Большая семья Узумаки

Коске не был знатоком по части отношений, но для него было очевидно, что он — прирожденный сердцеед. Не то чтобы это его очень удивило. Удивило его то, что Умеко была такой же любительницей сладких речей, как и ее сестра. Ему пришлось признать, что это был забавный — и приятный — сюрприз. Однако когда она стала его девушкой, он обнаружил, что испытывает мучительную скуку. Безусловно, она была тем еще призом. Было более чем приятно прогуливаться по Конохе и ловить впечатленные, смущенные или иные заинтересованные взгляды людей. Не многие мужчины были достаточно храбры, чтобы попытаться. Но Коске никогда не боялся Хокаге — это у него в крови, рассуждал он, — и ему доставляло удовольствие публично демонстрировать этот факт. Даже если иногда он задавался вопросом: единственная ли это причина, по которой он встречался с Умеко. Потому что временами она была совсем не той девушкой, какую он хотел. Все началось с того, что на их первом свидании он переплел пальцы с ее, не дожидаясь намека. Он ожидал, что она, по меньшей мере, проявит хоть какое-то раздражение, если не откровенно разгневается. Но она просто..... позволила ему это. К счастью, его смутное беспокойство, что он в очередной раз совершил ошибку, рассеялось, когда она оставила его с синяком под глазом за то, что поцеловал ее. Коске был уверен, что лучшая девушка — это та, за которую мужчине нужно бороться. В буквальном смысле. Другие девушки были скучными. Но почти сразу же его охватило беспокойство. Во время их второго поцелуя она осталась такой же покорной и пассивной, как и тогда, когда он держал ее за руку. Но какая-то часть его души преисполнилась гордости за то, что ему удалось покорить ее страстными поцелуями, и гордость, разумеется, победила скуку. Он оставит ее при себе. По крайней мере, на данный момент. По крайней мере, до тех пор, пока не узнает, каков на самом деле ее предел. Рука здесь, поцелуй там. Она возбуждала его своим сопротивлением, но потом быстро сдавалась. Она пыталась подразнить его? Ему хотелось так считать, но это не объясняло того, что она уделяла ему огромное количество времени для того, чтобы быть рядом с ним, довольствуясь, казалось бы, ничем большим. Она никогда не инициировала ничего, похожего на враждебность, — это всегда было его рук дело, когда он скользил рукой, быть может, чуть выше по линии ее бедра. За это она сломала ему одно из ребер. Шли недели, и их отношения, словно бумеранг, вызывали у него странную боль в животе. Это раздражало. Она раздражала его. Коске никогда не раздражался. Невероятно расстраивало, что он, казалось, не мог понять, почему: почему она уделяла ему так много времени и внимания и при этом не выказывала абсолютно никаких признаков того, что она что-то от этого получала. Честно говоря, казалось, что она оставалась рядом с ним только для того, чтобы доставить ему удовольствие. Она никогда не просила его ни о чем. Никогда не проводила границ после того, как один раз жестко отталкивала. Никогда не задавала вопросов и не бросала вызов. Казалось, она даже не ревновала и не обижалась, когда он намеренно переводил взгляд на других девушек в ее присутствии. Коске признавал, что он высокомерный парень, но он не был столь высокомерен. Он знал, что отношения завязаны на неких эгоистичных желаниях. Знал, что Умеко не просто хотела быть рядом с ним ради того, чтобы быть рядом. Знал, что она точно хочет чего-то от него. Только вот он понятия не имел, чего именно. И это его раздражало. Ему была ненавистна мысль о том, что предполагаемая девушка его мечты может быть бескорыстной. Он не хотел кого-то, кто позволил бы ему делать все, что он захочет. Ему нужен был кто-то, кто провел бы черту. Потому что Коске был сторонником того, чтобы раздвигать границы. А с девушками, которые не сопротивлялись, было неинтересно. Но даже это не было всей причиной. Конечно, он мог чувствовать легкое раздражение, но почему у него все сильнее разрасталась боль в животе каждый раз, когда она безразлично принимала то, как он завоевывал ее тело? Это… чувство вины? Отвратительно. Он точно должен был прекратить все. Он подумывал о том, чтобы бросить ее, но на ум сразу же приходил миллион оправданий. Он все еще не знал ее истинных пределов. И она развлекала его. И, конечно же, очевидный плюс — право похвастаться. Поэтому он оставил ее при себе и упорно трудился, чтобы сдержать странное чувство вины. Через несколько месяцев с начала их отношений, сразу после его пятнадцатилетия, он решил подарить ей настоящий поцелуй — не совсем то, чего ему хотелось: его руки находили гораздо более интересные вещи, которые ему хотелось бы проверить. Как и ожидалось, она начала отстраняться, но он решил раздвинуть границы дальше. Чтобы попытаться заглушить это глупое чувство, подлив масла в огонь. Он схватил ее за волосы и прижал к себе в принудительном жесте, что, как понимал, было ужасно неправильным, даже если он не