выйдет. На самом же деле она рассчитывала, что, когда Хуань повзрослеет, поймёт, что же произошло на самом деле, но к тому времени привязанность к ним будет не так сильна и боль не уничтожит в нём эту прекрасную душу. — Хорошо, но ты должна обязательно меня найти! Когда ты придешь? — на глаза мальчика навернусь слезы. — Я долго без вас не смогу, прошу, приходите скорее! Мать хотела было ответить, но лишь сжала губы в отчаянии и резко обняла Ланя, прижимая к себе. Лицо её резко побледнело, а руки тряслись, словно в припадке. Ей было безумно больно, но женщина нашла в себе силы и, мягко улыбнувшись, произнесла: — Иди, дорогой. Не попадись в руки плохим людям. Хуань хотел бы возразить, но увидев серьёзный взгляд, такой непривычный и странный, потому действительно развернулся и зашагал прочь. Его тельце окутала дымка, и в небо быстро взметнулся журавль. Женщина упала навзничь, выплевывая всё больше крови. — Пусть моя и мужа удача, перейдёт к А-Хуаню. Пусть удача навеки покинет убийцу нашего, — она повторяла эти слова из раза в раз, все тише и тише, пока не замолчала. Взгляд опустел, она замерла. Грудь больше не вздымалась от дыхания, изо рта не текла кровь. Цзян Чэн поклонился умершей и мысленно попросил прощения за то, что не может её похоронить. Эти события произошли далеко в прошлом, но мужчина не мог повести себя иначе. До него, конечно же, дошло, что во сне он мог увидеть прошлое Сичэня. Его мать была чудеснейшим ёкаем и смогла передать любовь к миру своему дитя. Цзян Чэн испытывал к ней небывалое уважение. Воспоминание о собственной матери, которая также защитила и отправила на лодке с Вэй Усянем прочь, а сама погибла, больно кольнула разум. По щеке покатилось нечто мокрое. — Свет мой, что случилось? — произнёс мягкий голос откуда-то сверху. Сичэнь одним пальцем стер с щеки одинокую слезинку. Цзян Чэн резко очнулся, осознавая, что лежит у него на плече. Мужчина резко отпрянул оглядываясь. Пристань. Они сидели на том же месте, как и в день, когда Сичэнь раскрыл свою сущность. В голову неохотно приходили воспоминания, как они вышли прогуляться по Ордену, так как Ваньинь был уже готов зарубить себя мечом от бесконечных свитков с иероглифами. Они пришли на пустую пристань наблюдать за проплывающими мимо лодками и Цзян сам не заметил, как уснул. — Тебе снилось что-то? — Да… Тут такое дело… — Приснилось моё прошлое? — спросил с усмешкой Лань. Цзян Чэн лишь вопросительно изогнул бровь. — Такое бывает. Когда ёкай отдаёт дар души, он дарует всего себя. Это значит, если предназначенный захочет, сможет увидеть прошлое ёкая во сне. Видимо, ты слишком сильно хотел узнать, кем я был, потому и увидел это во сне. Цзян Чэн задумался, вспоминая, что уже долгое время собирался расспросить Сичэня об этом, но никак не мог найти подходящего момента. Это крайне удобный метод узнавать о своём предназначенном, пусть и слегка странный, ведь можно увидеть то, о чем ёкай говорить не хотел бы. — Действительно, не хотелось бы, чтобы ты видел кое-какие моменты из моей жизни, — подтверждая мысли Цзяна, отозвался Сичэнь. — Но это всё я. Мы ведь становимся теми, кто есть, за счёт событий прошлого и скрывать от тебя что-то, значит утаивать какую-то часть себя, верно? Я этого не хочу, поэтому можешь смотреть эти сны без укоров совести. Цзян Чэн устыдился тому, что не испытывал ни капли вины, увидев подобное. Внезапно в голову пришла странная мысль. Повинуясь резком желанию, он быстро залез в рукав и достал маленький мешочек с чаем, подаренный Сичэнем. В глазах мелькнула понимание. — Так ты видел его во сне. Подарок от матери. Я берег его столько лет и вдруг решил, что теперь удача, которую он дарует, нужна тебе, — говорил Сичэнь, поглаживая волосы Ваньиня. — Мама говорила, он оберегает от злых людей