Боль, которую не выплакать

Джонхан тяжело дышит, смотря в то место, где раньше был Сынчоль. Сказать, что он удивлён, ничего не сказать. Ноги подкашиваются, и тот буквально валится на землю, благо за спиной была стена. Внутри всё горит и дрожит, но не от трепета, а от ужаса. Чужую реакцию Юн понять может, потому что и сам не может поверить в происходящее. Слёзы против его воли наворачиваются на глаза. Внутри всё неприятно и тревожно сжимается, заставляя сердце буквально колотиться. Казалось, что оно способно сейчас пробить рёбра. Дыхание сбилось настолько, что дышать становилось с каждым вздохом всё тяжелее, лёгкие рвало неприятной болью. Его накрывала истерика. И это было не удивительно. Последнее, чего Юн ожидал, что его жизнь может повернуться именно так. Влюбиться в Сынчоля, по факту, не очень сложно. Сложнее поверить, что именно он твоя судьба. И ты сам, своими руками, сделал так, чтобы твоя родственная душа не смогла воспринимать тебя нормально. — Да что же это такое… — дрожащим и срывающимся голосом шепчет Джонхан, зная, что его никто не услышит. *** Джонхан не особо хорошо помнит, как он добрался домой. Всё было словно в тумане. В квартире Юн собирает все углы прежде, чем завалится на кровать. Парень чувствует, что ему нужен хоть какой-то отдых. Тело было практически свинцовым, двигаться было трудно. Всё, на что Джонхану хватило сил, это просто упасть на кровать, даже не переодеваясь. В голове путаница. Джонхан думает, что, возможно, он просто сходит с ума и всё, что случилось, просто галлюцинация. Ну не могло же такое случиться, правда? Но вот слова, вбитые в чужую кожу, всплывают в памяти и говорят, что правда всё это. Парень поджимает губы, снова всхлипнув. Слёзы текут по щекам, неприятно их обжигая, и тело снова начинает немного потряхивать. Постепенно его накрывает осознание того, что, похоже, не построить ему сейчас нормальных взаимоотношений с Сынчолем. Если бы было иначе, сбежал бы Чхве таким образом? Да и вообще его поведение… Взгляд, голос, реакция. Всё было пропитано странной злобой, пускай и не необоснованной. Даже от простых воспоминаний Джонхан непроизвольно сжимается, и ему страшно представить, что будет на работе. Парню очень не хотелось пересекаться как-то с Сынчолем, потому что он был уверен, что тот будет реагировать точно также. Джонхан тяжело вздыхает, думая, что надо бы всё-таки хотя бы переодеться и лечь спать. Но нормально сделать это ему не суждено. Уже садясь на кровати, Юн чувствует сначала странное жжение, а потом резкую сильную боль в предплечье. Режущую боль. Джонхан резко вскрикивает и вскакивает с кровати, схватившись за руку. Ощущение не проходило, рука буквально горела, режущее ощущение становилось сильнее. Джонхану кажется, что боль настолько сильная, что ощущается едва ли не в кости, и это заставляет сильнее сжать руку в том месте, где болело. И тут Юн ощущает, что что-то не так. Рубашка под пальцами была влажной. Странно влажной. Парень опускает взгляд на руку, убрав от неё вторую, и застывает. Кажется, даже бледнеет. Внутри всё снова сжимается, но теперь будто бы обрывается. Падает вниз и разбивается осколками. Осколками, что впиваются в сердце и руку. На рубашке была кровь. Светлая ткань потемнела, пропитавшись кровью насквозь. С тонких губ срывается судорожный вздох. Вздох осознания и страха. Да, кажется, главному страху всё же суждено случится. Джонхан словно ошпаренный влетает в ванную комнату, включает воду в раковине и закатывает рукав в рубашке. В месте, где рукам все ещё продолжала болеть и гореть, был порез. Достаточно глубокий и длинный, из-за чего он сильно кровоточил. Юн смотрит на рану с ужасом и издает тихий стон. Стон не сколько боли, сколько разочарования. Именно этого Джонхан всю жизнь и боялся. Его родственная душа, Сынчоль, не принимает их связь. Джонхан обрабатывает рану, перебинтовывает руку и уходит обратно в комнату, где заваливается на кровать. На работу он не выходит. *** — Рассказать ничего не хочешь? Утро рабочего дня Джонхана начинает с претензии. Парень сразу же тушуется и натягивает рукава объемной кофты до пальцев, хотя рукава и так были безбожно