хотел признаваться в этом. Она чуть не раздавила ему горло, оттолкнув его от себя, и он рассмеялся. По крайней мере, она всегда знала, как его развлечь. Это была его Умеко. Но на этот раз она не сбежала. Она осталась сидеть именно там, где он ее оставил. Только она была совсем не похожа на себя. — Не делай так, — сказала она. Она хотела. И хотя ее голос был таким же ровным и холодным, как всегда, она обхватила себя руками. Жест не значил гнев, а был знаком чего-то, чего он никогда раньше не замечал за ней. Уязвимость. Ему почти захотелось расплакаться. Что, черт возьми, он творил? — Хорошо, — сказал он, сглотнув. И он понял, что в этот момент ему ничего так не хочется, как быть рядом с ней. Внезапно он понял, что значит хотеть быть рядом с кем-то просто, чтобы быть рядом с ним. Внезапно он оценил, что она позволила ему остаться рядом с ней вот так. И он понял еще одну вещь, когда нежно вложил руку в ее и почувствовал, как ее теплый пульс почти идеально совпадает с его. Он полюбил ее. — Прошло почти два месяца, прежде чем он решил, что пришло время познакомить ее с семьей. Коске был полон решимости загладить свое плохое поведение по отношению к Умеко, проявив к ней максимальное уважение. И он не уважал никого более, чем семью. Когда он упомянул, что встречается с Умеко, его мать удивилась и отнеслась с некоторым подозрением к новости, а отец, казалось, был странно удивлен. Предложив пригласить ее поужинать с ними, реакция была почти такой же, только более выраженной. — Настолько серьезно? — спросила его мать. — Хм, — ухмыльнулся его отец, а затем отвел взгляд в сторону, словно представляя себе что-то невероятно забавное. Но никто из них не протестовал. Несмотря на строгий режим тренировок, к которому он был прикован еще с тех времен, когда был генином, он понял, что клан Учиха предоставил ему значительную свободу по жизни. Поэтому он с гордостью и, наверное, даже с некоторым колебанием вошел, держа Умеко за руку, и усадил ее за стол. Как обычно, она почти не проявляла интереса к общению. — Приятно познакомиться с тобой, Умеко, — сказала мать Коске, одарив ее теплой улыбкой. — Взаимно, — монотонно сострила она. Произнося это, она смотрела на фотографию на стене позади женщины. Отец Коске предпочел промолчать, но его родители обменялись беглыми взглядами. Взгляды, о которых беспокоился Коске. Он беспокоился и о резкости сестры, но у нее было задание вместе с командой и, к счастью, она отсутствовала. Однако, очевидно, причин для беспокойства не было, потому что Саске, не сказав ни слова, вернулся к еде. Опасность миновала. — Так, как долго вы уже вместе? — спросила ее мать Коске. Он нахмурился и, соблюдая все правила этикета, принялся за еду. — Десять месяцев и шестнадцать дней, — ответила Умеко почти мгновенно, сидя совершенно неподвижно. Коске с недовольной ухмылкой прожевал кусочек. Сразу в странности. На мгновение воцарилась тишина. Затем она заговорила снова, по-прежнему с улыбкой обращаясь к Умеко. — Должна сказать, я рада, что вы с Коске счастливы. Он, похоже, очень нравится тебе, да? Ее улыбка стала почти дразнящей. Умеко никак не отреагировала на это, выражение ее лица оставалось бесстрастным. — Он сносен, — заявила она. Коске искоса взглянул на нее, приподняв бровь. Он не мог сказать, что удивлен, но в то же время немного нервничал из-за ее непредвиденно проснувшегося чувства юмора прямо здесь. В прошлом она не раз отпускала в его адрес саркастические колкости: несколько первых были настолько неожиданными, что он совершенно не понял их до тех пор, пока не прошло какое-то время. Его мать без особого энтузиазма усмехнулась. Все это время Саске ел молча, даже не поднимая глаз на остальных. Некоторое время ужин продолжался в мучительно неловком молчании. По крайней мере, так чувствовал Коске. Он мог сказать, что его мать испытывает то же. Однако ни его отец, ни Умеко, казалось, не были особенно обеспокоены. — Надеюсь, я не слишком прямолинейна, — внезапно заговорила его мать, нарушая напряженное молчание, — но что заставило тебя изменить мнение о Коске? Она вновь улыбнулась Умеко. — Мам, серьезно? — почти сразу же спросил Коске. Не совсем подходящая тема для разговора при первой встрече. Но его мать изначально никогда не была сильна в подобных вещах. Умеко, как и прежде, ответила нарочито бесстрастным тоном. — Он обещал мне шаринган. Саске закашлялся, его плечи застыли от напряжения. Снова воцарилась тишина, но на этот раз она была сдавливающей. Через мгновение Коске прочистил горло. — Ха… Да… Умеко, не самая лучшая шутка, — сказал Коске, кладя свою руку поверх ее с нерешительным выражением лица. — Ты сам предложил, — сказала она, поворачиваясь к нему лицом. За последние месяцы он научился читать ее скрытые эмоции, и его потрясло, когда он заметил в ее глазах намек на замешательство, хотя и не был уверен, что еще могло стать тому причиной. Она продолжила, казалось, заметив его потрясение: — «Я