Четвертьфинал

Это казалось Кэйе крайне несправедливым, о чем он всенепременно рассказывал всем и каждому, кому не повезло оказаться рядом во время их разговора с Альбедо. Последнему оставалось лишь вздыхать и отвечать со снисхождением, что старосты заслужили отдельную ванную не просто так, да и, к слову, Кэйе стоит только попросить ключ, и он с удовольствием его ему вручит, лишь бы тот не продолжал канючить.  Но Кэйа продолжал канючить и ныть, даже получив связку ключей на руки.  Стоял конец апреля, теплый-теплый, с ярким солнцем, молодой травкой и пухлыми почками, которые одна за другой лопались, расцветая яркой свежей зеленью. Помимо радости от скорого конца учебы, весна дарила им тревогу из-за предстоящих экзаменов и восторг ожидания финала кубка школы по квиддичу. Тревога и восторг менялись местами, передаваясь от одного ученика к другому, и если Кэйа Альберих совершенно не волновался касаемо экзаменов и показательно дремал в библиотеке вместо зубрёжки, Дилюк был готов, судя по выражению его лица, начать качаться из стороны в сторону после пяти минут бурения книжки взглядом.  Стоило, однако поставить их на поле для квиддича и вручить метлы, все менялось на корню: обычно спокойный Кэйа вмиг терял свое зазнайство и самодовольство, нервно перекрикивая Герту ненужными советами и волнениями. Этим он доводил её и остальную команду, пока капитан не пригрозила ему временным отстранением от игры. Кэйа замолчал. Это совершенно не значило, что он успокоился.  Поэтому Альбедо был в какой-то мере рад, когда Кэйа попросил у него ключи от ванной старост. Ему не мешало расслабиться в большой горячей ванне с пеной и разнообразными маслами.  Это была белая, просторная комната с большой прямоугольной купальней, выложенной плиткой в разноцветные бутоны, и множеством кранов, а единственное окно, массивное и высокое, украшал витраж с русалкой, скрывая купальню от солнца и  любопытных взглядов, если бы кто-то захотел подняться на метле и подсмотреть. Русалка, заметив Кэйю, приветливо помахала ему разделенной чёрными линиями спайки рукой. Он улыбнулся ей, помахал в ответ и принялся крутить краны, наполняя комнату паром и мягким запахом трав. Она, стеклянная и неживая, хихикнула, когда Кэйа разделся догола и поспешил нацепить на бедра полотенце, а потом быстро юркнул в пену. От горячей воды тело приятно обожгло, по рукам прошли мурашки, а спина зачесалась; вынырнув, Кэйа с облегченным вздохом облокотился о бортик и прикрыл глаза.  Он настолько расслабился, что не сразу услышал неуверенное шлепанье босых ног по мраморной плитке, приняв его за шум воды. Однако, когда, приоткрыв глаз, Кэйа увидел человека, то вздрогнул и чуть не соскользнул в воду с головой.  – Кхм, это ванная старост, – нахмурился Дилюк, неловко переминаясь с ноги на ногу. Он ещё не переоделся – по-видимому, шум воды сбил его с толку.  Кэйа обрадовался, когда понял, кто перед ним стоит; он понимал, что Дилюк тоже мог настучать на него за пользование чужой ванной, но наотрез отказывался в это верить. Поэтому, потянувшись, он посмотрел на него с наглой улыбкой. – Ну да, Дилюк. Это ванная старост, – передразнил он и выпрямился. – Ты староста?  – Ты тоже не староста.  – У меня есть разрешение.  – Хорошо, – Дилюк устало выдохнул и, нервно прокашлявшись, развернулся. – Я тогда позже зайду.  – Эй, ванная огромная. На нас двоих точно места хватит. Дилюк нервно поджал губы, осмотрел ещё раз купальню, Кэйю, русалку, которая, заинтересовавшись их диалогом, хитро щурилась в его сторону. Она его смущала, но, подумав, гриффиндорец буркнул: "Ладно" и ушел к раздевалкам. И только тогда до Кэйи дошло, что он предложил.  