длинные. — А что я должен рассказать? — Почему тебя вчера не было, почему ты не предупредил меня и с каких пор ты носишь такие вещи? Что происходит? — Плохо мне стало, а тебя просто не хотел отвлекать от работы и беспокоить. Ты бы не смог нормально работать. А насчёт кофты… То что не так с ней? — Так… — Минхао выдыхает с откровенным раздражением. — А подумать, что я буду волноваться сильнее, если вообще понятия иметь не буду о том, что с тобой произошло, сложно было, да? Или мозгами пользоваться нынче не в моде? И кстати, эту кофту я прекрасно помню, и ты надеваешь её только тогда, когда тебе морально тяжело и плохо. Что происходит? — Ничего не происходит, — Юн снова непроизвольно натягивает рукава кофты до пальцев. — Так, хватит врать, — Су шипит это почти что зло и хватает Джонхана за правую руку. Тот дергает и шипит от боли, ведь рана была именно на ней. — Что с тобой? — Н-ничего. Джонхан заикается, а Минхао этому «ничего» не верит. Хватает того за правую руку, которую поднимает к своему лицу, и оттягивает рукав кофты. Бинты на ней буквально невозможно не заметить, из-за чего Минхао смотрит на друга с непониманием и даже осуждением, ведь как такое можно скрывать? Су уже хочет высказать по этому поводу, как в кабинет входит Сынчоль, широко распахнув дверь. Минхао поворачивает голову и приподнимает брови, взглянув на Чхве, а вот Джонхан поникает, немного побледнев. Чхве окидывает коллег нечитаемым взглядом, однако взгляд его тормозит на несколько секунд на перебинтованной руке. После чего смотрит на лицо Джонхана и взгляд Сынчоля меняется. Меняется на резкий, колкий, тот смотрит с неприкрытым раздражением и даже отвращением, после чего парень достаточно резко разворачивается и молча садится за свой стол. — Потом поговорим, — с этими словами Минхао отпускает чужую руку. Оставшийся рабочий день проходит в непривычной для их коллектива тишине. Сынчоль присутствие остальных просто на просто игнорирует. Джонхан сидит тише воды ниже травы, почти что забитый, подавленный, и от работы не отвлекается ни на что. В перерыв буквально пулей вылетает из кабинета, что сопровождается очередным раздражённым взглядом от Сынчоля. И Минхао как-то совсем перестает понимать происходящее. Они хоть и так друг друга «не любили» раньше, но такого никогда не было. Особенно со стороны Джонхана. Он выглядел сильно подавленным. — Мы должны поговорить с ним вечером любыми путями, — говорит Джун в перерыв. — Согласен, — отвечает ему Минхао. *** Джонхан первым покидает редакцию, когда заканчивается рабочий день. Делает это он настолько быстро, что Минхао и Джунхвэй удивлённо поднимают головы и сами резко начинают собираться. И только Сынчоль продолжает сидеть, не поднимая головы. Он лишь кидает косой раздраженный взгляд на нервного Юна, но тут же его отводит, когда фигура скрывается за дверью. — Стоять! Джонхан, стоя уже на улице, слышит, как его окликают, и в эту же секунду на его плечо опускается чужая рука. Это заставляет вздрогнуть и нервно обернуться. Но потом парень выдыхает. Это были всего лишь Минхао и Джун. Первый приобнимает его за плечи и тянет к себе. — Мы идём с тобой, и это не обсуждается. Ты нам всё расскажешь. Но сначала за пивом. Джонхан тяжело вздыхает. Спорить всё равно смысла нет. Пиво значит пиво. Пока они добирались до дома Юна, Джун и Минхао постоянно говорили и втягивали в разговор Джонхана. По большей части вспоминали университет. Особенно то, что мог натворить Джонхан. Например, опоздать на пару и завалиться с таким шумом, что слышно было на этажа два минимум, но при этом отмазаться от препода. — Да ничего такого я не делал, — фыркает Юн, стоя на кассе, чтобы оплатить алкоголь. — Просто состроил красивые глазки и нахвалил его работы. Профессора Чона купить комплиментом проще простого, вы это и так знаете. А, ещё я пообещал ему помочь — и помог! — со статьёй для какого-то журнала. Правда, не помню какого. — Чудила, — хмыкает Минхао. В квартире Джонхана его друзья хозяйничают больше, чем сам Юн. Того просто на просто заставили завалиться на небольшой диван и ждать у моря погоды. Пока Джунхвэй занимался неким подобием ужина, чтобы не глотать