Боль, которую не выплакать

— Да ну какого черта то? Я же просил так не делать! Мы же в одном кабинете работаем! — Не я виноват, что у тебя проблемы с этим! В небольшой кабинет в редакции одного из сеульских журналов врываются два человека, которые громко о чем-то спорят. Точнее, их коллеги, что знают их довольно давно, прекрасно знают о чём. По какой-нибудь мелочи. Минхао поднимает взгляд на распахнувшуюся дверь, в которую чёрной фурией проносится его хороший друг, с которым они заканчивали университет. Этот самый друг, Джонхан, падает за соседний стол и сильно морщится, взглядом прожигая фигуру напротив. Сынчоль поправляет светлые пряди отросшего малета и скидывает с глаз чёрную чёлку. Минхао помнит, сколько Джонхан матерился вне редакции на то, что Чхве решился на двойное окрашивание. На вопрос, что мешает ему самому так сделать, Юн матерился еще больше. Никто особо не помнит, хотя скорее не знает, почему эти двое друг друга едва ли не возненавидели, но факт оставался фактом. С первого же дня, как Сынчоль пришёл на работу в их редакцию, Джонхан на него взъелся. Чхве особо долго не терпел и стал отвечать тем же. И в какой-то момент они начали ругаться по любому поводу и каждой мелочи. Как сейчас, например. Хотя эти конкретные споры идут уже неделю. — Он это специально, я точно тебе говорю, — говорит Джонхан тихо, хотя очевидно, что Сынчоль всё слышит. — Что на этот раз? — Парфюмом своим облился! А я ведь говорил, что у меня болит от него голова. Убить меня хочет. — А может вы уже переспите наконец? И голова болеть не будет. — Минхао, блять. Джонхан уже замахивается ручкой, чтобы кинуть её в друга, но в кабинет заходит главный редактор — Вону — и зовёт Минхао. Кажется, у него была для китайца работа. Тот благодарно кивает и в коридоре сталкивается с Джунхвэем, которого, как оказывается, начальство поймало ещё до того, как тот вошёл в кабинет. Джун косится на кабинет и приподнимает брови. — Каждое утро в нашем заведении начинается одинаково. Это, можно сказать, традиция, — цитирует Минхао просмотренный недавно их компанией советский фильм, что заставляет стоявшего рядом Джуна прыснуть. — Интересно, что заставит их успокоиться? — А представь, если они соулмейты? Они смотрят друг на друга несколько секунд, а потом одновременно качают головами и также одновременно говорят: — Да не, бред какой-то. А после этого их зовёт Вону для обсуждения рабочего проекта. *** Рядом с Джонханом стоит и парит стаканчик с кофе, которое заботливо принёс Минхао. Юн последние несколько дней корпит над одним интервью, пытаясь более менее прилично собрать всё это в нормальную статью. Но получалось скверно, и Су понимал почему. Как-то он заглянул в рабочие файлы и сам ругнулся, потому что в интервью была пурга. Причем очень сильно несвязная. И дело было не в том, что Джонхан плохой интервьюер. Скорее наоборот. Юн работает в издании уже не мало времени, опыта у него было достаточно, из-за чего последние пару лет Джонхан сам работает над статьями, для которых брал интервью. И вот это было прям… Да. Джонхан сидит напряженным, потому что слова не идут в адекватные предложения, темы не бьются, хотя он старался соблюдать блоки тем, а тут еще раздражающее щёлканье ручкой. Сынчоль за столом напротив тоже пыхтит и сопит над своей статьей, и при это очень громко щёлкает ручкой. Ну, как громко. Так кажется Юну. Этот звук по ушам бьёт так, что у него даже глаз в какой-то момент начинает дергаться в ритм. Казалось, что уже даже нервная система начала сокращаться в такт этому звуку, что начало злить и бесить. — Да хватит уже, — вдруг рявкает Джонхан, швырнув ручку, что держал в руках, в Сынчоля. Тот уворачивается и смотрит с недоумением. — И что это сейчас было? — Если не можешь думать без звукового сопровождения, то щелкай ручкой в другом месте. Раздражает. — Тебя раздражает даже то, что я дышу, — с таким же раздражением говорит Чхве, кидая ручку обратно владельцу. — Ты делаешь это слишком громко. — Справедливости ради, тебя бесит даже его отсутствие, потому что ворчать не на кого. У остальных на тебя иммунитет, — встревает в этот разговор Джун зная, что только так эту перепалку и остановишь. — Идите