Сам тому удивляясь, Кэйа смутился, причем не наготе, которую тут же представил. Точнее говоря, будь перед ним Альбедо, или даже Джинн с Лизой, даже вдвоем, он бы и ухом не повел. Когда Дилюк вышел к нему, неловко замотанный по пояс в полотенце и завязавший свои волосы в пучок, Кэйа, который уже было собрал обратно свою уверенность, вновь растерялся и забыл, куда хотел смотреть. Хотел – на него, на белоснежную кожу, грудь, руки, ребристые из-за контура мышц, ноги и все, что скрывало смешное белое полотенце. Кэйа моргнул пару раз, полагая, что Дилюк, пожираемый им, сейчас сгорал со неловкости. Вздохнул, повернулся вбок, положил локоть на бортик и подпёр ладонью руку, смотря куда-то в сторону. Уже не увидев, как Дилюк от такой реакции поджал губы, он лишь почувствовал, как от его погружения в воду по воде прошла рябь. Дилюк глубоко вздохнул, прикрыл глаза, откинул голову и будто бы задремал. Кэйа наблюдал. Ему было неловко. Хотелось поговорить.  Он аккуратно, стараясь особо не беспокоить воду, двинулся к другой стороне огромной ванной. Когда Дилюк это понял, было поздно – Кэйа сидел рядом. – Тебе чего? – спросил он и на всякий случай отодвинулся.  – Вопрос есть.  Он не хотел звучать сколько-либо сурово, но, судя по тому, как нахмурился Дилюк, прозвучал так, что, не дай он ответ на его вопрос, и тот сварит его заживо. Кэйа вздохнул. Это получалось само собой. – Какой? – Дилюк слегка дернул головой. Кэйа смотрел сурово, от напряжения начав жевать нижнюю губу.  Он совершенно не придумал, о чем его спросить.  – Кем ты хочешь стать? По Дилюку было видно, что вопрос оказался совершенно не тем, чего он ожидал, но Кэйа смотрел прямо в глаза и так пронзительно, что ему стало страшно.  – Кем "хочу" или кем "буду"?  Кэйа неопределенно пожал плечом и повернул голову к воде. Вспомнил, что обычно он – наглый и уверенный в себе. Дернулся. Поднял нос.  – Кем будешь.  Дилюк фыркнул и тоже отвернулся от него, смотря куда-то в сторону многочисленных кранов.  – Мой отец хочет, чтобы я стал мракоборцем.  Образ наглого и уверенного в себе тут же рассыпался; Кэйа дёрнулся, от его поворота по воде зарябили круги, и он вновь уставился на него широко раскрытыми глазами.  Он не удивился, скорее почувствовал долю возмущения и обиды; разумеется, чистокровный Дилюк Рагнвиндр будет аврором, мракоборцем в красивом плаще и шляпе, будет ходить по Министерству с важным видом и искать преступников, и появляться на снимках газет магического мира. Разумеется, он им будет.  – Это… многое объясняет, – тихо выдохнул Кэйа. Дилюк вопросительно нахмурился. – То, что мы с тобой посещаем одинаковые элективы, хотя очевидно, что от зелий тебя тошнит.  Дилюку потребовалось несколько секунд, чтобы понять. – Ты тоже?! – Кэйа кивнул. – О… ого.  – Да. Только я хочу стать, а ты… будешь, – всё его недовольство и раздражение, которые вспыхнули после услышанных слов, потухли так же быстро от одного взгляда на Дилюка и на то, как тот осел, посерел, опустил глаза, поджал губы. Стало понятно: он – не первый, кто реагировал на его слова подобным образом. Кэйа быстро понял, почему, нахмурился, прочистил горло, задавил раздражение воздухом и парами лаванды. – Прости. Просто… для меня это единственная возможность стать… чем-то в этом мире, то есть, волшебном, а ты от нее отказываешься.  – У тебя-то? – Дилюк улыбнулся. С тихим всплеском он вынул руку и облокотился ею о бортик. – Да за тебя драться будут в любой организации, если ты подашь туда заявку. В министерстве в том числе. Кэйа дёрнул плечом. Слышать подобное не от профессоров и без противного "если подкорректируешь поведение" было приятно, но продолжать тему, чтобы выудить ещё комплименты, он не стал.  – Так, ну, а кем ты хочешь быть? Дилюк плавно опустился в воду по горло и тихонько подул на пену, подплывшую прямо к нему. Кэйа смотрел неотрывно, хотел получить ответ, и он с неохотой дал его.  – Не… знаю, – протянул он. На секунду губы дрогнули. Дилюк улыбнулся и повторил увереннее. – Не знаю. – Совсем? А почему не хочешь быть мракоборцем? Я думал, это престижно.  – И работать с отцом? – он усмехнулся, а Кэйа замолчал. Он этого не понимал, ему не с чем было сравнить, но почему-то возмущение, которое забурлило в нем ранее, стихло, стоило взглянуть на Дилюка и на то, как, вспомнив отца, он сник.  – А со мной? Он сам не понял, как позволил себе ляпнуть что-то такое, тут же попытался, фальшиво улыбнувшись, обернуть всё в шутку, и Дилюк поймал эту панику и улыбнулся в ответ. – Ты сам его не выдержишь.  – Да ладно, – Кэйа всплеснул руками и невзначай обрызгал их водой. – Министерство огромное, не думаю, что мы будем встречаться достаточно часто, чтобы захотеть друг друга прирезать.  – Ты не хочешь знать, каким он может быть назойливым, – Дилюк откинул голову. Кэйа смотрел на изгиб шеи, кадык и прикрытые веки, на курносый нос с едва видной горбинкой и пухлые губы. Он дышал тяжело, медленно, таял в паре и пене, и вода лениво толкала пену каждый раз, когда он делал вздох. Боковым зрением Кэйа уловил, что витражная русалка с ехидным лицом наблюдает за ним. Дилюк, не открыв глаз, пробормотал. – Давай о чем-нибудь другом? Смотря себе на колени, Кэйа тихо ответил: – Давай.  – Ты собираешься получать удостоверение анимага? – Кэйа не спешил отвечать, и Дилюк, приоткрыв глаз и увидев на его лице недоумение, едва дёрнул пальцами. – Ну, я слышал, это рассматривают как плюс, если хочешь стать мракоборцем.  – А, это. Разумеется я хочу! Но вот моя деканша думает, что я этого пока не… заслуживаю, наверное. И Варка так считает.  Дилюк удивлённо посмотрел на него.  – Ты? А, это из-за тыкв? И того случая на третьем курсе? И из-за недавнего, и… – Молодец, – процедил Кэйа. – Угадал. В мракоборцы не берут вредителей. – Ты не... – В любом случае, скорее всего я буду это делать сам. – Угу. И какую бы животную форму ты хотел получить? Вопрос такой же, как "кем ты хочешь стать". Детский, смешной, наивный, предназначенный исключительно ради продолжения беседы, потому что разве Дилюку может быть интересно подобное? – Мы не можем это выбирать, но если бы могли… Пожалуй, небольшого хищника. Типа ласки, наверное. Да, это будет оптимальный вариант. Они гибкие, быстрые, небольшие. Теплокровные, в отличие от змей, значит, не надо будет тратить время на поиск тёплого места, если нужно пребывать в животной форме долгое время. А жука прихлопнут, или посадят в банку, – Кэйа прекратил говорить – услышал, как Дилюк легко хмыкнул, прикрыв глаза. – Что? Не говори, что ты не думал об этом.  – Не думал. Как ты сказал, мы не можем выбирать, в кого будем обращаться. А вообще, – он улыбнулся и приблизился, и Кэйа вновь увидел этот лукавый, гордый прищур, который зацепил ещё в библиотеке. – Я знал, что ты зубрилка, но не думал, что настолько. Не удивлюсь, если все это, про анимагическую форму, у тебя в тетрадке расписано. – То есть, мои конспекты по зельям тебя не впечатлили? – Кэйа искренне оскорбился, чем вызвал тихий смех.  – Ужасали. Ты писал больше, чем Тимей говорил.  – Ты слышал меньше, чем он говорил, вот и всё, – фыркнул он, стараясь удержать улыбку. Дилюк закачал головой, повернулся к нему, намеревался что-то сказать. Замер. И Кэйа тоже. Он уже успел рассмотреть его всего, и сейчас ему стало неловко под теплым взглядом, замершим в шуме воды. Кэйа напряжённо выдохнул, повернулся вперёд и потёр рукой шею, и чем дольше – на деле, прошло не более половины минуты, но Кэйа неожиданно разучился считать время – они так сидели, тем меньше Кэйе хотелось бездействовать, и тем сильнее в груди росла, комкуясь, тревога, что любое его движение окажется обречено на провал. Когда Дилюк "ожил", отвернулся и опустился под воду с головой, тревога достигла такой силы, что Кэйа подумал, что он разочаровался в его бездействии, и, возможно, даже сильнее, чем он сам. Он смотрел, как Дилюк выныривает и стягивает с волос резинку, и как те, тяжёлые и мокрые, рассыпаются по плечам и лбу. И пока Дилюк был занят, ворча, убирая их с лица и ища пробор, Кэйа украдкой, тайком, боясь обжечься и обжечь, потянул руку под водой и аккуратно коснулся мизинцем его коленки. Понадеялся, что тот этого не заметит. Он как будто проводил серьезную операцию, и та требовала от него уставиться в воду и не моргать, и Дилюк не мог этого не заметить, этой фрустрации, смешной, глупой и странной. – Кэйа? – он прозвучал тихо, и Кэйа не отвёл взгляда, как если бы не услышал. Но он услышал и легко кивнул ему. – Все хорошо? – Да. Он выпалил и резко кивнул, и умер – в тот момент, когда Дилюк, улыбнувшись, под водой коснулся его руки и, поднырнув под нее, взял ладонь в свою. В тот момент Кэйа подпрыгнул, и Дилюк тоже испугался, и тут же стал извиняться, постарался отодвинуться – Кэйа залепетал, что извиняться не надо, двинулся вперёд, соскользнул с бортика, на котором они сидели, и, всё ещё держась за Дилюка, ухнул с головой под воду.  – Кэйа! – он не успел подхватить его или поймать; Кэйа сам выскочил из воды, заодно обрызгав его и бортик. Дилюк рассмеялся, Кэйа покраснел. Ему стало обидно: он не привык быть неуклюжим, не хотел быть таким, не перед Дилюком. От обиды на глаза навернулись слезы; на них он разозлился и рисковал в итоге утонуть в тяжёлых, противных чувствах, если бы был один. Если бы Дилюк не потянулся и рукой не убрал со лба мокрые волосы. Если бы не коснулся, опуская руку, его щек.  Он смотрел на него, чувствовал, как в звенящей, лишённой человеческого присутствия тишине Дилюк тянется к нему, осторожно, ломано, медленно. И тоже потянулся, и тоже приоткрыл рот, и прикрыл глаза.  Поцелуй вышел мягким, едва заметным, как перышко. Дилюк коснулся его и легко поцеловал, почти не двигаясь на губах, такой нежный и смешной. Кэйа моментально забыл о стыде и обиде, для них попросту не осталось места; кажется, они просто соприкоснулись губами, но это было то, чего он хотел – приблизиться, коснуться, трогать, быть рядом. Он почувствовал, что Дилюк начинает отстраняться, и успел еще раз коротко и быстро поцеловать его, мягко взял под водой руку, не желая отпускать, но и не держал.  Дилюк поджал губы, улыбнулся, выпустил тихий, неловкий смешок.  – Прости, – он пробормотал тихо. Слова путались, и Кэйа его понимал. Он широко улыбнулся, когда понял, что Дилюк не отпустил его ладонь.  – За что? – Ну… не знаю, это, ну, за… – Кэйа дал ему время на то, чтобы собраться, и Дилюк, сделав это, поднял теплые глаза к нему. – Может, с тобой я бы и стал мракоборцем. Кэйа рассмеялся, пододвинулся вплотную и снова наклонился к его лицу, склонил голову. Любовался, и Дилюк перестал говорить. Кэйа выдавил тихо: “можно еще?”, и Дилюк, растерявший уверенность, кивнул. Он поцеловал уголок губы, затем сами губы, углубил поцелуй, почувствовав, как тот отвечает, коснулся рукой щеки. Оторвавшись, он коснулся лбом его лба и рассмеялся. Дилюк подхватил. Им было так хорошо, эфирные масла и собственные мысли разнежили их головы, и Кэйе захотелось просто завалиться ему на плечо и заснуть. Каждое прикосновение Дилюка – а тот наконец-то ожил и теперь гулял пальцами по его рукам, мягко и осторожно, – щекотало, ощущалось, как бабочки и легкая щекотка. Осмелев, он произнес: – Ты мне нравишься, – и тут же почувствовал, как рука у него на локте остановилась, а потом спустилась вниз и снова, который уже раз, взяла его пальцы.  Дилюк ответил. Почти сразу же их тишину прервали резкие, громкие аплодисменты. Сидящая на стеклянных камнях стеклянная русалка хлопала и широко улыбалась, рассматривая их, как любопытная птица. Дилюк выскочил из ванны, выпрямился, моментально схватил полотенце и принялся завязывать его вокруг бедер. Кэйа успокоился довольно быстро, положил голову на руки и лег на бортик, смотря, как тот ходит по комнате, весь красный, и нервно кашляет. В своей голове он вновь целовал его, и теперь, получив разрешение на близость, целовал не только губы. Он подошел к Дилюку, который отвернулся, как только тот вышел из воды, похлопал его по плечу и провел по нему, обошёл, развернулся и, ухмыляясь, смотрел, как тот краснеет, но не знает, куда смотреть. – Увидимся, Рагнвиндр? Завтра, часов в шесть у озера. Согласен?  Дилюк перестал ёрзать и улыбнулся.  – Приглашаешь на свидание? – Кэйа загадочно пожал плечами. Когда Дилюк ушел, он не сдержался и тихо рассмеялся, закрыв рот рукой. Повернув голову, он быстро взглянул на витраж.  Волшебная русалка, которая обычно сидит на ярких витражных камнях и расчесывает длинные волосы, уплыла по своим делам.