пиво на пустой желудок, Су изучает ванную комнату. Вернее, одно конкретное — аптечку. Не трудно было заметить, что бинты использовались недавно. Возможно, даже сегодня утром. От этого Су хмурится. Картинка в голове постепенно складывалась, и она ему очень сильно не нравилась. Юн был слишком аккуратным, чтобы порезаться. Различного рода травм у него тоже давно не было. Не хотел верить Минхао, что что-то подобное могло случиться с его близким другом. Но нужно было выбить из Джонхана адекватное признание. — Но всё же… Почему вы здесь? — спрашивает Юн, когда рядом падает Минхао, в то время как Джунхвэй всё расставляет на журнальном столике. — Мы знаем тебя далеко не первый год и видим, что что-то случилось, — говорит Мун, садясь после рядом с парнями. — И хотим поддержать тебя. Даже если ты не хочешь говорить, в чем дело. Джонхан качает головой, непроизвольно касаясь поврежденной руки через ткань кофты. Этой темы они и правда не касаются большую часть времени. Сначала они просто говорили, ели и пили. По большей части ели, ибо Джун довольно хорошо готовил. Потом Минхао решил, что нечего просто так сидеть, нужно поиграть. Любили они на самом деле это дело, ещё с университетской скамьи, часто играли в мортал комбат, вот и сейчас также. Уже изрядно подвыпившие Минхао и Джонхан проводят очередной раунд в игре, и Су смешно и громко ругается по поводу ещё одного проигрыша. — Да сколько можно то?! — китаец даже покраснел от возмущения и алкоголя. — Просто признай, что я хорош во всём, — Юн пьяно смеётся. Джун следом за другом хихикает, из-за чего в него летит подушка, ибо «ты вообще-то должен быть на моей стороне!». Из-за этого Джонхан начинает смеяться громче, а этот смех подхватывают и друзья. Минхао даже заваливается на спину и почти сваливается с неё, как происходит то, что заставляет его дёрнуться резко и схватиться за спинку, чтобы действительно не упасть. Сквозь чужой смех слышится вскрик боли. Высокий и напряженный, а Джонхан резко сгибается и даже выпускает из руки бокал с пивом. Тот разбивается слишком громко в повисшей тишине. Джун резко подсаживается к Юну, который согнулся в три погибели и схватился за правую руку. Парень громко шипит и даже почти скулит, сильно зажмурившись. Если присмотреться, то будет видно, что на глазах выступили слезы. Минхао садится рядом с Джонханом тоже, но в отличие от Джуна не смотрит. Убирает левую руку от правой и задирает рукав кофты. Покрасневший от крови бинт приковывает к себе взгляд, и Джунхвэй с Минхао практически застывают на пару секунд, смотря на пятно. И замечают ещё кое-что. Из-под бинта виден порез. Довольно некрасивый и глубокий порез, который кровоточил. Свежий. Парни переглядываются друг с другом, молча соглашаясь, что картинка происходящего сложилась окончательно. Рана взяться из ниоткуда может только в одном единственном случае. Су берет чужую руку в свои дрожащие руки. И удивляется тому, что дрожит сам. Но это было и не удивительно. Близкие всегда боялись, что с кем-то из их окружения может случиться «непринятие». Это тяжело, это больно, это опасно. И внутри у Минхао всё неприятно сжимается и болезненно тянет, когда он смотрит на такого Джонхана. Джонхана, что жмурится и почти плачет от боли, старается не скулить и сжимает его пальцы своими. Это тяжело, это больно. Джун уже был в ванной и подготовил всё, чтобы обработать новую рану. Минхао аккуратно поднимает друга, придерживая за талию. Держал его так, словно Юн был хрупкой фарфоровой куклой, которая сломается от любого неправильного прикосновения к ней. Отводит его в ванную, где Мун снимает старую повязку и непроизвольно вздрагивает, видя порезы. Оба глубокие, широкие и длинные. Джунхвэй поджимает губы, а Джонхан отворачивается и шипит, когда чувствует касания к порезам. Джун старается делать всё аккуратно, потому что видеть и слышать Юна, страдающего от боли, было очень неприятно. Через несколько минут они возвращаются обратно в небольшую гостиную. Джонхан сидел молча, смотря тупо перед собой, сжав руки в замок. Он был явно напряжен и выглядел так, словно вот-вот заплачет. Су кладёт руку на его плечо, немного сжимая. Тяжело