и приводит в места, где можно отыскать лишь добросердечных существ. — Тогда он должен спасти меня от Вэй Усяня, — наполовину пошутил Цзян Чэн, рассматривая узоры. Сичэнь воспринял шутку серьёзно. — На самом деле кицунэ Вэй достаточно добр, но глуп. Я наблюдал за ним некоторое время. Вэй делал всё для тебя и семьи, был крайне благодарен и вовсе не понимал, почему ты так его ненавидишь. Считает, что его вины в смерти Госпожи Яньли нет, ведь это сделал не он, а глупый человек, желавший отомстить за брата. Цзысюань погиб, потому что Цзысюнь так сильно вывел Вэя из себя, что он не смог уследить за Призрачным Генералом. Ты никогда не пытался поставить себя на его место. Насколько я знаю, он бросил тебя и ушёл жить в лес в облике лисы, потому что тоже скорбел по приемным родственникам. Не смог видеть той же скорби на твоём лице, ведь это было слишком больно. Вэй вернулся, потому что захотел помочь бедному Мо Сюаньюю и избавиться от злосчастной руки. Разве это не добрый поступок? Попробуй вспомнить все его действия и понять, что он хотел как лучше, — говорил долго Сичэнь. Цзян Чэн раздражённо отбросил руку, которая мягко водила по волосам все это время. — Я хотел поговорить. Хотел простить и принять обратно. И что же он? Сбегал каждый раз с Ванцзи, нежился с ним объятьях, совершенно не заботясь о том, что думаю я! — гневно выдал Ваньинь, отодвигаясь от Ланя, с которым они до этого соприкасались коленями и боками. Сичэнь выглядел расстроенным. — Обида съедает тебя изнутри, — вздохнул Лань. — Не знаю, хватит ли моей удачи, чтобы вас помирить. Цзян вдруг вспомнил, что с появлением Сичэня они встретились с Вэем уже дважды, хотя до этого, последние несколько лет, ни разу. — Не нужно никого мирить. Мне и так хорошо, пусть катится к óни, — выдавил злобно Ваньинь, сложив руки под грудью. — Свет мой, разве не станет у тебя на душе легче, если… — Не станет, — грубо перебил он и поднялся на ноги. — Ты ничего не понимаешь, не смей больше говорить о нем в моем присутствии, — вспылил окончательно Цзян Чэн, подскочил на ноги и направился прочь. Сичэнь не стал догонять, всматриваясь в плывущие мимо розовые облака. Цзян Чэну понадобится много времени, чтобы наконец простить и принять себя и Усяня. Если он не сделает этого, то о любви к Ланю не может быть и речи. Сичэнь лишь тихонько усмехнулся улыбнувшись. Он сильный. Он точно сможет это сделать.

***

Ваньинь сегодня вновь отправился на ночную охоту, взяв с собой Цзинь Лина. Месяц пролетел незаметно, поэтому пришлось сдерживать обещание. Нервы натянулись, словно струна и были готовы в любой момент лопнуть. Когда Цзинь Лин случайно немного подвернул ногу, запнувшись о корень, Цзян Чэн накричал на него так сильно, что вся нечисть, наверно, разбежалась в ужасе от воплей. Парня чуть снова не заперли в Ордене, но Цзяну хватило благоразумия не делать этого. Сичэня в этот раз никто с собой брать не собирался. Он вроде ушёл на ярмарку, чтобы что-то купить. Откуда у Цуру деньги, он спрашивать не стал. Зная Ланя, он мог выиграть в любой азартной игре или розыгрыше, хотя в первом не стал бы участвовать, по понятным причинам. Сегодня попалось не слишком много нечисти: несколько óни, снующих из стороны в сторону, некоторые восставшие мертвецы. Могилы тех разворошили первые, надеясь найти не слишком тухлое мясо, но находили лишь полусгнившие тела, которые есть не хотелось. И вот, среди десятков деревьев мелькнуло нечто стремительное и тёмное. Ученики встрепенулись и лишь Цзян Чэн остался полностью спокоен, даже не стал закрывать Цзинь Лина от опасности. От существа исходила пугающая энергия смешения óни и рейки. Будто сотни этих существ слились воедино и превратить в нечисть, невиданную ранее никем. Поджилки учеников затряслись. — Выходи на