вы, — фыркает Юн, снова возвращаясь к статье. Статья хоть как-то складывается только тогда, когда уже давно стемнело. Оставалось сделать завершающие штрихи. К этому времени в их редакции практически никого не остаётся. Сам Джонхан, охрана и… Сынчоль. Даже Вону уже ушёл, тихо выведя за собой Джуна и Минхао. Юн поднимает красные от напряжения глаза на коллегу, который тоже сидел над своей работой уже несколько дней. Он был настолько сосредоточен, что вообще никак не обращал внимания на то, что его буквально сверлят взглядом. А Юн изучает глазами чужое лицо, как сильно хмурит Чхве брови, когда сильно задумывается, или прикусывает нижнюю губу, когда что-то не выходит. Иногда Джонхан думает, почему они вообще начали ссориться по пустякам, ведь если так посмотреть то… Сынчоль был человеком достаточно симпатичным, Джонхан иногда заглядывался на него, когда тот не видит. Да и голос приятный, если подумать. И, кажется, что внутри что-то даже ёкает, но вот Чхве начинает двигаться и вообще жить, как он обычно это делает, и всё встает на свои места. Правда, вопрос всё ещё остаётся без ответа. Джонхан начинает убирать рабочее место, складывая тысячу и одну бумажку, на которых были расписаны вопросы и ответы (Юн предпочитает сначала разложить всё на бумаге, а потом переводит в электронный вид), и выключая компьютер. Взгляд невольно цепляется за фигуру за другим столом, которая не шелохнулась даже. Похоже, Сынчоль буквально утонул в своей работе. Он даже не заметил, что его собираются оставить здесь одного. Джонхан тяжело, но тихо вздыхает, задумываясь на пару секунд. Знает же, что время в такие моменты не заметишь, а когда очнёшься, будет уже глубокая ночь. Что-то глубоко внутри не даёт Юну уйти спокойно и молча, пускай сам разбирается. Он смотрит на Сынчоля и как-то неприятно колется от мысли о том, что тот уйдёт с работы под утро, если уйдёт вообще. Отдых нужен всем в любом случае, как бы человек тебя не бесил. — Не знаю, как ты, а я не хочу составлять компанию Сонвону, — говорит Джонхан об охраннике, шумно поднимаясь с места. — А? — Сынчоль поднимает голову от записей и смотрит на время на экране. Уже было за полночь. — Ого! Надо же, как поздно то. Чхве буквально подрывается с места, начиная собираться, что вызывает у Джонхана приступ закатывания глаз, и он молча уходит. Спускается с их 7 этажа Юн пешком, потому что так быстрее, да и не хочется топтаться в случае чего в лифте вместе с Сынчолем. От его парфюма и так весь день голова трещит, а тут в настолько замкнутом помещении. Уже на первом этаже Джонхан прощается с тем самым охранником, после чего выходит на улицу и вызывает такси. В его район от их редакции можно попасть в такое время только на машине, ну или велосипеде. А так как машины у него нет, значит будет такси. — Что, не хочешь прогуляться и позаботиться о своём здоровье? — слышит Джонхан знакомый голос, который явно и открыто усмехается. — Тебе-то какое дело? Раньше помру, тебе же легче будет. — Да не особо. У кого ещё из нас из-за меня будет болеть голова? Сынчоль тихо, слегка хрипло, смеётся и ровняется с Джонханом, вставая с ним плечом к плечу. Джонхан в свою очередь закатывает глаза, принюхивается и морщит нос, что вызывает очередной приступ смеха у Чхве. Его всегда смешило это поведение коллеги. Хоть что-то, что не просто бесило. Вернее быть, Юн не то, чтобы всегда бесил, но чаще всего и правда сильно раздражал. Хотя, симпатичный малый, характер бы ему еще нормальный и цены бы не было. Такси подъезжает минут через пять. Они вроде большую часть времени молчали, но Джонхан все равно раздражался. Ну вот и зачем он тут стоит? Зачем? Еще и жмётся практически. Юн мог поклясться, что пару раз чувствовал, как чужое плечо касается его собственного. Из-за этого Джонхан демонстративно дергает плечами, когда отходит к машине, но всё равно кидает короткое «до завтра» на прощание. Уже будучи в машине, парень думает, что это всё же странно, и, не сдержавшись, поворачивается, чтобы посмотреть на Чхве. Тот провожает взглядом отъезжающую машину и только после этого уходит. А жил он всего лишь в одном квартале от здания, где они работали. — Странно… *** Джонхан тяжело