было осознавать, что этого, на самом деле хорошего человека, этот мир пытается, по сути, отвергнуть. И очень хотелось как-то помочь, но что они могут сделать сейчас? Только поддержать. — Джонхан, пожалуйста, скажи кто? Уже нет смысла ничего скрывать. Но и мы даже поддержать тебя не сможем, если ничего не будем знать? — говорит вместо Минхао Джунхвэй. Минхао тем временем обеспокоенно поджимает губы. — Я не думаю, что вы хотите знать, — едва слышным шёпотом отвечает Джонхан. — Это важно, ибо касается тебя. — Это Сынчоль. В комнате повисает гробовая тишина, нарушаемая лишь тяжелым джонхановым дыханием. Минхао и Джунхвэй удивлённо переглядываются, не зная, что вообще можно сказать в этой ситуации. Этого не мог представить себе вообще никто. Даже не смотря на то, что почти вся редакция думала, что они подначивают друг друга ради внимания, поверить в такое — почти невозможно. — А ты… уверен? — тихо начинает говорить Джун, но его перебивают. — Твоё обнажённое тело должно принадлежать тому, кто полюбит твою обнажённую душу. И нет, эту фразу я не искал в гугле. У него вторая половина находится под ключицей. Под левой. У него под чёртовой левой ключицей начало м о е й фразы. Я не мог перепутать. Голос Джонхана звучит надрывно, его снова начинает трясти, явно накрывая очередной истерикой. Видимо, парень всё не мог принять случившиеся. Не мог и, видимо, боялся. Хотя, можно и без видимо. Друзья прекрасно знали про его страх. Страх попасть в подобную ситуацию. И, конечно, Юн не мог смириться и принять жестокую реальность. Реальность, в которой он сам один из непринятых. Реальность, где его родственная душа желает, чтобы этой связи никогда не было. — Ну да, ошибок быть явно не может, — негромко и подавлено говорит Минхао. — Но только почему всё… так? После этой фразы и Джун, и Минхао смотрят на перебинтованную руку. А Джонхан продолжает смотреть в пустоту, стараясь подавить накатившую истерику. Су долго смотреть на это не может. Он притягивает парня к себе, заставляя того уткнуться себе в плечо. Это Юна добивает. Джонхан громко всхлипывает, обхватив чужое тело руками и чувствуя, как слезы стекают по щекам и впитываются в чужую одежду. Сзади его приобнимает Джунхвэй, прижимаясь щекой к дрожащей спине. *** Дальше всё идёт даже хуже. Практически всю следующую неделю на руках (уже именно руках) Джонхана появлялись новые порезы. И все они были сильными и глубокими. Руки от них уже ныли, но отчасти Юн был благодарен тому, что страдали только они. Пусть на руках живого места почти не было, только с ними было проще. И не страдало ничего жизненно важного. Джонхан боялся представить, что было бы, если бы раны коснулись, например, горла. Сынчоль становился всё холоднее и резче. Шипел, рычал, ругался на всё, что было связано с Джонханом и касалось его самого. А сам Юн, с каждым таким выпадом в свою сторону, казался лишь мрачнее. Казалось, что он забивался в свои проблемы всё больше. Всё больше закрывался в себе. Даже Джун и Минхао узнавали о новых порезах по факту, когда замечали новые бинты на руках. Минхао порывался что-то сказать по этому поводу, но Джунхвэй постоянно его тормозил. — Не нужно. Ему и так тяжело. От того, что ты будешь на него давить, лучше не станет. Захочет — расскажет сам. И Су на это кивал. Понимал, что Джун вообще-то прав, но он слишком волновался за Джонхана. И Мун волновался тоже, но из них двоих он был более эмпатичным. Это было одной из множества черт, что привлекали Минхао. Ситуация резко меняется, когда Джонхан снова на день выпадает из работы. Минхао себе места не находит. Джун, если честно, тоже, но этого не показывает. Старается держать себя в руках, хотя пальцы нервно стучат по столу, а взгляд постоянно мечется к телефону в надежде на то, что увидит ответы на свои сообщения. Но нет. Чхве тоже кидает взгляды на пустое рабочее место, и Джуну честно хочется думать, что это всё муки совести. Но было не особо похоже. Взгляд настолько стальной, что если бы так посмотрели на него самого, Джуну бы захотелось сбежать. Да и так хотелось, если честно. Мун не понимал от слова совсем, почему Сынчоль начал себя так вести. Да, Джонхан