свет, паразит, — прошипел Цзян Чэн, когда ученики уже были готовы дать дёру в сторону Ордена. На дороге появилась изящная девятихвостая лисица, которая уселась прямо перед вооружёнными учениками, не боясь абсолютно ничего. За её спиной, через некоторое время, появился Лань Ванцзи, низко поклонившийся Цзян Чэну. — Глава Ордена Цзян. — Что вы здесь забыли? Неужели запрет на появление Вэй Усяня на этих землях для вас уже ничего не значит? Хотите вывести меня из себя окончательно? — Прошу прощения, я поддался его уговорам отправиться за здешним вином, — холодно, но вежливо ответил Лань Ванцзи, не переходя грань. — Какой ужас, братик не рад меня видеть… — с наигранной грустью произнес Вэй, превращаясь в человека. — Ах, моя попытка напугать тебя совершенно не увенчались успехом. Крайне досадно. Цзян сжал кулаки. Третья встреча… Как долго это будет продолжаться? Почему он каждый раз должен ощущать эту вздымающуюся к горлу обиду и скорбь? Жил ведь столько лет, ничем не тревожась (ложь), а тут появился этот слишком добродетельный Лань Сичэнь и пытается всё испортить. Цзян Чэн вытащил из рукава знакомый мешочек, который с таким трепетом в сердце сжимал сегодня днём, который так долго рассматривал, удивляюсь умелости мастера. Он сжал его в пальцах, а затем швырнул куда-то в куст. — Мне не нужна твоя долбанная удача! Мне не нужен ты! — прокричал Цзян Чэн, стремительно удаляясь от десятков учеников. — Не волнуйся, братик, я обязательно провожу Цзинь Лина до Ордена в целости и сохранности! — прокричал в след Вэй Усянь. — Катись в Диюй! — отозвался гневно Цзинь Лин, пытаясь ускользнуть. Но Цзян Чэн не слышал их. Просто хотел уйти как можно дальше. Он не имел права вмешиваться в жизнь. Не смел что-то менять в нём. Не должен был так волновать и притягивать. Как он мог так просто переворачивать всё с ног на голову? Цзян Чэн уже давно смирился, что счастливого конца ему не видать, а тут появляется какой-то Цуру и пытается всё изменить? Цзян Чэн не просил помощи. Ему абсолютно все равно на Вэй Усяня. Эмоции лились через край. Мужчина не мог себя сдержать. Хотелось кричать, рвать на голове волосы, зажать Сичэня в объятьях, прибить несколько сотен тёмных тварей, лишь бы сердце перестало так бешено колотиться в груди. Это всё из-за него. Лишь Лань виновен в том, что сейчас происходило. Нужно вернуться в те времена, когда он был одинок. Где рутина проглотила его и утащила глубоко на тихое дно, не издающие и единого звука. Он уже привык жить без свежего воздуха и видеть лишь подводную тьму, а он посмел осветить путь и тащить на поверхность. Эти изменения бесили, вымораживали. Прогнать Сичэня значит вновь погрузиться на молчаливое дно… Ощущать ежедневно это давящее чувство никчемности, зудящую обиду и злобу. Ноги сами несли куда-то вдаль. Цзян Чэн не разбирал дороги. Лёгкие уже горели пламенем, а в горле пересохло. Вдруг под ногами исчезла земля. Он прокатился несколько метров по небольшому холму, запачкавшись. Сердце продолжало колотиться в груди. Ваньинь ударил землю рядом с собой в отчаянии. Где он сейчас? Что делает? Какие чувства посетят Цзян Чэна, когда они вновь увидятся? Он захочет прогнать Ланя или упадёт в объятья? Мысли внутри зудели. Как понять, что ты чувствуешь к человеку? Разве это вообще возможно? Это ведь так тяжело. Принять себя и окружающих, смириться с неидеальным собой и окружающим миром. Чем больше Цзян Чэн думал, тем больше убеждался, что это невозможно. Речи Сичэня складки, но слишком утопичны. Этот излишний оптимизм безумно раздражал, но так притягивал. Хотелось взглянуть на мир его глазами и понять, каково это любить себя и других. Ваньинь свернулся на траве клубочком, размышляя о чём-то. Он не знал, куда идти. Оставалось лишь лежать здесь и думать о жизни и собственных чувствах.