вздыхает, стоя у входа в помещение, где ему предстоит работать. И нет, это был не их кабинет, сегодня ему нужно было провести интервью с одним айдолом. Смущал его только список «запрещённых тем». Кажется, в нём не хватало чего-то, и Юн знал чего. Только легче от этого не становилось. Вряд ли бы такое забыли упомянуть, но все же… Смущает. Джонхан мотает головой и заходит внутрь. Много думать перед интервью тоже не стоит. — То есть, Ваша первая любовь — это мальчик, с которым вы общались еще в детском саду? — смеясь от умиления спрашивает Джонхан, когда прошло уже больше половины интервью. — Да, тоже считаю это очень забавным. Причём, это не в том плане, что «этот мальчик классный, я хочу быть с ним всю жизнь», как часто думаешь тогда. Это все сложилось позже, уже в старшей школе, но было очень забавно узнать, что знакомы мы были и до этого, — отвечает Суджин, поправляя верх костюма, в котором она провела последнюю фотосессию. — В школе же я ещё была искренне уверена, что именно он будет моим соулмейтом, но… как-то не сложилось. — Насчёт этого, — Джонхан неловко запинается, чуть закусив нижнюю губу. Все же, его это всё смущало. — В стоп-листе не было ничего, связанного с этой темой и с темой, — парень прерывается на тяжелый вздох, кидая взгляд на бинты, скрывающиеся под одеждой. — Вы поняли. — Да ладно уж. Давайте называть вещи своими именами. Да, мне не повезло быть одной из тех, у кого его судьба отрицает связь. И не только отрицает. Я и не скрываю это. Думаю, что будет неплохо показать обратную сторону нашего мира. — А как… как давно было последнее повреждение? — Юн, задавая вопрос, невольно даже касается собственных рук. — На самом деле… достаточно, но не могу сказать точно. Бинты я ношу, чтобы прикрывать шрамы, да и на моей коже все почему-то очень тяжело заживает. — Думаю, нам стоит сделать перерыв. Интервью идёт еще час. И всё это время Джонхан не может отделаться от мысли, что всё это очень неправильно. В памяти так и всплывали эти бинты, даже после того, как интервью закончилось, Суджин ушла, а сам Юн изучал материал уже на рабочем месте. Страшно было представить, какие порезы могли быть там, на этих аккуратных тонких руках. И как больно должно было быть. И даже не физически, хотя и это тоже. Ничего приятного нет в том, что тебя просто так полосует. А морально. Ведь когда тебя отвергает твоя же судьба… Может, кому-то было бы и всё равно, но Джонхан уверен, сам он это спокойно не перенесёт. Да и это было не удивительно. В их мире люди были связаны самой судьбой. Скорее всего, с самого рождения, но признаки этого проявлялись где-то в возрасте средней школы. На теле человека появлялась часть надписи, которая без второй половины не имеет никакого смысла. И, казалось бы, обычная и типичная история, но их мир был настолько же жесток, насколько и благосклонен. И эта связь с родственной душой должна была быть абсолютной. Если же, после того, как вы находите свою истинную судьбу, кто-то из вас отрицает эту связь, отвергает, пытается заводить отношения не со своей парой, то у другого на теле появляются порезы. И глубина их зависит от того, насколько сильно человек отрицает связь или глубоко заходит в отношениях. Бывало, что из-за этого пара человека просто на просто умирала. И Джонхан боялся этого всю свою сознательную жизнь. Из-за этого же он практически никогда не заводил отношений, только если человек ему сильно нравился и он был уверен, что тот не встретил свою родственную душу. Юну сильно не хотелось быть причиной чужой боли. Настолько же сильно он не хотел и своей. От этих мыслей внутри все сжималось от страха. Страха того, насколько это на самом деле тяжело. Эти мысли сбивали с материала. Сильно сбивали. И Джонхан как-то неосознанно касается правой ключицы, на которой было написано «кто полюбит твою обнажённую душу». Странная фраза, но, как и полагалось, без второй половины смысла не понять. И тут же Джонхан чувствует, как его взглядом буквально сверлят. Юн поднимает взгляд от бумаг и смотрит на стол напротив. Сынчоль смотрит на него как-то странно и хмуря брови. Это заставляет нахмуриться и Джонхана, убрать руку от своей ключицы и снова вернуться к интервью.