был не самым приятным человеком в общении с ним, но чёрт возьми. Это же не значит, что можно так отрицать связь с ним, так ещё и так к нему относиться. Как-то Джонхан не совсем аккуратно сел, из-за чего стукнул ногой о стол. Конечно, это было громко. — Да когда же ты станешь потише наконец?! — громкий голос Сынчоля звучит слишком резко в тишине кабинета. — П-прости… Джонхан говорит это совсем тихо, но Чхве очевидно его слышит. Это было понятно по громкому раздражённому фырканью. Минхао хотел уже было начать заступаться за друга, но Джун останавливает его жестом. Да, кричать на Джонхана было вовсе не обязательно, но и ругаться сейчас было всё равно не к месту. А Юн вжался в кресло, опустив взгляд на свои израненные руки. Тонкие губы были сжаты, и их было почти не видно. Он казался буквально затравленным. Бледный, с крупными синяками под глазами, которые скрывались под слоем макияжа. Джонхану оставалось только затрястись для полноты картины. Но вот если присмотреться, то Юн был на грани этого. Джонхан становился с каждым днём всё мрачнее и мрачнее. Происходящее давило на него настолько, что от прежнего Джонхана осталось почти что ничего. Не было ни уверенности, ни задора, ни яркости. Лишь бледная тень некогда яркого человека. Эта тень приходит на следующий день после своего «прогула» и вот тут друзьям хочется рвать и метать. На тонкой бледной шее был пластырь, который немного торчал из-под высокого воротника кофты. Юн молча проходит в кабинет, садится за рабочее местно и принимается за работу, игнорируя все взгляды. А вот Сынчоль тут же покидает кабинет и возвращается лишь минут через двадцать. Минхао терпеть уже особо не может и решает, что вечером всё же устроит разбор полётов. А пока Чхве отделывается только гневным взглядом, на который тот поднимает брови. Су же хотел ему по роже заехать, потому что знал, что Сынчоль понимает происходящее. И это Минхао сильно злило. Сынчоль понимал и не собирался делать с этим полное ничего. Кажется, его более чем устраивало его положение. И с каждой минутой китаец злился все сильнее. Зло вставало комом в горле, пальцы мелко дрожали, из-за чего тяжело было печатать. Со злости Минхао даже бьёт кулаком по столу. Джунхвэй на это обеспокоенно дёргается, Сынчоль смотрит удивлённо, а Джонхан… А Джонхан ничего. Сидит себе и работает, не обращая внимания ни на что. Вечером того же дня, когда до конца рабочего дня оставалось минут пять, просит Джунхвэя не дать Джонхану выскочить из кабинета. Мун понимает, к чему всё это идёт. Ему это не нравится и он хмурится, но кивает. Встает с места и останавливается у стола Джонхана, делая вид, что хочет вовлечь его в разговор. А вот Минхао подходит к Сынчолю, не давая ему выйти из-за своего стола. Он смотрит на того зло, руки сжаты в кулаки, а дыхание тяжелое и резкое. Чхве на это всё лишь приподнимает брови, молча спрашивая «и что это такое?». — Мне вот честно и искренне интересно одна вещь… Тебе правда всё равно? Тебя всё устраивает? — А что меня должно не устраивать? — говорит Сынчоль абсолютно безразличным тоном. Джун и Джонхан оборачиваются в их сторону, заметно напрягаясь. — Ага. То есть и в твоём поведении всё нормально? Особенно в том, что ты одного из нас буквально затравил, — начинает Су издалека. — Да я вроде ничего такого не делал, кроме замечаний небольших. — Небольших? Ладно, — Минхао тяжело и шумно выдыхает сквозь зубы, стараясь держать себя в руках. — Только я говорю не только про работу. О нет, далеко не про неё. Ты не думал, что ему как бы немного б о л ь н о из-за того, что ты делаешь? Минхао смотрит на лицо Сынчоля, пытаясь уловить его мимику, но вот сам Сынчоль смотрит сейчас далеко не на него. Он переводит взгляд, полный презрения, на Джонхана, который из-за этого даже вздрагивает и прячется за Джуна, что стоял рядом. Мун в свою очередь хмурится. Плохо это всё было. — А трепать языком не научили своего болезного? И вас это, кстати, не касается. А вообще да, мне всё равно на то, что с ним происходит. — Зато нам нет. И нас это касается, Джонхан наш друг. Я не спорю, что вы вели себя как кошка с собакой, но это не даёт тебе права так