бы отдал глаз, если бы ты стала моей девушкой», — продекламировала она его признание, случившееся столько месяцев назад, таким отстраненным голосом, что оно прозвучало жутковато. — Можешь идти, — наконец проговорил Саске, оторвавшись от еды и пристально посмотрев на Умеко. Без вопросов, она пошевелилась, собираясь встать, но Коске остановил ее, положив руку ей на плечо. — Подожди! Пап, серьезно, пожалуйста, не надо. Умеко, какого черта? Он даже не был уверен, что думать в такой ситуации. Это часть соперничества Узумаки и Учихи? В прошлом она никогда не проявляла никакого интереса к подобному, поэтому он был совершенно ошеломлен ее внезапными попытками высмеять его клан. Ошеломлен и немного зол, если быть честным с собой. Но он знал, что этому есть какое-то совершенно логичное объяснение, потому что Умеко всегда была абсолютно логична. — Я не предлагал ей шаринган, так что давайте просто поговорим о чем-нибудь другом. То, как она резко повернула к нему голову, было, пожалуй, самым шокирующим моментом в его жизни. Потому что именно в эту секунду он понял, что она говорила серьезно. — Если ты не отдашь мне его, мне с тобой делать нечего, — холодно заявила она, и в ее голосе послышались нотки волнения. Гнева. Он был совершенно ошеломлен. — Убирайся, — прорычал Саске, медленно выпрямляясь в полный рост. Она встретилась с ним взглядом, когда встала. После чего, даже не взглянув больше на Коске, она ушла. — Умеко метнулась по крышам к дому Какаши. Было сложно описать, что сейчас она чувствовала. Гнев не совсем точно описывал ее чувства. Она так редко испытывала такую смесь эмоций, что, казалось, она могла захлестнуть ее. Это было логичное решение. Она хотела получить шаринган — это было главной целью затеи, — а он не хотел его предоставить. Гнев был логичен. Она должна была разозлиться на него за то, что он отказался от их соглашения. Ее смущало, что она чувствовала нечто большее, чем просто гнев. Она хотела очутиться рядом с Какаши прямо сейчас. Он был ее наставником на многих уровнях в годы ее взросления. В прошлом он много раз давал ей консультации. Перед ее мысленным взором промелькнул образ Козакуры в объятиях их матери. Козакура проливала слезы из-за расставания, и, несмотря на то, насколько нелогичным это казалось, Умеко всегда оставляла в себе место, наполненное бесконечным, безоговорочным принятием странных причуд близняшки. Поэтому она без осуждения наблюдала, как ее мать обнимала сестру и гладила ее по волосам, убеждая, что все еще будет лучше, что нет необходимости долго плакать, когда впереди так много хорошего. Умеко замедлила шаг и остановилась. У нее никогда не было таких отношений с Какаши. У нее никогда не было таких отношений с родителями. У нее даже не было подобных отношений с Козакурой. В мгновение ока, окутанный невероятно мощной чакрой, перед ней внезапно оказался ее отец. Он бросил один серьезный взгляд на ее лицо, как потом она ощутила, как он подхватил ее на руки и с той же непостижимой скоростью понес обратно в свой кабинет. — Ах, — он выглядел смущенным, когда поставил ее на пол. — Ты была у Саске, а потом ушла одна, и я подумал… Она не стала дожидаться, пока он закончит, шагнула вперед и молча прижалась лбом к его плечу. Он обнял ее, и она медленно, нерешительно подняла свои руки, чтобы обхватить его. Это было странно. Умеко многое поняла в объятиях своего отца. — Все будет хорошо, — тихо сказал он ей. — Знаю, — ответила она, ее голос был таким же бесстрастным, как и всегда. — Спасибо, — она немного помолчала. — Папа. — Коске смотрел в стену большую часть недели. Он очень хотел бы разозлиться еще больше. Хотел бы разозлиться настолько, чтобы разнести мир на куски. Вместо этого он был зол настолько, что готов был расплакаться. Но отказывался. Умеко полностью одурачила его. Она с самого начала никогда не хотела его. Оглядываясь назад, он должен был это заметить. Даже если она не обсуждала этого с ним напрямую, сейчас задним числом он анализировал некоторые из их разговоров, и… Когда она спросила его: «Слева или справа?», он зачесал ее челку вправо. «Ну?» — спросила она его. «Справа, разумеется», — ответил он, приподняв бровь, поскольку это было очевидно. Только все было не так. Она говорила о том, чтобы украсть его гребаный глаз, а не о прическе. Какого хрена? Концепт «девушки, за которую ему нужно бороться» вышло на совершенно новый уровень. Нелепица. Из этих отношений ничего бы никогда не вышло. Определенно, ни за что. Никогда. Все было кончено. Только вот… В какой-то странной, смущающей его части сознания он начал задумываться о том, какими могли бы быть их отношения. Все шло так хорошо, если забыть — или, может, немного приукрасить — ту часть, где она хотела его глаз больше, чем его самого. За последний месяц она даже несколько раз брала его за руку по собственной инициативе. Когда дело доходило до Умеко, это было важно. И в самом деле, кому вообще нужны два шарингана?