относиться к нему. Может, хорошего он сделал и немного, но всё равно, так нельзя! — Минхао начинает срываться на повышенный тон. Даже уши от злости покраснели. — Мне-то какое дело? М е н я это не касается? — Сынчоль тоже перестаёт сдерживаться и слова буквально шипит. — Тебе? Тебе?! Тебе вообще-то не должно быть всё равно! — рявкает Минхао. — Ты прекрасно знаешь, как наш мир реагирует на отрицание. Знаешь, к чему это приводит родственные души. И тебе всё равно?! Или ты хочешь, чтобы всё стало настолько плохо и он умер?! Разговор как-то резко переходит на повышенные тона и Су уже практически кричит, абсолютно забив на то, что в редакции однозначно ещё был Вону и он, скорее всего, все слышит. Ему плевать, что это могут слышать другие. Прошедшая неделя была для него достаточно тяжёлой. Он не мог спокойно воспринимать происходящее с Джонханом. Ему хотелось, чтобы всё было хорошо. Ну или просто набить Сынчолю лицо. — А может да?! — не сдерживается Чхве и далеко не сразу понимает, какие слова срываются с его губ. — Может, это мне и нужно? Тогда эта чёртова бесполезная и ненужная связь исчезнет, и я буду свободен! В кабинете повисает гробовая тишина. Джун с Минхао смотрят на Сынчоля с недоумением, а Джонхан смотрит куда в пол. Но через мгновение резко дергается, встаёт с места, уронив стул, и вылетает из кабинета. Джунхвэй, стоявший рядом, тяжело выдыхает, но не спешит идти за ним. Понимает, что не он сейчас нужен. А вот тот, кто нужен, смотрит вслед Юну несколько секунд, а потом переводит взгляд на Чхве. Взгляд холодный, безэмоциональный и мрачный. Желание как-то спорить с этим человеком пропало слишком резко. Хотя, есть ли смысл в этих спорах? И так всё понятно. — А я считал тебя хорошим человеком. Ну, или хотя бы нормальным. Видимо зря, — и выходит следом за Джонханом. Тот обнаруживается в туалете. Он стоит перед зеркалом и рассматривает собственную шею. Там был новый порез. Такой же отвратительно широкий и глубокий, как и остальные. Повезло, что не зацепил артерию. Но и расположение у него было интересное. Порез переходил на ключицу. Правую ключицу, под которой была надпись Джонхана. И это было иронично. Кровь окрашивала светлую кофту в неприятный темно-красный. — Пошли, это надо обработать, — тихо выдыхает Минхао, приобнимая Джонхана за плечи и выводя из туалета. Джун же в это время был в кабинете с Сынчолем. Парень опёрся бедрами о рабочий стол Юна и, скрестив руки на груди, взгляд с Чхве не сводил. А тот выглядел слишком удивлённым. Вспылил и не понял, что сказал? Возможно, только вот это явно вертелось у него на языке. Неприятная ситуация, с которой надо что-то делать. — Скажи мне, пожалуйста, что ты ляпнул это, не подумав, чтобы я настолько сильно в тебе не разочаровывался, — тихо выдыхает Джун. — Я не… Я не знаю? — Сынчоль, кажется, и правда не особо понимал, но ситуации это не помогало. — Пожалуйста, подумай над всем этим. Может, ты не заметил этого, но порезы от твоих «отказов» добрались до шеи. В какой-то момент он действительно может умереть. И мы оба понимаем, что Джонхан того не заслуживает. Как и ты. После этих слов Джунхвэй отталкивается от стола и покидает кабинет. Но из редакции он не выходит, а идёт к Вону. Чон, очевидно, слышал разговор, но по его лицу было видно, что он не понимает смысла. Мун раскладывает происходящее по полочкам, и в процессе разговора лицо Вону с удивлённого меняется на обеспокоенное. — Так вот в чём дело… Сынчоль и правда часто сетовал на своего соулмейта, но я и подумать не мог, что это наш Джонхан. Я честно пытался заставить его перестать так говорить, но толку от этого было… — Не нужно оправдываться. Ты в этом настолько же беспомощен, как и мы. Но нам нужно что-то делать, — устало выдыхает Джун. — Как-то свести их что ли. Чтобы они провели вместе время, и Сынчоль понял, что Джонхан неплохой человек вообще-то. Вону поджимает губы, стуча ручкой по столу. Он был согласен с коллегой. Взгляд Чона цепляется за сетку важных мероприятий на столе, и идея приходит к нему быстро. — Кажется, у меня есть идея. Я хотел отдать этот репортаж вам с Минхао, но кажется, планы придётся переиграть. Помирим мы их.